Испытание

Все началось с поцелуя. Короткого, почти невинного и совершенно нелепого поцелуя, который случился только под влиянием лисьих чар. По крайней мере, так Рэн думал тогда. В те дни, поглощенный горячкой турнира и шумным восторгом победы, а еще немного — тихой радостью от возвращения в Зверонеб, он как-то не придал этому поцелую особого значения. Первохико, кажется, тоже — краткое касание губ не изменило между ними ровным счетом ничего. Рэн был уверен в этом поначалу. Потом случился Многорад. Настырный, нахальный, умеющий уговаривать, он подбил Рэна потренировать нескольких ребятишек из Зверонеба, самых старательных и горящих желанием, тех, которые не испугаются трудностей… Слов было много, жарких и убедительных, и Рэн сдался. В конце концов, он все равно собирался наведываться в Зверонеб, так почему бы не уделить немного времени на тренировки. Пожалуй, это было даже интересно. Рэн выбирался в Зверонеб по выходным и гонял «старательную и горящую желанием молодежь» со всем удовольствием. Ребята терпели, даже благодарили за науку каждый раз, кажется, вполне искренне. И медленно, но верно становились немного сильнее. Еще интереснее стало, когда к их тренировкам присоединился Первохико. Поначалу он просто наблюдал со стороны, не говоря ни слова, а потом Рэн как-то вытащил его на тренировочный поединок. Тогда они размялись от души, не жалея сил, и «ученики» Рэна смотрели на это в восторженном молчании. Как-то незаметно такие поединки вошли в привычку, и порой Рэну случалось приходить в Зверонеб только ради тренировки с Первохико. С ним Рэн чувствовал себя свободным, с ним не приходилось сдерживать силы и помнить о правилах. С ним Рэн оживал, и Медвежут одобрительно комментировал самые удачные удары и броски. Где-то там, среди очередного боя Рэн внезапно понял, что Первохико красив. Не как девушка, хотя внешне он был вполне ничего. Рэна озарило мыслью, как красиво тот сражается. Он и раньше видел это со стороны, но смотрел больше, оценивая приемы и навыки, а тут словно стукнуло. Бой с Первохико был похож на танец: кто-то из них вел, а кто-то следовал. Дурацкая была мысль, на самом-то деле, и Рэн постарался ее забыть. Вот только не очень получилось. Он слишком хорошо знал и помнил, как Первохико двигается — с экономной, тренированной грацией. Как он смотрит — сосредоточенно и серьезно. Как думает — просчитывая возможные ходы Рэна. Каким он был удивленным, когда Рэн его поцеловал. Это воспоминание всплыло и осталось, как-то незаметно перемешавшись с картинами боя и ощущением чужой отточенной силы. Порой Рэну казалось, что он сходит с ума. Это мало походило на влечение — было бы гораздо проще, если бы Рэн просто захотел Первохико. Можно было бы списать на гормоны и вечное одиночество, пойти на одноразовое свидание и провести ночь с какой-нибудь девчонкой. Или с парнем, если уж Рэн внезапно оказался из этих. Но то, что он чувствовал к Первохико, не вписывалось в рамки плотского желания. Рэну просто нравилось наблюдать за ним во время тренировок и боя. А еще с ним было очень легко и уютно — даже молча гулять в парке и кормить голубей остатками вафельного стаканчика из-под мороженого. В парк они забрели случайно, когда Рэн показывал Первохико Сибую, еще до странных мыслей и непонятных желаний. А теперь Рэн не знал, что со всем этим делать — Первохико оставался сдержанным и холодным, вспыхивая только во время боя. Пожалуй, это была еще одна причина, почему Рэну нравилось с ним драться. А потом Рэн поцеловал его во второй раз. В тот день он был слегка не в себе. Накануне их вызвали на случай домашней поножовщины, и у Рэна до сих пор стояло перед глазами блаженное лицо пожилой женщины, которая только что порезала своего мужа ножом для чистки овощей. К счастью, не насмерть — соседи услышали подозрительный шум и вызвали полицию и скорую. Взбесившаяся домохозяйка была совершенно