Тяжелые (или нет?) будни

Джозеф подкидывает монетку и смотрит на нее. Подкидывает снова. Поворачивает голову в сторону явно занятого чем-то Цезаря. Наигранно громко вздыхает и наконец садится на кровати. — Це-езарь. С другой стороны это, кажется, было плохой идеей. Джозеф всё ещё чувствует некую неловкость в общении с Цезарем — хоть и пытается скрыть ее при помощи тупых шуточек. Почему он чувствует себя так — он не знает. Просто Цезарь такой… Странный! Да, определенно, в этом и причина. Джозеф внимательно его рассматривает украдкой, когда он не видит и все пытается понять, что за фиолетовые пятна у него под глазами. Он пытался на эту тему шутить, но Цезарь даже не обратил внимания. Черт. — А что ты де-елаешь? Джозеф прекрасно понимает, что играет сейчас с огнем. Но, с другой стороны, они же ведь соседи по комнате! Значит, они должны знать друг друга хотя бы немного. Наверное. — Мне скучно, — Джозеф с любопытством заглядывает Цезарю через плечо. Определенно, сегодня его наглость перешла все границы. Цезарь медленно вдыхает воздух сквозь плотно сжатые зубы, как мантру повторяя про себя: «Не ударь, не ударь, не ударь». Этот тупой, как и его идиотские шуточки, Джоджо и раньше вёл себя несколько фривольно, но сейчас его наглость точно достигла апогея. Порой блондин задаётся вопросом, вправду ли Джозеф так сильно раздражает его? А потом смотрит на обладателя этого тупого лица с горящими зелёными глазами, — в такие моменты Цезарь хочет ударить себя. Знание цвета его глаз точно не должно было сохраниться в его памяти, но забыть это почему то не получается. — который пытается в очередной раз втянуть его в какую-то не менее тупую историю, и понимает, что вопрос отпадает сам собой. — Джозеф, — выдохнул Цезарь и, немного развернувшись, слабо щёлкнул темноволосого по носу, — Не мешай мне, идиотина. Осталось совсем немного, и этот проект будет наконец закончен. Всего пару штрихов, и он сможет забыть про это глупое задание. Нет, не подумайте, Цезарю нравится эта работа, но творить, следуя чётким инструкциям преподавателя. Кхм, это не совсем то, что он хочет. — Раз тебе так скучно, как ты говоришь, то можешь прибраться. Если память меня не подводит, а она не подводит, то сегодня твоя очередь. — Я прибрался! — Джозеф, кажется, возмущен до глубины души. Ну и что, что учебники до сих пор на полу, они же в аккуратной стопке теперь? И одежда на стуле — тоже ничего страшного, ее все равно надевать на следующий день! — Я даже пытался пойти на улицу, бабушку через дорогу перевести, например, но представляешь, Цезарь… Джозеф на этом моменте думает, что Цезарь точно когда-нибудь задушит его ночью подушкой, а труп выбросит в мусоросвалку. Но нести бред с умным лицом — она из составляющих Джозефа Джостара, и с этим нельзя ничего сделать. — Но все бабушки… Закончились! — Джозеф в доказательство своих слов машет рукой в сторону окна. Действительно, никого, кроме кота, стащившего где-то рыбу. — Я уже позвонил бабуле Эрине, даже сделал это, — Джозеф тычет пальцем в тетрадку по высшей математике. — И больше дел нет! Ты — мое единственное спасение, Цезарино.~ Джозеф снова заглядывает через плечо Цезарю, внимательно смотря ему в лист бумаги. — Кстати, а что ты делаешь? Похоже на макаку. А вот так на слона похоже!.. а, нет, в перевернутом виде тоже всё-таки на макаку. Цезарь пытался. Честно пытался подавить желание повалить Джоджо на кровать и придушить его той самой подушкой, которую тот ему как-то подарил. Она ему сначала не понравилась, но через некоторое время изображение подсолнуха стало радовать глаз. Нарушение его личного пространства блондин ещё мог как-то принять, — ну это же Джозеф, что ещё от этого балбеса можно ожидать — но это? Правая рука неосознанно сжала карандаш, из-за чего костяшки пальцев побелели. — Макака? — переспросил Цезарь, чувствуя нарастающий гнев, который мог подтолкнуть его на необдуманные действия. Цеппели все же всегда был истинным итальянцем, и горячий темперамент довольно-таки часто подталкивал Цезаря к яркому проявлению эмоций. Он конечно старается бороться с этим, и множество книг в комнате по психологии это подтверждают, но почему-то рядом с Джоджо самоконтроль всегда летел к чертям. — Fesso, сейчас ты сам у меня макакой станешь, — откинуть лист с карандашом в сторону оказалось довольно легко, словно блондин и не корпел над этим проектом все свободное, и не очень, время. Подушка нашлась буквально за пару секунд, а к ткани было