Меченая

Рин прижималась спиной к его горячей груди, изо всех сил пытаясь скрыть свое волнение, чтобы он не отстранился. Ее господин хоть и был не из пугливых, однако любая нервозность с ее стороны могла повергнуть его в замешательство. Но это лишнее. Рин просто немного робела от его близости, совсем чуть-чуть и то с непривычки, ведь до вчерашнего вечера он и коснуться себя толком не позволял. Даже взять его за руку казалось ей раньше пределом мечтаний, а теперь его руки расслабленно лежали на ее животе, изредка поглаживая кожу кончиками пальцев. Великий Демон обнимал ее. Сам. Не по ее просьбе. С невероятной осторожностью, которую неопытная Рин ошибочно принимала за нежность. Что, впрочем, сути не меняло — ее душа полнилась счастьем. Затаив дыхание, девушка наблюдала, как расходятся круги по воде — все шире и шире, пока не исчезнут. Ночью Сещемару запретил ей спускаться к реке и омывать водой тело, чтобы его запах успел сохраниться в глубинах ее естества, а утром, стоило ей пробудиться, отнес полусонную Рин к горному озерцу, куда еще не ступала нога человека. На дне скалистой чаши чистый, как слеза, водоем дышал тишиной и покоем. Вода в нем оказалась достаточно теплой и, погрузившись в нее, Рин поежилась всего пару мгновений — то ли от разницы температур, то ли от необычного внимания золотых глаз, наблюдавших за ней неустанно. Сегодня демон решил не отсиживаться на берегу и тоже вошел в воду, однако в отличие от своей спутницы, ничем не выдавал возможную неловкость — ни словом, ни жестом, ни единым мускулом на лице. — Господин Сещемару, — обронила Рин тихо, когда Владыка Запада потерся губами о едва подсохшую ранку на шее. — Вы снова укусите, да? Кожа вокруг укуса воспалилась и была крайне чувствительной, но Рин не боялась ни когтей Сещемару, ни его хищных клыков. Он ведь не волк, некогда в клочья разодравший ее беспомощное тельце, он — ее покровитель, ее мужчина, ее супруг. Боль от его ласк она терпела покорно. К тому же трудна только первая ночь, а потом боль пройдет, уступив место блаженству. И метка демона со временем заживет, зарубцуется, превратится в аккуратные шрамы. Это — доказательство его защиты; символ брачных уз, связавший две души на века. С его меткой статус Рин не будет подвергнут сомнению. На глупый вопрос Сещемару, естественно, не ответил. Затылком Рин чувствовала потоки выдыхаемого им воздуха, ровные и размеренные — значит, все хорошо и господин не сердился. Вероятно, обдумывал что-то в своей типичной манере, затем перехватил ее длинные пряди и перебросил волосы наперед. Девушка зажмурилась и глубоко задышала. Нет, нет, она и не думала сопротивляться. Все в ней теперь принадлежало ему, и она искренне благодарила богов за благосклонность возлюбленного. Он выбрал ее. Сделал ее своей парой. Не служанкой, не наложницей, а той, кто останется с ним до конца. Да какой чистокровный пойдет на такое? Только влюбленный, чью мораль и гордыню сломило преображение духа, а потому… Пускай кусает. Пускай вгрызается в самую плоть, выпустив звериную сущность на волю — она не испугается. Она выдержит его. Выдержит любую боль, но ни за что от него не откажется. — Рин, — внезапно раздался чарующий голос супруга. — Расслабь тело. Нынче в укусах нет надобности. И Рин мигом расправила напряженные плечи. Она знала: он не причинит ей вреда. Шершавым языком демон прошелся по девичьей шее, лизнул метку — бережно, стараясь не нарушить корку запекшейся крови. Один раз, второй, третий. Смочил каждый оттиск клыка заживляющей слюной и на мгновение отпрянул. Вчера он предупредил, что отныне будет следить за ее здравием и она не должна противиться или стесняться его действий. Сказал, мол, ничего постыдного здесь нет, забота о своей паре — дело чести; не стоит отрекаться от благ, которые дает чистокровный. Рин вроде бы понимала, но все равно не могла справиться с чувством неловкости. Юное тело отзывалось на ласку почти против воли. Конечно, она уже слышала от госпожи Кагоме о повадках псового клана, поэтому желаниям господина