невменяема и несла какую-то чушь, пока деловитые санитары укладывали на носилки ее мужа. Кровь из его разрезанного бока уже не шла — остановили, но красные пятна успели впитаться в светлый ковер. Всю дорогу до участка она переживала, что ковер теперь не отчистить. Рэн сдал ее и рапорт, оформил требуемые бумаги, успокоил нервно курившего напарника, а потом вернулся домой и не смог заснуть. Так и лежал, глядя в темноту и не думая ровным счетом ни о чем. И даже Медвежут в ту ночь молчал, будто не находил слов. А наутро был выходной и обещанная тренировка в Зверонебе, и Рэн с дурости пошел. Это было глупо и нелепо — он словно вымещал свою злость и недоумение, осыпая ударами Первохико, а тот даже не отвечал, как будто понимал, что с Рэном происходит, и теперь ждал, пока он выпустит пар. Рэн сам не заметил, как они оказались у стены — кажется, он наседал, а Первохико уворачивался и отступал, пока почти не уперся спиной в гладкое светлое дерево. Именно тогда Рэн прихватил его за грудки, словно собирался провести бросок, но вместо этого вжал в стену и поцеловал — жестко и яростно, выплескивая до конца клокотавшее внутри бешенство. Первохико на поцелуй не ответил — вывернулся и ушел, а Рэн остался. Медвежут тогда сказал, что он идиот, и Рэн был полностью с этим согласен. Он сам не понимал, что на него нашло, словно воздух Зверонеба снова разбудил дремавшую в нем тьму. Два месяца после этого Рэн провел исключительно в мире людей. Медвежут говорил, что он трусит и сбегает, и Медвежут был прав. Но Рэну требовалось время, чтобы разобраться в себе и своих странных желаниях. Чтобы понять, кем стал для него Первохико после всего этого. Первохико ему этого времени не дал — на исходе второго месяца он пришел сам. Это был вечер пятницы, и Рэн был совершенно свободен в эти выходные. Планов особо не было — выспаться, выйти на пробежку, сходить в спортзал… Скучное бытие одинокого холостяка. Звонок видеофона сломал эти планы в самом начале. Увидев на экране Первохико, Рэн сразу же открыл дверь — Первохико имел право на разговор, если уж нашел слова и собрался с духом раньше самого Рэна. Первохико прошел в гостиную и сел на диван, как делал это в прошлый свой визит, еще перед турниром. И выглядел таким же спокойным, как тогда. Рэн не был уверен, что сумеет выдержать это спокойствие, но Первохико заговорил первым: — Я хотел вернуть книгу. Рэн слегка заторможенно кивнул, не очень понимая, о чем речь. Потом вспомнил — однажды Первохико попросил у него «Моби Дика», и Рэн взял для него книгу в публичной библиотеке. — Там уже все сроки истекли, — сказал он, когда Первохико выложил на диван синий томик. — Извини, — качнул головой тот. — Я очень долго ее читал. Целых два с половиной месяца, на самом деле. Рэну на мгновение стало интересно — наткнулся Первохико на забытую книгу случайно или просто использовал ее как предлог, чтобы прийти. Но спрашивать о таком было как-то неловко. — Как у тебя дела? — Нормально, — ответил Первохико. Разговор выходил нелепым и бессмысленным, но Рэну не хотелось, чтобы Первохико уходил. Он выглядел слишком напряженным и строгим сейчас, совсем, как перед боем. — Ты уже попробовал тысячелетнее сакэ? — спросил Первохико внезапно. — А разве я бы это пережил? — усмехнулся Рэн. — Я узнавал. Надо разбавить сакэ нектаром снежной сакуры. — И где же я его возьму? — весело удивился Рэн. — Я принес, — Первохико выставил на стол небольшую пузатую бутылочку. Рэн помолчал, разглядывая розовую этикетку с белыми цветами. Потом спросил: — Ты так хочешь попробовать тысячелетнее сакэ? — Я хочу попробовать его с тобой, — непонятно ответил Первохико, глядя ему в глаза. Все это было странно, будто не наяву. Никогда раньше Первохико не вел себя так напористо и прямо, никогда не смотрел так тяжело, словно требовал дать ответ. — Может, не стоит? — с сомнением протянул Медвежут, но Рэн