Сильнее (рабочее)

— Катитесь к чертям, ворьё малолетнее! Прекрасное утро. Лучше некуда. Март, отвратительная помесь слякоти и мороза, вечно спешащие куда-то прохожие. Ну и как без нас: раскрасневшиеся, запыхавшиеся, получившие заряд адреналина, удираем от разгневанной продавщицы. Зато со свежим багетом в руках. А виноват в нашем незапланированном бегстве, между прочим, один только Антон, неправильно рассчитавший, чья сегодня смена в булочной на набережной. Эх, была б там тётя Люда, она бы не то что внимания на нас не обратила, сама бы пару вчерашних плюшек дала — от чистого сердца и широкой души. Антон вообще придурок, кстати. Не удивлюсь, если он всё это нарочно подстроил, чтоб посмотреть как мы люлей отхватим, пакостник. Как только Санёк его терпит, я не понимаю. Санёк в нашей шайке — кто-то вроде отца-основателя: собрал всех сирых да убогих по школе, самолично выбил (буквально) для нас безбедное существование в её стенах, и бегает, вон, довольный, героем себя чувствует. Даром, что ни одна наша проделка без его участия ни в жизнь не проходила. Вот и сейчас, стоило мне заикнуться, что каша в приютской столовке была премерзкой, Санёк мигом предложил сгонять вместе до этой злополучной булочной, всё равно же физра мол, вот и пробежимся, не дело в школе на голодный желудок страдать. — Твою же ж! — вспомнишь, как говорится… солнышко, вот и, мать его, лучик. Громкое восклицание Санька тормозит всю компанию. Оборачиваюсь, и вижу картину маслом за авторством неизвестного, называется она «Санёк наебнулся». Почти как «Грачи прилетели», но не совсем. Лежит это чудо (вище) черноволосое, пялит в небо, собратьев видимо своих выглядывает. Багет лежит рядом с ним, и этих самых его собратьев опасается. Насколько хлеб способен опасаться, конечно. Мужественно не крошится. — Сашур, ты если решил вместе с грязью по городу поплыть, я тебя конечно поздравляю, но ты хоть багет-то нам отдай. Он тебе уже не пригодится, если тебя в ливнёвку смоет, — вот он, голос разума в голове Грачёва, в чём он, в прочем, не признается никогда — отличница, умница, красавица — почти я, только девчонка — Оля, Оленька, Олюша. Что она забыла в нашей честнОй компании никто, кроме меня да Сани не понимал и не понимает. Оля просто моя соседка — тоже приютская. Даром, что до знакомства с Саньком мы ни разу не общались, да и сейчас вне стен школы рядом особо не трёмся. Разумно с её стороны — кто захочет навлекать на себя насмешки, общаясь со своего рода изгоем. Она это понимает, а я на общении и не настаиваю, всё, что нас связывает — Грачёв. Мы слишком похожи, чтобы дружить без посредников. — Небо сегодня красивое… — похоже, Санёк головой приложился крепко, не дай бог в любви кому признаваться начнёт, ничем хорошим это не кончится — плавали знаем. После таких откровений в прошлый раз он недели две ходил, фонарём своим всю школу освещал. Подхожу наконец к нему, протягиваю руку, помогаю встать. Взгляд у него какой-то потерянный, вся куртка в грязи, брюки не лучше. Ему остаётся просто надеяться, что ничего не порвалось и рубашка школьная не запачкалась — отец у него строгий, полицейский же, всыпет по первое число, хотя вроде за гуманность, все дела. — Тох, отведи-ка его домой, скажи мол на физре, головой приложился, чего-то он совсем контуженный, — что-что, а команды раздавать я умею. Антон хоть и придурок, но в глазах всех родителей мира — самый прилежный мальчик, паинька, активист и всё в этом роде. В общем тот, кому не страшно доверить своего ребёнка — вернёт в целости и сохранности. Хотя вот в этот раз с целостью не прокатило, конечно… Ну ничего, может на сохранности выедет, посмотрим. А если не выедет — его проблемы, нефиг путать смены тёти Люды и вот той страшной женщины, которая за нами гналась километра два, не меньше. — А вдруг сотрясение? — да, Оля мастерица добавить делу драмы. Нет, она не втюрилась и не переживает за Саню, вы что, просто подружеская забота, да-да. — Вот отведёт его Евгения Олеговна в больницу — и узнаем, сотряс у него или нет. Хотя сотрясать там, подозреваю, нечего, — пока Санёк был не сильно вменяемым, можно было хоть остроты на нём попрактиковать — всё равно не сделает мне ничего. Не то чтобы он мог в адеквате что-то сделать, но мало ли. — Вы багет-то подберите, а то шо, зря мы от этой тётки драпали? — кто о чём, Коля о еде. Но, мы тут впрочем все сейчас о еде, потому что в животах угрожающе урчит, особенно у нас с Олей — каша-то общая была. Откуда у уральского Коли южный говор никто, кстати, не знал. Загадка века. Багет я всё-таки поднял, отряхнул и засунул подмышку. — Значит так, Тоха с Саньком домой к Грачёву — постарайтесь не спалиться, а то люли всем прилетят — остальные и багет — в школу, физра на исходе, надо как-то мимо Степаныча ещё проскользнуть, — почему меня слушались, тоже остаётся загадкой, но является фактом, приятным при том. Наша троица выдвинулась вдоль набережной в школу, а Липов с витающим в облаках и виснущим на нём Саней — во дворы.