не слишком удивлялась и необычным врачеваниям не препятствовала, однако… К таким прикосновениям она еще не успела привыкнуть. — Боль скоро утихнет, — заверил Сещемару с явным удовлетворением. — Спасибо… — Она погладила под водой костяшки его пальцев. — Но Вы зря переживаете: больно было недолго. А может, я просто от неожиданности испугалась… Но Вас я не боюсь, Вы не думайте! — Не шевелись. Он снова прильнул к месту укуса, повторяя манипуляцию, и Рин слегка отклонила голову, чтобы ему было проще. Сквозь приоткрытые губы, его язык успокаивал ноющие ранки; облизывал то вдоль, то поперек, вкушая слабые отголоски человеческой крови. Рин не знала, считал ли он людей своей пищей, ведь благородному господину не подобает охотиться на столь ничтожных существ, но судя по тому, с каким пылом он отдавался занятию, она сделала вывод, что ему, вероятно, приятен ее вкус. На долю секунды ей даже захотелось ощутить его клыки на своей шее. Было в этом нечто такое, что будоражило воображение, пробуждая дикие желания в невинной душе. И хотя в миг, когда цепкие клыки смыкались на девичьем теле, Рин чудом сдерживала слезы, сейчас ожидание болезненного единства наполнило девушку мягкой истомой. — Господин Сещемару, а я вкусная? — спросила она, покраснев до ушей. Демон был, видимо, пойман врасплох. Услышав вопрос, он заметно напрягся. — Вы можете укусить меня, если хотите. Мне, честное слово, не страшно! — Рин, не пойми меня неправильно, — произнес Сещемару все тем же ровным, благородным тоном. — Соединиться со мной во второй раз ты пока не готова. Жрица просила ждать до полной луны, прежде чем мы повторим. — Ой! Простите! — Зардевшись пуще прежнего, Рин обхватила ладонями пылающие щеки. — Как неловко… — Поясни. — Я подумала, что Вы хотите… Что Вам нужно… Договорить она не успела. Рука господина, до сих пор отдыхавшая на ее животе, опустилась ниже — и девушка встрепенулась, сведя ноги плотнее, однако смекнув, что к чему, быстро обмякла. Она не должна от него закрываться. Тем более, что с ней его руки ласковы и нежны, прикосновения — осторожны, словно не демон он вовсе, а божество, пленившее душу и тело своим неземным превосходством. Ее колени слегка раздвинулись. Сердце забилось быстрее, голову повело. — Твоя плоть еще больна, — заключил он, скользнув пальцами по гладкой коже и, ничуть не смутившись, смыл с ее бедер следы ночной связи. — Ляг на спину. Нужно заживить. — Заживить? — Рин непонимающе сморгнула. — В таком положении я не смогу достать до сокрытой раны. Наконец, смысл его слов становился понятен. Невольно дрогнув, девушка сползла с его колен, а заодно — с подводной ступени. Окунулась в воду по самые плечи. — Вы что, Вы собираетесь «там» целовать? — Не целовать. Заживить рану, — поправил Владыка, глядя в застыженное лицо своей дражайшей супруги. — Смущение здесь неуместно. Твоя болезнь оскорбляет меня. — Бабушка Каэде сказала, что я могу обратиться к ней, если будет что-то тревожить. — Ты согласна довериться жрице, но не Сещемару? — Я не это имела в виду! — Тогда довольно ерунды. Ложись. На сей раз голос демона звучал строже, и Рин пришлось выполнить его приказание. Расположившись на нагретом солнцем камне, она вздрагивала от необычных прикосновений, однако путей к отступлению больше не искала. Просто пыталась дышать, пока он раскрывал лепестки ее женственности и плавными, неторопливыми движениями погружался в сокровенные глубины. Отвлечься и не думать о том, что творилось внизу, не получалось — мысли упрямо возвращали ее к минувшей ночи, но сейчас это было не так, как при первом сближении. Ни боли, ни очевидного неудобства не ощущалось. Немного щекотало вначале, а потом странная дрожь пробежала вдоль позвоночника, и низ живота стянула щемяще-сладкая тяжесть. Мир вокруг завертелся, помутнел, словно покрылся туманом. Из груди Рин вырвался сдавленный стон. Она не до конца понимала, что именно происходило с ней в данный момент, ведь расспросить Кагоме о подробностях она постеснялась. Только чувствовала на себе его поцелуи, его