Снежная дева

Удар от падения в реку выбил воздух из легких, заставил на мгновение потерять сознание, но холод тут же привел в чувство. Обжигающе-ледяная вода забивалась в рот и нос. Эол с трудом вынырнул, чувствуя, как его подхватывает течением, забил руками, пытаясь удержаться на плаву. Доспех мешал, и он сам не понял, как отпустил Материю — сил удерживать боевую форму просто не осталось. Течение бросало его от берега к берегу, и все чаще вода захлестывала с головой. Ноги сводило, левая рука давно не двигалась, а боли он уже просто не чувствовал. Эол и сам не знал, каким чудом ему удавалось раз за разом выныривать на поверхность, пока река уносила его все дальше от Иггдрасиля. Наконец его, еле дышащего, прибило к каменистой отмели. Горы закончились, река стала шире и спокойнее, и только поэтому Эол смог задержаться, цепляясь за дно ничего не чувствующими пальцами. Сам не помня как, он выбрался на твердый, припорошенный снегом берег. После воды воздух показался теплым, но с низкого серого неба размеренно сыпался мелкий сухой снег. И раз уж Эол смог выбраться из воды, надо было вставать и идти. Конечности не гнулись, дышать было тяжело, но все еще не больно — деревянное от холода тело просто ничего не чувствовало. Кое-как он поднялся, сначала на четвереньки, а потом и на ноги, и побрел. Земля кренилась из стороны в сторону, и снег настойчиво лез в глаза. Каким-то краем сознания Эол понимал, что это он сам качается, едва держась на ногах, но легче от этого понимания не становилось. Кажется, снег скрипел. Звуки вообще вернулись не сразу — первое время в ушах стоял только глухой размеренный шум, то ли рокот горной реки, то ли ток крови. А потом Эол услышал песню. Где-то впереди женский голос нежно выпевал тихие, едва различимые слова. Что-то о тоске и одиночестве. И о любви. Эол мотнул головой, пытаясь хоть как-то собраться с мыслями — некому было распевать песни здесь, посреди холодного белого снега. Но голос не исчез, даже будто бы стал немного громче. Эол пошел на звук. Медленно, едва переставляя ноги, заставляя себя думать только о словах, которые звучали из подступающей темноты. Голос был нежный и ласковый, совсем как шелест падающих на лицо снежинок. Они налипали на ресницы, и видеть становилось все труднее. Когда голос стал четким и ясным, Эол упал прямо в холодный и твердый снег. Песня затихла, и вместе с тишиной на него обрушилась темнота. Наверное, он все-таки открывал глаза, потому что порой видел близко-близко светлое девичье лицо. У девушки была белоснежная кожа и длинные волосы цвета лунного серебра. И прохладные пальцы, которые снимали боль и усталость, забирали их, оставляя покой и тишину. Губы у нее тоже были мягкие — Эол чувствовал их касания к своим щекам, ко лбу и закрытым векам. А еще что-то влажное и холодное падало на его кожу. Эол очень хотел открыть глаза, чтобы посмотреть, что же делает эта загадочная девушка, которая была с ним так ласкова, но не мог — темнота оказалась сильнее него. Как-то незаметно холод отступил — чужое дыхание втекало в его рот, наполняя тело мягким теплом. Последним, что Эол запомнил, было его имя — кто-то произнес его громко и встревоженно, очень знакомым голосом. На этом он отключился. *** Очнулся Эол от резкой боли в груди и плече. Казалось, что в тело вонзились чьи-то зубы и теперь со смаком пережевывают, разрывая мясо и дробя кости. Бок и спина болели чуть меньше, но все равно — первое время Эол лежал, стиснув зубы, и прикладывал все силы, чтобы сдержать крик. Над головой виднелись темные, закопченные от дыма стропила и такие же доски