не стал его слушать — встал и достал из шкафа коробку, подаренную ему на турнире. Внутри была бутылка и пара крохотных фарфоровых чашек, и Первохико сам разлил им обоим, поровну мешая сакэ и нектар. Рэн выпил свою порцию одним глотком — терпкая сладость прокатилась по языку и скользнула в горло. Первохико опустошил свою чашку лишь чуть позже его. Пожалуй, было вкусно. Но Первохико все еще смотрел прямо и внимательно. — Это какой-то ритуал? — поинтересовался Рэн. — Потому что ничего… Договорить он не успел — его накрыло волной жара. Стало горячо, очень — как будто воздух в комнате внезапно раскалился и теперь жег легкие. Рэн глотал этот раскаленный воздух и задыхался, царапая ногтями обивку кресла. А потом чужие губы накрыли его рот, и это было похоже на глоток прохладной, живительной влаги. Первохико целовал его, настойчиво толкаясь языком, и это было единственное, чего сейчас хотел Рэн. Он выгибался, чувствуя на своих плечах твердые пальцы, которые комкали, дергали его футболку, словно она мешала. Она и правда мешала, понял Рэн мгновение спустя, когда Первохико вытащил ее из-под ремня брюк, задрал и прижался к коже Рэна холодными твердыми ладонями. Рэн всхлипнул и задрожал — Первохико провел по его животу руками, медленно, будто собирал пылающее внутри Рэна тепло. — Подожди, подожди, пожалуйста, — сбивчиво попросил Рэн, с трудом оторвавшись от губ Первохико. Тот смотрел заторможенно и пусто, словно не видел его, но все-таки кивнул. Рэн вывернулся из-под него и одним движением стянул с себя и футболку, и брюки, и белье. В другое время он бы никогда так не сделал, но теперь внутри него горел огонь, выжигая остатки мыслей и стыда, и пламя это мог унять только Первохико. Тот терпеливо ждал, сидя на полу на коленях, — неподвижный и безучастный, как кукла, у которой закончился завод. Будь Рэн в состоянии мыслить, он бы испугался, а сейчас он просто опустился рядом и прижал к себе Первохико, всем телом впитывая в себя исходящий от него холод. Пока Рэн плавился, Первохико замерзал и, кажется, отогревался только в его руках — начинал дышать, двигаться, дрожать ресницами. И гладил, гладил спину Рэна по-прежнему ледяными ладонями. И мелко, сбивчиво дышал. Это было неправильно, но Рэн сейчас не мог думать, он мог только забрать себе этот холод, и одежда Первохико мешала этому не меньше, чем его, вот только Первохико словно не понимал этого. Рэн раздел его сам — неуклюже, путаясь руками и ногами, прерываясь на долгие поцелуи, от которых слегка прояснялось в голове, но остановиться все равно было невозможно. Наконец они легли на пол, и Рэн накрывал Первохико всем телом, вжимал его в ковер, а тот притискивал его к себе сильнее и сильнее, как будто пытался впечатать под кожу. Оба молчали — слов не было, как и мыслей, были только горячий жар и пронизывающий холод, вместе и сразу, невыносимо почти до боли. Прекратить это можно было, только слившись, став одним целым, полностью, до конца, и Рэн толкался неуклюже и не туда, пока Первохико не развел ноги и не направил его в себя. Он был тугой и холодный, даже там, и сейчас это было хорошо. Рэн попробовал войти глубже, не смог, замер, притираясь всем телом и снова целуя. Где-то далеко мелькнула смутная мысль о боли, и тут же исчезла — сейчас между ними не было таких понятий, как боль и неудобство. Первохико выгнулся, дернулся навстречу, сам насаживаясь глубже, еще глубже, и остановился, только когда Рэн вошел в него до конца. Они замерли, соприкасаясь телами, языками, кажется, душами — внутри Первохико была темная, голодная пустота, в которую Рэн щедро отдавал свой огонь и свое дыхание. Вряд ли это можно было назвать сексом, но им обоим было все равно. Маленькую вечность спустя стало легче — дышать, двигаться и думать. Огонь угасал, сменяясь ярким, животным желанием. Рэн сам не заметил, как начал вбиваться в Первохико, размашисто и