***
С прихода мародёра, Крауча и русской ведьмы проходит четверть часа. Дарсия клонит потяжелевшую голову к плечу кудрявой Фреи, морщит нос и жует кислый маггловский мармелад, который ей притащил Ремус Люпин. От Долоховой пахнет яблоками, шерстяным свитером и табаком. Она сама, кажется, дремлет или только делает вид, лишь бы не быть причастной к извечным спорам тех, кого Лили Эванс, их общая знакомая, называет «напрочь квиддичданутые». Джеймс и Барти вгрызаются друг в друга проклятиями, эльфийско-латинскими матерками и совершенно детскими «кто обзывается, то сам так называется, пустозвон!». Дарсия нередко любит сравнивать их с двумя разъяренным драконами в разгар брачного периода, только вместо привлекательной самочки камнем преткновения двух друзей был квиддич во всех его проявлениях. — Что опять не поделили? — шепчет когтевранка куда-то в сторону. Фрея даже глаз не открыла, лишь бы остаться незамеченной. Едва размыкая губы, шелестит: — Я сбилась со счёта, спроси у Люпина. Люпин — всеобщий любимчик — сидит прямо перед Дарси, прижатый к окну двумя спорящими волшебниками. Дарсия вопросительно кривит бровь и лишь на одну секунду переводит взгляд на Поттера и Крауча. С Ремусом у неё была особенная, ментальная связь, которая всеми в насмешку называлась миндальной, и гриффиндорец понимает подругу без единого слова. Губы разукрашивает улыбкой-колючкой, он наклоняется чуть вперед, привычно уворачиваясь от размахивающего руками Поттера. — Сначала они сцепились из-за возраста Дамблдора. Барти думает, что ему лет сто, не больше, а Джеймс, цитирую, «готов дать все свои конечности на отсечение, но старикану перевалило за вторую сотню», а сейчас они сражаются за звание лучшей квиддичной команды Британии. Дарсия понимающе кивает. — Начали за здравие, закончили за упокой. — Мерлин и Моргана, если вы не замолчите, то в лучшем случае я наложу на вас заглушающее заклятие, а в худшем — выброшу из поезда на полном ходу, — в купе вваливается что-то мерцающе-конфетное и звездно-расколотое. Вихрь снега и солнечных зайчиков по имени Лили. Джеймс и Барти моментально затихают, срывая с губ Дарсии беспардонный смех. В присутствие рыжеволосой старосты Поттер моментально становился шёлковым, эдакий сгусток нахального флирта, с глазурью из ироничных фраз и очевидных для всех переглядок. — Друзья, — голос Сириуса звучит слишком торжественно для человека, который притворялся спящим, — прошу ознаменовать этот день, как день, когда я уверовал в Господа Бога. Эванс, ты наш спаситель. Лили отвешивает юноше изящный поклон и улыбается. — Квиддич? — это слово, среди компании седьмого купе стало нарицательным и означало только одно. — Квиддич, — синхронно кивают все, кроме виновников торжества. — Ничего нового, — Лили садится рядом с Долоховой, потеснив её и Дарси. — Хогвартс рухнет, если Поттер и Крауч перестанут спорить из-за квиддича. — Эй! Вы мыслите стереотипно, — Барти умеет возмущаться только потешно и несерьезно, поэтому Ремус, сидящий рядом, улыбается. — Мы с моим совершенно неуважаемым и даже близко не товарищем по дебатам дискуссируем и на другие темы. — О-о. И на какие темы вы дискуссировали в последний раз? — А-а… — Цвет нижнего белья профессора Дамблдора не в счёт. — Ну… — Ваш общий список людей, которых вы скормили бы флоббер-червям тоже не считается. — И то, согласится ли Эванс встречаться с Джимом хотя бы из жалости — абсолютно мимо, — с довольной улыбкой цедит Сириус, сверкая глазами. Поттер от возмущения давится воздухом, а Барти, не найдя слов возражения, обиженно дергает плечом и упирается взглядом в окно, за которым зеленым полотном проносятся сочные пейзажи. В седьмом купе растекается долгожданная тишина, наконец не нарушаемая спорами и болтовнёй.1.1
2 мая 2024 г. в 19:03
Примечания:
Итак, я считаю, что за столь долгое ожидание, вы заслуживаете более яркое и крутое начало, но увы и ах!!! Что имеем, тому и радуемся. Однако, обещаю, что дальше будет круче, потому что сюжет я завернула на невъебическое количество неожиданных поворотов и всяких приколюх.
С некоторыми персонажами, увы, пришлось попрощаться. Августа, по крайней мере в роли брата Дарсии, уже не будет, но тем не менее, он еще даст о себе знать и не раз!
Вместо родителей, к сожалению, у Дарсии будут самые крутые дяди (по линии Долоховых на свете), о которых мы тоже услышим и не раз. Пандора, скорее всего, тоже появится только эпизодически, по крайней мере в первом сезоне.
Так же назрел вопросик. У меня скопилось тысяча видео по фанфику, всяких коллажей, пасхалок и приколов. Первый вопросик: интересно ли это кому-нибудь? Если да, то как вам удобнее будет наблюдать за всей этой канителью: через канал в телеграме или группу вк?
