на его чудо.
В воздухе повеял легкий ванильный аромат лаванды, младший только сейчас заметил несколько маленьких свечей, расположенных около кровати. Только он попытался вдохнуть глубже, прикрыв дрожащими ресничками глаза, как его губы коснулись не менее сладких губ старшего. Казалось, будто он на вкус словно этот запах, такой сладкий и нежный, отвечая, он даже слегка покусывает его острыми зубками. Когда талии аккуратно касаются его ладони, Юн забывает уже обо всем, все сильнее обнимает его шею и жмется ближе. Руки ведут вверх, снимая толстовку, он аккуратно продевает ее через голову, дабы не зацепить ушки. На мгновение открыв глаза Юнги видит себя в том самом зеркале позади Кима, смешанные чувства. Так и не дав ничего толком обдумать, его нагибают через ноги и кладут на живот, он поддается. Сокджин заботливо поднимает его ноги и устраивает поудобнее, подвигая его чуть дальше, оглаживает через ткань правую ягодицу, сжимает несильно. Соски неприятно трутся о грубую ткань брюк, Юнги сипит неслышно, поднимает голову, а спереди его же отражение, эмоция сменяется на более растерянную, ему не нравится. Видно как Ким потянулся за чем-то, младший терпеливо ждет, кожа уже потихоньку начинает замерзать, покрываясь неприятной дрожью. Когда тот коснулся его спины, почувствовалось на его ладонях еще что-то, что-то холодное, жидкое и скользкое, вздрогнув от неожиданности Юнги сцепил зубы и сжался. Это оказалось обычное масло, и, на удивление, оно очень быстро нагрелось, стоило Сокджину распределить его по всей поверхности. Он аккуратно оглаживает каждый изгиб, кончиками теплых пальцев проходится около лопаток, медленно двигается вдоль позвоночника. Постепенно его движения становятся увереннее, он все больше углубляется, массирует, давит, но это так расслабляет, тепло разливается по всему телу, заставляя буквально растечься на его ногах. — Не холодно? — тихо шепчет Ким, нагибаясь к нему и берет его руку. Юнги мотает головой в отрицательном ответе и правда, пальцы у него теплые, если не сказать горячие. Просто даже если было бы очень холодно, он бы никогда не сказал и это очень расстраивало. Джин не знал на что надеялся когда соглашался на это, он очень рискует, но ничего не может сделать, он слишком сильно любит его. Конечно обидно, кажется будто он не доверяет ему или не хочет открываться... Прекрасно зная что это не правда, в голову все равно продолжают лезть противоречивые мысли. Он планировал поддерживать с ним связь, разговаривать, самому узнавать всё, но где гарантия, что он не соврет в момент, когда он не сможет этого проверить? А ведь так хочется сделать все идеально для него. Вздыхая, он пытается отогнать от себя все эти мысли и аккуратно ведет вдоль позвоночника вниз к пояснице, проникает под резинку домашних штанов, возвращается и медленно тянет вниз, постепенно оголяя белоснежную кожу. Мин почти не дышит, нервно покусывает губы и прячет лицо в руки, чтоб не видеть отражения напротив. Старший оглаживает упругие половинки, его пальцы так невесомо касаются его, он буквально трепещет под ними, внизу живота затягивается тугой узел, в комнате становится душно. На этот раз Ким не просто добавляет масла, а прямо с бутылочки льет на горячее тело, младший вздрагивает, чувствуя как холодная жидкость медленно стекает вниз по промежности. — Ч-ш-ш-ш... — он все уверенней буквально мнет кожу под собой, согревая и растирая до нужной температуры. — Расслабься, пожалуйста, — просит убаюкивающе, стараясь подготовить его не только физически. Вскоре слышно щелчок клапана той самой бутылочки, он немного греет масло на ладони и проскальзывает между, аккуратно слегка будто бы проникает одним пальцем внутрь, но лишь тщательно смазывает вокруг и не делает лишних движений. — Знаешь, смотрится даже лучше, чем я ожидал. Я столько пытался представить тебя, но настолько хорошо не получалось, — пытается как-то отвлечь его старший, продолжая неспеша двигаться. — А тебе нравится? — чувствуется, как он с каждым разом пытается чуть глубже протолкнуться, разогревая пока что тугие мышцы. Мин кивает, не в состоянии что-либо произнести. — Ага, — на выдохе хрипит он и поджимает губы, жмурясь, но пытаясь расслабиться. — А есть что-то, что тебе не нравится? — Мин кивает, Сокджин удивленно поднимает бровь. — Зеркало... — пробивается сквозь частое дыхание. Ким улыбается, уже почти три фаланги пальца аккуратно растягивают тугие стенки, словно бусы, аккуратно по одной проскальзывают сначала вовнутрь и обратно. — Почему? Тебе не нравится свое отражение? Такая красивая киса, — уже сам практически мурлычет он, нежно касается загривка, ведет по шее и пытается убрать руки от лица. Мин сдается и опирается на локти, поднимая взгляд на него через зеркало. Сведенные на переносице бровки, эти влажные реснички, ушки, розовые щечки, приоткрытые от интенсивного дыхания