***
— Я ведь, сука, тебе реально верил, Арс. Я наивно предполагал, что нужен тебе. Я все время наступал на те же грабли. Надеялся до последнего, на другой исход. Но нет же, ты наигравшись вдоволь, просто швырял меня нахуй из своей жизни. А потом с остервенением улыбался, ядом плевал сквозь эту гадкую улыбку. Ждал чего-то. Отъебись. Пожалуйста! Просто оставь меня в покое!!! Срывается на крик Шастун и бьёт Попова кулаком под дых и растерянно, смазано в челюсть. Вылетает из квартиры пулей, смаргивая слезы и дрожащими руками ища пачку сигарет в карманах джинс, выуживает сигарету и зажимает меж губ. В висках пульсирует, он думает о том, что Попову наверняка больно. Подкуривает и жадно, часто втягивает никотин, выдыхая обжигающий дым через ноздри. Да, ему сейчас, блять, не так больно, как было Антону все эти чёртовых два года. Он достаёт телефон, судорожно, спешно курит, и набирает смс на выученный наизусть номер. Руки дрожат, и многочисленные браслеты позвякивают, отдаленно напоминая перезвон колокольчиков.от: шастунишка 23:08 Я могу приехать? от: шастунишка 23:08 *данное сообщение удалено* от: серёжа 23:08 Конечно. Тош, что за глупые вопросы. Я всегда рад, и я жду тебя. Может тебе вызвать такси нужно, только скажи адрес? от: серёжа 23:15 Малыш, все хорошо? Где ты?! от: шастунишка 23:21 Я еду. Я скоро.
Арс брал Антона не интересуясь: хочет, нет, уместно ли. Он не подготавливал, никогда блять. Пренебрегал использованием смазки, вгонял по самые яйца. Резко вытаскивал, и снова входил полностью, звонко шлепаясь яйцами о ягодицы. Вжимал голову Шастуна в столешницу, матрас, в любую поверхность под ним, пресекая зрительный контакт. Заставлял прогибаться сильнее, насаживаться самому. Не обращал внимания на горячие слезы на щеках нижнего, на кровь на презервативе. Его не волновало ровным счётом ничего. Да, на публике он всегда галантен, донельзя мил, ласков и нежен. Настоящий ангел. А на деле, хуже дьявола. Лил в уши о любви и раздирал его душу на части, топтал все его чувства, мешал с грязью всякий раз, трахая его грубо, причиняя максимум боли. Арс всегда заканчивал в него, стаскивая презерватив. И это было пиздец, как унизительно. Сидеть в ванной часами, пытаясь смыть с себя все это. Хотелось вывернуться наизнанку, чтобы жёсткой мочалкой отскоблить до блеска душу. Серёжа был другой. Аб-со-лют-но. Он был внимателен и очень осторожен. Он не гнушался римминга, ему доставляло удовольствие сделать Антону минет. Он долго, мучительно долго, целовал, гладил, сжимал. Он был слишком тактилен, с размеренными, ласкающими движениями. Разнеженный Антон, для него — произведение искусства. Раскрасневшийся, с влажной чёлкой, дрожащий, сладко стонущий. Лазарев всегда выслушивал все переживания, давал советы, а если не находил слов, то просто обнимал и целовал в макушку. Обрабатывал глубокие укусы и царапины. Знал все о лидокаине, бадяге, феназепаме. Он старался дарить Антону только положительные эмоции. Если было время он самостоятельно готовил для Антона свои шедевры кулинарии, учитывая все его пожелания. Чаще, они заказывали еду с ресторанов. Сережа смотрел с ним сериалы в обнимку. Пытался шутить. Заваривал крепкий чай с сахаром. Часто писал и звонил когда уезжал на гастроли. И сейчас Серёжа крепко прижимает Антона за талию, прижимает к своему накаченному разгоряченному телу. Вдыхает полной грудью его аромат, приглушенный, сладковато-пряный. Ведёт носом вдоль шеи, касается кончиком языка. Мокро целует. Очерчивает языком ложбинку ключицы, охватывает губами распаленную кожу под хрупкой косточкой. Гладит тёплыми пальцами по ребрам, ведёт вниз по нежной коже, очерчивает низ живота, переходит ещё ниже ровно по линии коротких тёмных волос, к лобку. Антон не хочет открывать