***
На следующее утро Цую просыпается ни свет ни заря. Долго бродит по комнате, вглядывалась в туманную дымку за окном. Воздух серебрится весенней прохладой. Девушка открывает стеклопакет, чтобы проветрить, и втягивает носом запах цветущих тополей. Вся аллея от автобусной остановки до общежития засыпана клейкими желтыми чешуйками и первыми, красно-зелеными «гусеничками». Цую дышит, пытаясь расслабиться. Коленки у нее холодеют от страха, сердце по-настоящему болит и отчаянно бьется. «Как-то Кацуки-чан отреагирует? – волнуется она. – Понравлюсь ли я ему? Решусь ли я вообще перед ним показаться?» Девушка садится за компьютер. Утренняя свежесть, льющаяся из распахнутого окна, странным образом согревает ей щеки. Или может, щеки просто пылают, а весенняя прохлада обеспечивает контраст? Цую читает, как правильно наносить макияж. Быстро понимает, что сейчас запутается в тонкостях, и поспешно закрывает страницу. Зайдя в ванную, она снимает крышечку с помадного карандаша. Потом, запаниковав, открывает румяны. «Или сначала тушь?» – проносится у нее в голове. Цую вздыхает и осторожно тычет пальцем в пигмент. «Все равно придется смывать и переделывать по второму разу!» – подбодрив себя таким образом, девушка растирает в ладони немного румян и, зажмурившись, пытается нанести порошок на щеки. Понимает, что получается слишком ярко. Открывает кран, начинает смывать – но только размазывает пигмент. Чуть не плача, отодвигает коробочку и переключается на тушь, затем – на помаду. Закрыв карандаш крышкой, Цую поднимает глаза и смотрится в зеркало. – Пугало садовое! – с горечью восклицает она. Тушь должна оставаться на ресницах, а у нее черным запачканы веки – и верхнее, и нижнее, будто кто-то поставил ей фингалы. «Или словно я три ночи не спавшая», – думает девушка. Линия губ у нее получается неровной, волнистой. Как будто она ела варенье и забыла воспользоваться салфеткой. Румяна же, так и не смывшиеся после первой, неудачной попытки, лежат яркими пятнами. «Как будто у меня аллергия!» – качает головой Цую. Тихо шмыгает носом. И жалко плачет. Пора сдаться. Девушка, как может, стирает результат своих трудов, заляпав раковину разноцветными потеками, промокает лицо полотенцем. Отнимает хлопковую ткань от губ... – Еще и полотенце стирать придется! Громко сопя, Цую хлопает дверью ванной комнаты, неловко, торопясь, собирает портфель. Выходит в коридор. Спускается на первый этаж и садится на диванчик в прихожей. Конечно, можно пойти к Урараке и попросить подругу о помощи. Сказать, что она решила, и переубеждать не нужно. Урарака бы поняла и поддержала. Помогла бы накраситься нормально. «Да не может у меня быть нормально!» – сокрушенно думает девушка. Ее собственное лицо, размалеванное косметикой, никак не идет из ее головы. Слишком большие глаза. Никакая тушь их не украсит. «Буду выглядеть побитой или усталой!» – заключает Цую. Слишком бледные щеки. Румяна на них так заметны. Губы слишком тонкие, рот слишком большой... «Я просто лягушка! Уродливая лягушка!» – Девушка роняет голову в ладони.***
Класс выстраивается на липкой от тополиных чешуек аллее. Опавшие цветы мягкие – это потом, засеребрившись и высохнув, они будут хрустеть под ногами. Сейчас же только начало мая. Тополя еще просыпаются, разминаются перед летом... Студенты стоят и ждут автобуса. Кто-то ворчит, что Ида опять слишком рано всех всполошил. Сам староста горячо возражает и носится вдоль строя, обеспечивая порядок. Цую смотрит прямо перед собой. Глядеть в сторону Бакуго ей не хочется. «Как он может симпатизировать мне? – думает она. – И сколько еще это продлится?» Ей холодно и душно, больно на сердце от таких мыслей. «Я некрасивая, – вздыхает Цую. – И Кацуки-чан рано или поздно поймет это...» Наконец-то подъезжает автобус, и студенты встают в очередь, чтобы рассесться по местам. Сегодня у них с утра тренировка на площадке Омикрон. Очередное испытание геройских нвыков. Цую смотрит в спину стоящему перед ней Каминари и горько вздыхает. – Слышь, Асуи! – Хриплый голос Бакуго заставляет ее обернуться. Парень, наплевав на очередь, пробирается к девушке и коротко приобнимает. – Привет, Кацуки-чан, – тихо отвечает ему Цую. Ей горько и стыдно перед ним, и Бакуго немедленно замечает... – Ты чего какая пришибленная? А ну, идем! – Парень легонько берет ее за предплечье – Цую всегда удивляется, как же он осторожен рядом с ней, как нехарактерно предупредителен. Они идут в конец очереди. – Бакуго-кун, как это понимать?! – К ним тут же подлетает распаленный Ида. – Отстань, – говорит ему Бакуго. – Ида-чан, прости нас, ква. – Я еще поговорю с вами! – грозит им староста и возвращается к автобусу. Цую бросает взгляд на своего парня и вопросительно приподнимает брови. – Что случилось? – спрашивает Бакуго. – Я... не могу сказать... это очень личное, Кацуки-чан... Юноша нетерпеливо поводит плечами. – Как скажешь, – бурчит он. Затем наклоняется и поднимает с земли несколько тополиных «гусеничек». – Ты вот это вот зацени, – улыбается Бакуго уголком губ. – Очень странные. – Бу! – Парень засовывает один из цветов ей за шиворот. Цую визжит. – Слышь, да ты, это, потише! – вспыхивает Бакуго. – Вот, смотри, все – я же не отпускал, дура ты этакая! – Кацуки-чан, ква! Еще и обзываешься! – Да блин, я так. Прости... Цую. На них смотрит пол-класса. – Очень неловко получилось, ква. Извините нас. – Да фигня! Чего, делать больше нечего, мобы?! – рявкает Бакуго. – А ну глаза отвели! Цую смотрит на него отчаянным взглядом. Ее милый, так смущающийся от любого проявления чувств Кацуки-чан... Неужели он оставит ее? Некрасивую... – Ква. Я тут думала... Бакуго протягивает руки и прилаживает тополиные цветы ей за уши, как сережки. Цую осекается на полуслове и густо краснеет. – Они бы тебе подошли, – бросает парень. – Правда? Тополиные «гусенички» такие странные. Мало кто смотрит на них вблизи – большинство просто давит ногами и не замечает. Но ведь это цветы. – Они красивые, – бурчит Бакуго и оглядывается: не услышал ли кто? Цую накрывает ладонями его пахнущие фейерверком пальцы. – Кацуки-чан... – шепчет она. – Скажи... ква... ква! А я?.. – И ты красивая, – еще тише отвечает ей парень. – Поэтому они для тебя. Девушка едва заметно кивает. В будущем Бакуго будет дарить ей много разных цветов – нарциссы, кувшинки и светло-зеленые розы – но навсегда в ее сердце останется наивный, незамысловатый, но, оказывается, красивый цветок тополя.