обкусанные красные губки и этот преданный взгляд... Это буквально сводит с ума, он наверное уже и пожалел, что сделал это. Не разрывая зрительного контакта он добавляет второй палец, Мин скулит и сжимается, опускает голову на руки. Сокджин замирает, левая рука ныряет куда-то между рук, медленно ведет по шее от ошейника вверх, аккуратно огибает острый кадык, чувствуется как тот нервно сглотнул и, не успел тот дойти до подбородка, как младший сам поднял голову. Выгибаясь как можно сильнее, Мин пытается встать на колени для удобства, но Ким пресекает все попытки и вновь просит расслабиться. Его буквально трясет и это чувствуется, он все еще очень сильно напряжен, это плохо. — Сильно больно? — обеспокоено заглядывает старший, замечая как сильно тот сжал простыни ногтями. Юнги всхлипнул, послышался звон колокольчиков: — Нет, не больно... Сокджин закатывает глаза и поджимает губы, "Как с ним вообще можно работать?" Мин пытается податься навстречу, хнычет еле слышно, снова опуская голову, дыша надсадно. Наконец Ким вновь проскальзывает внутрь, уже пытается не обращать внимания на младшего, молча аккуратно растягивает стенки. Слышно как Юнги временами мычаще стонет и выгибается, совершенно непонятно больно ему или наоборот, это вызывает какое-то внутреннее желание сделать так чтобы он сам молил о пощаде. Это чувство... Такого он никогда не испытывал по отношению к нему. Хочется специально ударить, поцарапать, придушить, что еще ему нужно сделать? Кажется, будто он вытерпит всё и это пугает. Младший уже не уверен в том, что это именно то, что он просил,он слишком нежен.
Возможно, он и сам хочет того же, он хотел, чтобы Джин был с ним таким же, как и со всеми, хотел вновь увидеть того его, хотел наконец почувствовать его. Он ведь предупреждал, он говорил, что у него не получится, на что он надеялся... Его отрезвляет и возвращает к реальности хлюп высунутых пальцев, он и не заметил как привык, теперь внутри так пусто, мышцы рефлекторно пытаются получить расположение обратно, чувствуется как возбуждение внизу нарастает все больше. На этот раз Ким молчит, молчит и о том, что собирается делать, ему уже не интересно спрашивать мнение об этом у тонсена, молчит и когда практически сразу проталкивает полностью внушительных размеров пробку внутрь скользкого тела. Хотелось бы сделать это вообще сразу, но чисто физически не получилось, он гладит его по голове, спускается по спине вниз, пытается расслабить, медленно вновь пытаясь ввести игрушку. Когда у него наконец это получается Юнги первый раз подает голос, чувствуется как напряглась каждая мышца его тела, он стонет протяжно, сдерживаться уже не осталось сил, видно как на нижней губе уже блестит красная капелька из-за прокушеной плоти. Сокджин убирает руку, на ноги падает что-то пушистое, длинный белый кошачий хвост неприятно щекочет горячую кожу, Юнги вздрагивает и в ту же секунду жалеет. — Встань, — будто сквозь вату слышится голос старшего. Видно как брови младшего медленно ползут вверх, но у него есть немного времени сообразить что делать, пока тот окончательно стягивает с него штаны. Он пытается поднятся на дрожащих руках, опасаясь сделать лишнее движение, все внутри настолько чувствительно. Ким помогает ему, берет под руки и ставит на пол. Тот сразу сгибается практически пополам, больно, ноги уже не держат, а в голове лишь гулкий шум. Ноет что-то неразборчивое и косит взгляд на старшего. Тот копошится где-то по шкафам, пока Юнги пытается угомонить дрожь и стать в безопасную позу. — Тебе нравится? — доносится из-за спины. Мин поднимает голову и пытается понять суть вопроса. Вскидывает бровь в немом вопросе и пытается заглянуть через плечо в лицо. — Это ведь не совсем то, чего ты хотел, да? — он поворачивается, в руках у него кусок черной атласной ткани. — Ну, скажи это, я наверное слишком нежен, ты хотел другого? — на затылке завязывается большой бант, плотно закрыв глаза. Сокджин обходит его снова и берет за плечи. Аккуратно оглаживает, опускаясь все ниже, задевает возбужденные соски, спускается по талии, ведет по бокам. Вновь возвращается к соскам, немного сжимает оба и тянет на себя. От неожиданности Юнги практически падает в его руки, пытается найти плечи чтоб хоть как-то удержаться, буквально виснет на его шее. — Ты не ответил на вопрос, — слышится где-то совсем рядом, он чувствует его горячее дыхание где-то у виска. Младший пытается удержать равновесие, видно только небольшую полоску света внизу, что ничего не дает, координация сильно нарушена, он просто вцепился в чужую шею и слепо пытался льнуть на голос. Сокджин улыбается, теперь он точно словно крохотный котенок, его неуклюжие движения так умиляют. Он нагибается и легко целует приоткрытые губки, жадно хватающие воздух в сбитом дыхании. Во рту чувствуется металический привкус крови, Ким лижет рану, обвивает