Только лишь друзья?

      Некоторые моменты в жизни любого человека могут быть поистине прекрасными, однако осознание этого может приходить не сразу, а только в те моменты, когда возникает угроза утерять дорогое. Верно глаголит данное утверждение: «Имея — не ценим, а потерявши, плачем», но оно, надо помнить, практически никак не относится к данному случаю. Это сказано просто так, к слову сказано.       Джисон всегда ценил Минхо, так как тот был для него буквально всем: тот дарил ему всегда не что-то материально ощутимое, из-за чего многие в наше время «привязываются» к людям, а самое важное и ценное: внимание и дружескую любовь, готовность быть первым, кто поддержит, успокоит и поднимет моральный дух с самых низов. Минхо всегда рядом и всегда готов помочь и поддержать — а одинокому Джи как раз требовалось именно это. Но пользовался ли он этим? Нет, хотя, если подумать, вся дружба на этом и держится, ведь так?       Если не лгать, Хан-и попробует вспомнить точную дату, когда они впервые встретились. Да, точно, это было 22 июня, жаркое-жаркое лето, когда Джисону было всего одиннадцать лет, за которые у него не было ни единого друга; для всех он был практически невидим, только дети с местной детской площадки иногда обращали на него внимание, но подходить трусили, ибо мальчик был сильно угрюмый, невесёлый, играть с ним не хотелось. Так уж повелось, что этот мальчишка всегда был чрезмерно стеснительным и зажатым, боялся сказать детям лишнего слова, но нет же, он хотел играть с ними, хотел показать свою новую игрушку, правда хотел. Было ли трудно сказать об этом? Да и не только сказать.       Казалось бы: проблемы особо нет, нужно набраться уверенности в себе и наконец-то подойти к детям, постараться найти с ними общий язык, но… Джисон правда хотел сделать это, правда хотел. Помешал ему один слушок о его семье: соседские дети и одноклассники Джи с какого-то момента стали поговаривать, что семья у Хан-и неблагополучная, родители приходят среди ночи из-за работы в «опасных кругах»… Было ли это правдой? Конечно, нет, но какому ребёнку не хочется верить в мистику в детские годы? Сейчас Джисон уже не помнит, и даже по обрывистым воспоминаниям сложно сказать, кто это начал и почему не взлюбил Джисона, он ведь ничего плохого никому не сделал…       Шло время, а Хан как сейчас помнит тот день, 22 июня, когда он, разбитый и опечаленный из-за порванной кем-то в школе обуви, шёл домой, стараясь не ронять солёные слёзы на свою новую и выглаженную школьную форму. Рюкзак тогда, вопреки всем опасениям по поводу испорченных вещей, практически елозил по песчаной земле за его поникшим хозяином, и никто бы не смог подумать, что в один момент портфель из слабых рук мальчишки окажется в руках какого-то мужчины-вора, который просто схватил расстроенное дитя за руку, неслабо сдавил её и забрал его вещи.       Сильно ли Хан-и расстроился в тот день? Да, конечно, кто бы не расстроился, но… если бы не это воровство, встретился бы Джисон с Минхо?       Первые пару секунд после пропажи сопутствовались только молчанием со стороны Джи и шуршанием листвы от бушующего ветра, а потом, наконец-то осознав произошедшее, Хан-и срывается на слёзы: сначала это было неосознанно и вполне тихо, а потом уже более громко и истерично. Вспоминая это, мальчишка готов покраснеть от ушей и до пяток, но много вопросов тогда было у него: по поводу украденных денег, учебников и тетрадей, примитивного мобильного телефона, браслета на удачу, подаренным мамой в прошлом году… Так обидно Джи ещё не было никогда, даже соседские дети и одноклассники так сильно не могли расстроить его, а эта ситуация будто бы насмехалась над ним и будто бы спрашивала:

«Хуже ещё будет. Справишься?»

