***
— Черт, Леви, ты должен был родиться женщиной, — восхищалась Зоэ, смотря на вышедшего из комнаты Аккермана. — Очкастая, моли всех настоящих и прошлых богов, чтобы я не врезал тебе, — скалился мужчина, разворачиваясь спиной к Ханджи, — застегни лучше. Начальник оперативного отдела подхватила брелок и потянула бегунок наверх, стягивая тонкую, немного тянущуюся ткань на спине Аккермана. Леви обернулся и постарался оглядеть себя: черное облегающее платье в пол с драпированной большими складками юбкой, скрывающей ноги. Черная ткань немного блестела, переливалась в искусственном освещении номера отеля. Этот элемент женского гардероба можно было смело назвать сдержанной, элегантной классикой, утаивающей почти все тело и оттого становящейся еще дороже и прекрасней. Длинные рукава доходили до запястий, обхватывая их мягким объятием. Воротник-стойка скрывал острый кадык, делая шею визуально длиннее и стройнее. Вечерний наряд преображал фигуру до неузнаваемости, и небольшие подкладки на груди, придающие силуэту женские черты, только усугубляли ситуацию. — Я б тебя склеила, — смеялась Ханджи, осматривая подчиненного, который хмуро вертелся перед зеркалом из стороны в сторону, изучая себя, будто видел впервые. — Слушай, а как тебе туфли? — спохватилась она, внезапно осознавая, что мужчина вытянулся в росте. — Лучше всех, очкастая, я кто вам, чтобы ходить в этом? — приподнимая тяжелый подол платья и вытаскивая на свет облаченную в черную туфлю с закрытым заостренным носом и тонким ремешком вокруг щиколотки на невысоком тонком, но устойчивом каблуке. — Твой размер ноги, и правда, меньше, чем у меня или Петры, — изумилась Зоэ, разглядывая маленькую ступню, а после подняла карие смеющиеся глаза на голень, облаченную в полупрозрачный капрон. — Если бы я не знала, какой у тебя на самом деле, коротышка, характер, то разрекламировала бы тебя в определенных кругах без зазрения совести. — Не без твоей помощи, Ханджи, мне придется этим заниматься сегодня, — на его языке или закончился яд или силы пререкаться с Зоэ покинули его. Он просто смирился с тем, что ему придется носить все это и вести себя весь вечер, как настоящая женщина.***
За прошедшую неделю он несколько раз встречался со Смитом, и каждый раз они то и дело сцеплялись друг с другом как кошка с собакой. То Леви вскипал, то Эрвин не сдерживался и отпускал резкие фразы в отношение низкорослого оперативника, у которого всегда при себе имелась не пустующая кобура. — К черту все, Смит, я нашпигую тебя свинцом, как гуся яблоками. Даже если меня после этого посадят, то на нары я отправлюсь со спокойной душой. Леви злился, сверкая белесыми глазами, когда Смит в идеально выглаженном костюме вальяжно сидел напротив и опровергал каждое его предложение насчет операции. То ему не нравилось их появление, то круг людей, к которым они должны были подойти, то само устройство прослушки. Этому невыносимому педанту не нравилось все, но самое ужасное заключалось в том, что бизнесмен выдавал небеспочвенные аргументы. Подобное выводило Леви из себя, и когда его останавливал Майк — еще один оперативник размерами под стать Смиту — он вытряхивал из пачки Парламента сигарету и закуривал, пуская терпкий дым в потолок, не сходя с места. Эрвин же хмыкал, кивал головой, удовлетворенный собственными мыслями, и продолжал пристально смотреть на медленно потягивающего сигарету мужчину. Дерзкий, молодой, импульсивный и даже красивый, если можно было рассматривать его с такой точки зрения. Бизнесмен силился представить оперативника в качестве своей спутницы, но фантазия играла с ним злую шутку, подкидывая образы несуразного трансвестита из дешевого борделя. От подобных мыслей тошнило, а решение все бросить, уйдя в подполье и собственными силами убрав неугодных людей, только крепло. И Аккерман, дымящий как паровоз, в эмоциях бьющий кулаком по столу, прожигая взглядом собеседников и матерящий все, на чем свет стоит, не помогал Эрвину смириться с выбором, который он сделал несколько дней назад, связавшись с Ханджи.***
— И еще, Леви, — хитро заговорила Зоэ, вынимая из пакета бархатную плоскую коробку, — твой кавалер просил передать. Мы с ним немного обсудили твой наряд и решили, что это отлично тебе подойдет. Она повернулась к заинтригованному мужчине, чьи волосы были аккуратно уложены так, что выбритые виски и затылок почти не виднелись. Она открыла шкатулку, представляя ее содержание его вниманию. Леви с долей удивления и восхищения, граничащих с отторжением, посмотрел внутрь шкатулки. — Женщина, слушай внимательно, я уже разодет как клоун, — прорычал Аккерман, проводя руками по воздуху сверху вниз, указывая посторонним глазам путь, чтобы те ничего не пропустили в его облике. — Хрен с тряпьем — я переживу, так ты уже умудрилась нацепить на меня эти цацки, — он дерганым движением указал на увесистые клипсы с некрупными белыми камнями, украшавшие его уши. — Теперь еще побрякушки? Я вам не барышня, — ощетинился он, стараясь взглядом прожечь знакомую. Ибо какой она нахрен друг после этого? — Это приказ, Аккерман, — наигранно серьезно проговорила она, вынимая серебряные с небольшими камнями тонкие переплетенные друг с другом цепочки. — Кругом! Леви цыкнул, выматерился и выполнил приказ, разворачиваясь спиной к женщине. В отражении зеркала он смотрел на нее изподлобья, отмечая, что стал почти одного роста с ней — небывалое событие — а та хитро улыбалась расставляя руки в стороны так, что цепочки, несильно натянутые между пальцев, повисли. — Так, не шевелись, мне нужно понять, где здесь застежка, — погрузившись с головой в процесс изучения бижутерии, а может, ювелирного шедевра, проговорила она, разглядывая украшение, присланное Смитом. Спустя несколько минут она вновь обратилась к подчиненному: — Кажется, поняла. Так, Леви, голову опусти немного. Она завела длинные цепи вперед, укладывая их ему на грудь, потянула на себя и немного вверх. Мужчина почувствовал легкое давление на шее, но не шелохнулся. — Ты меня удавить решила? Если да, то перед тем, как приедут службы, раздень меня. Не хочу, чтобы в некрологе написали: «Капитан Аккерман был найден утром воскресения удушенным в номере отеля П в женском вечернем платье и украшениях Сваровски. — Не говори глупостей, коротышка, я точно не намерена тебя душить. В моем отделе и так мало сотрудников. Аккерман, ты малышка на миллион, — она провела ладонями по плечам мужчины, поправила переливающиеся погоны и отошла на пару шагов назад, оглядывая капитана настоящим оценивающим взглядом. Леви нерешительно открыл глаза и поднял голову, смотря на своего двойника в гладкой поверхности стекла. Поверх черной ткани на плечах, груди и шее блестели хитросплетенные между собой цепочки с камнями, привлекая внимание. Вокруг шеи плотным кольцом покоилась серебряная змея-цепь с разнокалиберным стразами и свисающим посередине — в проекции яремной ямки — граненым каплевидным камнем. От ошейника полудугами к плечам, где покоились