приятно прикоснуться, но Цезарь не обратил сейчас на это сильного внимания, лишь от всей свой горячей итальянской души ударив ею Джозефа по его тупой башке . Джозеф хохочет, когда Цезарь бьёт его подушкой по голове (между прочим, которую он ему подарил!) — а потом хватает подушку с кровати и с боевым кличем кидается на Цезаря. Он рад, что того удалось отвлечь от работы — с другой стороны, главное, чтобы она не помялась, потом ворчания не оберешься. Драться подушками — весело. Особенно когда силы у вас примерно равны и это даже интересно. Джозеф не знает, в какой момент случайно валит Цезаря на пол, нависая сверху и все ещё посмеиваясь. Поза у них сейчас, конечно, очень недвусмысленная, но они же друзья. Тут вроде как нет ничего такого. Джозеф вдруг осознает, что уже минуты две внаглую пялится на Цезаря. Что ж, скрывать нечего — Цезарь в действительности красивый, даже если Джозеф вслух этого не признает. Как-то у него даже проскользнула мысль о том, что понимает всех тех девушек, которые вешаются на Цезаря, правда, эту мысль он сразу же отмел. Нечего на друга заглядываться. К тому же, у него есть почти-девушка — Сьюзи. Он ещё не предложил ей встречаться, но все давно шло к этому. Наверное. — Я победил! — Джозеф довольно ухмыляется, но и вставать с Цезаря не спешит. Ему, на самом деле, слишком лень, чтобы вставать. И только поэтому он совсем слабо щелкает Цезаря по носу. — Сейчас ты скажешь: «Ты такой идиот, ДжоДжо». — Ты такой идиот, ДжоДжо, — слова вылетают прежде, чем Цезарь задумывается над последней фразой Джозефа. А когда до блондина доходит, то он весело усмехается и начинает тихо смеяться. И как этот балбес в который раз проворачивает такой трюк? Уму не постижимо. Бежевый мягкий ковёр с длинным ворсом приятно щекочет шею, да и лежать на нем, придавленным сверху Джозефом, не так уж и плохо. Правда, тому лучше про это не знать, иначе шуток потом не оберешься. Единственное, что сейчас приносит неудобство — это волосы. Светлые пряди, наэлекризованные из-за тесного контакта с ковром, стали лезть в лицо, своими едва ощутимыми прикосновениями вызывая желание потереть этот участок кожи. Подавить смех было легко, а вот убрать теплую улыбку оказалось несколько сложнее. А все из-за этого Джозефа. С ним просто нельзя по-другому — либо ты ненавидишь его всем своим сердцем, желая утопить в ближайшем водоеме, либо, наоборот, следуешь за этим оптимистичным солнцем, пытаясь ухватить хотя бы немного тепла. В этом плане Цезарю повезло, правда, вначале он считал это везение довольно-таки сомнительным, — ДжоДжо много времени проводил с ним, даже тогда, когда блондин вел себя очень грубо. Так что эта ходячая батарейка всегда находилась поблизости, подпитывая Цеппели энергией. Но после такого делить Джозефа с другими людьми не особо то и хотелось. Блондин попытался сдуть чёлку с лица, и это помогло. На пару секунд. А потом несколько прядей упали обратно, из-за чего Цезарь, зажмурившись, стал убирать их за уши, едва слышно бурча что-то под нос. Ну не удобно с челкой, чтобы другие не говорили, не удобно. — Может ты слезешь с меня? Ты, знаешь ли, не пушинка, — немного слукавив, произнёс Цезарь. ДжоДжо конечно более высок и мускулист (и нет, Цезарь не присматривался. Просто случайно заметил, отложил в памяти и все), но и итальянец по телосложению ему сильно не уступал, так что выдерживал его вес спокойно. Конечно, он мог бы скинуть Джостара с себя, но после битвы подушками тело расслабилось, и совершать лишние движения было слишком лень. — Цезарино, ты же ведь не настолько слабый, чтобы не выдержать мой вес? — Джозеф тихо смеётся, лишь устроившись поудобнее и прикрывая глаза. Он чувствует себя уставшим, но вполне довольным — Цезарь на него особо и не злился. — И я не такой уж тяжёлый! Лежать вот так — тепло и удобно, Джозефу нравится. У него сессия скоро, нужно готовиться к экзаменам, а он лежит на лучшем друге и просто наслаждается моментом, когда Цезарь почти не ворчит. Повезло же Цеппели, что тому все экзамены выставляют автоматом, ему даже делать ничего не надо! Джозеф грустно вздыхает, вспоминая про экзамены и утыкается носом в плечо Цезарю. Ладно, он полежит вот так ещё немного, а потом можно будет и к экзаменам подготовиться. у него завтра два зачёта по экономическому анализу и ещё по чему-то — Джозеф не уверен в том, что знает эти предметы, но на тройку он точно сдаст! Джозефа мало волнует то, что сейчас уже поздний вечер, а он любит поспать и