хрупкую талию и прижимает ближе. Когда он отстраняется, видит эти опухшие красные губки, контур уже давно размыт кровью словно алой помадой, так тянет где-то в паху, он клянется: это личико - самое сексуальное, что он когда-либо видел. — Мне все нравится, Джинни, — тянет мурлычаще последнее слово младший. Но тот молча аккуратно снимает его со своей шеи и вновь исчезает в темноте неизвестности. Он еще не решил нравится ли ему эта повязка, но скорее да, чем нет. Пробка уже практически не чувствуется, он уже приспособился, в чем очень сильно помог его парень. — А мне не нравится когда ты врешь... — на шею одевается что-то наподобие петли, он сначала пугается, но держит себя в руках, он слишком сильно доверяет ему. — Не бойся, доверься мне, — будто бы читает его мысли Сокджин и гладит шелковистые пряди где-то за ушком. Веревки опускаются меж ног, плотно вжимают внутрь пробку и через спину возвращаются, продеваются через петлю и ошейник сзади, соединяя их. Коленки младшего буквально подкашиваются, он ноет что-то неразборчивое, но пытается удержаться когда веревки натягивают, когда сжимают между ними до предела уже возбужденный член, когда игрушку вновь прижимают под другим углом. — Тихо, тихо, все хорошо, — слышится нежный шепот сзади, старший тянет на себя, от неожиданности тот чуть не падает, подается вперед, стонет обреченно когда упирается в чужой пах, тело еле слушается, его движения стали такими неуклюжими, резкими, чувствуется эта дрожь под пальцами, он напряжен словно по струнке. Голос срывается неожиданно, практически обессиленно, он пытается нащупать руки Кима; его холодные пальцы судорожно сжимают чужие запястья, он облизывает губы, плотно сжимает челюсти, пытается выпрямиться. Но помогает ему в этом сам Джин, ловко подхватывает его, пока одной рукой держит, другой продевает край спереди через двойную веревку под рукой в области груди и возвращается, то же проделывает и с другой стороны. Натягивает сильно, продолжая одной рукой поддерживать его за локти сзади. Младший опускает голову, по темной ткани расходятся еле видные мокрые пятна, он тихо всхлипывает и больно закусывает губы, не хочет чтоб он знал как ему больно,хочет чтоб он продолжал.
Но это не осталось незамеченным, старший замер: — Сильно больно? — он пытается аккуратно поправить все сплетения, сильного трения нигде нет, все ложится пока правильно. — Скажи хоть что-нибудь, — голос постепенно становится все тише, он сглатывает и пытается заглянуть в лицо. Мин лишь облизывает кровь и слезы с губ, колокольчики звенят в отрицательном ответе. Сокджин хмурится и обреченно вздыхает, ему никогда не понять его. Закончив еще одной такой же обвязкой где-то в области живота он натягивает веревки вниз и обвязывает ляжки подобно подвязкам, плотно затянув всю схему. Слышно как старший отрезает лишние концы, затем глушит мертвая тишина, Юнги нервно теребит веревки на бедрах, слышно даже как он грызет щеку изнутри, губы и так уже искусаны в кровь. Тишину прорезает его протяжный высокий стон, от неожиданности он опускается на колени, наконец ощупывает ноги Сокджина, вибрация становится все сильнее, он ноет что-то невнятное, опускает голову на его ботинки. Через несколько секунд режим становится как в первый раз, Ким откладывает пульт куда-то на тумбочку. — Тише, тише, — шепчет старший и аккуратно за волосы поднимает его, тот хнычет, но не сопротивляется, его движения не грубы, но достаточно уверенны, чтобы послушаться. Слышится металический звон, он так сильно похож на ремень Сокджина, Юнги молится всем богам чтоб это был именно он. Он ерзает на собственных пятках и молча глотает слезы, поднимает голову вверх, пытается угадать выражение лица старшего. Его молитвы были услышаны, на этот раз отчетливый звук ширинки отрезвляет его, он приподнимается на колени, почти до крови царапает кожу на ляжках, сжимая их от напряжения ногтями, ждет чего-то. Успевает сглотнуть вязкую слюну, надеясь так избавиться от противного кома в горле, но все тщетно, он лишь упирается носом в чужой пах, когда его аккуратно подталкивают под затылок. Высовывает мокрый язычок, ведет на пробу медленно, сбитое дыхание так греет кожу, по ткани боксеров расходятся темные круги, Ким громко выдыхает, вплетает пальцы в его волосы. Быстро смекнув что от него хотят он сначала отстранился, но лишь для того чтобы устроиться поудобнее, обхватил его ноги и стал старательно пытаться намочить всю поверхность, пусть он этого не видит, но уже в красках представляет, ему этого достаточно. Собственный член уже практически фиолетовый от напряжения и этих веревок, но сейчас так все равно, он спускается все ниже, движения все увереннее. Ткань довольно горькая на вкус, но сладкий запах так пьянит, эти касания, все остальное так сейчас не важно, когда он слышит сверху низкие вздохи, как же хочется видеть его