Купе Хогвартс-экспресса с величественным седьмым номером переливается невероятным кружевом апельсиновых, бронзовых и медовых оттенков. Солнечные лучи кусают юношу и девушку за щёки и носы, назойливо лезут в глаза и заигрывают самым наглейшим образом.
Юные волшебники чрезвычайно рады тому, что успели занять места у окна до прихода друзей, переглядываются и иногда обмениваются косыми улыбками. Две вопиющие противоположности и внешне, и по характеру, они являются самыми сокровенно-близкими и важными друг для друга, будто невидимая золотистая нить окутывала совершенно чужих людей, нерушимыми путами преданности и безграничной, искренней любви.
Джеймс сверлит привычные пейзажи за оконной рамой чернильно-коньячными зрачками, пальцем перекатывая неряшливую ниточку, выбившуюся из ткани форменных брюк. Уловив со стороны подруги нервное движение, гриффиндорец заинтересованно вскидывает на неё взгляд и хмурится.
В тонких пальцах Дарсии мерцает обыкновенное зеркальце. Небольшое, овальное, в серебристой плетеной раме, украшенное лунными камнями и жемчугом. Подарок Сириуса Блэка на её тринадцатый день рождения.
Раздается характерный щелчок, зеркальце раскрывается, подобно морской раковине, заставляя девушку блуждать по собственному отражению придирчивым взглядом. Поволока безрадостной скептичности, застелившая голубые глаза подруги, вызывает в Поттере лишь одно желание: взвыть от бессилия.
— Выброси это дерьмо, — умоляюще цедит Джеймс, строго глядя на Грин. — Ты выглядишь прекрасно, хватит пялиться в кусок стекла, как завороженная. В этом году всё будет по-другому. Я никому не дам тебя в обиду. Каждый, кто бросит на тебя косой взгляд — получит по позвоночнику лично от меня. Твой балбес Барти сварит для них какое-нибудь мерзкое зелье, а Фрея нашлёт проклятие или сделает привязку на Пивза.
Джеймс сжимает губы в тонкую нитку, смотрит на когтевранку с немой мольбой. Дарси на мгновение кажется, что ещё чуть-чуть и он бросится к её ногам, лишь бы она и правда убрала несчастное зеркальце обратно. Руки Джеймса — тёплые и чрезвычайно сильные — сжимают хрупкое тело подруги в объятиях, самых нежных и ласковых. Мальчишеский подбородок утыкается в её плечо, а пальцы тянутся к длинным, шелковистым волосам, поглаживая и путаясь в них.
— Ну же! Покажи этим придуркам, что ты всё та же Дарсия Грин — с нахальной улыбкой и блеском в глазах.
— Но люди ненавидят такую Дарсию Грин!
Впрочем, сущая нелепица. Тихую и невзрачную Дарсию Грин тоже не любят. Даже когда она пытается стать своей собственной безликой тенью, нападки местных гадюк не прекращаются.
Шлюха.
Подстилка Блэка.
Ничтожество.
Письмо от неизвестного отправителя, полученное перед Рождеством, неизменно хранилось в прикроватной тумбочке девушки. Она сама не могла понять, почему не сожжет кусок пергамента, усеянный обидными словами.
«Тебе еще не надоело притворяться вечно веселой и счастливой дурочкой, с фальшивой улыбкой? Не надоело быть такой раздражающей выскочкой, малышка Дарси? Какого живется в тени своей семьи и друзей? Какого понимать, что на их фоне ты всего лишь пустышка, которая ничего не может довести до конца?».
Дверь в купе открывается с лёгким присвистом. Дарсия затравленно вздрагивает и оглядывается. Улыбчивое лицо Сириуса Блэка позволяет ей немного выдохнуть и расслабиться.
— Кто это тут ненавидит Дарсию Мишель Грин, мою будущую жену, мать моих детей и просто восхитительную волшебницу? — голос у Блэка звонкий и громогласный.
— О, Бродяга, ну нет! — возмущается Джеймс. — Я ни за что не доверю своё золотце в твои загребущие руки!
— Это еще почему? — обиженно распахивает глаза юноша. — Назови хотя бы пятьдесят шесть аргументов против нашего с Дарси брака? Молчишь? Вот и молчи, олень.
Между мальчишками завязывается нешуточно-шуточная драка и гадкие, ядовитые мысли, скребущиеся в черепной коробке Дарсии потихоньку отступают. Прошлые пару лет ей уже пришлось пройти с гордо поднятой головой, нахальной улыбкой и средним пальцем, который радушной указывал всем сплетникам и сплетницам их место. Она сильная. Кажется. По крайней мере, отчаянно пытается таковой быть. У неё нет шанса влачить серое существование незаметной девчонки с последней парты в окружение своих ярчайших родственников и товарищей.
Нет шанса, потому что с самых своих первых дней Дарсия Мишель Грин — это постоянное движение, яркие улыбки, хриплый смех.
У Дарсии звонкий, нахальный голос, разносящийся по окрестностям школы вездесущим всполохом майского ветра.
«Грин, можно потише», «А можно завалить ебало?».
Дарсия не умеет быть тихой от слова «совсем», даже если захочет.
Под звуки нешуточной схватки, в седьмое купе вваливается пёстрая, шумная компания во главе с Барти Краучем, которого гриффиндорская братия не жалует, но ради Дарсии терпит. Где-то позади маячат фигуры Ремуса Люпина и Фреи Долоховой.