Мамины откровения

После учебы Елена села на троллейбус по привычке. Доехав до конечной, вышла и-и, только увидев обшарпанную остановку, а рядом курящую продавщицу облезлой кофейни, поняла, что приехала не туда. До нового дома пешком добираться минимум час, а то и все полтора. Поморщившись и закинув на плечо сумку, решила дойти до матери. Правда, если та не одна, надолго вряд ли задержаться получится — отдохнуть тоже. Зайдя в магазин, Лена купила себе полкило зефирок и, жуя на ходу, обогнула здание, прошла пустое футбольное поле и нырнула в рощу. За что ей полюбился этот микрорайон, так это за то, что в нем есть все: высотки, частный сектор, задрипанные двухэтажки, гаражи, которые уже несколько лет все грозили снести, да никак не снесут, а еще тут много аллей и всяких лесочков — весною безумно красиво. Сейчас, в конце мая, черемуха почти отцвела, потому что весна в этом году теплая — снег сошел рано. А вот на даче белая красавица еще цвела и во всю благоухала, радуя собой приезжающих туда людей, которые погрязли в рутине и городской жизни. Зато на смену черемухе в городе зацветали сирень и дикие яблони. Сглотнув оставшуюся после зефира сладость, Елена остановилась и полной грудью втянула запах, с наслажденьем прикрывая веки. Пахнет летом. Солнцем. Испарениями. Землею и зеленью. Она улыбнулась; швыркнула носом и вытерла рот ладошкой, пока никто не видит. Именно в такие моменты осознавалось ярче всего, что жизнь — прекрасная штука. Позади раздался кашель, и Лена быстро засеменила по тропинке дальше. Хоть на душе и кайф вселенский, а того, что с одной стороны гаражи, а с другой бывшая туберкулезка, где сейчас открыли дом престарелых, никто не отменял. Место хоть и светлое, но глухое — поздними вечерами тут страшно и темно, тем более если кто-то со спины в затылок дышит. Ж-жуть! Выскочив из лесочка, она свернула на полуразбитый тротуар и, ускорив шаг, едва не побежала в сторону дома. Мама уже пришла с работы: копалась на огороде. Лена не стала её тревожить — заскочила к себе и завалилась на койку, утыкаясь носом в подушку и вдыхая свой собственный запах, которым была пропитана вся комната. Все-таки своё оно и есть своё. Родное. Близкое. Теплое. Такое неописуемое просто: с-в-о-ё — и все этим сказано. Мама зашла в комнату без стука и села за стол. — Ты где была все выходные? — С Олегом, — ответила не задумываясь она. — Ты же сказала, что поругалась с ним, — с недоумением выгнула бровь. — Мало ли что я сказала? — пробубнила, садясь, и, не глядя на мать, уставилась в окно. — Как поругались, так и помирились. И вообще я замуж за него выхожу в июле. Евгения очень долго молчала, разглядывая дочь и в итоге с сарказмом в голосе поинтересовалась: — Где планируете жить? У Сереги с Мариной? Так вы им нахер не нужны. Они сами молодые, ночами трахаться хотят, а не вас слушать. — Ну с тобою-то жить мы точно не будем! — Еще бы вы со мной жили! — сорвалась Евгения, негодуя, и громко приказала: — Ну-ка встань! — Зачем? — растерянно уставилась и, наконец-то приметив бледность щек и какой-то нездоровый блеск глаз, всё же поднялась. Никогда еще мама так её не осматривала, даже заставила встать вполоборота. И тут до неё дошло. — Он на мне женится не по залету! Представляешь, Ма-ма, меня еще и любить кто-то может! — Да не любит он тебя, — отмахнулась та и холодно пояснила: — Его папаша просто хочет нас с тобой отсюда выжить. — Какая чушь! — И не чушь это вовсе, — выдохнув, посмотрела в окно. «Да ври больше — всю жизнь врешь», — раздраженно отмахнулась Елена, забираясь на кровать вместе с ногами. Облокотилась спиной на стену, из-под ресниц внимательно наблюдая за мыслительным процессом, отражающимся на перекошенном злобой