сейчас. Вибрация уже почти не чувствовалась, но ровно до того момента, когда он немного меняет положение из-за передавленных и немеющих ног, вздрагивает, закусывая губы и сжимая ноги старшего. Сокджин видит, кажется, даже чувствует то, что чувствует он, отпускает волосы Юнги. Тот выгибается и мычаще тихо постанывает, продолжая сминать пальцами грубую ткань брюк. — Кис-кис-кис... — шепчет Ким, оглаживая влажную от слез скулу и затем одним движением сжимая челюсти, заставляет открыть рот. Эти красные губки и так были пухлыми, но сейчас смотрятся по особенному, когда он сжимает сильнее, когда касается их своим членом. Подтягивая другой рукой его вверх за ошейник он неспешно толкается внутрь. Младший скулит, он только привык к положению веревок, на их месте уже кое-где виднеются красные, а в некоторых местах даже синие следы потертостей на нежной коже. На дрожащих коленках он вновь поднимается, старается взять глубже, обмякает когда его вновь берут за волосы, насаживают не грубо. В полной тишине слышен лишь периодический хлюп слюны младшего, их дыхание и приглушенный гул вибратора. У Мина ноги уже немеют, он до боли подгибает пальцы, чувствуется как дрожат его губы. Но Сокджин изо всех сил пытается не замечать этого, он лишь глубже толкается, когда слышит стоны снизу, видно как тот жмурится, дыхание сбивается, он практически давится. В какой-то момент ему даже начинает нравиться это, он ухмыляется, перед глазами те самые сцены из прошлого. Это ли не то, что Юнги сам просил? Чтоб тот вспомнил всё, чтоб относился к нему также, как тогда к ним... Сокджин берет в руку пульт, младший его член. Несмотря на накатившую дрожь, Ким переключает режим одновременно с тем, как Юнги начинает двигаться. Он стонет громко, но заглушает все, пытается взять глубже, вновь давится. Но руку не отпускает, все сильнее сжимая кольцо из пальцев. Расслабляет горло, берет глубже, по хватке и темпу чувствуется как сильно он напряжен, пытаясь противостоять судорогам. Он уже просто беспрерывно мычаще ноет, практически рыча, в унисон с вибрацией. Ким успокаивающе гладит его волосы, и сам закусывает губы, когда тот по неосторожности проходится слишком грубо. Спускается ниже, тянет за ошейник, видно как того ломает, он почти взвизгивает, выгибаясь, но стараясь продолжать. Видно, что он уже на исходе, а старший то и дело, тянет за ошейник то опуская, то вновь натягивая. Мин замедляется, его колокольчики звонко звучат, когда он пытается подмахивать в такт руке, но и та его уже практически не слушается. В какой-то момент он отстраняется, сильно сжимает член старшего и вопрошающе поднимает голову вверх. Хоть глаз и не видно, но зато отчетливо видно его сведенные на переносице бровки и искусанные в кровь опухшие губы, жадно хватающие воздух, он так жалобно стонет из последних сил. Его вторая рука нервно теребит ногтями веревку на бедре, кажется будто в какой-то момент он может просто ее перекусить от напряжения. — Киса хочет что-то попросить? — его нежный голос делает только хуже, Юнги не сразу понимает суть вопроса, но вскоре быстро кивает, дрожа, казалось бы, каждой клеточкой своего тела. — Что же киса хочет? — он отпускает ошейник, убирает его руку и опускается практически на его уровень на корточки, пытается заглянуть в лицо через повязку. Только сейчас рассматривает его взмокшие от пота волосы, бордовые следы веревок на бледном теле, видно насколько тяжело ему приходится дышать, от любого движения он вздрагивает и скулит, во время интенсивного дыхания веревки очень сильно трутся. — Пожалуйста... — так непривычно слышать его голос таким, — Позволь мне... — по тому, насколько сильно сокращаются мышцы в области живота, видно насколько сложно ему дается каждое слово, но он не сдается, хмурится, слизывает кровь с губ и наконец глубоко вдыхает, — Позволь мне кончить... — на последнем слове его голос срывается судорогой, он громко стонет, кажется, он вновь начал плакать. — Попроси так, как это умеют делать лучше всего кисы, — он прекрасно знает сколько тот сможет выдержать и на этом моменте может играть сколько угодно, он слишком хорошо его знает. Юнги ведь столько умолял об этом, он этого просил - он это получит. — Ну же, кис-кис... — шепчет на ухо, его заводит даже свой голос, он так вошел в роль. Отвлекая его, старший немного сбавляет мощность, позволяя успокоиться, как можно больше растянуть этот момент и насладиться им сполна. Эта атмосфера, Ким ведь не давит на него, не подгоняет, сам ничего не делает, он лишь направляет, он не строг, не зол, но хочется его слушать. За то, что он его ослушается, он не сделает ему ничего, даже не будет упрекать, не говоря о наказании, это сводит с ума. Когда тот собирается с мыслями, старший терпеливо ждет, но собственный организм ждать не будет, ему все равно, это создает впечатление, что он сам виноват во всем