ощутимые по весу погоны, украшенные такими же прозрачными блестящими тысячью огней камнями меньшего размера, что и на шейном элементе нательного украшения, шли тонкие из белого металла цепочки. Они красиво лежали на черной ткани, контрастируя и красиво выделяясь. От погонов на плечи спадали свободные с одного конца цепочки разной длины, уменьшающиеся от середины к периферии. И на конце каждой из них виднелась маленькая капелька, перекликающаяся с центральной каплей-стразой. Чем-то это украшение для плеч и шее напоминало Леви портупею, ставшую неотъемлемой частью его повседневного гардероба. Аккерман повернулся сначала вправо, затем влево; цепочки на нем ожили, сместились, ударив его по плечам, скользнули по груди. Центральный камень лениво качнулся, играя в ярком свете небывалыми маленькими вспышками. Смотря на себя в отражении, мужчина не мог не признать, что его вынужденные стилисты постарались на славу. На такую женщину он бы и сам посмотрел хищным взглядом, желая раздеть и оказаться максимально близко к ладной фигуре. — Довольна? — пробурчал Аккерман, поймав на себе восхищенный взгляд Зоэ в отражении зеркала. — Почти, только дай ресницы подкрашу и губы. — Нет. — Приказ, — отрезала она и достала из косметички все необходимое. Пара выверенных движений, и перламутровые серые тени с черной тушью были возвращены на место. Попросив мужчину приоткрыть рот, она благородного бордового цвета накрасила его тонкие губы. — Теперь точно все! Дай я тебя сфотографирую! — Завались, чокнутая извращенка, — прорычал Леви, подцепляя с заправленной кровати кожаный клатч угольного цвета, отмечая что ногти, всегда ухоженные, отчего не раз становился мишенью для колкостей, умело покрашены в темно-серый, почти черный. — О, мы вовремя, Эрвин написал, что подъехал. Так что, красотка, беги к своему Эдварду**, — ее заливистый смех буквально отражался от всего в номере. — Обещаю, я тебе это припомню, — оперативник пытался взглядом прожечь начальницу, но та, словно не замечая этого, убирала в клатч, зажатый в сильной руке, помаду в виде пули. — Беги, но только помни, что приличные девушки на первом свидании не целуются. — Четырехглазая, просто заткнись, — выдохнул он, проходя от кровати до противоположной стены и обратно, пробуя новую обувь на устойчивость и отрабатывая легкую походку девушки, а не готового ринуться в погоню офицера. «Терпимо. Если не задумываться и позволить телу действовать интуитивно, то весьма недурно получается». Аккерман взял две пары микронаушников и таких же миниатюрные микрофоны, которые должен был установить на себя и Смита. В машине по пути к клубу он успеет все сделать, а Ханджи с Моблитом из номера отеля будут фиксировать услышанное. — Я пошел, — напоследок сказал Аккерман и вышел из комнаты, с чувственным хлопком закрывая дверь.***
Эрвин для приема выбрал черный костюм с вертикальной темно-серой строчкой. Немного приталенный пиджак выгодно подчеркивал его стан идеальной формы треугольника с основанием в широких плечах — характерная черта всех атлетов. Леви приятно был удивлен виду своего вынужденного сообщника в операции. Гад подготовился так, что его костюм по цветовой гамме прекрасно гармонировал с нарядом Аккермана. Стальная рубашка и голубоватые нагрудный платок с галстуком оттеняли его яркие небесного цвета глаза, которые против его воли расширились при виде напарника, грациозно ступающего по мрамору центрального холла гостиницы. — Добрый вечер, Леви, — заминка в несколько секунд выдала изумление авторитетного бизнесмена. — Отлично смотришься. — Давай без этого, Смит, на нас и так пялятся, — тихо, чтобы только Эрвин его услышал, прошептал Аккерман и сделал шаг в сторону выхода. На обочине напротив главных дверей с двумя швейцарами был припаркован седан бизнес-класса. По его гладкому корпусу лизал вечерний ветер, полосами проскальзывал свет уличных фонарей и витрин. Бизнесмен почтительно открыл и придерживал дверь автомобиля, пока оперативник, подобрав подол платья, садился на заднее сиденье. В нос моментально ударил запах кожи, терпкого черного кофе и чего-то сладкого с ноткой горчинки. Эрвин обошел Ауди *** сзади и занял место возле Аккермана, отдав приказ водителю трогаться с места. — Действуем согласно плану, — Леви старался не смотреть на спутника лишний раз, отмечая темнеющие радужки всякий раз, когда они пересекались взглядами. — Микрофон зафиксируй на внутренней стороне лацкана, — капитан вложил в руку мужчины небольшое устройство. Параллельно с ним он прикрепил собственный микрофон к внутренней стороне воротника. — Теперь наушник. Его смело погружай в ухо, после с помощью магнита вытащим, — сухо, командным голосом инструктировал офицер, на ходу включая крошечные приспособления чудо-техники. Когда со всеми приготовлениями было покончено, Аккерман связался с Ханджи. Ее голос вначале звучал скрежетом, но спустя несколько мгновений притих, став четким и не таким раздражающим. — Если нужно прервать связь, то просто дважды нажми на микрофон. Как только услышишь тихий писк в наушнике — справился с задачей. Чтобы включить обратно — алгоритм тот же. Все понятно? — Да, но если что — я всегда могу спросить у тебя, — голос Эрвина звучал непривычно мягко. Леви посмотрел на него, немного разворачиваясь в плечах и прищуривая глаза. На веках перламутром переливались тени. Не пошло, а дорого и изысканно, лишь подчеркивая глубину серого оттенка глаз. Позади бизнесмена, за тонированным стеклом, калейдоскопом разноцветных огней проносился ночной город. В полумраке салона все границы смягчились, словно их соткали из густого тумана, обманчивого своей мягкостью. Смит в предыдущие их встречи выглядел франтом с прилизанной волосок к волоску прической и костюмом, цену которого даже представлять было неприлично. Извечные манеры джентльмена, который источает и дарит окружающим терпимость и сдержанность… Все это, изводящее оперативника до нервной дрожи в руках и ногах, резко как по щелчку исчезло, стоило Аккерману появиться в образе его спутницы. Арктические голубые глаза бегали по стройному лицу мужчины, останавливаясь на бордовых от помады губах. — Тогда далеко не отходи, чтобы я всегда видел тебя, — спустя вечность тишины, нарушаемой лишь их дыханием и приглушенным гулом с улицы, произнес Леви, отводя взгляд и откидываясь назад на заднее сиденье. Он поправил подол платья, расправляя его настолько естественно, что ни у кого не возникло бы и толики подозрения, что это переодетый мужчина. Эрвин затаил дыхание, смотря на ловкие движения миниатюрной руки; выпирающие косточки запястья выглядывали из-под кружевного края рукава платья. Решившись на сотрудничество, а после и на этот безумный план, Смит никак не ожидал увидеть напарника в таком облике. Он провел неделю в подготовке к позору, ведь появившись на вечере в сопровождении нечто, похожем на плохо сделанного трансвестита из Таиланда или другой восточной страны, где подобное пользовалось спросом, он бы в один миг подписал