лице. Евгения минут десять молчала. И все-таки выдала: — Я имела глупость лет эдак пять назад переспать с Серегой. — Ч-е-г-о?! — Я пьяная была, — подняв руку, жеманно щелкнула пальцами. — Как раз от твоего папаши шла. Деньги мне были нужны, ну он мне их кинул, как какой-то шлюхе… — замолчала ненадолго, не глядя на ошарашенную дочь. — Словом, иду домой — замутило меня. А тут он: «Ой, Женечка, вам плохо? Давайте я вам помогу. Доведу до дома». И всё болтал без умолку, рассказывая байки про свою работу, — брезгливо поморщилась. — Короче, привел. Я возьми да споткнись, и мы с ним прям на кровать и упали, — звонко и заливисто засмеялась. — Господи, — качнула головой и со смешком в голосе продолжила: — слюнявый, потом воняет, а эти его усы, — перекривилась тут же от омерзения. — Фу-у-у. И как только Маринка его терпит? — все-таки посмотрела на дочь, но почти сразу уставилась в окно, становясь какой-то излишне серьезной. — Зачастил ко мне Серега с того раза. Ну а я что? Ну было и было. Раз, и тот по-пьянке — второй ни к чему… Да и не понравился он мне. «А если бы понравился?» очень уж хотелось спросить, но Лена не успела.  — И вдруг Олег к тебе подкатывать начал. Ну я два плюс два и сложила. — Не понимаю. — Чего тут понимать? Дура совсем что ли?! Пока ты с Олегом была, меня его папаша умасливал. Ребенка он хочет, а Марина бесплодная, а детдомовского ему не нужно. А у меня ты есть — умница да скромница. Значит, всё у меня с этим в порядке и ребенка ему сто процентов рожу. Всё говорил, что разведется и на мне женится; что участки объединим, дом большой построим, — она махнула рукой, вздыхая. — Ну идея-то вроде и ничего, но, — посмотрела дочери в глаза, — отказала я ему, а он взбеленился — ударил меня, сволочь конченная. Угрожал и клялся со свету сжи… — При чем тут я и Олег? — резко оборвала она разглагольствования своей матери. — Не вмешивай нас в это дерьмо! — Я бы не вмешивала, да этот ублюдок, когда в прошлом году ставил новый забор, полметра от нашего участка отхватил! Я пошла ругаться, а он в лицо смеется и говорит: «Погоди, Женечка, вот женится Олег на Ленке, и это всё мое станет», — выдохнула, поднимаясь со стула. — Не смей, слышишь! Не смей этого делать! Выйдешь за него замуж, забудь о том, что я твоя мать. От голода будешь подыхать — на порог не пущу! Мать вышла, хлопнув дверью, и она потирая висок и хмурясь — этого ей еще не хватало — упала на кровать и, обнимая подушку, задумалась. Даже если мама и говорит такое про Олега, то это вовсе не значит, что это правда. Два или три года назад она бы поверила ей так же, как верила Сергею Николаевичу когда-то, но не сейчас. Она слишком хорошо знает, какие отношения у Олега с отцом. И это — не игра. Да и думать, что он пять лет держал её возле себя только ради того, чтоб завладеть каким-то сраным участком в три сотки — настоящий идиотизм. Если бы Олегу было это надо, он бы не ждал столько, а давно бы женился. И что-то подсказывает, что вовсе не на ней. Так что мамина история притянута за уши — мама просто боится остаться одна. Хотя… Не так уж и боится. Её же не особо волновало присутствие взрослой дочери за стенкой, когда она трахалась с мужиком и стонала на весь дом. К тому же стоит вспомнить с какой ненавистью в глазах та периодически гонит её из дома… Вообще не понятно — чего мать хочет от неё добиться? Лена вздохнула, садясь. Может, это всё потому, что шесть лет назад, при размене, папа настоял на том, чтоб дом был оформлен не на мать, а на них двоих? Она ведь тут такая же полноправная хозяйка, как и мама, и выгнать её та не имеет права. Елена усмехнулась. Тогда становится ясно для чего мать создала такие условия, при которых ей хочется бежать отсюда сломя