Болезненно

Не остаёшься на фуршет, даёшь громкую пощёчину Завадюку при половине звёзд в павильоне и бывших участниках и с ослепительной улыбкой покидаешь здание ВДНХ. На глазах выступают слёзы и ты не понимаешь — радоваться или грустить. Эта история окончена. Ты потратила в этом павильоне, в этих коридорах и на этой сцене, многие годы, а также нервы, обмороки, слезы, отношения и порванные дружбы с близкими людьми, которых и так не много. Обрела и потеряла многое. Хочешь уйти не оглядываясь, но все-таки хватаешь Пашу за руку и тормозишь. Стоишь несколько минут спиной к зданию, а твой Палач прожигает тебя холодным взглядом. Ответным взглядом даёшь понять, что не жалеешь, а слезы на твоих глазах – рефлекс на окончание такой долгой истории. Оборачиваешься. Здание горит ярким светом, а стяги с названиями твоих шоу защищают его. То ли от непогоды вокруг, то ли от твоих плачущих океанов. Только сейчас в полной мере ощущаешь ту всепоглощающую тоску по времени, по всему тому, что было здесь. Перед глазами все одиннадцать лет твоей жизни в красном кресле, в репетиционном зале, чаепития с Юрой, Катей. Вовой. Уже жалеешь, что поддалась эмоциям и все-таки показала себя настоящую, с болью от несправедливости и отчаянием, но заслужил ведь. Не представляешь, что сейчас творится в твоём фанклубе. Дома обязательно пролистнешь телеграмм и инстаграмм, хотя бы ради убеждения того факта, что обидно не только тебе. Паша дёргает тебя за тонкую ткань кардигана, призывая уходить, но ты все так же не мигая смотришь на, действительно родное, здание. Губы будто онемели, не хотят размыкаться и говорить слова, но все-таки с них слетает тихое: — Прощай. Надеюсь, с тобой все будет хорошо. Паша удивительно смотрит, когда ты смахиваешь слезы и быстро разворачиваешься, уходя в сторону машину. Теперь действительно не оборачиваясь. Он не понимает твою странную фразу, но прекрасно понимает, каково тебе. Такой сильной и независимой, но одновременно хрупкой и нежной, наполненной болью и бесконечной тоской по прошлому. Всему прошлому. Тебе сложно отпускать абсолютно все — воспоминания, людей, события. Теребишь в руках ниточки с рукава кардигана, прокусывая до крови нежную губу. Плачешь, все-таки плачешь. Палач с соседнего сидения смотрит на это чуть с жалостью, видя, как ты ломаешься изнутри, понимая, что так нужно. Больше оттягивать уход нельзя. — Тина, мы же все обговорили, ну хватит так страдать. – Не выдерживает, останавливаясь на обочине на полпути к твоему дому. Разворачивается к тебе и начинает прожигать взглядом, от которого хочется спрятаться в свои тысячи внутренних ракушек. – Обговорили. Знаю. Но я не могу вот так просто забыть одиннадцать лет своей жизни, как ты не понимаешь. Там все слишком моё. Ненавижу что-то отпускать, прекращать, ты же знаешь. А здесь просто я оборвала все концы. Я вроде не жалею, но так же мне тяжело. Хочется вернуться и разрыдаться в своей, блять, гримёрке, которая теперь будет чья-то. Там ведь реально всё моё. Даже фотографии по всему павильону. — С каждым словом ее истерика нарастает и под конец ее речь превращается в один большой всхлип и рыдания. — Я не хочу вот так вот все. Почему так сложно? — Ничего, девочка, все у нас будет хорошо. — Паша притягивает тебя к себе, и ты послушно укладываешь свою голову ему на плечо. Вы оба знаете, что завтра ты будешь спокойна и рассудительна, но только сейчас по-настоящему честна в своих чувствах. — Если бы ты сейчас там осталась, то не смогла бы уйти вовсе. Тинок, все же ещё вперёди. Точка всегда может стать запятой, просто тебе нужно очень хорошо отдохнуть от всего этого. Тем более, ты знаешь, что не одна теперь. — Да, у меня есть Дан. И Жемука. – Отстраняешься, хлюпая носом, но уже с глупой улыбкой на лице. — Ну вот, а ты сырость разводишь. Мне ещё твой суженый скандал устроит, что ты плакала. Хихикаешь, потому что так оно и будет. Тебе уже не так грустно и болезненно, потому что ты далеко не одна. Ещё три года назад ты бы упала в жуткую депрессию, а сейчас просто вода катится с твоих глаз. Полусчастья слезы, полугрусти. Так нужно. Дан встречает тебя с улыбкой и объятиями. Таешь и ластишься к его груди щекой сразу в дверном косяке, не давая пройти в дом ни Паше, ни застывшей в ногах кошке. — Поздравляю тебя, Танюш. — Шепчет на ухо своим самым магическим голосом, запуская толпу мурашек по всему телу. — Не с чем меня поздравлять, я сегодня только теряю. Любимое шоу, победу, привычный уклад жизни. — Глаза опять слезятся, что замечает Дан, когда ты отстраняешься и проходишь вглубь дома. — Ты получила свободу. — Он догоняет тебя уже почти на лестнице, когда слезы вовсю снова бьют по щекам. — Посмотри на меня. — слушаешься и сталкиваешься с его обеспокоиным взглядом. —Пожалуйста, не плачь. — А какая у этой свободы цена? Мне совсем она не нравится. Я отдала ради нее все, абсолютно все, но ничуть не радует. — взрываешься смотря прямо на Дана, эмоционально размахивая руками. Балан хватает твои ладошки, размещая их у себя на груди. — Слышишь его? Оно живое и оно бьётся в тебе. Но ты его слышишь только раз в несколько суток, потому что дни, а иногда и полночи, напролёт сидишь в том грёбаном павильоне, который тебя ломает. Ты же знала, что не победишь, так зачем шла, тратила столько сил, слез и нервов? Зачем было бросать меня наедине с музыкой и призрачными надеждами увидеть тебя сегодня дома не в полночь, а хотя бы в девять вечера. Нужно отдохнуть. Тебе, мне, всем от работы. — тихо, размерено, но твёрдо говорит Дан. В конце прижимает тебя к своей груди, обхватывая твое тело сильными руками. — Как ты не понимаешь, что есть вещи намного важнее, что можно годик-второй-третий посвятить семье и себе. Наконец-то родить дочь, Кароль, мы же так хотим наше продолжение. — Дан, я беременна. — это соскальзывает с твоих губ быстрее, чем ты могла подумать, что такие признание не для такого дня. Прячешь лицо в складках одежды Дана, опуская взгляд куда-то в ноги, лишь бы не видеть реакцию. Ты знаешь, что Дан будет рад, уверена на все сто, но избавиться от страха не получается. — Тина, мать твою, Кароль, почему ты молчала? — он сильнее обхватывает тебя, кажется, ломая все возможные кости от радости, скользящей в каждой нотке голоса. Возможно, этот день не так уж и плох, а жизнь как забирает, так и дарит что-то взамен, намного дороже.