происходящем. По сути так и есть, Юнги мазохист, он хочет даже большего и Сокджин об этом знает. Он уже привык, что нельзя верить ни единому слову младшего, сегодня он - хозяин. Мин жмурится и тихо скулит, иногда подает голос, но очень осторожно, подается вперед, пытается понять где тот находится, Джин это видит, подзывает негромко, ждет, что же придумает его киса. Наконец врезавшись лбом в его колено Юнги будто даже мурчит, его хриплый голос отдает вибрацией, он аккуратно трется о его ногу как это делают настоящие коты. Подрагивает когда поднимается чуть выше, проходясь всем телом, ощущается его гортань, видел бы он сейчас лицо старшего, он буквально сходит с ума, его самого уже трясет, кажется, он тоже чувствует эту вибрацию всем телом. — М-мяу... — высоко стонет Мин, все таки пытаясь сымитировать кошачий голос. Сокджин и подумать не мог насколько сильно это может его заводить, даже само осознание этого всего, это определенно самое красивое, что ему когда-либо приходилось видеть, слышать и ощущать. Так идеально, не хочется чтобы это прекращалось никогда, это наверное одна из причины почему Ким не хотел этого. Мин смущается, "я выглядел жалко" — бьет набатом по ушам. Ему очень хочется угодить, сделать все идеально. Он не знает что еще придумать, выгибается, трется о внутреннюю часть бедра, хвост очень тяжелый, оттягивает сильно, будто кто-то насильно сзади давит под другим углом, это уже просто невыносимо, еще и эти веревки... Ким еле-еле приходит в себя, только осознание ощущений Мина и волнение за его состояние приводит его в чувства, он аккуратно ныряет рукой под живот младшего, слегка нагибается и наконец нащупывает чужой стояк. Юнги скулит и ломается, опускает голову на колено, слепо потирается щекой и сжимает до боли кулаки когда тот только прикасается к нему. Он вновь начинает плакать, слезы пачкают темную ткань джинс, она постепенно становится черной, расходясь мокрыми кругами по ноге. Но Сокджин старается не обращать на это внимание и начинает двигаться. Тот обхватывает его ляжку руками, плачет надрывно, почти задыхается, ритмичный хлюп смешивается со всеми звуками в этой комнате, становится невыносимо жарко обоим. — Киса заслужила, — на выдохе опускает голову Ким, стараясь самому сдерживаться. — Можешь кончить... — сжимает сильнее, не сбавляя темпа. Уже спустя пару секунд по комнате глухим эхом раздается громкий стон, граничащий с криком. Струя орошает его грудь, немного попадает на повязку, Юнги хрипит надсадно, пытаясь не потерять сознание в этой пространственной темноте. Опускается на пол, когда старший встает, осторожно, насколько позволяют веревки, подгибает коленки к груди, хнычет тихо. Рядом валялась уже отключенная пробка, без нее стало очень пусто, в голове еще отдает будто гулкий шум вибрации. Но Сокджина нигде нет, он не мог оставить его просто так,значит игра не окончена?
— Кис-кис-кис... — послышалось где-то слева. Он был прав, это было только начало. Ким лишь дал ему отдышаться и успокоиться. За это время он успел принести салфетки и еще кое-что. — Иди сюда, — он потянул за ошейник, младший легко поддался и сел как полагается всем котам, поставив руки меж ног перед собой. — Хороший мальчик. — гладит нежно взмокшие пряди угольных волос. — Такая хорошая киса... — делает вид, что поправляет повязку, любуясь, оглаживает острые черты бледного влажного лица. — И киса заслужила подарок, — был бы у Юнги хвост, он бы им с радостью завилял сейчас, словно щенок, счастливый видеть своего хозяина. Но своего хозяина Мин не видит и может лишь догадываться что за подарок тот ему подготовил. В голосе было слышно улыбку, это немного привело его в чувства, наконец вывев из темного угнетающего транса, вспомнив в чьих руках сейчас находится. — Дай сюда ручки, — старший похлопал по коленям, дав понять где находится. Ох, эти пальцы, лучше бы он их не видел. Нежно-розовые ноготки, на костяшках зияют такого же оттенка контрастирующие пятна, венки сплетаются от них до ладони в более плотные, мятного цвета, которые так и манят почему-то провести раз острым нержавеющим лезвием. Никогда неизвестно что происходит у него в голове, но вопреки всему эта тонкая прозрачная кожа делает его тело похожим на хрустальную драгоценность, такую восхитительную, но такую хрупкую. Кажется, он видит даже как пульсирует кровь, очень иронично видеть как течет его реальная жизнь прямо на глазах, в то время как он тщетно пытается закрыть ее ото всех в своей голове. Но все мысли, хоть и придают уверенности, оказываются быстро уничтожены, ведь сейчас перед ним стоит задача поинтереснее. Он берет бумажные полотенца и аккуратно готовит его тело к "подарку". Очень хочется лизнуть его сейчас, но старший почему-то сдерживается, без лишних движений заканчивает и, волнуясь, шумно вздыхает. Аккуратно сняв с вешалки что-то кружевное, он уже пытается