крыши; и кажется, под ним был колючий, набитый соломой матрас, а сверху его укрыли чем-то вроде потрепанного одеяла. Медленно, то и дело останавливаясь и пережидая, пока исчезнут цветные пятна перед глазами, он сумел повернуть голову и оглядеться. Это была старая деревянная изба: бревенчатые стены, низкая входная дверь, большая печь, в которой потрескивал огонь; крохотное окно, закрытое плотной рогожей, стол и какие-то полки у двери. Сам Эол лежал не на матрасе — широкие низкие нары были застелены свежей соломой, на которую сверху бросили серую мешковину. В плошке на столе чадно горел тонкий фитиль. Свет его едва освещал комнату, и углы тонули в полумраке. А может, это перед глазами снова плавают пятна от боли, успел подумать Эол, прежде чем отключиться. *** В следующий раз Эол очнулся от влажного прикосновения к груди. Открыл глаза, увидел совсем близко сосредоточенное лицо и невольно дернулся. Меньше всего он ожидал встретить здесь этого человека. Близнецы Сага — бывший Понтифик, бывший мятежник, бывший герой, — спокойно отодвинулся и бросил в глиняную миску тряпку, которой только что обтирал Эола. — Очнулся? — без особого интереса спросил он. — Как?.. — попытался сказать Эол, но слова вырвались хрипом из пересохшего горла. Как ни странно, Сага его понял: — Я нашел тебя на опушке леса, тут, неподалеку. — Я… — голос не слушался, но Эол заставил себя выдавить: — Я был один? — Конечно, — слегка удивленно ответил Сага. — С тобой разве был кто-то еще? Эол немного подумал, вспоминая нежные пальцы и ласковый голос, потом все-таки помотал головой. — Хочешь пить? Есть? Эол прислушался к себе: хотелось ему не есть и пить, а как раз наоборот. Он попытался сесть, но тут же скривился от приступа боли, закашлялся, только сейчас осознав, что его грудь и левая рука туго перебинтованы. Сага правильно понял его движение: — Давай помогу. Кое-как они сумели выбраться с нар, и Эолу даже удалось не заорать от боли. Сага на его борьбу с собственной гордостью внимания не обратил — он двигался ровно и аккуратно, словно не замечая, как Эол навалился на него всем телом. Впрочем, что там здоровому Золотому Рыцарю вес одного раненого — наверняка Саге и побольше случалось таскать, даже без Материи и Космо. Вместе они довольно ловко добрались до двери, Сага распахнул ее коротким пинком, и по глазам Эола ударило ясное дневное солнце. Дом стоял на небольшой лесной поляне — совсем рядом начинались темные ветви густых елей, за которыми виднелся близкий горный склон. Но Эолу сейчас было не до красот: отстранившись от Саги, он привалился плечом к деревянной стене и кое-как расстегнул пуговицы на брюках. Сага деликатно смотрел в сторону, пока он справлял малую нужду и застегивался. Потом так же молча подхватил его под руку и потащил обратно в дом. Доволок до нар и сгрузил в теплое гнездо из соломы, мешковины и одеяла. — Точно ничего не хочешь? — спросил он, когда Эол прикрыл глаза, пережидая очередной приступ боли. Тот помотал головой. Было немного неловко — даже не от собственной беспомощности, а от того, кто именно ему помогает. Казалось странным принимать заботу от человека, который когда-то приказал его убить. — Я на охоту, — кратко проинформировал его Сага и вышел, негромко хлопнув дверью. Похоже, бывший Понтифик не видел в сложившейся ситуации ничего необычного. Эол подумал, что и сам бы его не бросил, поменяйся они местами, и как-то незаметно провалился в спокойное забытье. Снились ему ласковые нежные губы и волосы лунного серебра. И мягкая, какая-то печальная улыбка. *** Сага оказался отличной сиделкой. Он готовил густую