      Так когда же Джисон впервые встретился с Минхо? Именно тогда, когда Джисон наматывал — условно говоря, конечно же — второй клубок соплей на кулак, а Минхо просто со слепой зоны подъехал к нему, сидящему на бордюре у забора мальчишке, на велосипеде и просто мягко спросил, протянув свою руку к пушистым густым волосам:       — Эй, ты в порядке?       Джи до сих пор помнит, как он был благодарен Минхо за то, что он тогда появился в его жизни, несмотря на то, что практически все воспоминания из детства расплывались словно на поверхности воды; но это нет, это самое важное, оно дороже всех. Неожиданное знакомство и ласковый к нему тон сильно удивили Хана в тот момент, поэтому, вопреки своей стеснительности и зажатости, мальчишка просто накинулся на первого встречного с крепкими объятиями и невербальной просьбой успокоить, пригреть и понять. А Минхо и не был против, если начать вспоминать: он не оттолкнул и не отказался, он лишь дал упасть своему велосипеду на землю и сильно удариться об неё, но никогда бы не позволил этому хрупкому мальчишке столкнуться с трудностями в одиночку.       Тогда они и познакомились. Когда Джисон пришёл в себя, он быстро понял, насколько сильно испачкал футболку мальчика своими слезами, поэтому было полез в свой рюкзак, где обязательно лежала новая пачка салфеток — на всякий случай, если бы кто-то попросил его об этом… — но рюкзака рядом не оказалось… Тут было слёзы снова сорвались с его глаз, но Минхо был быстрее: он заметил, из-за чего горюет Джисон, и сразу постарался решить его проблему.       Когда незнакомый мальчик взял плаксу за руку и зачем-то повёл за собой, оставив свой дорогущий велосипед на том же месте, Джисон постарался выхватиться.       — Не волнуйся. Если ты потерял что-то, мы обязательно найдём это, не плачь, — так тепло тогда сказал Минхо, что в сердце стрельнуло от такого обращения, и ещё крепче взял его за руку.       — Н-но… н-н-но твой вело- велосипед? — говорить членораздельно было сложно, но уже не потому, что это первый адекватный разговор с другим человеком.       — Ничего не случится, если мы быстро сходим в полицейский участок и оставим его здесь. Всё хорошо, не волнуйся.       У Минхо всегда всё было так просто, Джисон заметит это чуть позже: если есть проблема, её нужно решить, и он всегда решал её.       В тот день, когда вора нашли, а вещи были возвращены владельцу, Джисон искренне поверил в то, что Минхо-хён, как потом тот представился ему, может добиться всего, чего захочет. Уже тогда Джи, пусть и не осознанно, понимал, что хён — это самый прекрасный из всех людей, что он встречал. Именно благодаря хёну Джисон стал тем, кто он есть сейчас.       Спустя время, такое и одновременно долгое, и такое быстротечное, дружба текла через край. Именно в то время Хан-и и понял, что дружба должна быть именно такой и никакой больше. Минхо для него есть всё, конкретно из-за Минхо Джисон нашёл в себе те хобби и увлечения, попробовать которые в одиночку он бы никогда в жизни не решился. Например, каждое воскресенье на протяжении шести лет ребята вместе ходили на каток, который принадлежал только им: дедушка Минхо владел им, но никто толком и не посещал его; чтобы всё не пропало даром, ребятам было разрешено ходить туда. Кто бы мог подумать, что это время станет именно тем прекрасным временем, когда и горы будут нипочём.       С Минхо всегда было так легко, так хорошо и так спокойно… Сложно сказать, испытывал ли такое Джисон вообще хоть раз в жизни с кем-то настолько близким.       В один момент даже стало казаться, как будто так и надо, эти чувства действительно настоящие, истинные, однако… а правильные ли это чувства?       Совсем недавно Джи стал задумываться о том, правда ли это то, что он чувствует? Нет, его сомнения не касаются того, а правда ли ему так хорошо с Минхо. Всё намного серьёзнее. Правда ли это просто дружба? Если с человеком настолько хорошо, дружба ли это? Может, ему хочется чего-то большего? А что подразумевается под этим «большим»? Что подразумевается?       