прикинуть как это будет смотреться на его парне. Непышная фатиновая юбка очаровательного платьица сияла миллионами крохотных блесток, деликатно поблескивающими от мягкого освещения спальни. Он присобирает его подолом вниз и берет ладони младшего в свои, продевая через руки и голову. Когда все платье опускается вниз, слышно как старший встает, отходит куда-то, но уже спустя несколько секунд возвращается. Камера. Это их камера, он услышал звук объектива. Не успев сделать никаких выводов, его поднимают на руки словно ребенка с пола и кладут на кровать. Мин дышит тяжело, в одежде так жарко, еще и веревки... Что это все значит? Почему на него надели это? Платье? Он закрывает глаза и пытается успокоиться, все эти вопросы ни к чему, он в руках Сокджина, а значит все под контролем. — Такой красивый... — любуется старший, наблюдая со стороны, сложив руки на груди. — Ты даже не представляешь насколько. "но вскоре вполне сможешь увидеть." — добавляет он про себя и улыбается, пока собирается с мыслями. Юнги молчит. Он не знает как себя вести и что делать, он лишь беспомощно тонет в белоснежном мягком постельном белье, расслабленно положив руки как он и упал сюда - чуть выше головы, словно сдавался кому-то. И правда, это выглядит забавно, все в его голове наверняка по другому устроено, Киму никогда его не понять, но может это и к лучшему... Наконец успокоившись и настроившись старший подходит к кровати. Аккуратно поставив колено на постель он нависает над телом снизу. Очень хочется снять повязку, но одновременно с этим в равной степени не хочется. Это лицо, не будь на нем этой тряпки он бы наверняка не смог ничего подобного сделать, он мысленно благодарит себя за то, что додумался до этого. Он и представить не может что бы делал в этот момент, если бы не она, он бы не смог абсолютно ничего. — Юнги... — впервые зовет его по имени Ким. Свое имя с чужих уст нежно ласкает слух, он так мягко будто стонет его на выдохе, это не сравнится ни с чем. — Я так сильно люблю тебя. — шепчет прямо в губы, целует неспешно, облизывая соленую плоть с металлическим привкусом. Этим поцелуем он будто избавляет его от тех слез и крови, которые ему пришлось пролить из-за него, будто извиняется, просит прощения за этот вечер. Но Мин извинения не принимает, тянет руки к нему, хочет прижаться сильнее, хочет почувствовать его больше, сминает пальцами рубашку на спине, обнимая все крепче. Старший так быстро не намерен сдаваться, но боится сломаться раньше времени, поэтому отстраняется. Медленно спускается вниз, целует каждый миллиметр, его дыхание больно обжигает кожу, в практически бессознательной неге Юнги хнычет что-то, пытается вновь обнять его, но все безрезультатно, дрожащее тело сейчас больше слушается не его. Он не особо понимает сон это или реальность, чувствительность настолько изменилась, что природа любых прикосновений совершенно не понятна, ему будто даже больно, в этой прострации будто все сосредоточено на ощущениях под губами Сокджина. Так холодно, очень хочется согреться, очень хочется почувствовать его, так хочется прижаться, о чем он и оповещает, но Ким игнорирует. Ставит яркий засос над ключицей, одновременно натягивая ошейник. Юнги вздрагивает и скулит от боли, в один момент изменили свое положение сразу все переплетения под платьем. Только после того, как он привыкает к одной боли, бордовый участок на шее начинает все больше расцветать разлогим огненным цветком, он сипит и выгибается, на глазах снова выступают слезы и мгновенно впитываются в и так влажную атласную ленту. — Тише, не плачь, — чувствуя как рвано вздымается его грудь, Джин волнуется, хоть и не подаёт виду. Он знает насколько ему больно, сердце кровью обливается, но продолжает обнимать и целовать его, пытаясь успокоить, пытаясь отвлечь, пытаясь извиниться. — Все хорошо, — шепчет бархатно, когда ведет по бокам, когда задевает веревки, сжимает несильно, но в один момент хватает и переворачивает на живот. Мин тут же впивается ногтями в постельное белье, закусывает губы, пытается перевести дыхание, в предвкушении по телу проходит легкая дрожь, кончики пальцев немеют, он ждетчего-то.