резко, и тот наконец-то застонал, громко, в голос, и дыхание его начало теплеть. Он царапал спину Рэна, впивался ногтями в ягодицы, толкался навстречу и смотрел — смотрел, не отрываясь, кусая свои губы, чтобы хоть как-то приглушить стоны. И этот взгляд выдергивал Рэна из душной пустоты, тащил назад, в реальность. В мир, где он трахал Первохико, взяв его безо всякой подготовки. Рэн кончил, едва сумел осознать это. Первохико мотнул головой, впиваясь в его рот мокрым горячим поцелуем, задергался, вжимая головку стоящего члена в живот Рэна. Рэн просунул руку между их телами, нащупал эту горячую, мокрую от смазки головку, и сжал, плотно забрав в кулак, как нравилось ему самому. Первохико оторвался от его губ, его выгнуло крупной рваной дрожью, и он кончил в ладонь Рэна. Рэн бездумно сжал липкие пальцы, вышел из него и упал рядом на ковер. Очнулся он от того, что Первохико зашевелился под его боком. Рэн нехотя открыл глаза. Они лежали совсем рядом, разве что не обнявшись, совершенно голые, и волосы Первохико разметались по груди Рэна. Первохико встретился с ним взглядом и отвернулся. Сел, посидел немного, как будто оценивал свое состояние. Рэн подумал, что ему сейчас должно быть очень больно — у него самого ломило все тело, а ведь это не он был в этой партии снизу. — Можно мне в душ? — тихо спросил Первохико, по-прежнему глядя в сторону. — Конечно, — хрипло ответил Рэн. — Первая дверь слева от входа. Первохико медленно, ломко поднялся на ноги и ушел, не сказав больше ни слова. Рэн подождал, пока хлопнет дверь, сел и покачнулся от слабости. Перед глазами заплясали темные пятна, но Рэн это переждал. Кое-как встал, упираясь в пол чистой рукой, и пошел к раковине на кухне. Когда Первохико вышел из душа, Рэн уже привел себя в порядок водой и влажными салфетками и оделся. Первохико вышел голый, с распущенными по плечам волосами, и Рэн деликатно отвернулся, давая ему возможность натянуть хотя бы белье. — Что это было? — спросил он, слыша, как Первохико одевается за его спиной. Звуки были домашние и какие-то уютные, но Рэн прогнал эту мысль. — Нектар снежной сакуры и тысячелетнее сакэ, — ответил Первохико. Рэн обернулся и увидел, как у него горько кривятся губы. — Ты опоил нас? — это даже звучало глупо. Первохико покачал головой. Он стоял возле дивана, опираясь рукой на его спинку, и Рэну на какой-то миг показалось, что Первохико сейчас просто закроет глаза и упадет. — Смесь нектара и сакэ заставляет влюбленных искать единения со своей второй половиной, — все-таки ответил Первохико, глядя на стол, где все еще стояли две бутылки. Рэн помолчал, переваривая. Он не назвал бы то странное влечение, то восхищение, которое вызывал в нем Первохико, любовью. Любовь должна быть более возвышенной и волнующей, вроде как. Потом до него окончательно дошел смысл сказанного. — Ты напоил нас чудовищной сывороткой правды, — озвучил Рэн свою мысль. — Извини, — сухо произнес Первохико. — Я пойду, наверное. Он действительно развернулся к выходу — медленно и осторожно, словно каждое движение причиняло ему боль. — И ты его вот так отпустишь? — хмыкнул Медвежут. Рэн даже отвечать ему не стал — встал с кресла и в пару шагов догнал Первохико. Обхватил аккуратно за плечи и понял, что того трясет, как в лихорадке. — Так, — как можно тверже сказал Рэн. — Давай с последствиями и прочим будем разбираться завтра. И домой ты пойдешь тоже завтра. А сейчас мы пойдем и просто поспим. Первохико слабо дернулся, словно хотел освободиться, но не смог, и кивнул. — Вот и хорошо, — обрадовался Рэн, — вот и славно… Он и сам понимал, что разговаривает с Первохико как с маленьким ребенком, но у того сейчас было действительно страшное, пустое лицо. — Ты вообще в порядке? — встревоженно спросил Рэн. — Нормально все, — одними губами произнес Первохико, — просто больно. Рэн кивнул — наверное, это было действительно больно, — закинул