себе приговор. Машина слухов дальше справилась бы сама, и Смиту ничего не осталось кроме как лечь под ее мощный и несговорчивый каток. Но Аккерман… этот нахальный мужик, острый на язык, с обманчиво молодым лицом, заставляющим принимать его за подростка, выглядел потрясающе. «Нужно будет отдать должное Ханджи, она постаралась на отлично. А украшение для плеч…» Смит хотел прикоснуться к камням на левом погоне, провести по цепочке к шее, остановиться там, чувствуя как бьется жилка, а далее продолжить путь по серебряным подвижным линиям, лежащих на груди, к противоположному плечу. Эта мысль пугала мужчину, становясь навязчивой с каждой минутой близости с оперативником в тесном салоне иномарки. — Леви, последний штрих, — Эрвин извлек из внутреннего кармана пиджака две полумаски, что предназначались для закрытия глаз и небольшой части носа. Одна из них — покрупнее — была классической черной атласной с широкими черными лентами-завязками, вторая — такого же цвета за одним исключением: она была почти прозрачной, сотканной из скрупулезной вышивки с раскосыми прорезями для глаз. — Позволишь? — Эрвин положил плотную маску себе на колени и развернулся к Леви, держа вторую в ладони. Мужчина в платье молча посмотрел на напарника, опустил взгляд на руку и, также храня молчание, отвернулся, позволяя сделать задуманное. Смит аккуратно надел тончайший атрибут для скорого вечера на Аккермана и принялся завязывать тонкие ленты у него на затылке, отмечая, что длинные волосы, прикрывающие виски и затылок мягкие, даже несмотря на лак, которым были зафиксированы. — Я даже рад, что ты без парика, — Смит в последний момент понял, что произнес мысль вслух, а адресат определенно его услышал. Хорошо, что они отключили микрофоны до приезда на место. — Не морозь глупости, — спокойно отозвался Леви, будто подобные фразы были для них нормой. — Давай, Зорро, тебе завяжем. Эрвин в очередной раз поразился тому, как одежда меняет человека. Кружевная маска словно слилась с мужчиной, придавая его лицу таинственности, заостряя черты лица, делая их по-настоящему женственными. — Спасибо, — Эрвин хотел хоть как-то заполнить тишину. Его уже не на шутку волновали мысли, чаще и чаще крутящиеся в голове, как старая пластинка. Оставалась надежда, что наваждение исчезнет с окончанием вечера, когда их взаимодействие окончится и потребность в общении с сотрудниками DEA, которым помогал не от чистого сердца, а из-за настоящего шкурного интереса, исчезнет. — Мистер Смит, мы прибыли, — отрапортовал водитель, въезжая на широкую дорогу, устланную гравием; шины мерно зашуршали по нему, проминая наст. — Спасибо, Гюнтер. Я сообщу тебе, когда можно будет забирать нас, — справившись с накатившей внутренней дрожью от предвкушения миссии, бизнесмен поблагодарил мужчину. Леви глянул за стекло, отмечая яркие огни прожекторов, ряды дорогих автомобилей и людей в не менее дорогостоящих одеждах. На каждом лице красовалась маска, скрывая истинную личину человека. Офицер нервно повел плечами: подобные сборища были ему чужды и в какой-то степени омерзительны. Не в его обычаях было давить улыбку, любезничать, подлизываться к влиятельным шишкам. Послышался хлопок двери, и Аккерман обернулся, не обнаружив спутника на прежнем месте. Оперативник поймал смущенный взгляд водителя в зеркале заднего вида, усмехнулся, представляя, что себе успел нафантазировать парень. Как ни посмотри, а ситуация могла претендовать на лучший артхаус-проект года. Дверь со стороны офицера плавно открылась, и в его сторону потянулась рука — Смит стоял чуть сбоку от проема, протягивая крепкую, надежную ладонь. Леви выдохнул, в последний раз подбадривающе прихлопнул себя по коленям и поднял взгляд на партнера, надевая на себя вторую невидимую для всех маску, благодарно улыбаясь и вкладывая свою ладонь в чужую. С грацией дикой кошки Аккерман вылез из салона Ауди, повел плечами, разминая мышцы и пробуя на себе новый наряд, к которому нужно было еще привыкнуть. Платье облегало его везде, становясь второй кожей, утягивающее белье, на котором настояла Зоэ, уже почти не ощущалось, а вот резинки чулок непривычно впивались в бедра, явственно ощущаясь при каждом шаге. Эрвин аккуратно подхватил его под руку, и они направились к центральным дверям клуба. Леви покорно шагал рядом, держа прямую спину, как прима балетного театра, и Смит не без удовольствия опускал на него беглый взгляд, чуть сильнее сжимая тонкую в черной ткани руку. — Эрвин, дорогой, давно не виделись! — к ним подошел лысый пожилой мужчина с испещренным множеством морщин лицом, как сухая земля в пустыне. — Я смотрю, ты не один сегодня. — Добрый вечер, Дот, — улыбнулся бизнесмен и пожал усеянную пигментными пятнами руку старика. — Позволь представить мою спутницу Леви… — Просто Левиана, — мелодично протянул Леви, позволяя знакомому Смита подхватить и прижаться губами к кисти в знак глубоко почтения. — Она у тебя скромница и красавица, Эрвин, — щетка седых густых усов над верхней губой старика дернулась, выдавая улыбку. — Не могу не согласиться, Пиксис, — Леви почувствовал, как его обнимает и притягивает к себе крепкая рука спутника. Раз они влезли в эту авантюру, играя роль парочки, то и должны вести себя соответственно. И осознавая такой расклад дела, Аккерман позволил ладони Смита по-хозяйски лежать чуть ниже талии. Старик в бежевом костюме был первый из череды высокопоставленных чинов, с которыми пришлось за вечер столкнуться бизнесмену и оперативнику. Внутри помещения было светло и просторно; с высоких потолков свисали громадные хрустальные люстры, что блестели, разбивая и отражая искусственный свет, скрытых внутри ламп. Играла незатейливая музыка — квартет с вокалистом прятался в одном из углов центрального зала, негромко напевая известные всем и только узкому кругу композиции. Однако непрекращающийся гам, создаваемый десятками голосов, портил всю картину, лишая возможности насладиться мелодией. По стенам клуба висели картины молодых художников — для них это была возможностью показать себя и подзаработать, если хотя бы один из гостей вечера заинтересуется результатом их творчества. Леви с нескрываемым интересом рассматривал их, впечатленный переплетением линий и красок на холсте. Ему редко удавалось приобщиться к миру искусства, потому он всегда пользовался предоставленным случаем. Смит не добился бы успехов в своих законных и нелегальных делах, если бы не разбирался в людях и не читал их, как раскрытую книгу. Потому от проницательного мужчины не скрылся внезапно родившийся в туманных глазах напарника живой интерес. Неожиданное понимание, что рядом стоял не робот, сухо выполняющий приказы, а реальный человек, умеющий чувствовать в глубине себя, заставило Эрвина мягко улыбнуться и словно невзначай подвести капитана к началу выставки, позволяя рассматривать крупные полотна с расстояния пары метров. — Я отойду на пару минут, — прошептал Смит на ухо Аккерману, стараясь перекричать пчелиный рой — толпу. — Хорошо, я буду здесь, — чуть ли не отмахнувшись отозвался Леви, погруженный в изучение работ художников и скульпторов, чьи работы также были представлены на невысоких постаментах. Эрвин с включенным микрофоном, слыша комментарии Ханджи и Моблита, направился к группе чиновников, от решения которых зависел его бизнес, а также источники поставки партий наркотиков, о которых в нужных кругах говорили с завидной частотой. Необходимо было уделить им внимание, параллельно расспросив про Рейсса и Фрица. В том, что эти напыщенные индюки ворочали с ними дела, Смит был уверен. Нервы мужчины от вынужденного разговора, в котором приходилось улыбаться до боли в лице и сохранять учтивым, наступая на собственное горло, были натянуты до предела. Ему на миг показалось, что еще секунда в компании этих рептилий, и он взревет. Выудив всю информацию из толстяков так, что Зоэ осталась удовлетворена, хмыкая и поддакивая в наушнике, Эрвин, извинившись, закончил театр и поспешил назад, к Аккерману. Фигуру Леви он сразу узнал. Офицер стоял с фужером розового шампанского в одной руке, а второй к боку прижимал клатч. Идеально ровная осанка, длинная шея, изящные серьги и покачивающиеся при любом его движении камни на плечах. Расслабленные губы плавно двигались, когда он отвечал на вопросы слетевших в его сторону сорок — иначе большинство местных женщин назвать было нельзя. Леви выглядел дороже, холенее, изысканнее, а манера держаться выдавала в нем аристократические корни, до которых женщинам, сбившихся вокруг него в круг, было далеко. Эрвин позволил себе несколько мгновений любования этой валькирией: воинственной, смертельно красивой, неприступной и оттого манящей. И плевать, что это был мужчина, который до этого жег его взглядом. Сейчас Смит просто наслаждался эстетикой его образа. Один зал через арочные проемы перетекал в другой. По периферии комнат стояли небольшие столики с закусками, зовущих попробовать их; напитки разносили официанты, выглядевшие все на одно лицо: забранные волосы и одинаковые костюмы. Копия копии копии копии. — Дамы, позвольте мне украсть одну из вас, — услышав голос Эрвина, а следом почувствовав его пальцы на спине, Аккерман дрогнул, сильнее сжимая бокал, рискуя его расколоть. — Как все прошло? — не выходя из образа, поинтересовался оперативник, зная, что за подобное Ханджи еще долго будет подтрунивать над ним. — Отлично, пойдем дальше? Кажется, в соседнем зале я увидел Лобова. Шифр, код, еще одна цель их сегодняшнего визита в царство шика, блеска и лжи. — Конечно. Пара медленно ступала по блестящему полу, обходя гостей в костюмах и блестящих, струящихся платьях. Аккерман, пользуясь случаем, разглядывал и картины, и людей, которые не стеснялись впиваться глазами в их сторону. — Они все пялятся, Смит, — прошипел Леви, делая незаметный тычок тому в бок. — Есть такое. Я редко появляюсь на подобных мероприятиях, тем более в сопровождении… — Хочешь сказать, что завтра на таблоидах я увижу свою и твою рожи рядом? — шипение злой кобры забиралось под кожу мужчине, но отчего-то тот лишь улыбался, пряча сеточку мелких морщин у глаз под маской. Эрвин, погруженный в план операции, запоминая всех нужных для допроса лиц, не задумывался особо о том, что после подобного вечера определенная прослойка будет обсуждать его. Он относился к Леви как к мужчине, потому мысль о том, что их общество посчитает за любовную пару, казалась какой-то смешной и неправдоподобной. Один бокал шампанского сменялся другим, смех нарастал, люди позволяли себе более острые, колкие замечания в адрес собеседников, подгоняемые алкоголем и чувством собственного величия. Аккерман почти забылся, слившись со своим новым образом, даже не колебался ни секунды, выбрав женскую уборную. Он профессионал и палиться на подобной мелочи — верх тупости. Завтра… он все выскажет потом, возможно, донесет некоторые моменты с помощью кулаков, но пока он, стоя перед широким зеркалом в уборной, что подсвечивалось по периметру яркими круглыми лампами, подкрашивал губы. Рядом стояли молодые девушки, недружелюбно косящиеся на него. Зная, какой выгодной партией был Смит, женщины хотели заполучить его, а потому любая спутница или случайная знакомая мужчины становилась для них объектом ненависти и зависти. Леви прикрыл глаза и услышал шепот: — Такая прическа странная… очень короткая, как у военных… Мужчина приоткрыл веки и посмотрел на двух девушек, что не сводили с него намалеванных глаз. Он защелкнул колпачок помады, причмокнул губами, как это делают женщины, распределяя ее тонким слоем по губам, и убирая пулю в клатч, произнес, словно плюя им в лица: — Зато отсасывать не мешает. Выстрелил в их гнилые души и вышел, с хлопком закрывая дверь. Мелочь, а приятно. Хоть немного выплеснул копившийся гнев. Они с Эрвином не успевали закончить с одной целью, как на горизонте появлялась новая, если не две одновременно. В последнем случае им приходилось разделяться, чтобы не упустить возможность в светской, на первой взгляд, беседе выведать новую информацию, которая должна была помочь упрятать некоторых людей, участвующих в наркотрафике. Смит хоть и воротил подпольными делами, но дальше казино не заходил. Ни наркотиков, ни проституции за ним не числилось, даже налоги нормально платил за основной бизнес. Через пару часов на мероприятии, когда алкоголь уже увереннее и быстрее тек по венам, Леви почти не замечал вспышек фотоаппаратов. В какой-то момент он, припоминая, что Смиту придется выкручиваться одному из истории «Где его новая пассия?», весьма недвусмысленно прильнул к нему, обвивая в собственническом жесте. Поначалу Эрвин одергивал его, смещая руку, но вскоре смирился, позволяя тонким пальцам сжимать пиджак, а дыханию опалять шею, когда Аккерман приподнимался на носочки, чтобы сказать нечто, не предназначенное для чужих ушей. Время перевалило за полночь, и музыкальные композиции сменили свой темп, попутно преображая атмосферу вечера, делая ее глубже и интимнее. К этой минуте двое исполнителей миссии закончили сбор информации, передали все необходимые данные Ханджи с Моблитом и отключили микрофоны, лишаясь невидимых пут. Зазвучала медленная печальная мелодия, и в центр зала начали стягиваться пары. — Потанцуем? — абсолютно спокойно задал вопрос Эрвин, отставляя пустой бокал на круглый столик. — Уволь. — Нехорошо получится, все и так смотрят на нас весь вечер, — тихо, не подавая лишних эмоций, гнул свою линию бизнесмен. Мгновение равное веку, и Аккерман с протяжным выдохом согласился, позволяя Эрвину затащить себя в гущу танцующих и, обхватив за спину, притянуть максимально близко, начиная вести в танце. Леви обвивал широкие плечи мужчины, сжимал его ладонь, подстраиваясь под заданный ритм, двигаясь в такт, словно они неоднократно репетировали подобное. Музыка стала напористее, и капитан сильнее сжал тело партнера, ощутив, как между его ног вклинилось чужое крепкое бедро, а твердая грудь мужчины почти впечаталась в него. — Ты чего