Его почти прозрачная кожа не сильно контрастирует с белоснежным подолом тонкого платья, сквозь него просвечиваются переплетения веревок. Сокджин запускает руки под юбку, нащупывает подвязки, ведет от них чуть выше, откидывает ткань. — Пожалуйста... — приглушенный стон еле слышно, он не знает чего просит, он лишь хочет чтоб тот сделал хоть что-нибудь. Ким глубоко вздыхает, брюки так сильно сжимают, но игра стоит свеч, он знал на что идет. Его теплые руки оглаживают напряженные ягодицы, он дразнит обоих, у самого уже голова кругом, хочется сейчас просто разорвать его в клочья. Но когда Юнги стонет громче, сил уже не остается, пузырь терпения лопнул, эхо трещит от краткого шлепка, он вновь принимается за свой ремень. Кожа горит, но как же младшему все равно, он столько ждал этого, в груди все будто скребется, внизу живота завязывается тугой узел, он так сильно хочет почувствовать его. В комнате становится душно, дух будто перехватывает, в тот момент, когда Юнги задерживает дыхание, Сокджин улавливает этот момент и медленно, но уверенно входит в податливое нежное тело. Это буквально вытесняет весь здравый рассудок, Мин становится на локти, выгибается, он впервые стонет так. Так протяжно, самоотверженно, теплая волна наслаждения проходит с таким же темпом в телах обоих. Старший закусывает губы, Юн так сильно сжимается вокруг него, он упирается спереди на руки, продолжая ускоряться. Лишь только слышать его - одна услада для ушей, но чувствовать его внутри... Это просто сносит крышу обоим. Мин так долго предвкушал это, это чувство наполненности не заменит ничего. Ким нагибается, целует взмокшие лопатки, кажется, будто на вкус он такой сладкий, очень хочется поцеловать его губы. Это так злит, он ускоряется, кусает загривок, продолжая безжалостно вжимать его в кровать под аккомпанемент его такого же сладкого голоса. Он уже почти сорван, он сильно заглушается, он задыхается, но от этого выглядит еще краше. Так хочется увидеть его глаза в этот момент, тонуть в них, доводя до исступления, улавливать каждую эмоцию, чувствовать то, что чувствует он. Хочется видеть как он плачет, его мутный взгляд уже почти перед глазами Джина, его мокрые реснички блестят, отражаясь в глазах обоих. Звон его колокольчиков уже стал чем-то привычным, уже и будто не действует на нервы, несмотря на такой темп, как же сейчас на них все равно. Его мокрая макушка, это все что он видит, сгребает их копну в руку, тянет сильно, хочет достать до губ, младший плачет. Хнычет от боли и просто ноет, каждый толчок чувствуется в его глотке когда он целует эти долгожданные губы, когда они вновь сливаются воедино. Ким и сам стонет в поцелуй, Юнги улыбается, сам запрокидывает голову сильнее, сжимается, хочет еще. Сдерживаться старшему и правда надоело, вскоре слышно его голос, он сильнее тянет его волосы, облизывает вишневые губы, причмокивая. — Хён... — слышится неразборчиво. — Хён... — зовет еще, хрипло шепча в губы. Сокджин замедляется, открывает глаза, внимает. — Я хочу видеть твое лицо... Пожалуйста... — он знает, что идет против правил, но попробовать стоит. Но Ким игнорирует: "Как он смеет играть так на моих чувствах?". Вместо ответа его вновь толкают на кровать, вжимая сильнее и ставя на колени. Направление сильно поменялось, ответ он видимо получил, его колокольчики звенят еще быстрее. Он долбится в одно место, Мин пытается сам изменить позу хоть немного, но его подвязки слишком сильно сжимаются сильными руками, кажется, одно движение и эти веревки смогут прорезать его кожу насквозь. Он больше не рискует, зажимает рот руками, утыкается носом в постель и молча подмахимает. Представляет как выглядит со стороны, вспоминает зеркало. Лучше уж он бы видел и себя там, но зато видел бы Сокджина. — Не плачь, — слышится где-то рядом. — Я не могу слышать как ты плачешь. — его голос ритмичен в унисон толчков. — Я делаю тебе так больно? — он грубо ведет по бокам, становится действительно больно. — Мне прекратить? — в ответ звон колокольчиков отрицательного ответа. — Тогда не плачь, тише... Мин и так старается изо всех сил, внутри уже будто оголенный провод, все немеет, но он никак не хочет, чтоб тот останавливался. Это последнее, что он хотел бы сейчас, так, что все что ему остается - выгибаться сильнее и стонать громче. Это глупое платье скрывает так много его тела, хотелось бы его увидеть, ощутить сполна, насладиться, но нет, сегодня правила другие. От одной только мысли, что он может увидеть его без всего этого, мурашки по коже, кажется, еще немного и он сможет кончить в эту же секунду, представляя эту картину. Он нагибается, ныряет одной рукой под юбку, уже каменный стояк младшего просто сочится, тот вздрагивает, пытается что-то простонать, но его не слышно, он то ли не хочет слышать, то ли его действительно не слышно. Он сжимается весь, выгибается, Сокджин закусывает губы, держится из последних сил, ноги уже затекли ужасно, сохранять темп и рассудок одновременно очень трудно. Напоследок собираясь с мыслями, он глубоко вдыхает и сжимает ладонь вокруг члена Мина, двигается сначала неуверенно, немного неудобно, но вошев во вкус, темп становится почти синхронным. Он боится, что не выдержит еще долго, поэтому пытается дать возможность Юнги догнать его. Он, в свою очередь, снова плачет, но как же на это уже все равно. — Да... Пожалуйста... — задыхается младший, повторяя это как мантру. Он тоже представляет Джина, если бы на нем не было этой повязки, в его глазах наверное сейчас бы потемнело, так трудно оставаться в сознании все это время в этой