Трудное детство никогда не кончается.

В детдоме «Радуга» как обычно было очень холодно. Сережа не знал, почему так получалось, но он всегда и при любых обстоятельствах замерзал. В любое время года и суток он не расставался со своим фиолетовым расписным свитером, на котором были нарисованы, кажется, какие-то птицы. Не то чтобы Сережа был в восторге от этих рисунков — птиц в его жизни отчего-то и так слишком много, — но сам свитер был ему родным, и едва ли он представлял свою жизнь без него. Вот и сейчас, холодным осенним вечером, Разумовский сидел на своей кровати, прятал руки в длинных объемных рукавах свитера и заворожено смотрел в окно. Кажется, собирался дождь. — Серый! — за спиной послышался звонкий голос, заставивший Сережу обернуться. Он вопросительно поднял бровь и прошелся любопытным взглядом по Волкову, который выглядел измотанным и… мокрым?  — Там такой дождище! — Олег развел руки в стороны, пытаясь показать все объемы этого природного бедствия. — А еще Мариванна сказала, что будет гроза! Ну, с молниями типа, все дела… — Олег и это попытался описать своей жестикуляцией, но в итоге только выдохнул, укладывая назад свои промокшие насквозь волосы. — Давай вместе посмотрим? И, не дождавшись ответа, он ловко запрыгнул на чужую кровать. Олег задел пару цветных карандашей, но сразу же рассыпался в извинениях и, усмехаясь, отдал их Сереже, помогая сложить все в небольшую картонную коробку. И как она вообще выдерживает такое количество ручек и карандашей? Одному только Богу известно. Воспитательница оказалась права: за окном пронеслась вспышка молнии, а за ней послышался грохот. Сереже захотелось закрыть уши. Закрыть так, чтобы никогда больше не слышать этого грома, бьющего по голове и ушам. Это был, наверное, первый раз, когда он застал грозу бодрствуя, а поэтому это совершенно новое для него явление, и Сережа уж точно не думал, что это будет настолько плохо. Олег взволнованно взглянул на друга и хотел было положить руку ему на плечо, но вовремя дал себе мысленную пощечину и продолжил смотреть на Разумовского с искренним сочувствием. Он не знал, что Сережа так отреагирует. Думал, что ему тоже понравится гроза, но, видимо, ошибался. — Эй, — тихо позвал он, не успев закончить свою фразу, как его перебила очередная вспышка молнии. Сережа ссутулился еще сильнее. — Блин. Серый, ну она же не страшная, молния эта… вот она же ничего-ничего тебе не сделала! — парнишка снова начал активно жестикулировать — ему это почему-то очень нравилось. Казалось, что так он привлекает к себе больше внимания. — Ну, Серый, ну ты слышишь меня? Она же не плохая, правда! И гром этот ничего тебе не сделает. Прекращай трусить! Не то чтобы это сильно помогло, но Сережа все равно начинал понемногу приходить в себя: поднимать взгляд, опускать руки, затыкающие уши, и выпрямляться. Но все это заканчивалось ровно там же, где начинался очередной раскат грома. Так громко, так оглушительно громко, что хотелось только спрятаться, убежать и никогда не высовываться. А Олег все равно понять не мог. Смотрел на Разумовского и не понимал, почему он так боялся. Спустя минуты размышлений он остановился на мысли, что Сережа — рыжий, яркий, словно солнце — боялся грозы именно потому, что всем своим видом напоминал солнце или полыхающий в костре огонек. И боялся, что дождь с этими своими молниями его бы просто потушил. Такая версия Волкова вполне устроила, и, собрав все кусочки пазла в голове, Олег кивнул своим мыслям и снова окликнул Сережу, всем своим видом показывая, что ему пришла замечательная идея. Удивительно, конечно, но это в самом деле можно было понять по одному только его виду: мальчишка сразу оживлялся, взгляд у него загорался, и Олег едва ли мог усидеть на месте. Такое зрелище со стороны выглядел крайне забавно — Сережа не смог сдержать улыбки. Олег и сам улыбнулся, с теплотой заметив, что чем-то да смог отвлечь друга, а потом спрыгнул с кровати, показывая соседу, что ему тоже нужно спуститься. Немного переговоров и подготовки, и вот они вдвоем уже сели на пыльный пол прямо под кроватью и укрылись общим одеялом, прижимая разбитые от постоянных приключений коленки к груди. Олег еще умудрился захватить с собой Сережин блокнот, и тот теперь лежал перед ним рядом с цветными восковыми мелками — поломанными и в целом какими-то побитыми. Но Сереже они все равно нравились, и пока это было так — Олег был готов принести ему в собственных руках все мелки мира. И фломастеры. И карандаши. Сережа любит карандаши… — Олег? — негромко позвал мальчик, повернув голову в сторону друга. Тот, казалось, ушел в какие-то свои раздумья, но Сережа все равно продолжил и