его руку себе за шею и обхватил за талию, поддерживая. Так они и добрались до спальни вместе. Рэн сгрузил Первохико на кровать и помог раздеться второй раз за этот вечер, отстраненно думая о том, что, кажется, помнит все, что с ними происходило. Первохико равнодушно позволил стянуть с себя рубашку и брюки и лег. Отвернулся к стенке и никак не отреагировал, когда Рэн укрыл его одеялом. Рэн посидел немного, глядя на рассыпавшиеся по подушке пряди темных длинных волос, а потом пошел в душ. Спал он в ту ночь на диване, а когда проснулся, обнаружил, что за окном уже почти полдень, а Первохико так и не встал. Рэн осторожно зашел в спальню — Первохико лежал на кровати, закрыв глаза, и дышал ровно и тихо. Помня его вчерашнее состояние, Рэн подошел и аккуратно коснулся его лба — просто так, на всякий случай. Кожа у Первохико была ледяной, совсем как во время их странного ритуала. Рэн приподнял его за плечи, встряхнул, и голова Первохико мотнулась безвольно, но дыхание осталось все таким же ровным, как во время глубокого сна. Рэн опустил его обратно на подушку и выскочил из комнаты. — Стозимбо, — подсказал Медвежут, когда Рэн уже протискивался через щель между зданиями. — Он должен быть у себя. Дом Стозимбо — маленький и аккуратный — приткнулся в конце той же улицы, где жил Медвежут. Рэн бегом пролетел мимо родных ворот и затормозил, осознав, что во дворе Медвежута кто-то сидит. Стозимбо пил чай — медленно и неторопливо, как всегда. Увидев Рэна, он отставил чашку: — Что-то случилось? — Нектар снежной сакуры и тысячелетнее сакэ, — выдохнул Рэн, не зная, с чего начать, но монах, похоже, понял и так. — Кто и когда? — Первохико. Вчера. Со мной, — на последней фразе Рэн почувствовал, что краснеет: Стозимбо знал его с детства и явно понимал, о чем именно идет речь. Но времени на стыд не было. — Он не проснулся сегодня. Стозимбо прикрыл глаза, словно вспоминая что-то. — Он замерзал во время обряда? Рэн кивнул, и монах вздохнул. — Если кто-то из влюбленных любит второго сильнее, он может заплатить своим сердцем за это испытание. Рэн растерянно моргнул, потом еще раз. Потом все-таки понял значение услышанных слов, и вспыхнул не только щеками, но и ушами. — А если бы любовь была безответной? — Тогда он бы уже умер, — ответил Стозимбо, глядя на него мудро и немного печально. — И что теперь делать? — Ты должен скормить Первохико цветок огненного мака до захода солнца. Мак растет на Сонных полях за городом, вот только… — Что? — не выдержал Рэн. Сегодня меланхоличное спокойствие Стозимбо выводило его из себя. — Сонные поля потому и сонные, что любой, попавший на них, погружается в сон. И больше не просыпается. До захода солнца оставалось чуть больше пяти часов. — Я попробую, — сказал Рэн. Белые облака медленно ползли по синему ясному небу. Рэн моргнул, медленно осознавая, на что именно смотрит, а потом спросил: — Я заснул? — Угу, — буркнул Медвежут. Сонные поля оказались действительно не так уж и далеко от западной окраины Зверонеба — вся дорога быстрым бегом заняла чуть больше часа. Рэн летел по городу, и чудовища испуганно шарахались в стороны, уступая ему дорогу. Сонные поля были алыми от цветущих маков, тихо здесь было, как в морге, тихо и пусто. — Нам ведь не подойдет цветочек с краю? — спросил Рэн, глядя на это застывшее красное море. Казалось, что здесь даже ветер не дует. — Не подойдет, — мрачно кивнул Медвежут. — Посмотри внимательнее — огненные маки оранжевые, почти желтые, и немного светятся. Рэн присмотрелся — действительно, в некоторых местах море цветов будто сверкало золотистыми искрами. Это было красиво, но до ближайшей такой искры от края поля было метров триста. Рэн немного отошел от этой невозмутимой красоты — обратно к обычной зеленой траве — и сделал несколько глубоких вдохов. — Без шансов, сразу говорю, — прокомментировал его действия Медвежут. — И ты даже на