прострации, все будто сосредоточено, он не понимает уже как чувствует это. Кажется, из чувствительности всего тела осталась только в тех местах, где его касается Ким, только это оставляет его в сознании. Чувствуя скорое исступление, он немного меняет позу, подается навстречу, свободной рукой Сокджин все сильнее тянет на себя подвязку, он уже почти не чувствует эту ногу, он не чувствует больше ничего, кроме него. — Юнги... — только успел громко простонать старший, он хотел что-то еще сказать, но чуть не задохнулся, зажимая рот рукой. Чувствуется как теплое семя наполняет его, Мин мурлычет что-то, пытается сам двигаться быстрее, пока тот выскальзывает из него, почти обессиленно ложится сверху, обнимает, но руку не убирает и двигается лишь быстрее. — Я так люблю тебя... — шепчет Ким, целует потные лопатки, чувствуя дрожь под губами, младший практически кричит, впивается в постельное белье, пачкает белое платье. Сокджин сжимает сильнее, почти останавливается, успокаивающе гладит, целует шею, шепчет какие-то нежности на ухо. Юнги обмякает, старший заваливается рядом, наблюдая как тот скручивается в эмбриональную позу и рвано постанывает от сбитого дыхания и судорог. Ким еще несколько минут гладит его, обнимает, но продолжается это недолго, вскоре слышно как он встает и, судя по шагам, покидает комнату. "Что? Он оставит меня просто вот так? Нет, он не может... " Он возвращается. Игра все еще не окончена? — Кис-кис-кис, — его нежный голос звучит глухо, пробиваясь сквозь вату звенящего шума в ушах. Сил подняться, кажется, совершенно нет, не говоря уже о том, что будет дальше. Хоть и с трудом, но младший все же поднимается на руки, пытается вспомнить источник звука. — Кис-кис-кис... — при попытке пошевелить чем-либо еще, все тело пронизывает ноющая боль, гребанные веревки, черт бы их побрал. Юнги боится спускаться, он полностью дезориентирован и, в отличие от предыдущих разов, по видимому, помогать ему никто не собирается. Он вздыхает и аккуратно слазит, вновь оказывается на полу. — Хочешь пить? — внезапный вопрос, но такой уместный, его горло действительно очень сильно сушит и болит. Мин кивает, не видит улыбку старшего, все еще не понимает зачем для этого было спускаться на пол. Не успевает он развить эту мысль в голове, как его под затылок толкают и нагибают вперед прямо на уровень пола, пока он не попадает носом в какую-то жидкость. Отфыркивается, пытается отстраниться, но получается лишь немного. — Попробуй. Сербнув немного, он делает заключение: молоко. Это логично, ведь сегодня он киса, а все кисы пьют молоко. Не обращает внимания на столь странную подачу, он начинает жадно лакать, пить все равно очень хочется. — Тише, не спеши, подавишься ведь, — рука старшего тяжело кладется на его макушку, поглаживает, перебирает пряди, несильно давит вниз. Юнги прислушивается, языком еле касается поверхности, порой попадает на лицо, облизывается сыто. Но жажда вскоре вновь берет верх, он зачерпывает все больше, почти достает до дна. Когда остается почти половина он уже привыкает, словно всегда только так и пил, движения становятся увереннее. В один из таких заходов, он натыкается на что-то острое на дне, подняв язык из молока, он замечает, это "что-то" будто осталось на нем. В этот момент слышно восторженный тихий всхлип, он так и замер; пользуясь моментом, с него снимают повязку. Младший щурится от яркого света, но рот не закрывает, ему страшно что это, мало ли. Сокджин ждет, молчит и любуется. Глазки напротив блестят маленькими мокрыми бусинками, он так скучал, он хочет поскорее зажечь их снова, он так не хочет видеть его слезы. Эта приятная усталость на его веках, шумное дыхание под легким платьем, влажные темные волосы, он так любит все в нем. Пока "его чудо" пытается сконцентрировать внимание, кажется, проходит целая вечность. Перед собой Мин наконец видит улыбающееся лицо Кима, он снимает это "что-то" с его языка, берет его руки в свои. — Юнги... — кажется, на его красных глазах снова слезы, он так рад просто видеть его. Наконец сфокусировав взгляд, младший опускает его на их руки. На его безымянный палец надевается серебрянное колечко: — Ты выйдешь за меня? — слезы немыми струйками вновь потекли с глаз, он быстро кивает, переводя взгляд то на руки, то на Сокджина, он не может сказать ни слова. Так крепко обнимает его шею, пока тот опускает голову на его плечи, младший прижимается к его груди. И только красный огонек камеры все еще горит. Все еще записывается то самое "свадебное видео". Такое красивое со стороны. Платье переливается голографическим глитером, охрипшие голоса шепчут друг другу нежные слова любви, красивая картинка будет еще долго пересматриваться в будущем. За платьем не видно веревок, не видно синяков, не видно шрамов, не видно боли. Он не хочет потом ненавидеть себя, но так хочет исполнить его желание.