Если Джисон правильно помнит, Минхо всегда смотрел на него с такой душевной теплотой и любовью, что сразу все проблемы переставали существовать. Когда Хан-и падал, Минхо всегда подавал руку и помогал подняться. Когда настроение было ни к чёрту, Минхо всегда был тем, кто предложит свою помощь. Поддержка Минхо всегда была равноценна самому великому счастью. Если Минхо какое-то время не было рядом, становилось грустно и одиноко, так, будто бы весь мир отвернулся от Джисона. И это… правда только дружба? Нормально ли испытывать такие чувства по отношению к Минхо?       Нет, это не плохо. Только сейчас Джисон понимает, что всегда чувствовал что-то большее, что-то такое, от чего в сердце щемило всякий раз, когда Минхо брал за руку или обнимал. А думает ли хён также? Этого Джи не узнает до тех пор, пока не расскажет ему о своих истинных чувствах, что так долго томились и формировать где-то там, глубоко в сердце.       Неважно, ответит ли Минхо взаимностью или нет. В любом другом случае Джисон может быть и засомневался, стоит ли рассказывать о том, что так глубоко питает сердце чувствами, но сейчас он готов рискнуть, готов пойти ва-банк. Даже если хён не ответит, чувства Хан-и будут жить вечность, он в этом уверен, ведь именно благодаря хёну весь мир приобрёл живые краски, а не цвет бетонных плит. Пока у Джисона есть уверенность в себе, он готов рассказать всё то, что так яростно сжимает его сердце и заставляет задыхаться в нетерпении. Он готов открыться, даже если потом у него будут проблемы. Никогда ранее он не был так уверен в себе.       Проснувшись от яркого прилива адреналина и уверенности в дальнейших действиях, девятнадцатилетний Джисон вскакивает с постели и, не замечая вокруг себя ничего примечательного, старается нащупать злополучный телефон, который наверняка практически разрядился за ночь. Даже так, если на телефоне всего один процент, Хан-и готов написать хёну о том, что он хочет встретиться с ним сегодня и обсудить кое-что очень важное. Да, следующая их встреча должна произойти в воскресенье на катке, да, уже послезавтра, 10 октября, но нет, Джисон хочет именно сейчас. Хён ведь вчера вечером писал, что хочет встретиться в кино в другой день, но нет, Джисону хочется только сейчас и никогда больше.       Никаких беспокойств и подавно нет, в душе остро ощущается лишь предвкушение скорого неуклюжего признания, вся душа будто на иголках от предстоящего диалога между Джи и хёном, всё так восторженно чувствуется, вся энергия рвётся наружу, Джисон готовится к тому, чтобы рассказать всё и поблагодарить за всё, однако…       На телефоне ясно высвечивается покорное 9 число, 9 октября, Джи делает вывод, что до встречи на катке осталось всего два дня — стоит ли ему немного подождать? — но нетерпение от предстоящей встречи просто съедает его изнутри, съедает и даже кусочка не оставляет. Джисон приподнимает туловище с кровати и тянется рукой к тумбочке, стоящей у его кровати, — только её там нет, как и тёплого махрового коврика, обычно отлично созревающего ноги, и шуршащего плаката одной известной музыкальной группы с другой стороны кровати. Перед глазами всё будто плывёт, а действительность наконец даёт о себе знать. Очнувшись от своих представлений и привычек, Хан поднимает голову: он сейчас находится в одном из отелей Кимпхо, где всё непривычно, тускло и мрачно. Солнечный свет практически не достаёт до кровати, где сидит Джисон, но осознанной обеспокоенности пока ещё нет. Где-то в углу пустой комнаты лежит его рюкзак, наспех разобранный и выкинутый прочь, а ещё в комнате пахнет свечами и грустью, веет одиночеством и тяжёлой тоской сложных будней. На душе становится как-то слишком скорбно, а Джисон даже не может осознать, почему так происходит. От былого настроя перевернуть всё верх дном, дабы достойно признаться хёну в своей любви, не остаётся ни следа, так как мрак атмосферы сводит все мышцы тела и заставляет чувствовать себя паршивее всего, а Джисон даже не может осознать, почему так происходит. Тяжёлый воздух вокруг заставляет Хана начать прерывисто дышать, будто стараясь ухватиться за воздух, которого сейчас так не хватает. Создаётся ощущение, будто сознание Хана всё ещё не догнало тело, они как будто разрознены между собой, они — не единое целое. Джисон ещё раз смотрит на дату и время на телефоне, и, когда выключает