Доверительные отношения

На набережной дул тёплый ветер, от которого и на душе невольно становилось тепло. Всё это было так странно, но уже вошло в привычку: в том же месте, в то же время. Вновь пара тёмно-серых глаз задумчиво обвела силуэт, и она, конечно же, заметила это. Почувствовала. Впрочем, за ней тоже был грешок: всячески старалась избегать зрительного контакта, опасаясь того, что он поймёт. Кто бы мог подумать, что враждующие стороны объединятся? «Наши дочери нуждаются в нас» — ведь такой был предлог? Прошло совсем немного времени с тех пор, однако даже пресловутые беседы по телефону очень сблизили их. Что уж говорить о постоянных встречах… Семья Ильгаз нервно кусала локти, наблюдая за взаимоотношениями Бахар и Харуна, ведь наивно полагалась на то, что разлад между ними сыграет на руку. А дочери их тем временем каждый раз вопили: «Разве можно так?» Это действительно было странно, но ещё с первой встречи сердце почему-то замерло в ожидании, а глаза сами начали искать повсюду знакомый образ. Они доверились друг другу, прекрасно понимая, как рискуют. Только опасения были напрасны: общий язык нашёлся слишком легко. Но не раз то доверие ставилось под сомнение усилиями окружающих. А со временем вынужденные встречи перестали быть таковыми — стали необходимостью. Для обоих. Стали глотком воздуха, надышаться которым впрок было невозможно. Стали некой душевной терапией, с помощью которой они залечивали свои раны. Она и не предполагала раньше, что могло скрываться за его холодным беспристрастным взглядом. Он же был приятно удивлён, когда понял, какой моральной силой та обладает. Забылось даже то, что дочери их являются соперницами. Хотя, по правде говоря, и они уже не испытывали друг к другу былой сжигающей ненависти. — Госпожа Бахар, вы молчаливы сегодня, — обратился он к ней. — Случилось что-то? Женщина подняла на него растерянный взгляд, нервно постукивая пальчиками по поверхности стола, за которым они сидели. — Всё в порядке, — спешно бросила, переведя взгляд на волнующийся Босфор. Харун понимающе улыбнулся, наблюдая за стремительно меняющимися эмоциями на её лице. — Я нисколько не давлю на вас, не поймите неправильно, — предупредил, заведомо зная, что подозрения, даже малейшие, лишь усложнят ситуацию. Бахар печально усмехнулась, собирая ладони в замочек. После долгих раздумий всё же взглянула на собеседника, робко скользя взглядом по чертам лица. Брови опустились, а глаза забегали. Почувствовав, что кровь вот-вот зальёт лицо краской от его внимания, она прикрыла глаза, бесшумно вздохнув. И такое поведение очень беспокоило мужчину. Настолько беспокоило, что порой он мог часами сидеть, размышляя об этом. Несмотря на свою искренность и открытость, та оставалась загадкой для него… Бахар. Она действительно ворвалась в его жизнь, словно весна — неожиданно и ярко. Внесла свет в существование, озарила раскинувшейся радугой. В суматохе судебных процессов и интриг не потеряла свою человечность. Сумела сделать то, что за многие годы совместной жизни не под силу было даже Биржде — залечила его самую глубокую и болезненную рану. Более он не тосковал по покойной жене, а лишь иногда с лёгкой улыбкой на губах вспоминал о ней. Харун не заметил, как всё произошло: осознание того, что давно забытое чувство пробивается сквозь каменные плиты, сначала испугало, но позже поселило в груди мерно разливающееся тепло. — Меня до сих пор терзают переживания о том, как бы всё сложилось, если их план удался, — наконец задумчиво произнесла она, прекратив тем самым поток мыслей в его голове. — Если бы тогда мы… — женщина не смогла договорить, вновь понуро опустив голову. Ей было страшно. Она боялась доверять кому-то, кроме себя, но страх прошёл. Харун стал для неё долгожданным утешением. Она нашла желанное успокоение для души и сердца в его глазах. Робела перед ним вовсе не из-за мыслей, которые, порой, переходили грани дозволенного в её понимании, а из-за страха. Но другого, неизведанного ею ранее — страха разоблачения и…невзаимности. Бахар и подумать не могла, что после рано угаснувшей, юношеской любви к Тимуру, которая обожгла её, а может, сожгла полностью, спустя столько лет пепел превратится в плодородную почву. Почву, способную взрастить акацию, у которой ещё не распустились листья, но уже завязались бутоны… — Простите, я тогда правда подумала, что ловушка подстроенна вами, — тихо прошептала куда-то в воздух, открывая глаза. — Что вы, — удивился он, — простить или нет — вам решать, ведь мои мысли о вас были нелестны. Не знаю, как так вышло, однако признаю, что был даже не в смятении, а в гневе… — неловко усмехнулся. — Не понимал, как вы, пожалуй, самый невинный человек, которого я знаю, могли так поступить… Уголки её губ дрогнули, растягиваясь в улыбке. Глаза радостно заблестели, совершенно обезоруживая. Он видел её разной, но такой счастливой — никогда. И всё ещё не понимал, что было такого в его речах, но был несказанно рад подобному изменению. — Я ни в коем случае не осуждаю вас, господин Харун, — заверила, немного сильнее сжав свои переплетённые пальцы. — Доверять в таком положении — всегда большой риск… — Но, надеюсь, наши доверительные отношения не пошатнутся из-за той ситуации? — с неподдельным беспокойством спросил, явно напрягшись. — Нисколько. Он улыбнулся ей в ответ, наконец избавившись от недосказанности. Доверительные отношения… Что ж, с них всё и начинается.