страховку никого с собой не взял. Заснешь и сгинешь там, среди маков. Да, Стозимбо говорил что-то такое, мол, попросить Многорада и ребят, чтобы кто-то остался снаружи и вытащил его, спящего. Но Многорад где-то ходил, занятый своими делами, и его надо было еще найти, а потом добраться до полей и обратно. И до дома Рэна от выхода в мире людей — три остановки на метро и немного пешком. Время утекало водой сквозь пальцы, Рэн чувствовал это всем телом, как во время боя. И кажется, проиграл. — Ты сможешь меня разбудить? — спросил Рэн, глядя в синее небо. Насколько он помнил, свалился он, не дойдя до заветного золотистого мака всего ничего. Медвежут переступил с лапы на лапу: — Не знаю. Давай попробуем. И вспыхнул ярким огнем, на глазах Рэна превращаясь в меч. Рэн подхватил его за горящую рукоять — огонь не обжигал, он был теплый и ласковый, как лучи летнего солнца. — Руби! — скомандовал Медвежут. — Небо и облака, со всей силы руби! Рэн встал в стойку, прикрыл глаза, вспоминая алое поле и цветок, качающийся в полушаге от него — сверкающий, похожий на маленькую искру, — и сделал выпад. Это было больно, словно кто-то полоснул со всего размаха по его груди, попав в самое сердце. Синее-синее небо дрогнуло и развалилось, выпуская его наружу, в мир сонных маков. Рэн слабо помнил, как выбрался с этого поля — с мечом в одной руке и цветком в другой. Тело действовало само, потому что сознание то и дело затягивало мягкой сонной мутью. Но Медвежут каждый раз встряхивал его руку и громко, совершенно неприлично, ругался. Когда он вывалился с края цветочной поляны и кое-как прополз несколько шагов по зеленой траве, меч исчез из его пальцев, кольнув сердце острой, горячей болью. Рэн невольно схватился за грудь, но его почти моментально отпустило. Зато боль прогнала остатки сонливости, и Рэн вскочил на ноги. Солнце уверенно клонилось к закату, отставляя ему на все про все от силы час, не больше. Настоятель перехватил его возле первых домов на окраине, возник ниоткуда, и Рэн едва успел затормозить, чтобы не сбить его. — Извините, я спешу, — выдохнул он, впервые чувствуя злость на этого кролика. — Да-да, я в курсе, — безмятежно улыбнулся настоятель, — Стозимбо уже рассказал мне про твою проблему. Рад, что вы смогли выбраться с поля сами, вижу, Медвежут уже совсем привык к своей божественной сущности. Я открыл переход к твоему дому, — неожиданно закончил он и кивнул на дверь ближайшего дома. — Вот тут. Рэн слегка ошалело поблагодарил и послушно дернул на себя ручку обычной входной двери обычного с виду, ухоженного такого домика. «Вот смешно будет, если я сейчас ввалюсь к кому-нибудь в гости», — успел подумать он и оказался на детской площадке, через дорогу от жилого комплекса, в котором была его квартира. Сбоку кто-то удивленно ахнул, громко залаяла собака, но Рэн не обратил внимания — солнце уже коснулось деревьев ближайшего парка. Из лифта он выскочил, едва открылись двери, и сосед, выходивший из своей квартиры, шарахнулся в сторону с испуганным возгласом. Рэн машинально извинился, не сразу попал ключом в замочную скважину, все-таки открыл дверь и проскочил в спальню, не снимая уличной обуви. Первохико лежал точно так же, как перед уходом Рэна, только дыхание его стало едва слышным. Рэн присел на кровать, глянул на неподвижное, безмятежное лицо, на помятый цветок в своей руке, а потом запихал этот несчастный огненный мак в рот и тщательно прожевал. Мак был горький и острый, и слегка вязал язык и нёбо. Рэн наклонился к спящему Первохико, прижался губами к холодным сухим губам и втолкнул пережеванную кашицу языком в его рот. Первое время ничего не происходило — Рэн успел бросить взгляд на угасающий за окном солнечный свет и почувствовать, как сердце пропустило пару ударов. А потом Первохико вздрогнул, согнулся и закашлялся, выплевывая на подушку зеленые комки. — Добро пожаловать обратно в