творишь? — шипение стало его обычной манерой общения. — Хочешь походить на школьницу-недотрогу? — тихо отвечал Смит, склонившись к уху оперативника настолько, что чуть ли не касался губами ушной раковины. — Черт с тобой, я потом расквитаюсь, — почти обреченно отозвался капитан, позволяя огромной ладони Смита скользнуть по тонкой ткани платья от талии к пояснице и еще немного ниже. В каждом движении партнера читались власть, уверенность и непоколебимость, и подобное притягивало Леви. Они двигались в ритм музыки, делясь теплом, вжимаясь друг в друга настолько, что тяжело было дышать. Эрвин умело вел, не подавая вида, когда Леви попадал ему каблуком по ноге, лишь сильнее обхватывал его со спины, впиваясь пальцами в напряженные мышцы. При каждом движении бедро бизнесмена давило ощутимее, терлось о ноги и промежность Аккермана, заставляя того внутренне дрожать, моля лишь о том, чтобы музыканты провалились под землю, ухватив попутно Эрвина и весь свет, прерывая невозможную композицию. Сколько по времени длилась эта пытка никто не мог сказать, но стоило объятиям ослабнуть, как Леви как ошпаренный поспешил на балкон. Ночной свежий воздух приятно обволакивал чуть ли не дымящуюся кожу. Платье липло к телу, облегая его слишком плотным коконом, сдавливая все, в особенности, грудную клетку. Теснота мешала двигаться ребрам, пускать воздух в легкие, отчего ощущение жжения и распирания только усиливались. Аккерман стоял, оперевшись локтями о достаточно низкое ограждение просторного балкона. Ветер пробирался под юбку, холодя кожу, посылая по ней толпы мурашек. Ночное небо с точками-звездами успокаивало, прочищало мозги, настраивая на рабочий лад. Слишком много эмоций на один день, еще и эти каблуки. «И как женщины ходят на них сутки напролет?» — Леви, все в порядке? — за спиной послышался знакомый голос. Обеспокоенный, встревоженный, рвущий на куски ночную тишину. Из-за плотных дверей звуки из помещения казались на балконе приглушенными и несущественными. — Да, если это все считать нормой, — все еще не своим голосом отвечал Аккерман, понимая, что везде могли быть уши и глаза. — Здесь прохладно, — шорох, а за ним что-то увесистое легло на плечи Леви. Что-то мягкое, теплое и большое, в чем капитан мигом утонул. Мужчина вцепился пальцами правой руки в вещь, довольно резко разворачиваясь в сторону подошедшего, что в рубашке стоял рядом. На плечах у капитана покоился его пиджак. — Не стоило. — Пожалуйста.***
Машина плавно двигалась по ночной, почти свободной дороге в обратную сторону. Ночь густой тьмой окутала улицы, выжимая из них жизнь. План состоял в том, чтобы сначала отвезти Леви в отель, из которого Смит с водителем забрали его в начале вечера, а после направиться по делам бизнесмена. Но ничто и никогда плавно не происходило. Закон подлости не знал устали и отдыха. — Сэр, за нами хвост, — сохраняя ледяное спокойствие, уведомил Гюнтер, продолжая плавно вести иномарку. — Давно? — Почти с самого начала. Держится на приличном расстоянии, не форсирует. — Есть идеи? — выныривая из дремоты поинтересовался Леви, потягиваясь на заднем сиденье. — Папарацци, скорее всего, — слишком спокойно произнес Эрвин, скучающе смотря в окно. Подобные «хвосты» были ему до тошноты знакомы. — Придется сразу ехать ко мне. Доведем весь спектакль до конца, — он не спрашивал — сухо констатировал факт. — Делай, как знаешь. — офицер устал, ему хотелось просто сбросить с себя эту змеиную кожу и упасть головой на подушку. Но прежде — покурить, затянуться, обжигая горло и легкие терпким дымом. Потому он провел рукой по лицу, радуясь, что хотя бы маску удалось снять. Они подъехали к одному из отелей Смита. Эрвин, не теряя хватки, помог Аккерману выбраться из теплого салона, поддерживая и направляя, на радость прячущейся во тьме папарацци. Они быстро пересекли фойе, где две девушки за стойкой ресепшена почтительно поклонились хозяину заведения. Лифтер, только завидев фигуру босса, вызвал лифт, отходя от металлических дверей в сторону. Пара тихих минут под любопытный взгляд рабочего, и партнеры оказались в лифте. Мужчины даже не смотрели друг на друга, думая каждый о своем. Леви не сомневался, что Смит занял пентхаус, и это подтверждал мигающий значок на панели кабины. Дверь приветливо щелкнула и пропустила владельца с гостем в огромный — на весь этаж — номер. — Располагайся как дома, — Эрвин прошел в гостиную часть, где стоял низкий длинный диван с высокой спинкой, журнальный столик, пара стеллажей и несколько скульптур в прозрачных витражах. Леви с интересом осмотрелся, не без удовольствия отмечая, что интерьер хоть и источает роскошь и богатство, но не отдает пошлостью. Нужно было признать, что у Смита был вкус. Отлучившись в уборную, Аккерман умылся холодной водой, отмечая, что помада на губах сохранила свой сочный цвет. Прочесав влажными пальцами волосы, капитан посмотрел на свое отражение, ставшее уже привычным в черном платье с блестящими цепями поверх его. Алкогольный дурман туманил сознание, покрывал пеленой глаза, лишая реальность четкости. Ноги опасно становились ватными, но Леви упрямо продолжал стоять на туфлях, действуя из собственных, непонятных даже ему самому побуждений. Но одну вещь гардероба он все же стянул с себя, почувствовав долгожданную свободу. Выйдя из яркой кафельной комнаты, Аккерман, цокая каблуками, подошел к манящим его панорамным окнам. Он встал лицом к центральному стеклу, рассматривая родной город, казавшийся с высоты непривычно маленьким. Точки огней выхватывали некоторые места значимые и нет, виднелись ползущие по дороге автомобили с зажженными глазами-фарами. Леви достал из клатча, что почти сроднился с ладонью, пачку сигарет и закурил, даже не спрашивая разрешения. Едкий дым привычно проникал в него, отравлял, а в следующую секунду выпущенный из легких растворялся в воздухе. Капитан смотрел в огромные прозрачные окна, медленно, но глубоко затягиваясь. Эрвин из кресел и дивана выбрал последний для приземления лишь с одной целью — иметь возможность смотреть на своего напарника. Этот человек вызывал в нем гамму чувств, из которых неподдельный интерес занимал одну из главенствующих позиций. Но и эстетическое удовольствие его образа не отпускало его, а когда тот еще закурил… что-то невидимое подобралось к бизнесмену, сжимая внутренности в узел, заставляя сердце сбиться с привычного ритма. Он расслабленно сидел на диване, откинувшись на полужесткую спинку, с любопытством следя за выверенными движениями мужчины за плотным дымом, что поднимался к потолку. Даже едкий запах казался Смиту сущим пустяком. — Куда я могу стряхнуть пепел? — Леви обернулся к нему, держа тлеющую сигарету высоко, не давая серому столбику обрушиться. Чистоплюйство в нем не умирало никогда. — Сюда, — не с первого раза поняв, что от него требовали, Эрвин выудил из ниши столика металлическую пепельницу, которую каждый день меняли горничные. С металлическим звоном она ударилась о поверхность стола, блеснув в