учить всю ночь точно не будет. Наверное… Джозеф вдруг вспомнил, как Цезарь однажды доучил до того, что грохнулся в обморок. Джозеф тогда испугался, а Цезарь подкалывал его по этому поводу ещё очень долго (А Джозеф тогда так и не понял, из-за чего у него было противное такое чувство и дело совсем не в обмороке). Джозеф обнимает Цезаря, потому что так явно будет удобнее обоим. Сейчас хотелось просто полежать вот так, наслаждаясь безмятежностью вокруг. — Если ты против, то меня не волнует. Ты прохладный, — Джозеф говорит это без капли возмущения в голосе. Ему постоянно было жарко (из-за этого они с Цезарем точно вечно ругались), а тут такое… да, определенно, так лучше. Когда Джозеф уткнулся Цезарю в плечо, то блондин не знал, как на это отреагировать. С одной стороны, внутренний голос сладко шептал, что нормальные друзья, по крайней мере парни, не прижимаются так сильно друг к другу, при этом находясь в горизонтальном положении. Почему внутренний голос приобрел соблазняющую интонацию, Цезарь так и не понял, но сейчас его больше волновали горячие руки ДжоДжо, находящиеся поперек его талии. Да и неоднозначная реакция собственного тела немного настораживала блондина: скулы совсем немного заалели, а вот кончики ушей приобрели яркий красный оттенок, что дико смущало; сердце словно что-то сжало, и если бы тянущая боль не была такой сладкой, то итальянец точно бы в ближайшее время обратился в больницу. Цезарь чувствует жар, исходящий от Джостара, и немного расслабляется. Почему-то вспомнились ссоры по поводу того, что шатен всегда открывает окна нараспашку, прикрываясь тем, что ему жарко. Цезарь бы не обратил на это внимание, если бы ему не было вечно холодно. Поэтому стычки из-за температуры происходили у них почти каждый день, хоть Цепелли никогда и не относился к этому серьезно. А когда Джозеф обнимал его, что-то говоря про теплообмен (это слишком умное слово для него), то блондин отчего-то внутренне радовался, из-за чего малейшее раздражение сходило на нет. Главное, чтобы этот балбес не понял влияния своих объятий на итальянца, а то, dio non voglia, начнет пользоваться этим. — Pienso demasiado en ti, idiota. Es un poco intimidante, — еле слышно прошептал Цезарь и улыбнулся, услышав тихое посапывание у себя на плече, — У тебя же завтра зачёты, недотелепат, а ты даже темы не открывал. Надеюсь, что твое необычайное везение поможет тебе сдать хотя бы на три. Джозеф зевает и понимает, что он всё-таки выбирает сон, а не учить. Как-нибудь с божьей помощью сдаст, он и первую свою сессию закрывал так же. И даже без троек ведь закрыл! А ещё он видит синяки под глазами Цезаря и фыркает. Тот совсем с этой учебой себя загнал и только поэтому Джозеф вдруг встаёт, берет Цезаря на руки (внутренний голос упорно шепчет, что лучшие друзья так не делают, но ему наплевать) и укладывает на кровать. Как хорошо, что она тут рядом — Джозефу было лень даже встать, и он на это потратил кучу усилий. — а сейчас мы оба спим. Потому что, Цезарино, скоро твои синяки под глазами срастутся с пятнами на щеках! Возражения не принимаются, — Джозеф зевает. На двуспальной кровати удобно, хоть они ей и не пользовались почти — в первый же день разбежались по диванам. А потом сгребает Цезаря в объятия, прекращая всякие возмущения и почти тут же засыпает. Цезарь в самом деле прохладный, а Джостару в самом деле почти постоянно жарко. Вон, даже окно оставил на ночь открытым. Если Цезарю надо, он спокойно может укрыться одеялом или погреться о самого Джозефа — тот не упускал возможности пошутить о том, что он горячий парень. Засыпающий Цезарь чувствует, как его легко поднимают в воздух, и тихо, даже не особо возмущённо, бурчит. — Se mi fai cadere, ti affoghero ' nel lavandino, — слова легко слетают с языка, но блондин все равно не уверен, что Джозеф услышал его. А даже если и услышал, то вряд ли понял. Все же итальянский язык тот, слава богу, знает плохо, буквально пару слов, чем Цезарь в последнее время, к собственному стыду, часто пользуется. На двуспальной кровати довольно удобно, много места да и к тому же очень мягко (Цезарь со своим уплывающим сознанием пытается откинуть мысль, что без нахождения под боком ДжоДжо было бы не так уютно), так что Цепелли даже не заострил внимание на этом ужасном прозвище, хотя в любое другое время точно бы начал перепалку с шатеном. Цезарино. Какой ужас. Но, вообще-то, спать с Джозефом уютно и ему нравится. А значит, день они завершили отлично.