реальность, — ухмыльнулся Рэн. Первохико наконец откашлялся и поднял на него взгляд. — Невкусно, да? — поинтересовался Рэн, чувствуя, как его накрывает нездоровым, немного истеричным весельем. — Подожди, сейчас воды принесу. Когда он вернулся в спальню со стаканом воды в руке, Первохико уже натянул рубашку и сидел, спустив ноги с кровати, будто собирался уйти прямо сейчас. — И что это ты удумал? — спросил Рэн, остановившись в проеме. — Ты, между прочим, сегодня почти умер, ты в курсе? — Что случилось? — тихо спросил Первохико. — О, это было очень интересно, знаешь. Твоя замечательная идея почти свела тебя же в гроб. А мне пришлось смотаться в Зверонеб. Первохико прикрыл глаза, словно пережидая приступ слабости, и Рэн шагнул к кровати и чуть ли не силой втиснул стакан в его пальцы: — Пей и ложись. Можешь даже не раздеваться, если не хочешь, но домой я тебя в таком состоянии не пущу. Первохико послушно выпил воду и спросил снова: — Что произошло? Рэн забрал у него стакан, поставил на тумбочку возле кровати и выдернул из-под локтя Первохико оплеванную подушку. — Кто подсказал тебе эту идею? — спросил он вместо ответа, снимая испачканную наволочку. — Откуда ты вообще узнал про вот это все? На Первохико он не смотрел — бросил снятую наволочку прямо на пол возле двери и открыл шкаф. Завис ненадолго, выбирая новую. Не то чтобы это было сильно важно, но Рэн чувствовал, что Первохико требуется время, чтобы собраться с мыслями. — Девятихвостая, — наконец ответил тот, и Рэн стиснул зубы. Что ж, эта лисица явно видела тот нелепый поцелуй в пещере. Видела и сделала совершенно неправильные выводы. — А ты в курсе, что в случае безответной любви влюбленный от этого зелья умирает? — спросил Рэн, старательно натягивая на подушку новую наволочку. Руки тряслись от внезапной, обжигающей злости, и подушка никак не впихивалась. — Она хотела убить тебя? — в голосе Первохико звучало сомнение. — Но ведь это я спросил ее… — Я не знаю, чего она хотела, — Рэн наконец победил подушку и обернулся. — Чего ты хотел? Со всеми этими нелепыми задумками? Ты хотел испытать меня? Так лучше бы просто поговорили… — Я хотел проверить себя, — прервал его Первохико и глянул остро и честно. — Я хотел понять, что происходит со мной. — Ты чокнутый, ты в курсе? — Рэн бросил в него подушкой. Первохико ее машинально поймал. — И лисица твоя чокнутая тоже. Вы там в доме Свиногора все, наверное, не в себе. Хотя Второмару вроде нормальный в детстве был… — Прости, — тихо сказал Первохико. Рэн вздохнул. — Ладно, проехали. Я действительно вымотался сегодня, да и ты выглядишь не очень. Давай просто поспим? Я только в душ схожу. Он подхватил с пола грязную наволочку и вышел, не дожидаясь ответа. Уже в душе, смывая с волос шампунь, Рэн позвал тихонько: — Медвежут? С момента исчезновения меча Рэн совсем не чувствовал его присутствия. Поначалу он не обратил особого внимания — не до того было, а теперь, когда ощущение обратного отсчета исчезло, стало тревожно. — Тут я, — проворчал Медвежут, и Рэна второй раз за вечер окатило облегчением. — Дай передохнуть немного. Свои любовные дела как-нибудь и без меня решите. Голос его звучал слабо, едва слышно, но звучал, и этого было достаточно. Когда Рэн вернулся в спальню, снаружи уже почти совсем стемнело. Первохико лежал на спине возле стенки. Глаза его были закрыты, а дыхание — ровным. Неестественно ровным, сказал бы Рэн, который за последние сутки слишком часто вслушивался в это чертово дыхание. Рэн сбросил халат и лег с краю. Полежал немного — Первохико все так же старательно изображал из себя спящего. Рэн развернулся и обнял его. Первохико вздрогнул. — Никаких больше сюрпризов, — сказал Рэн. — Никаких проверок и испытаний, хорошо? — Хорошо, — согласился Первохико, расслабляясь под его рукой. — И с тебя спарринг завтра, — добавил Рэн и услышал тихий, легкий смешок: — Как скажешь.