приглушенном свете. Ничего не произнося, Леви медленно подошел к бизнесмену и небрежным постукивающим движением стряхнул пепел. Серые глаза смотрели на сидящего, расслабленного мужчину, будто что-то ища в нем, требуя ответов или действий. Смит же в ответ не сводил с напарника голубых глаз, казавшихся в полумраке темнее. Он медленно скользил от бледного с острыми чертами лица к груди и тонкому запястью, пальцам, между которых была зажата сигарета. На смятом фильтре остался след помады. Воздух в комнате искрил от недосказанности, внутреннего напряжения, растущего с каждой уходящей минутой. Леви негромко цыкнул, сделал последнюю затяжку и откинул клатч на столик по соседству с пепельницей. С неожиданной быстротой он оказался вблизи Эрвина, стоя вплотную к его ногам и сиденью дивана, вжимаясь в него голенями. Он смотрел на напарника сверху вниз, отмечал, как чужие зрачки расширялись, а грудь ускоренно поднималась от поверхностного дыхания. Мотнув головой и подобрав подол платья, Аккерман перекинул ногу через бедра мужчины и взобрался на диван, утопая в него коленками и левой ладонью упираясь в край спинки недалеко от головы сидящего. От подобного маневра Смит дернулся, но пути к отступлению Леви ему не оставил, подавшись вперед и хватая того за галстук. Аккерман, втягивая воздух через приоткрытые губы, наклонился к Эрвину, касаясь кончиком носа его колкого виска. Смит зажмурился в надежде и неизгладимом стремлении обратить все вспять или банально замедлить время. Кровь прилила к лицу, обдавая жаром, раскаляя легкие, отбивая новый ритм для сердца. В его голове не укладывалось происходящее, он никак не мог осознать, что на нем почти восседает тот хмурый оперативник, что его ладонь лежит на талии не статной и красивой нестандартной красотой женщины, а — мужчины, обладающего приличной силой. Горячее дыхание Аккермана опаляло кожу скулы и виска мужчины, ветерком доносилось до изгиба уха в момент, когда до него раздался низкий шепот: — Весь вечер ты показывал всем, что я твоя женщина, Смит, — растягивая слова, с нажимом, проговорил Леви, касаясь ушной раковины губами в невесомом прикосновении. Не смотря вниз, он расслабил галстук и, окончательно лишив мужчину петли, продолжил шептать: — Пора доказать это на деле. — Ты чего это? — Эрвин сжал его талию, упираясь тому в плечо второй ладонью. Леви приподнялся и заглянул в шальные небесные глаза, усмехаясь тонкими бордовыми губами: — Думаешь, я не чувствовал на себе твои взгляды и прикосновения, Эрвин? — капитан поелозил на бедрах напарника, вжимаясь промежностью, придавливая собственным весом сверху. — Будь мужиком до конца. На последних словах Леви отклонился немного назад и, игнорируя чужие руки, принялся расстегивать рубашку Смита, оголяя сантиметр за сантиметром гладкую с легким загаром кожу и дорожку светлых волосков. Эрвин затаил дыхание, прислушиваясь к собственным ощущениям. И к его ужасу, они твердили одно: «Настойчивые ласки Аккермана не неприятны, наоборот… они возбуждают». Леви дрожащими от алкоголя и напряжения в мышцах пальцами высвободил петли из плоских круглых пуговиц и рванул полы рубашки в стороны. Улыбнувшись уголками губ, он положил ладони на шею бизнесмена, повел вниз по груди, легко царапая кожу короткими ногтями. Подобные движения, в которых чувствовались напор и сдерживаемая резкость, отзывались в Смите электрическими импульсами, что концентрировались внизу живота. Глаза в глаза и оперативник наклонился вперед, скользя пальцами по твердому прессу к бокам и поднимаясь к широкой груди. Ощущая, как чужие ладони сжимают его спину, проминают мышцы, скользят по ребрам, собирая платье в складки и утягивая его еще больше, Леви лизнул шею мужчины, следом припадая к чуть солоноватой коже губами. Эрвин инстинктивно отвернулся, открываясь для подобных ласк. Он спустился вниз по сиденью, скользя ботинками по гладкому полу, чем моментально воспользовался Леви. Капитан, прикусив выступающую ключицу, выпрямился и рьяно принялся расстегивать пряжку брюк. Их сердца заполошно бились, дыхание давно сбилось, став рваным и поверхностным. Кто-то невидимый украл воздух из гостиной, усложняя и без того трудную охоту за кислородом. Тепло чужого тела ощущалось даже сквозь слои одежды, а непосредственный контакт кожи к коже дрожью и мурашками распространялся по телу. Знакомая тяжесть, ни с чем не сравнимая, принималась тянуть внизу живота, заставляя хотеть большего. Насыщенный вечер, дорогой качественный алкоголь и настойчивый партнер — все это сводило Смита с ума, заставляя запрокидывать голову назад, упираясь затылком в спинку дивана, и сжимать до боли бока Леви, что по-хозяйски грубо раздевал его. Ни одна женщина не проявляла такого животного рвения. Дернув с силой ремень так, чтобы язычок вышел из отверстия, офицер наконец справился с пряжкой. Эрвин посмотрел вниз, на тонкие проворные пальцы, что порхали над его пахом как балисонги****. Он резко выпустил воздух из легких и скользнул ладонями сначала вверх, ощущая выступающие лопатки, прохладу цепочек нательного украшения, которые не переставали блестеть ни на секунду, стоило свету попасть на них. Бизнесмен подушечками пальцев проминал крепкие мышцы, скрытые под тонкой тканью платья, с трепетом осознавая, что на нем сидит не хрупкая девушка, что не ее пальцы справились с застежкой и молнией брюк, ослабляя давление в нужном месте. Леви сдвинулся вперед, на живот Эрвина, одной рукой уперся в его плечо, а вторую завел за спину, хищно всматриваясь в лицо напарника. Веки мужчины мелко дрогнули, а губы приоткрылись в немом вздохе, когда Аккерман забрался ладонью под ткань его нижнего белья, ловя тепло и влагу. — Ничего себе, — довольно отозвался капитан, обхватывая полувставший член кольцом пальцев и принимаясь двигать рукой насколько позволяла ему теснота одежды. Эрвин зашипел, скользнул ладонями вниз по спине мужчины и надавил на поясницу. В ответ Леви покорно прогнулся, немного проехав задницей по его торсу назад. Чужая рука сжимала крепко, двигалась резко и без опаски. Под собственными пальцами чувствовался крепкий стан, тугие узлы мышцы перекатывались под кожей, а давление приличного веса сверху и упрямые губы на шее и груди обезоруживали. Смит издал нечленораздельный звук и сжал ягодицы Аккермана, который не оставил его в долгу, уменьшая диаметр кольца пальцев, перепачканных в предъэякуляте. Краем сознания, наглаживая упругие ягодицы, Эрвин понял, что не ощущает под тканью ничего. Если на вечере во время танца, когда он в один из моментов опустил руку ниже поясницы, он чувствовал край нижнего белья, то сейчас его не было. Мужчина захотел завести ладонь под подол платья и вдоль бедра скользнуть к паху, убеждаясь в собственной правоте, как сильная рука ловко перехватила его собственную, сжимая до боли и вдавливая в спинку дивана. — Попридержи коней, — прохрипел Леви, сверкая ртутными глазами. Капитан приблизился к лицу Смита, остановившись в паре сантиметров от его губ. Их