Сандаловый мальчик.

Эй, Сандаловый Мальчик! Ты хохочешь и убегаешь, но я знаю, что ты все равно будешь моим. Ты смотришь на меня своими миндальными глазами, а я невольно глотаю слюну и облизываю губы. Я хочу поскорее прижать тебя к нашему матрасу впитавшему твой сандаловый пот. Я впервые вижу такого как ты, мой сандаловый мальчик. Твоя кожа цвета сандала пахнет сандалом и на вкус, как сандал. Я каждый раз дрожу от блаженства, когда целую твои запястья, ключицы, предплечья, ямки локтей и под коленками и сами коленки. Каждый твой раскрашенный черным лаком пальчик на ногах. Твои миндальные глаза закатываются, и ты сжимаешь простыни. Потом я отстранюсь и смажу руки кунжутным маслом. Я натру им тебя, каждый сантиметр твоего юного гибкого тела. Я буду целовать твои волосы с волшебным запахом сандала, и покусывать твое ушко с небольшими серебряными колечками. А после я сварю тебе кофе с пряностями. Тебе так нравится тонкий свист джезвы, что я готов варить кофе вечно. Я засыпаю в неё еще сухую размолотый кориандр и базилик. Я ставлю ее на плиту, прогреваю. По кухне разносится пряный запах. Конечно мускатный орех, какой же кофе для тебя без мускатного ореха? И лишь потом, когда запах станет невыносимым, я насыпаю кофе и заливаю его водой. Ты, мой сандаловый мальчик, едва ли не пищишь от ожидания, и я улыбаюсь. Я подкуриваю сигарету и выдыхаю яблочный дым в твои волосы, но, сколько бы я не пачкал им их, они все равно вечно пахнут сандаловым древом и мне это нравится. Джезва начинает звенеть, а твои глаза распахиваются, и ты вслушиваешься так, словно это величайшая музыка мира. Мне немного обидно, ведь ты никогда так не слушаешь меня или музыку, которую я играю. Но я спокойно вдыхаю и выдыхаю дым, потому что этим колдовством заправляю я. Я изысканно поднимаю джезву за ее ручку из моего любимого сандала, я уверен, что если на нее положишь руку ты, то цвет будет не различим. Я жду, когда спадет пена, и опять ставлю ее на плиту. Я раз за разом выполняю это волшебное действо, и каждый раз с улыбкой восхищенно наблюдаю за твоими глазами. Выполнив это трижды, в лучших традициях волшебных сказок, я легко, но твердо стучу джезвой о стол, так, же трижды, ведь нет ничего лучше числа три, кроме, конечно числа шесть, но шесть раз стучать джезвой это уже перебор. Я беру твою любимую кружку, она выполнена из кокоса и чрезвычайно тонка, она так тонка, что я порой боюсь сломать ее неосторожным движением пальцев, и я наливаю в нее, тонкой струйкой, свысока, этот дар богов кофе и специй, эту амброзию, благодаря которой ты здесь. Благодаря которой ты позволяешь мне вдыхать и пробовать языком твою терпкую сандаловую кожу. Благодаря которой я могу перебирать твои волосы. Эй, сандаловый мальчик! Ты хохочешь и убегаешь на пристань, где ты трешь свою сандаловую кожу крупным песком, где ты плескаешься в соленом море, в море настолько соленом, что когда ты выходишь на берег, ты стряхиваешь с себя соленую пыль, где ты играешь с такими же сандаловыми мальчиками, как ты сам и где ты слегка кланяешься своим родителям, что говорят тебе ни в коем случае не подходить к таким как я, любителям сандала и длинных миндальных глаз. А я дышу яблочным дымом и утыкаюсь носом в подушку и простыни, пропахшие твоим сандаловым потом. Ты мой, сколько бы ты не сбегал с хохотом, сколько бы ты не смотрел искоса из под длинных ресниц, ведь стоит мне поставить джезву на плиту, стоит запаху кардамона и муската вырваться из-за моей двери, стоит мне начать перемалывать зерна арабики в ручной мельнице, ты примчишься быстрее ветра на своих тонких длинных ногах, ты примчишься в облаке сандалового пота, ты сядешь за стол, чтобы услышать тонкую песнь джезвы, которая говорит тебе о том, что ты никуда не денешься из моих пропахших сандалом и арабикой рук.