похлебку из подстреленной в лесу дичи, менял бинты и поил Эола какими-то травяными отварами. «Из соседней деревни», — кратко пояснил он. Больше Сага не говорил ничего, и Эол тоже не спрашивал, справедливо считая, что обсудить важные вещи можно и позже, когда он будет в состоянии нормально разговаривать. Спешить им явно было некуда, иначе Сага не торчал бы с ним здесь, в заброшенной хижине посреди непонятно какого леса. Большую часть времени Эол спал, крепким, глубоким сном безо всяких сновидений. А когда просыпался — лежал, глядя то в потолок, то на огонь в печи, и собирался с мыслями и воспоминаниями. Их воскресили в Аиде — для того, чтобы пробить Стену Плача, требовались все Рыцари Зодиака, и Эол с Сагой не стали исключением. Воскресили, чтобы оба почти сразу погибли снова. А теперь они застряли здесь, в заснеженном Асгарде, и похоже, наместник Одина, Андреас, приложил к этому свою руку. Он и Иггдрасиль, который высасывал Космо Золотых Рыцарей, — с этим Эол собирался разобраться, как только встанет на ноги. Сага часто уходил почти на целый день — то на охоту, то в деревню за новой порцией трав и припасов. Если он и узнавал там что-то, то делиться этим с Эолом пока не собирался. Может быть, не доверял, а может, не хотел беспокоить раненого. Каждый день Сага менял Эолу бинты перед сном, а каждый второй вечер обтирал его тело мокрой тряпкой. Все это он делал в спокойном, невозмутимом молчании, и Эол тоже не находил, что сказать. Благодарить за каждое действие было глупо, пробовать справиться самому — пока рано, сил не хватало. Поэтому Эол принимал эту отстраненную заботу и давал себе слово, что обязательно отплатит. Чувствовать себя в долгу перед Сагой он не хотел. Иногда, когда того не было дома, Эол вспоминал, как замерзал в снегу, и разглядывал свои руки, щупал лицо. Кожа была чистая и светлая, ни следа обморожения, да и простуды вроде как не было, даже поначалу. А ведь он провел довольно много времени на морозе, в мокрой насквозь одежде. Когда-то давно Эол слышал предание про снежную деву, которая морочит головы путникам, сбивая их с пути в метель и непогоду, и лакомится их душами. Вроде бы в том предании говорилось, что молодых и красивых та дева отпускала, чтобы прийти к ним потом в виде любимой женщины. Эол не считал себя особо молодым, красивым — тоже, да и дева из предания обитала где-то в далеких-далеких странах человеческого мира. Но чем еще можно было объяснить свое чудесное спасение, он не знал. Иногда он вскидывался среди ночи от того, что снаружи тихо звучал мягкий женский голос, но через мгновение понимал — показалось. Сага ночевал на узком топчане у печи, полусидя, словно в походе. Каждый раз, когда Эол просыпался, он открывал глаза, быстро осматривал комнату и закрывал снова. Эол ни разу не решился спросить, слышит ли тот что-то странное или просто реагирует на него самого. Спал Сага явно вполглаза, постоянно оставаясь настороже. *** К концу второй недели Эол как-то внезапно понял, что его «сиделка» вот-вот упадет от усталости. Внешне Сага оставался все таким же невозмутимым, но Эол почувствовал короткую дрожь его пальцев, когда тот затягивал на нем свежие бинты. Это мимолетное ощущение заставило Эола вкинуть голову и всмотреться в спокойное лицо. За эти две недели черты Саги обострились, стали тверже, словно он все время пребывал в напряжении. И взгляд был слишком сосредоточен для такого простого дела. Эол сложил два и два. — Ложись сегодня со мной. Сага на мгновение замер, словно обдумывая предложение, потом продолжил бинтовать плечо. — Здесь достаточно места для