экран, одна важная вещь на его руке даёт о себе знать тихим и одиноким «дзынь», ударившись о твёрдый пол. Тогда-то всё и встаёт на свои места. Джисон раскрывает глаза от ужаса, отбрасывает телефон куда-то в сторону, даже не видя, куда конкретно, и быстро поднимает подаренный хёном серебряный браслет, совсем истерзанный вчерашним днём. В этот момент всё встаёт на свои места во второй раз, и тогда вспоминается абсолютно всё — а назад пути уже нет…       Джисон судорожно смотрит на браслет, цепочка которого не выдержала всего горя, и мир в один момент становится таким чёрным и мрачным, что хочется лишить себя любой возможности чувствовать, руки его начинают трястись прям так, как тогда — прям как вчера. Пока реальность продолжает подгружаться, и Хан с мёртвым выражением лица, спотыкаясь о собственные части тела и будто не контролируя их, пробирается к выкинутому телефону в конце кровати, вся реальность мёртвым грузом ударяет по мозгам: сегодня 9 число, 9 октября, а вчера Джисон, его семья и все те люди, что знали Минхо при жизни, посетили его похороны, похороны парня, который трагически погиб на двадцать первом году своей жизни.       Джисон уже полностью осознаёт реальность, и он не знает, хорошо это или плохо. Ему сейчас в целом никак, а ещё так тускло и так пусто, так больно, так невыносимо.       Он вспоминает обо всём, что произошло в его жизни за последние пару дней, а руки опускаются вниз от безысходности и неимоверной чёрной пустоты внутри: в четверг около половины шестого вечера раздался звонок, в котором сообщилось — Джисон уже не помнит, кем конкретно, так как всё сознание тупо улетучилось после слов «Минхо погиб» — о смерти Минхо. Сначала всё воспринималось как шутка на первое апреля, такая глупая и ничуть не смешная, зачем надо так шутить? А потом реальность дала о себе знать, и это ощущение непринятия реальности этим утром очень сильно напомнило то чувство, когда эта печальная новость разнеслась по всему городу. В сердце Джисона в этот момент поселилась пустота и неумение понять что то, что ему сообщили, является реальностью, а не какой-то там глупой шуткой. Вопросов в тот момент не было никаких, но душа адски кричала где-то в глубине сознания, а тело отключилось: Джисон упал в обморок после того, как пару горький слёз сорвалось с его омертвелых глаз.       Похороны Минхо прошли вчера, 8 октября, на родине хёна, в Кимпхо, и только тогда, когда Джисон своими глазами увидел упокоенного хёна, спокойно лежащего и не подающего признаков жизни, реальность уже полностью осозналась. Столько слёз ещё ни разу не было выплакано Джисоном за всю его сначала несчастную, а после знакомства с хёном самую счастливую жизнь, они лились рекой, и, Джи этого может и не помнить, плакал он сильнее, чем кто-либо другой. От увиденного у парня подкосились ноги в тот день, и к бездыханному телу хёна Джисон полз на коленках; да, по грязи и сырой земле; от этого зрелища все люди, прощающиеся с Минхо, стали плакать в несколько раз сильнее.       Из-за шока и неосознания ситуации Джи мало помнит вчерашний день, поэтому сейчас он старается вспомнить чуточку больше, так как хёна он в тот день видел в последний раз, а это… очень дорого для него.       Поначалу держаться, казалось, можно было, однако уже через минуту истерика накрывает Хана, а сделать что-то совсем сложно.       Нет вопросов «почему именно он?», «почему это произошло?», «как так?» или каких-то других, потому что в душе пустота, в душе ничего нет, она опустошена и уничтожена. Джисон осознаёт, что хён не хотел бы, чтобы он так расстраивался из-за него, но выбившиеся из баланса эмоции строго нарушают нервную систему и относительное спокойствие — не плакать Джисон не может, и ещё неизвестно, как долго это будет продолжаться.       Спустя год, когда Хан-и прилично потеряет в весе из-за депрессии, он обязательно спросит себя: «А почему я не понял своих чувств раньше?» — но только не сейчас, нет, ибо все те воспоминания, связанные с хёном, всё ещё будут и греть, и убивать душу, а подаренный когда-то хёном серебряный браслет Джисон будет стараться починить самостоятельно и всякий раз впадать в истерику. Всё… сложно… и никак иначе.