В сет-листе не указано

      Светлые глаза Петра в окружении чёрного грима кажутся ещё пронзительнее, они горят, колют, когда, пробуя навскидку очередную партию, он пригибается и смотрит исподлобья. Губы кривятся в усмешке-оскале, который он даже не думает прятать. Женя, сидящий напротив, не может оторвать глаз от этого ударяющего горячим порывом представления. Кадык нервно двигается вверх-вниз, стул становится слишком неудобным, приходится скрестить лодыжки, податься вперед и столкнуться с обжигающим Солнцем.       Тело Петра — инструмент, он знает, какие мышцы напрячь, чтобы звук лился дольше, мягче, обволакивал, а потом взрывался в голове. Знает, как подчеркнуть красоту этого инструмента. Чёрная футболка с дырками (Женя готов поклясться, что одна из них позволила бы коснуться соска), тесные брюки из тонкой джинсы, кожаные ремни, портупеи, наручи. Сила, дикость, свет и провокация. Пётр спрыгивает со сцены, подходит на шаг. Женя тянет к нему немного вспотевшую ладонь.       Рука упирается в крепкий пресс, кончики пальцев покалывает от напряжения и исходящего от Петра жара, ещё шаг ближе, касание скользит по груди, ткань собирается складками. Пётр шумно втягивает воздух через нос, откидывает голову и позволяет играть на себе другую музыку. Более откровенную, шероховатую. Женя заворожённо смотрит на открытую мощную шею, на оголившийся живот с дорожкой волос, скрывающейся за поясом брюк, звуки сужаются до чужого дыхания, ощущения — до собственной эрекции и тела в нескольких сантиметрах. Секундная заминка, и он дёргает Петра вниз, схватившись за ремень портупеи, впивается в его губы и кусает по-звериному, жадно, словно хочет слиться в одно. Язык проскальзывает в рот, пересчитывает зубы, собирает вкус и жар, вибрацию низкого стона. Уже обе ладони скользят под футболку, сжимают, гладят, мнут кожу и мышцы, царапают в нетерпении.       Хотя Женя не знает, чего конкретно он не может дождаться, кажется, что это нечто не вмещающееся в его черепную коробку. В диком инстинктивном порыве он опускает одну руку к паху Петра, гладит с нажимом прощупывающийся под тканью мягкий член, мошонку, промежность, добивается новых стонов и вскакивает, прижимается целиком. Пётр толкается бёдрами, чувствует, как кровь кипит и собирается ниже, напрягается плоть, натягивает скрывающую её материю. А губы уже припухли от укусов, пальцы цепляются за плечи и то ли тянут, то ли просто удерживают на одном месте.       Если дёрнуть футболку и немного сдвинуть дырку, то действительно можно нащупать затвердевший сосок, Женя проверяет это и рычит в поцелуй. Ему нравится мягкоупругое тело, послушное и целостное, предназначенное для получения удовольствия и открытое ему.       От интенсивности ощущений подкашиваются ноги, Пётр шагает назад, упираясь ягодицами в сцену и смотрит голубой сталью навылет. Восхитительно растрёпанный, возбуждённый. И Женя падает следом. Губы находят жилу на шее, скользят сначала мягко, потом захватывают кожу и втягивают, оставляя красно-синюю метку.       — А... — Пётр не стесняется своих звуков, шире разводит колени, хватается за край деревянного настила, скребёт его и всхлипывает.       Зубы зажимают его сосок на грани боли и удовольствия, рука с паха исчезает, перемещается под футболку и массирует второй, сначала давит, потом невесомо, наполняя нервы контрастом. Женя почти хнычет от невозможности делать всё и сразу, дать всё и сразу, касаться, входить, брать. Всего так много, что он выпрямляется и прижимается от груди до бёдер, вздрагивает, притягивает к себе за кобуру на поясе. Трение плоти о плоть приносит немного облегчения, жар дыханий смешивается, распирающее чувство крови и возбуждения усиливается.       — Отсоси мне, — Пётр говорит-просит-приказывает, яйца ощущаются переполненными, контакта не хватает.       И его нельзя ослушаться, нельзя не опуститься на колени, наконец-то получив инструкцию, выделив в потоке бескрайнего желания что-то, что можно сделать немедленно. Брякает пряжка. Чуть не оторвать пуговицу, молнию вниз зубами. Потянуть два слоя ткани разом, получить в ответ шипение и твёрдый, налившийся кровью член, вздымающийся почти к самому животу. Женя обхватывает его, не думая, сдвигает крайнюю плоть и насаживается кольцом губ до середины, упирается языком в головку, пытается скользить им вокруг, потом отстраняется и дразнит солоноватую щель. Снова навстречу, в пустом зале хорошо слышно хлюпающую слюну и стоны. Ритмично по бархатной коже, пока не зашумит резче дыхание над головой, пока собственного не будет хватать в жадных движениях.       Пальцы с основания спускаются на мошонку, немного оттягивают, массируют. За ними рот. Жаль, что нельзя взять всё сразу. Пётр опускает голову и взгляд вниз, его толстый, средней длины член почти лежит на раскрасневшемся лице любовника, облизывающего его яйца. Красная головка сочится смазкой, если присмотреться, можно даже увидеть, как пульсирует вена. Вспотевшей ладонью он берёт себя и делает несколько фрикций, второй рукой тянет Женю выше и заставляет запрокинуть голову, высунуть язык, трётся о него уздечкой и одним медленным, но уверенным движением скользит внутрь до самого горла.       На глазах Жени выступают слёзы, но он не препятствует коротким настойчивым толчкам, только стягивает тесные брюки ниже и вцепляется в мощные бёдра. Он уже не сосёт, скорее его трахают в рот до звёзд перед глазами. В какой-то момент у него получается расслабить горло и взять до конца, носом упереться в лобок, чувствуя в горле пульсирующую плоть. И этого оказывается слишком много, Женя мычит, переваливая за край, вибрация подстёгивает Петра начать двигаться быстрее и сбивчивее.       Оргазм отдаёт онемением во всём теле, яйца поджимаются, давление распирает от основания и, наконец, выплёскивается в принимающий рот. Спермы много, Пётр помогает себе рукой и стонет-поёт, меняя ноты от высокой и резкой до низкой, пока не чувствует, что полностью опустошён. Голубая сталь скрывается под веками. Женя облизывается и наблюдает за красивым лицом, за расслабляющимися мышцами, за Солнцем. И всё, что есть в его голове, — это Пётр.