двоих, — как можно убедительнее произнес Эол, — и я спокойно сплю. Сага завязал последний узел и завернул концы бинта, чтобы те не торчали. — Я не сказал, что не лягу. Эолу на миг почудилась усмешка в его ровном голосе, но Сага тут же встал и ушел наводить порядок после их нехитрого ужина. Эол пожал плечами — странности Саги его не касались, — и постарался отодвинуться к самой стенке, освобождая как можно больше места на соломенной подстилке. Судя по всему, его «сиделке» оно сейчас была нужнее, чем ему самому. Сага быстро закончил с делами, подбросил дров в жерло печи и затушил лампу на столе. Только после этого он скинул куртку, в которой ходил все это время, и подошел к краю своеобразной постели. Эол подумал, что он станет раздеваться дальше, но Сага аккуратно лег, как был — в рубашке и брюках. Отодвинул в сторону свои длинные волосы и прикрылся краем одеяла. Так и заснул — неподвижно лежа на спине, а Эол еще долго лежал рядом, глядя на отблески огня на его светлой коже, и думал о том, что в этом молодом расслабленном лице почти ничего нет от того властного высокомерного Понтифика, которого он знал. Понтифик постоянно носил доспех, Сага же свою Материю не призывал еще ни разу. С этими мыслями Эол наконец заснул. А проснулся от приступа острого, тягучего желания. Огонь в печи почти догорел, и теперь в доме было совсем темно. Сага придвинулся во сне, привалился боком, Эол чувствовал его тепло и немного — его Космо, едва ощутимое, спящее. А еще — мягкое прикосновение пряди его волос к своей шее. Все это ощущалось непривычно остро, словно тело отвыкло от чужого присутствия, и теперь реагировало сразу на все. Сага пах дымом и едва заметно — потом. И дышал тихонько, почти не слышно. От этого запаха и звука становилось только хуже — хотелось протянуть руку и коснуться, поймать пальцами такое близкое тепло, собрать губами дыхание... Эол стиснул зубы и задержал вдох. Досчитал до десяти. Выдохнул. Он и раньше замечал, что его возрожденное тело слишком остро реагирует на прикосновения Саги, но отмахивался от ненужных ощущений. Теперь же стало совсем худо — член затвердел и ныл, стиснутый тесными штанами. Не будь под боком спящего Саги, Эол бы уже безыскусно подрочил, — что ж делать, если кровь играет, как в юности. Но Сага был рядом, совсем близко, и Эол знал — тот проснется от любого движения. Поэтому он лежал и дышал, размеренно и ровно, и считал до десяти и обратно. Помогало плохо. А потом Сага шевельнулся, приподнимаясь, придвинулся еще ближе — Эол не видел его лица, только черный силуэт на фоне почти полной темноты, — и сжал его член прямо через брюки. Эол вздрогнул от неожиданности и подавился очередным вдохом. А Сага нащупал застежки, и через мгновение твердые, шершавые от мозолей пальцы погладили ствол и уверенно прошлись по головке, размазывая смазку. Эол сам не понял, каким чудом сдержал вскрик. Это было слишком внезапно и слишком остро — он стиснул зубы и закрыл глаза, чувствуя на себе внимательный взгляд. Сага едва слышно хмыкнул и взялся за него всерьез. Он двигал рукой то медленно, словно растягивая удовольствие, то резко, сжимая пальцы почти до боли, гладил яички, перебирал их, легко царапал мошонку, чтобы тут же снова вернуться к члену. Эол сам не заметил, как стал вскидывать бедра, не обращая внимания на боль, которая то и дело вспыхивала в руке. Сейчас ему было все равно. Сага играл на нем, как на давно знакомом инструменте, наклоняясь настолько близко, что Эол чувствовал его горячее дыхание на своем лице и пряди его волос — на груди и плече. Когда Эол выгнулся, кончая, Сага мотнул