глаза. Ему все ещё стыдно за себя. Его тело так рьяно отзывается на чужие ласки. Антон даже сейчас уверен, что все это блять не правильно. Ему здесь хорошо. Почему-то блять, ему здесь хорошо. А Арс. Может быть он в больнице. Антон хорошо двинул ему в челюсть, мог сломать или вывихнуть. А если он ебнул в солнечное сплетение через чур сильно. А если… Он резко встаёт. Наспех натягивает джинсы. Вызывает такси. Он не отвечает на немой вопрос Лазарева. Он мчит туда, откуда так порывался сбежать. Он мчит в свой ебаный личный ад. К персональному дьяволу. Двери открыты. Арс лежит на кровати. И с виду с ним все хорошо. Сердце Шастуна болезненно сжимается. — Не слишком ли долго, Антон?! Я был уверен тебя хватит лишь на несколько минут. Говорит тихо, спокойным тоном. Садится на край кровати. На щеке сине-лиловое пятно. Вероятно, Антон промазал. А ещё, наиболее вероятно, Антон долбоеб. — Что это было, Шастун?! Что это, блять, было? Я тебя спрашиваю?! Где ты был? Брюнет срывает голос. Антон молчит. Он беззвучно содрогается в панике. Он готов разреветься. Он готов ползать на коленях и извиняться. Он готов ко всему. Но почему?! Почемууу?! Арс хлопает по своему бедру. И Антон на негнущихся ногах подходит вплотную и садится на колени у ног брюнета. Арс запускает пальцы в отросшие волосы Шастуна и сжимает их в кулак на затылке, оттягивая назад. Арс вгрызается в шею Шастуна, кусая действительно пиздецки сильно. Больно до потери сознания. След от зубов наливается алым, с проступающей кровяной росой. Антон всхлипывает, он не даёт себе вскрикнуть вслух. Он закусывает щеку и орёт дико внутрь себя. Арс опускает обе руки на его горло и сжимает, переплетая длинные пальцы. Он едва сдерживает себя от того, чтобы свернуть Антону шею. Но на кадык нажимает с силой, слушает хрипы парня, и стискивает горло сильнее, когда ладони Шаста накрывают его. Русоволосый смотрит красными глазами полными слез, он молча умоляет прекратить, так как воздуха категорически не хватает. Арс разочарованно ослабляет хватку. — Шаст, если я ещё раз услышу что-то подобное от тебя. Я реально убью тебя. Лучше уж ты сдохнешь. Чем будешь с кем-то другим. Антон спешно кивает, он все понял. Попов безумен, его глаза горят. Он притягивает зеленоглазого к себе. Целует без единого намёка на любовь, целует грубо, жадно. Затаскивает на кровать. Прижимает к себе. Дышит в укус на шее. Антон понимает, что сбежать не получилось и наверное никогда не получится. Ебанутый, сам подвис на безумие Арса. Арс кайфует от вседозволенности и действительно ходит по тонкому краю от убийства. Почему он не остался с Лазаревым. Ну почему, блять. Почему…? Серёжа смотрит выпуски импровизации в туре. Видит морально уничтоженного Шастуна. Тот, скачет по сцене, улыбаясь нелепо, но невооружённым взглядом видна та фальшь, что сквозит от этой улыбки. И зачем он приезжал… Почему Сережа его так просто отпустил? Он ведь любит Антона и желает ему лучшего. А Арсений не лучшая партия. Арс сломал. Подавил. Подчинил полностью. И как вырвать из его цепких лап зеленоглазого, Лазарев не знал. Бессильно надеждой тешился. Что, если Антон, снова так приедет среди ночи. Певец знал теперь наверняка, он его не отпустит. Никогда больше. А если бы и получилось? Антон как марионетка, привык к манипуляциям. И сам скорее всего не сможет уже решить, сделать. Он привык, что за него думает и решает Попов. Привык, что с ним играют и держат на коротком поводке. Разве бы он смог вновь стать счастливым? Но, как же хотелось дать ему выбор. Чтобы он сделал его самостоятельно, без напутствий. Сам бы решил, что ему необходимо. Лазарев отчаянно приложился к бутылке коньяка и думал, думал, думал. Его размышления прервал звонок. На экране высветилось «Шастунишка».