голову, но тогда почему не дает уйти? Сломать её хочет, чтоб отказалась от прав на дом? Но она никогда не сделает такой глупости. Мать не вечная, да и будущее — весьма туманное. Или всё дело в Олеге? Он ведь не тюфяк и если его натравить, то он отберет всё… Испугавшись собственных мыслей, она поднялась. «Валить надо отсюда и не возвращаться никогда. Пусть, как хочет, так и живет». Окинув полным сожаления взглядом свою комнату, пошла на улицу. Жаль — очень сильно привязалась к этому месту за шесть лет. — Куда ты пошла? Снова к нему? Проигнорировав мать, как и беспокойство в её голосе — фальшивое как пить дать, а даже если и нет, то та беспокоится вовсе не за неё, а за себя любимую, за своё… прикрытое вуалью неизвестности будущее — она даже не оглянулась. Выйдя за ограду, закрыла за собой калитку. От прекрасного настроения и следа не осталось: хочется напиться и свернувшись в калачик уснуть где-нибудь под березкой. А еще лучше к Олегу, только нет его в городе. «Может, позвонить?». Но тут же отмела эту идею: не хочет ему мешать. Он сам позвонит, когда сможет. Всегда звонит. Быстро дойдя до конца улицы, Лена обернулась. Мать стояла возле ограды и смотрела ей вслед. Поджав губы, она расправила плечи и пошла вперед: плевать ей на все предостережения. Она тоже не слепая и видит, кому можно верить, а кому — нет. Поднявшись на массив, мудрить не стала — проехала три остановки, на четвертой вышла. Благо лето и на улице светло и, вроде как, пока не страшно. Шла она, глядя под ноги и нервно покусывала губы. И зачем понадобилось снимать такой большой дом? Всего-то на какой-то месяц. Ей бы и комнатки хватило: маленькой и уютной. — Здравствуйте, Леночка! Несколько бабушек сидели на скамейке и грели на солнышке свои косточки. Была среди них и соседка напротив — Нина Михайловна, круглолицая, загорелая и смешливая пампушка в темно-синем ситцевом платье в розовый цветочек. Конечно, бабульки сразу стали перешептываться, оглядывая её с явным любопытством. Наверняка, рассмотрят со всех сторон, а потом обсуждать будут. И ей стало бы не по себе, но почему-то вспомнилась бабушка Лида по папиной линии, что живет в пригороде. Такая же вот, как и эти старушки, пожилая и опытная женщина, повидавшая в жизни много всего не столько хорошего, сколько плохого. — Здравствуйте, Нина Михайловна, — грустно улыбнувшись, пошла к калитке. — А чего ты одна, а Олег где? — донеслось вслед. — Он работает, — обернувшись, расплылась в улыбке. Не даст она им судачить про них. — Дом-то мы сняли, а надо еще и кушать что-то. Мимо пролетевший ветерок растрепал её локоны, и Лена, убирая с лица несколько прядей, поняла, как она выглядит сейчас в их глазах со своими розовыми волосами. Вряд ли кто-то из них поймет её и, наверняка, уже девушкой легкого поведения окрестили. — Вы извините, но у меня экзамены скоро, готовиться нужно, — она зашла в ограду, чувствуя, как медленно загораются щеки и уши. И спустя пару минут осознала — бабульки под окнами допоздна сидеть будут, а потом еще и из окон выглядывать. «Вот попала — не уйдешь теперь никуда», — она поморщилась, ведь наверняка будет в центре внимания еще несколько дней. И если вдруг что — сплетни пойдут, а то и Олегу донесут: что, куда и во сколько. Олег, конечно, адекватный, но сеять сомнения в его голове она никогда не хотела, так же как не горела желанием сомневаться в нем сама. Зайдя в дом, Елена переоделась в сарафан; потом открыла на кухне окно и стала готовить себе ужин. Пусть слюной от запахов изойдут и поймут, что она им не хухры-мухры. Упрямо поджала губы, доставая из-под морозилки фарш. И пусть зарубят на носу, что Олег в ней не только подстилку для себя нашел. У неё есть куча и других достоинств.