головой и вжался в его бедро твердым бугром на собственных брюках, толкнулся несколько раз и замер, обжигая кожу дыханием. А потом сделал совсем невероятное — лизнул свою испачканную в сперме руку. Впервые в жизни Эол искренне проклинал ночную темноту. *** Наутро Сага встал первым — Эол почувствовал его движение сквозь полудрему, но тут же заснул снова, слишком вымотанный ночной разрядкой и обострившейся болью. А когда проснулся, Сага уже деловито хозяйничал, откинув рогожку с окна. Блеклый свет зимнего солнца пробивался снаружи, высвечивая стол и простую посуду. Сага разделывал недавно освежеванного зайца — видимо, сходил на охоту с утра, — и руки его были перемазаны в крови. Эол пожелал ему доброго утра и, как обычно, получил в ответ короткий кивок, Сага даже головы не повернул. Похоже, ночные дела он решил оставить за пологом ночи, и Эол не стал настаивать. Ему и самому было неловко, хотя по сути ночью Сага взял на себя всю инициативу. Эол тихонько выбрался из кровати и добрался до дверей сам — медленно, переводя дыхание, но почти не качаясь. Вышел наружу, с удовольствием чувствуя на разгоряченной после сна коже уколы кусачего зимнего мороза. Здесь, вдали от Иггдрасиля, бледное солнце Асгарда почти не грело, но и Космо не уходило в ненасытное нутро великого древа. Эол обтерся сухим жестким снегом, встал пошире, расправил плечи и сосредоточился, прислушиваясь к течению древней силы внутри себя. Андреас забрал его Материю, но не сила доспеха делала Рыцарей Золотыми. Эол знал — сейчас его тело едва заметно светится, пока еще слабо, но когда он придет в себя, то сможет участвовать в битве как воин Афины. Внезапный приступ боли сбил дыхание, заставил закашляться и согнуться, и сзади тут же хлопнула дверь. Сага схватил его за плечи и не отпускал, пока Эол не смог выпрямиться. — Ты идиот? — сухо спросил он. Только сейчас Эол заметил, что руки у Саги все еще в крови, и теперь на его собственных плечах остались красные отпечатки пальцев. — Прости, не рассчитал. Он и правда увлекся, окрыленный этим снегом, солнцем и чувством странного спокойствия, которое наполняло его с утра. — Тут неподалеку есть горячий источник, — проинформировал его Сага, загреб немного чистого снега и старательно растер, счищая с ладоней кровь. — Завтра обязательно сходим. Эол послушно кивнул. Он и сам бы не отказался от хорошей ванны. — Больше так не дури, — велел Сага, прежде чем скрыться в доме. Эол посмотрел на темную дверь и поймал себя на том, что улыбается. И что, кажется, ждет сегодняшней ночи. *** Вечером Сага держался отстраненно, как всегда: деловито размотал бинты, принес тазик с водой и тряпку. Никогда раньше Эол не чувствовал его пальцы так остро — порой их кожа соприкасалась, и каждое такое касание застывало отметкой на теле. Даже учитывая вчерашнюю ночь, это было немного слишком, и Эол не выдержал первым: — Я дальше сам. Сага отдал ему тряпку, встал и вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Эол успел заметить, что снаружи совсем стемнело, и что, кажется, начинается метель, но не стал отвлекаться на это. Сага не вернулся, когда он «домылся», и позже — тоже. Эол подождал еще немного, потом накинул на плечи свою изодранную куртку и вышел на улицу. В темном ночном воздухе танцевали снежинки — медленно, заковыристо, сталкиваясь друг с другом с едва слышным звоном, похожим на эхо чьего-то смеха. — Сага! — громко позвал Эол, стараясь не вслушиваться в этот странный звук. Ответа не было, только снежинки немного ускорили свой танец, зазвенели чуть более остро. Эол закрыл глаза, сосредоточился, отрешаясь