дыхания смешивались, опаляли раскрасневшуюся кожу, а глаза с поволокой упрямо смотрели в такие же. Никогда еще Эрвин не был с мужчиной, а женщины… ни одна не могла проявить столько власти в постели. А Леви делал это совершенно естественно, параллельно подаваясь и откликаясь чужим ласкам чувственными вздохами, дрожью и чертыханиями. Маленький, но упрямый мужчина, вжимающий его в диван, дрочащий угловатыми движениями, меняя ритм, сводил с ума, вырывал землю из-под ног и манил. Эрвин сдался и первым потянулся к тонким губам. Леви ответил, склонил голову, позволяя поцелую углубиться. Губы, словно давно знавшие друг друга, сминали в приветствии после долгой разлуки. Они не стесняясь прикусывали, ласкали языками, отстраняясь только затем, чтобы посмотреть в глаза любовника. Машинально рука Леви замедлилась, начав двигаться в унисон с языком, что круговыми движениями оглаживал шершавый язык Смита. Оперативник продолжал удерживать в захвате правую руку бизнесмена, пока тот единственной свободной ладонью изучал его тело, скользя по бедру, заднице, спине, плечам и таким же путем возвращалась обратно. Собственное возбуждение уже отдавало болью, и Аккерман принялся елозить на мужчине, в попытке ослабить его хотя бы на толику. Их общая слюна блестела на губах и подбородке, когда Леви прервал поцелуй, отстраняясь и оставляя после себя чувство пустоты. — Спусти их, — не своим голосом, переводя дыхание, приказал капитан, привставая на коленях и отпуская руку бизнесмена. Эрвин, завороженный фигурой мужчины в облегающем, скрывающем почти все тело платье, с чертовыми переливающимися камнями в ушах, на шее и плечах, поспешил выполнить поручение. Несколько скомканных от возбуждения и ожидания разрядки движений, и брюки с нижним бельем кольцом обвили его расставленные колени. Аккерман довольный как сытый кот улыбнулся, почувствовав две широкие и горячие ладони на бедрах. Леви всегда нравились люди выше и сильнее его, те, перед кем было не стыдно распластавшись раздвинуть ноги. И Смит как никто другой вписывался в рамки его предпочтений. Капитан провел тыльной стороной ладони по губам, вытирая слюну и остатки помады. Эрвин потемневшими от страсти глазами следил за его движениями, а после уставился на рот возвышающегося над ним партнера: помада смазалась с губ, неровным, рваным алым пятном уходя влево, будто капитан вытер кровь с разбитой губы. Черная грациозная, сильная, волевая с холодными бледными глазами и алой пастью валькирия, которой Эрвин был готов отдаться. Отдаться здесь и сейчас, а после бесчисленное количество раз повторять все как в первый. Леви нарочито медленно наклонился к его уху, прикусил мочку, втянул ее в рот и пососал, слыша сдавленный стон. Мужчина провел подушечками пальцев по контуру губ Смита и, прикрывая веки, прошептал: — Соси. Смит, словно убеждаясь в услышанном, повернул в его сторону голову, встречаясь со стальными радужками. Пальцы настойчивее нажали на нижнюю губу, оттягивая, обнажая зубы. Не прерывая зрительного контакта, под гул собственной крови в ушах, Эрвин обвел языком пальцы, впуская их в свой рот. Чувствуя горьковатый привкус табака на языке, он добросовестно выполнял задачу, смазывая слюной пальцы по всей длине до костяшек. Аккерман медленно терся о него промежностью, все еще сохраняя между ними преграду — подол платья, что складками покоился на них. Когда струны терпения натянулись до предела, капитан убрал руку от лица мужчины и сел дальше на его бедра так, что возбужденный член Смита — толстый с извитыми венами и сочащейся красной головкой — был перед ним. Эрвин прижимал напарника к себе, сдерживаясь, чтобы не натворить глупостей, спугнув или разозлив партнера. Леви, смотря в лицо партнера, завел блестящую от слюны ладонь за спину и пробрался ей под мягкие складки одежды. Он прогнулся вперед, перенося центр тяжести на упирающуюся в спинку руку, прижимая возбужденную плоть партнера одеждой к его животу. Аккерман тянул себя, извергая проклятия, прогибаясь, прижимаясь к Эрвину, что целовал его висок, скулы, губы, шею, сминая до хруста ребра, очерчивая линию позвонков, даря тепло крепких рук. Подол платья слева задрался, и бизнесмен увидел острую коленку в чулке. Все это граничило с абсурдом, и оттого эмоции обострялись до оглушающего крика. Если это был мираж и плод больной фантазии — глупо отказываться окунуться в нее с головой, а если реальность — лучше поддаться без лишних сомнений и вопросов. Смит успел только легко коснуться ноги, как Леви отпрянул, привстав. Дергано, недовольно, спеша. Шорох одежды, знакомое тепло пальцев на члене, колкость серых затянутых пеленой животного желания глаз и новые, совершенно незнакомые ощущения. Прикусив губу и запрокинув голову так, что кадык острым углом выпирал даже сквозь воротник-стойку и блестящий ошейник, Леви направил мужчину в себя. Он опускался медленно, сантиметр за сантиметром приближаясь к горячему паху с порослью жестких светлых волос, что сейчас скрывался от окружающего мира юбкой. Эрвин сжимал до отметин крепкие бедра партнера, которые при желании могли удушить его, но вместо этого сжимали бока, жестко фиксируя на месте. Перед глазами все плыло, и только яркие пятна от поглощающей его тесноты, возвращали его в гостиную пентхауса. Кожа ягодиц коснулась распаленных ног Смита, и Леви замер, привыкая к новым ощущениям, немного болезненным, тянущим и пульсирующим. Аккерман как в замедленной съемке склонил голову и уперся взглядом в любовника. Найдя в широко распахнутых глазах желание, он усмехнулся и двинулся, пробуя приподняться и насадиться вновь. Вновь и вновь. С небольшой амплитудой, в медленном ритме он принялся двигаться на Смите, сжимая одной рукой обивку дивана, а второй — плечо партнера. Дыхание превратилось в рваные клочья, сердце пуганым зайцем скакало в груди. Руки Эрвина сминали платье — ненавистное, проклятое на всех языках, которыми владел мужчина — на крепких, сильных ногах оперативника, желая увеличить контакт с его обнаженным телом. Но вместо открытой шеи, груди, спины, рук и ног, он получал самое заветное, потаенное и горячее место. Леви ускорял темп, с остервенением, с самоотдачей насаживаясь и приподнимаясь почти на всю длину. Пошлые хлюпающие звуки вторили его движениям, смешивались с шумным дыханием мужчин, со срывающимися стонами и хрипами с припухших губ. Эрвин чувствовал желание Аккермана брать и позволял тому действовать так, как хочет он и только он. Леви имел его. Именно он, даже находясь в роли «нижнего», трахал Смита, выжимая его досуха. И подобное разрывало привычный мир Эрвина на миллионы кусков. Испарина выступила на его лбу и висках, темные пряди волос выбились из прически и теперь липли к коже, лезли в глаза. А украшение на плечах покачивалось, подпрыгивало вместе с ним каждый раз, гипнотизируя своей красотой и грацией. Еще и накладки на груди, создающие эффект женских округлостей… Если бы не вся эта фальшивка, атмосфера была бы не такой, и вряд ли при