старательный, влажный язык. А если точнее — в себе. Прямо там, где недавно он сливался с ней своим телом. — Рин. — Закончив начатое дело, Сещемару устремил на нее подернутые поволокой страсти глаза. — Ты воспринимаешь мои действия неверно. Необходимо различать намерения, иначе я буду вынужден соблюдать расстояние. — Я н-не нарочно! — Она предприняла отчаянную попытку него отползти, но мужчина удержал ее ноги. — Разве я разрешал уходить? Острые, будто лезвия, когти прижались к бедрам девушки в предупреждающем жесте. Сещемару редко проявлял звериную натуру, считая, что низменные инстинкты способны опорочить его имя; презирал людей за их бесконечные слабости, в том числе и за плотские искушения, однако Рин была исключением из правил. С самого начала эта крохотная смертная была для него больше, чем просто человек. — Если желаешь удовольствий, можешь попросить меня, — изрек демон и обвел языком свежую царапину — результат его минутного исступления. — Но Вы же говорили, что нельзя. — Обещание, данное жрице я не нарушу. За невозможностью иного утешения, доставить своей женщине удовольствие приемлемо для Сещемару. Тебе нужно лишь попросить. Приподнявшись на локтях, Рин смотрела на него, как завороженная, и не могла отвести взгляд от его прекрасного лица; от блестящих серебристых волос, ныне сверкающих золотом в лучах яркого солнца; от мускулистых и одновременно изящных мужских рук. Она неоднократно поражалась тому, с какой легкостью он нес смерть и умел дарить наслаждение. — Вы дразнитесь… — Я желаю слышать, Рин. Я ничего не сделаю, если ты сама не попросишь. — Но господин Сещемару! — Она состроила недовольную гримасу и, одолев в конце концов проклятую застенчивость, закинула ноги на крепкие плечи своего господина, обнимая его и притягивая к себе. — Прошу Вас, не дразните… Лучше скорее спасите меня! Повторного приглашения не требовалось: он бросился на помощь, точно сорвавшись с цепи. Целовал неутомимо, сладко, ненасытно. Надавливал и сминал губами нежную плоть, вознося Рин в заоблачные выси. Его уста не знали пощады, клыки не ведали сострадания, отстаивая захваченную власть. И Рин, покоренная этим животным началом, с трудом верила в происходящее, но, кажется, постигала вечность всеми фибрами души, пока он терзал ее чувственность. Волна нежности обернулась чистым наслаждением. Достигнув небывалой высоты, Рин вскрикнула и содрогнулась от уже знакомой боли — Сещемару пронзил внутреннюю сторону ее бедра, запечатлев еще один укус. Еще одну свою метку, которая будет спрятана от глаз, но неизбежно погубит глупца, рискнувшего позариться на чужое. В благодарность Рин дотронулась до родимого пятна на его лбу, освободила полумесяц от нависшей челки и добродушно улыбнулась. — Все хорошо, господин Сещемару? Теперь Вы напряжены. Слизнув с губ кровь, Владыка молча отодвинулся и долго-долго смотрел на багрово-красные проколы, после чего поднял к небу растерянный взор. Нетрудно догадаться, куда вела дорога его мыслей. Он не желал ее страданий, но пес, учуяв запах своей самки, терял хваленую невозмутимость и требовал больше, нежели она могла ему дать.  — Одевайся. В воду больше не заходи. И к жрице идти не стоит. — Шагнув по подводной ступени, Сещемару с тихим всплеском выбрался из водоема, негласно приглашая следовать за собой. — Моя сущность излечит тебя быстрее людских снадобий. Если желаешь и впредь сближаться со мной, с этим условием придется примириться. — Конечно, желаю! Я скоро перестану смущаться Ваших условий, вот увидите! — Она покосилась на его обнаженную спину (или даже чуть ниже спины), украдкой наслаждаясь видом развитого мужского рельефа. — А все-таки мне интересно, господин Сещемару… Только скажите честно, не будь я Вашей, я бы Вам понравилась? Демон повернулся к ней вполоборота, несколько подавшись телом так, чтобы она смогла оценить произведенное на него впечатление — на вид твердое, как его железная броня. И севшим до хрипоты голосом без тени колебания признался: — Не будь ты моей, Рин… Я бы давно тебя сожрал.