от ненужного. Где-то сбоку, за углом дома, едва заметно ощущалось чужое Космо. Эол открыл глаза и побрел туда, старательно не глядя на снежинки. За спиной что-то шептал ночной ветер, но Эол не оборачивался. Сага лежал возле чурбака, на котором обычно колол дрова, и кажется, был без сознания. Эол присел на корточки, чувствуя, что если наклонится, то завалится рядом, поднес ладонь к губам. Волосы Саги расплескались по земле, перемешались со снегом, но дыхание было ровным, как будто он просто заснул здесь, на морозе. Эол хлопнул его по щеке, потом еще раз. На третьем взмахе Сага перехватил его руку и пружинисто сел. Дернулся, словно только сейчас заметил, где находится, и сразу же задрожал от холода. — Пойдем внутрь, — сказал Эол, хватая его за руку и понимая, что не сможет поднять. Сага встал сам, вздернул за собой его и стремительно метнулся в дом. Эол успел почувствовать жар его Космо, но оно тут же погасло, едва за ними закрылась дверь. — Я что, уснул? — спросил Сага, успокоив дыхание. Эол смог подкинуть в печь пару поленьев и набрать в котелок воды из большой деревянной кадки. Двигаться было по-прежнему больно, но он терпел. Сага отобрал у него котелок, сам повесил на огонь, сказал, уже без вопроса: — Я не мог просто упасть. — А я не мог не замерзнуть снаружи до того, как ты меня нашел, — вместо ответа произнес Эол. Сага ожег его внимательным взглядом, но спрашивать ничего не стал. Спали они в ту ночь снова вместе, напившись горького травяного сбора. Сага тщательно перебинтовал Эола и тут же отключился, а Эол лежал рядом и смотрел на дверь, за которой насмешливо шелестел снег. В печи громко треснуло полено, взметнулся сноп искр, осветив четкий профиль спящего рядом с ним мужчины. — Я тебе его не отдам, — сказал Эол беззвучно, слушая, как громко воет ветер в трубе. Заснул он только под утро. *** Горячий источник оказался действительно неподалеку — полчаса ходьбы вверх по склону, сквозь редкую поросль одиноких, присыпанных снегом елей. Сам бы Эол шел туда гораздо дольше, но Сага поднырнул под его руку, обхватил за талию и буквально утащил на себе. Эол особо не возражал — этот снежный лес ему не нравился. Источник был небольшой, окруженный бурыми валунами, над которыми плясал пар. Сага нашел какую-то неприметную щель, немного похожую на ступени, и помог Эолу взобраться. Разделись они на камнях, возле самой кромки воды, от которой ощутимо тянуло теплом. Эол не выдержал и погрузил в нее ноги, но дальше Сага его не пустил — взялся разматывать бинты на груди и руке. Он делал это аккуратно, как всегда, равнодушно глядя перед собой, а Эол смотрел на бьющуюся на его шее жилку и слегка завивающиеся от пара кончики волос, и сам не понимал, чего больше хочет — оказаться в воде или остаться на этих валунах вместе с Сагой. Едва Сага снял последний бинт, аккуратно смотал и положил к одежде, Эол соскользнул в горячую, немного пахнущую серой воду. Погрузился по самые плечи, отдаваясь этому теплу и пытаясь прогнать ненужные мысли. Сага ему не дал: сел рядом, плотно притираясь боком, и когда Эол открыл глаза, — улыбнулся, глядя шало и незнакомо. — Мы оба знаем, чего хотим, верно? Эол кивнул, завороженный этой переменой. Такого Сагу он видел впервые. Таким тот, наверное, был, когда ласкал его ночью. Сага хмыкнул — тем же насмешливым, ночным голосом, — притянул его к себе за затылок и поцеловал. Губы у него были горячие и уверенные, и Эол закрыл глаза, отдаваясь этой напористой уверенности. Он слишком часто решал за себя и других, был примером, образцом и чем-то там еще. Сага же, не раздумывая, забирал себе