других обстоятельствах Эрвин согласился бы на подобную авантюру. Кровь бурлила в жилах, оголенные, сверхчувствительные нервы натягивались на невидимый кулак будущего экстаза. Внизу живота тянуло, сводило сладостной судорогой. В момент, когда Аккерман довольно резко опустился, откинувшись назад и уперевшись ладонями в бедра мужчины выше колен позади себя, и двинулся, из горла Эрвина вырвался хриплый стон. Леви двигался как змея, вытворяя что-то невероятное. А тот факт, что бизнесмен не мог увидеть ни собственного, ни чужого паха, лишь обостряло все ощущения, которых раньше ему не приходилось испытывать. Чего нельзя было сказать о капитане, поразившего Смита неисчисляемое количество раз за вечер. Леви тяжело дышал, менял угол, скорость, доводя себя и любовника до исступления. Он знал, что его облик путает, сводит разум с ума от несостыковок партнера, и оттого заводился сильнее, как и мужчина, чей член колом встал за считанные минуты, стоило капитану начать действовать. Не рассчитав амплитуду, капитан приподнялся слишком высоко, соскальзывая с плоти партнера. Чувство пустоты и неполноценности обухом ударило по нему, вынуждая вновь выпрямиться, вцепившись левой рукой в широкую грудь Эрвина. Они ничего не говорили, только смотрели друг другу в глаза, и этого было достаточно. Леви вновь направил Эрвина в себя, принимая в разработанное тело легко и с наслаждением. Не сдерживая себя, Аккерман принялся скакать на нем, то прикусывая нижнюю губу, то шумно втягивая удушливый воздух, то срываясь на стоны. Ни о каком стеснении и речи идти не могло. И Леви был рад, что любовник играл по этим же правилам, стискивая бедра до боли, помогая двигаться в том ритме, что задавал он. Крепкие руки приподнимали его и опускали на себя, а сам Смит через несколько минут сам стал подаваться навстречу, вскидывая бедра, упираясь стопами в пол. Горячие руки притягивали к себе, губы мазали по скулам, по приоткрытым в наслаждении губам. Слившись в единое целое, они отчаянно впивались пальцами друг в друга, оставляя отметины, требуя большего. Эрвин забрался рукой под складки черной одежды, провел вдоль бедра, с наслаждением отмечая границу между чулком и горячей плотью, и наконец, коснувшись курчавых волос, обхватил член Леви. Тот выгнулся дугой, прогибаясь в пояснице и выкатывая колесом грудь вперед. — Эрвин, не надо, — просипел капитан, до белых костяшек сжимая пальцы. Его разрывало от желания двигаться вперед в тесноту руки мужчины, что дрочил ему быстро, резко и без лишней нежности, или подаваться назад, насаживаясь на горячий и крепкий член. Перед глазами плясали белые пятна, воздуха от тесноты влажного платья, что, казалось, душило его, катастрофически не хватало. Аккермана трясло, внутри раскалилась печь, отдающее тепло через прикосновения и горячее дыхание. Эрвин не переставая работал рукой. Он никогда не трогал других мужчин, тем более их половые органы. И потому он на ощупь изучал любовника, то сильнее сжимая пальцы вокруг возбужденного члена, то расслабляя хватку. Он подушечками пальцев проходился по венам, гладкой влажной головке, размазывая сочащуюся смазку, что пачкала его ладонь, пах Леви и одежду. Видя наслаждение в затуманенных ртутных глазах, яркий румянец на щеках и приоткрытые припухшие губы с остатками помады, Эрвин свободной рукой провел от низа живота вверх по торсу к выпяченной груди любовника, добрался до шеи и обхватил ее поверх серебряного ошейника. Леви застонал, его глаза закатились и, дернувшись, он позволил оргазму накрыть себя. Охватившая тело судорога натянула мышцы и нервы. Смит зажмурился от пульсирующей тесноты нутра, обхватывающего его сильнее прежнего. Он в мельчайших подробностях чувствовал на себе экстаз любовника, который медленно опускался на его грудь, не в силах держать себя на ослабевших руках и разъезжающихся по обивке дивана коленях. Бизнесмен провел рукой несколько раз по члену Аккермана, ощущая, как тот толчками кончает ему в ладонь, выплескиваясь и пачкая пальцы и платье. Крепче обхватив любовника, Эрвин приподнял его немного над собой и в несколько резких толчков кончил, успев в последний момент выйти из горячего, обмякшего тела. Сжимая пальцы, сдвигая бедра и стискивая до хруста костей Леви, Эрвин извергался тому на ягодицы. Такого яркого оргазма мужчина не испытывал ни разу, даже под ЛСД несколько лет назад, подаренным Найлом на один из дней рождений. Он переводил дыхание, словно пробежал марафон в полной армейской экипировке, а следом за ним еще пару раз повторил тот же маршрут. На груди лежал Леви, чье дыхание медленно восстанавливалось, как и сердцебиение, которое Эрвин отчетливо ощущал, прижимая любовника к себе. Украшение, подаренное им, больно впивалась в грудь, резало кожу, но на это бизнесмену было плевать. Двигаться совершенно не хотелось: он был полностью изможден произошедшем. Однако источник его усталости не долго сохранял спокойствие, начав ворочаться на нем, напрягая и сдвигая разъехавшиеся бедра. Леви приподнялся на руках и заглянул в лицо любовника. Эрвин, в послеоргазменной истоме с румяными скулами и растрепанной прической, пряди из которой небрежно спадали на лоб, выглядел моложе и раскованнее. Капитан подтянулся к нему и привычно прошептал на ухо: — Спасибо за танец. — Услышав смешок в ответ, Аккерман слез с мужчины и повернулся к нему спиной. — Расстегни. Эрвин с глупой улыбкой на лице подцепил брелок, выглядывающий из-под застежки украшения, и потянул вниз, оголяя крепкую спину мужчины. Офицер, ничего больше не произнося, принялся стягивать с себя натерпевшееся платье, стоимость которого приравнивалась нескольким его зарплатам с премиями. Раздеваясь, он попутно вытер с кожи сперму, кидая платье грудой на пол рядом с ножкой дивана. Подтянув к себе клатч, Леви достал пачку и привычным движением вытащил сигарету. Оставшиеся на нем серебряные цепочки, переливались при каждом движении, колыхались, ударяя по плечам и груди. Аккерман легко закинул правую ногу в чулке и туфле на левую так, что щиколотка легла на колено. Подобную позу у мужчины Эрвин видел часто, но сейчас она выглядела невероятно. Леви закурил, отбрасывая зажигалку к пепельнице. Жилистый с чулками и туфлями на ногах, дорогостоящем нательном украшении на голых плечах и груди, абсолютно не стесняющийся своей наготы и отметин на теле, с растрепанной прической и зажатой в тонких с накрашенными ногтями пальцах сигаретой Аккерман выглядел сексуально, желанно и красиво. Не менее эстетично, чем когда был одет полностью. — В следующий раз, Эрвин, не нужно этой мишуры, — выпуская дым изо рта и опираясь предплечьем о торчащее колено, проговорил Леви, не оборачиваясь к любовнику. — В смысле? — искренне не понимая, о чем говорит напарник, поинтересовался Смит. — Не нужно приглашать и везти меня на подобный вечер, достаточно скинуть адрес и купить пива, — мужчина обернулся назад, встречая смеющиеся голубые глаза. — Хорошо, — Эрвин мягко улыбнулся. — Как прикажете, капитан.