мягко, будто неуверенно, улыбнулся, вновь слегка дрогнув от шума за окном. — Спасибо тебе. Спустя время гроза затихла. Комната озарялась вспышками молнии все реже и реже. Дети, которые, как и Сережа, боялись грозы, успокоились. Сам же Разумовский так и сидел вместе с Олегом под кроватью — тут почему-то было настолько хорошо и комфортно, что и уходить не хотелось. Холодно, немного грязно и отчасти опасно — воспитательница могла в любой момент зайти в комнату и заметить, что две кровати подозрительно пустуют, — но не менее уютно. Олег даже успел уснуть — он сидел, опершись головой на ножку кровати, и едва слышно сопел, время от времени незначительно меняя свое положение. Сережу по какой-то причине это умиляло: Олег всегда спал так беззаботно, так спокойно и крепко, что невольно можно было позавидовать. Только это, на самом деле, и оставалось. Вечные кошмары и не самые приятные сны не давали Сереже насладиться всей прелестью этих восьми часов сна, а потому для него не было редкостью вскочить посреди ночи в холодном поту и вновь взяться за изрисованный вдоль и поперек блокнот. Рисование было единственным его успокоением. Он всегда переносил свои сны и видения на бумагу — визуализация страхов и недугов почему-то очень помогала. Вот и сейчас Сережа старательно закрашивал карандашами очередной рисунок с большим черным вороном: тот, по своему обыкновению, донимал Разумовского, цеплялся за его плечи страшными длинными когтями и не давал сделать и вдоха. И недавняя гроза отчего-то напоминала Сереже этого самого ворона. «Интересно, есть ли у него имя?» — размышлял про себя мальчик. Ему казалось, что если есть, было бы хорошо. Наверное, с этим существом можно будет даже подружиться, ведь у них есть много общего: они оба рыжие, оба с веснушками. Да у них даже носы одинаковые! Разница только в возрасте: то существо выглядело на несколько лет старше, да и вело себя подобающе. Появлялось, правда, зачастую слишком неожиданно, но ничего плохого не желало. Оно было похоже на птицу — Сережа так его и назвал. Птица никогда не желал ему зла: всегда, когда появлялся, приходил с советом и помогал с какими-то сложными вопросами. Да даже спасти Тучку Сережа смог только с помощью Птицы. Но все же, что тогда случилось?.. Сережа решил не думать сейчас о плохих вещах и снова перевел взгляд на мирно спящего Олега. Невольно вспоминалось все время, проведенное вместе: первая встреча, прогулки, украденные карандаши и мятные пряники, спрятанные у воспитательницы в комнате. Олег помогал даже кормить спасенную Сережей собаку: та прожила хоть и не долгую, но точно счастливую жизнь. Они с Волковым были хорошими и достойными хозяевами. По крайней мере, мальчишки на это очень надеялись. Когда Тучка — это имя они с Олегом придумали в первую же их встречу — была счастлива и радостно виляла хвостом, счастливы были и ее хозяева. Они смеялись, играли с ней и мечтали о том, что обязательно заберут ее с собой, когда у них появятся родители. Но Тучке не было суждено увидеть свое светлое будущее. Олег всеми силами не давал Сереже раскиснуть: рассказывал ему очаровательные сказки про то, как все собаки попадают в рай, как им там хорошо и что никаких хулиганов там и в помине нет. Он всеми силами старался не допустить Сережиной грусти, и у него это в самом деле получалось. Рядом с Олегом Сереже было спокойно и хорошо, рядом с Олегом он чувствовал себя в безопасности и знал, что ему было на кого положиться. Олег помог бы ему справиться с надоедливыми хулиганами и был бы рядом, когда Сереже плохо. Но, тем не менее, он никогда не переходил границ, и Разумовского это манило только больше. Ему казалось, что Волков — ангел во плоти. Заботливый, добрый, честный и в каком-то смысле даже сдержанный. Он никогда не переступил бы тех границ, которые Сережа выстроил вокруг себя, не стал бы садиться слишком близко и хватать за руку — все это вызывало такое уважение, что даже словами не передать. Это поистине восхищало. Разумовский правда ценил заботу и внимание к себе. Он был совсем маленьким, когда попал сюда, но, хоть он и сейчас не был особо взрослым, добрые и любящие родители казались чем-то далеким и ненастоящим. То ли были они, то ли нет — непонятно. Понятно было только то, что по их любви мальчик очень скучал, и дружба с Олегом помогала забыться и отвлечься от этой тоски. Он так же, как и когда-то мама, напоминал Сереже есть и не пропускать обеды; так же, как папа, учил самообороне и пытался помочь поладить с другими соседскими мальчишками. Волков практически в полной мере заменил Сереже и маму, и папу, и всех, кого только можно… Олег — его семья. И ему больше никто не нужен.