власть и ответственность вместе с нею. Сага словно почувствовал его настрой — навалился сверху, вжал в теплый камень и легко прикусил губу. Эол дернул головой и стиснул длинные пряди влажных от пара волос, зарылся в них пальцами. Сага застонал, не сдерживаясь, раздвинул коленом его ноги и прижался стоящим членом к животу. Вода делала ощущения острее и четче, и когда твердые пальцы прошлись по его мошонке, Эол развел бедра, открываясь. Спина в ответ на это движение взорвалась болью. Эол невольно застыл, пережидая. Сага оторвался от его губ, посмотрел, недовольно сведя брови. Потом мотнул головой: — Развернись. Эол послушно встал, повернулся к Саге спиной и оперся о валун правым, почти здоровым, локтем. На пробу слегка наклонился вперед — спина все еще болела, но уже терпимо. — Так лучше? — спросил Сага, наклоняясь к его уху, и, едва Эол кивнул, обхватил за грудь, фиксируя позу, позволяя снять вес с руки. Вобрал в рот мочку уха, пососал, жадно и совершенно развратно. Толкнулся бедрами, вжимаясь членом между ягодиц, там, где теперь заканчивался уровень воды. Эол закрыл глаза, чувствуя, как его собственный член при каждом толчке едва-едва касается налившейся головкой теплой поверхности камня. От этого было немного больно, но эта боль была приятной, отвлекала от той, что зудела в спине. Сага прижал свободную руку к его губам, шепнул, обжигая дыханием ухо: — Оближи. Это было очень похоже на приказ — именно так, как сейчас требовалось Эолу. Он открыл рот, послушно обхватил губами горячие мокрые пальцы и облизал, чувствуя горьковатый вкус воды. — Правильно, — Сага поощрительно прошелся языком по его ушной раковине, — чего нам с тобой стесняться. Стесняться им было действительно нечего — после двух-то смертей, посреди богами забытого источника в глухом асгардовском лесу, — и когда Сага вынул пальцы из его рта, Эол тихо застонал, уже совершенно не сдерживаясь. А когда почувствовал, как эти же пальцы раздвигают его ягодицы и один из них входит внутрь, — вскрикнул в голос. Сага мотнул головой, прижался щекой к его щеке и медленно заскользил пальцем внутрь и наружу, плотно удерживая Эола на весу. Под кожей его разгоралось Космо — теплым золотистым сиянием, и в ответ внутри Эола тоже ворочалось что-то, пока еще неясное. Сага добавил еще палец, задвигался чуть резче, задышал громче. Эол подался назад, насколько мог, требуя еще — больше, чаще, глубже. Сага лизнул его по шее, от уха и до плеча, и сменил пальцы на член. Это было больно, и Эол зашипел, невольно напрягаясь. Сага не стал напирать — остановился, давая время привыкнуть, просунул ладонь между его телом и валуном, легко погладил головку члена. Эол задрожал. Ощущений было слишком много: тянущая боль в заднем проходе, нудная боль в спине, мягкая ласка на члене, твердая рука на груди и жар Космо, разгорающегося снаружи и внутри. Тело разрывалось между уже не пятью — шестью, семью, тысячей сразу чувств, а Сага только добавлял, жадно целуя шею и плечо, щекоча разгоряченную кожу прядями длинных волос. А потом толкнулся, входя в него глубже. И еще раз, и еще, вдавливая его член в свою ладонь. Эол уже не понимал, чего ощущает больше — боли или удовольствия, но последнее нарастало, пока не захлестнуло с головой. Кажется, он грязно выругался, когда кончил, вбиваясь в кулак Саги, сгорая в огне их общего, жарко резонирующего Космо, и почти сразу почувствовал, как Сага изливается внутри него. Потом они долго лежали, погрузившись в воду, — Сага прижал Эола к своей груди, давая возможность расслабить спину и плечи. Эол не возражал — он давно разучился строить из себя сильного, и теперь просто откинул голову на чужое плечо, чувствуя, как медленно утихает боль. — Было неплохо, — сказал Сага сытым, довольным голосом. — Надо как-нибудь повторить, когда ты поправишься. Эол ничего не ответил — они оба знали, что когда он поправится, времени не останется ни на что. *** В эту ночь Сага сразу же придвинулся к его плечу, положил ладонь на грудь, как раз напротив сердца. Сказал негромко: — Расскажи. — О чем? — так же негромко уточнил Эол, не открывая глаз. — Что ты знаешь об Иггдрасиле. Ну и заодно, почему ты не замерз в снегу. Эол помолчал, собираясь с мыслями. Сага его не торопил, просто лежал рядом. Эол вздохнул и заговорил. С каждым словом очарование ночи словно отступало, отпуская их обоих, и когда Сага начал в ответ рассказывать, что именно узнал от местных, голос его звучал уже сдержанно и сухо, безо всякого следа игривых нот. На слова о снежной деве он отреагировал без особого удивления, спросил только: — Думаешь, она решила заняться мной? Эол пожал плечами. — В предании говорилось, что дева приходит к полюбившемуся ей человеку в образе прекрасной женщины. Но если опознать ее истинную сущность, она исчезнет. — Не думаю, что нам понадобятся такие сложные меры, — резонно возразил Сага. Действительно, вряд ли местный дух мог выдержать Космо Золотого Рыцаря. Даже пусть и раненого — Эол чувствовал, как его тело постепенно наполняет привычное тепло. Он не стал просить Сагу быть настороже — и без того знал, что теперь тот не снимет защиту, выходя наружу. Сейчас его Космо ощущалось рядом сгустком огромной затаившейся силы. Эол закрыл глаза и позволил себе провалиться в сон под ровное дыхание Саги и мерный треск огня в печи. Горячая ладонь грела его грудь до самого утра. *** Через три дня — странных, молчаливых дня, которые мешались с ночами, полными сдерживаемого желания и аккуратных, бережных ласк, — их накрыло ощущением чужого Космо. Оно было знакомым до боли в сжатых кулаках — где-то в этом мире кто-то из Золотых надел свой доспех. Когда их обоих отпустило, Сага сказал, глядя холодно и спокойно: — Я пойду один. Эол не стал спорить — сам понимал, что еще не восстановился до конца. Сага собрался быстро, вещей у него, кроме золотого куба Материи, считай, и не было. Натаскал перед уходом воды и деловито объяснил Эолу, где какие припасы. — На пару дней хватит, а дальше сам. Эол кивнул: пора было возвращаться в самостоятельную жизнь, становится снова сильным и ответственным. Сага ушел, не прощаясь, да и зачем — их обоих еще ожидало общее поле боя. Эол же остался, наедине с гудящим в трубе ветром и шелестящими за стенами деревьями. К ночи снаружи пошел снег: мягкий и пушистый, он легко ложился на плечи, казался теплым и ласковым. Эол занес в дом охапку дров, оглянулся на темные деревья, меж которыми скользило что-то белое, и закрыл дверь. За окном зашептали — тихо-тихо, почти неразборчиво, а потом рассмеялись. Эол сел на соломенную подстилку, которую они изрядно разворошили за эти ночи, прикрыл глаза и вспомнил длинные мягкие волосы и серьезные глаза. Сдержанный холодный голос и жадные губы. И уверенные ночные объятия. Нежный женский голос снаружи запел о любви. — Прости, я с тобой не пойду, — негромко произнес Эол и заставил свое Космо вспыхнуть, разрывая ночную темноту ярким золотистым светом. Когда он угас, снег за стенами замолчал. — Спасибо тебе и прощай, — улыбнулся Эол, чувствуя чужой настороженный испуг. — Меня там, знаешь ли, ждут. Свистнул напоследок ветер в трубе, и стало тихо. Снежная дева ушла, оставив Золотого Рыцаря жить его собственной жизнью.