Профессиональная попаданка: Благородная

      Вакханалия.              Пожалуй, именно это слово лучше всего описывало, чем встретила нас гостиная Франкенштейна. Сам хозяин дома метался из угла в угол со зверским выражением лица, вгрызшись в уголочек платка. Даже думать не хочу, какие кары он призывал на мою бедовую голову. Тао сидел на диване с ноутбуком, и его пальцы так быстро носились над клавишами, что казалось, будто их раза в четыре больше, чем на самом деле. Пальцев, а не клавиш. Вдобавок, он был бледен и временами опасливо косился на мечущегося учёного. Интерьер уже был дополнен парой больших ящиков, в которых явно были не конфеты. Из коридора вышли М-21 и Такео с ещё одним таким же. Не удивлюсь, если в этом доме в наличии имелось экспериментальное убероружие, которое способно и Луну расшарабошить. Парни были так впечатлены внушением Франкенштейна, что не заметили меня и едва не грохнули ящик на подол моего платья, прежде чем рысью ринуться назад. Сейра и Регис тоже присутствовали — сидели на диване в полнейшем недоумении.              — Шеф, в Союзе пропал Седьмой Старейшина, — произнёс Тао. — Они не могут связаться с ним.              — Сложновато связаться с тем, кого отправили в вечный сон, — произнесла я.              Стоп-кадр. Все резко повернулись ко мне и замерли, таращась во все глаза. Рейзел стоял за моим левым плечом, и как только Франкенштейн его увидел, в мгновение подскочил к нему и стал пристально осматривать. Да почему все обо мне так плохо думают? Я же вот ещё ни разу злодей какой-нибудь. Вроде бы. Максимум могу нервы попортить, да и то не так сильно, как местные гады и главгады.              Наконец учёный закончил осмотр и гневно уставился на меня. Что я ему плохого сделала? Такое чувство, что одно неверное не то что движение — взмах ресниц, и будет мне близкое знакомство с Тёмным Копьём. А я бы хотела с этим повременить.              Я плавно развернулась к нему лицом и опустилась в неглубоком реверансе. Здесь особо отмечу, что у меня вышло это впервые, и никакие блага мира не заставили бы меня повторить этот опыт на моей реальной тушке. Но это тело — другое дело.              — Кадиа Этрама Ди Родела, — представилась я и выпрямилась. — Прими мою величайшую благодарность, Франкенштейн, — поднесла кисть к груди и слегка склонила голову.              Мне начало казаться, что паралитический эффект вызывают даже не те слова, которые срываются с моего языка, а сам мой голос. Потому что Франкенштейн вытаращился на меня так, будто увидел воскресшего динозавра в пачке и с сигаретой.              — Вы — Кадиа Этрама Ди Родела? — наконец прохрипел он.              — Это моя мать, — припечатал Рейзел.              — Но как же?.. — у него явно не сходилась картина мира. — Вы же…              — Отправилась в вечный сон? — подсказала я. — Нет. Хотя сон мой действительно непростительно затянулся.              — Затянулся? — переспросил Франкенштейн. — Вы спали больше трёх тысяч лет, как я понимаю.              — Крайне неудачное стечение обстоятельств, — произнесла я, скривившись.              — Каджу-ним, — обратился ко мне Рейзел. — Что тогда произошло?              Я тяжело вздохнула, опуская глаза. А затем развернулась и царственно поплелась к креслу, куда элегантно плюхнулась. Разговор будет долгий, а пригласить меня сесть тут явно никто не собирался. Ну, никто опять же не говорил, что у меня должны быть не то что безупречные — хоть какие-то манеры. Смотрели на меня почему-то настороженно. Все, кроме Рейзела. Он через пару секунд последовал моему примеру, расположившись поближе ко мне. Я молчала, ожидая, пока присутствующие рассядутся. А они, надо заметить, не торопились выйти из оцепенения. Но я как Трандуил — я терпелив, я подожду.              — Вы же умерли, — предпринял ещё одну попытку убедить меня в этом Франкенштейн.              — Как будто мироздание позволило бы мне это, — я развела руками. — Истинный ноблесс не может умереть, пока не оставит необходимое и достаточное потомство. Говорю же, это было крайне неудачное стечение обстоятельств.              — Каджу-ним, я видел вашу кровь и место, наполненное вашей аурой, — как-то мрачно произнёс Рейзел. — Я был уверен, что вы мертвы.              — Меня сильно потрепало, — согласилась я и ещё раз вздохнула. — Перенесёмся мысленно на три тысячи лет назад. Сколько тебе тогда было, Рейзел? Восемьсот?              — Где-то так, — отозвался он.              — В общем, по итогу донесений было принято решение о развёртывании Третьей Оборотничьей кампании, и Лорд отправил меня туда — посмотреть, рассудить, казнить, — я пожала плечами. — Первая такая кампания была при дедушке, вторая едва не отняла у меня отца, от этой тоже не следовало ждать ничего хорошего. Пришлось сначала отыскать Рожела и договориться с ним о том, что после завершения кампании он вернётся в особняк для… хм… для одного кланового дела. Его перекосило, конечно, но он согласился.              — Рожел — это мой отец, — вставил Рейзел.              — Вы никогда не упоминали о нём, Мастер, — заметил Франкенштейн. — И я не видел его портрета в зале с особняке. А вы, — он обернулся ко мне, — на портрете старше.              — Это вымысел художника, — я развела руками. — Никто в нашем роду никогда не выглядел старше, чем я или Рейзел сейчас. А отец мой ушёл в вечный сон в возрасте десяти тысяч, на минуточку, лет. Очень не хотел оставлять меня с долгом ноблесс наедине.              — У вас был супруг, — тихо заметил учёный.              — Рейзел, ты хорошо его помнишь? — я перевела взгляд на него.              — Очень смутно, — отозвался он. — Даже лица вспомнить не могу.              — Конечно, он ведь после твоего рождения в особняке бывал от силы раз десять, — фыркнула я. — Причём, тебя он избегал. Даже сильнее, чем меня. Но вернёмся к нашим баранам — Третья Оборотничья, — я чуть встряхнулась. — По сути, это даже не война, а зачистка оборотней, особливо охочих до власти. Тех, кто подминал человечество. Я отправилась на передовую и, должна признать, крови там и до моего прихода разлили прямо-таки реку. Но с оборотнями вечно никакого сладу. Вроде сознают силу, признают ответственность, а потом найдётся какой-нибудь мудак… — они аж поперхнулись, как будто у меня из головы внезапно выросло дерево.              — Каджу-ним, — укоризненно посмотрел на меня Рейзел.              — Что? — я изогнула бровь. — Ну, если вам так не нравится это слово, то пусть будет скотина, — пожала плечами я. — В общем, всегда находится какая-нибудь скотина, которая желает человечество в рабство по праву сильного.              — Благородные тоже этим грешили, — заметил Франкенштейн.              — Не при мне, — припечатала я. — А если грешили, надеюсь, они упокоены вечным сном с надлежащим тщанием?              — Некоторых вы сами сегодня упокоили, — уточнил Рейзел.              — Такая работа, — я снова развела руками. Какой-то прямо привязчивый жест. Как бы он не застрял у меня потом, как клубничное молоко. — Так вот. В Третью Оборотничью пришлось зачистить почти половину клана оборотней. И, замечу, они не выстроились в очередь в кровавую баню — они сражались. Неистово и самозабвенно. Вообразите себе, мне оторвали рукав и половину подола, разодрали плечо и сломали два ребра! Потрясающая мощь, — я даже восхищённо вздохнула. «Мощь, может, и потрясающая, но вы порешили полклана оборотней, отделавшись парой рёбер», — это чей-то мысленный шепоток. Я ещё с этим не до конца разобралась. — В общем, бой был долгий, изнурительный и местами болезненный. Рёбра мне сломали в самом начале, а когда я заканчивала, они уже срослись. То есть, это получается… — я задумчиво посмотрела в потолок. — Дня три. А у этих ребят совершенно другой уровень регенерации. Не заживает разве что сердце, если его вырвать.              — Ык, — подавился М-21. Видимо представил, как это происходит.              — Впрочем, если вырвать позвоночник, тоже плохо регенерируют, — нахмурилась я. Кажется, Регис побледнел, представив, насколько это неэлегантно. — И то не все. В общем, мне пришлось потратить очень много сил, и я рассчитывала поспать лет десять перед тем, как заняться… делами клана, — споткнулась я. — Но дома меня встретил Рожел, — меня аж перекосило. — С подарочком.              — Кажется, у вас были не очень хорошие отношения, — подал голос Тао.              — Не очень хорошие? — переспросила я. — Хм… Видите ли, браки в нашем клане никогда не выходили за пределы кровного родства, — айщ-шта? Куда? Чего? — Вообразите себе, что вы родились старшим сыном в знатной и безмерно — буквально — уважаемой семье, глава которой имеет право судить самого Лорда. И вы три столетия примеряете себе эту роль почти обожествлённого создания. Потом, как вы считаете, для вас рождается девочка. И сотню лет вы смотрите, как она растёт и становится созданием таким, что… как он там говорил?.. — я чуть нахмурилась. — Что сам ветер был влюблён. И это создание будет вашей, буквально, собственностью всю жизнь. Долгую. Семь-восемь тысячелетий. А потом каджу-ним проводит для вас ритуал кровавого круга выбора наследника титула, и ваши мечты превращаются в пыль, потому что ваша сестра определена наследницей титула и долга, а вы — консортом.              Я замолчала. Эм. Ну, как бы, мне бы самой сейчас переварить то, что я тут наплела. И надо сказать, дружелюбия мой рассказ как-то не добавил.              — Это не наш выбор, — я печально вздохнула. — Это решение самого мироздания. Наше мнение, наши чувства в расчёт вообще не идут. Чисто техническое решение.              — Вы поэтому не могли умереть? — холодно спросил Франкенштейн.              — Да, — я кивнула. — Никак не могу закончить… В общем, — ещё, блин, одно слово-паразит. — Рожел изготовил колечко с чёрным камешком, в который поместил десять тысяч душ людей, которых насиловал и убивал. Он хотел узнать, можно ли так восстановить и увеличить силу ноблесс.              — Кстати, об этом…              — Позже, — остановила я Франкенштейна. — Рожел устроил довольно жестокий геноцид, и я не могла закрыть на это глаза. Пусть бой с оборотнями меня и измотал, я всё же вынуждена была вступить с ним в схватку. Перед тем, как отправиться в вечный сон, он-таки нацепил на меня кольцо. Я сама оказалась в очень плохом состоянии и потеряла много крови. Сил хватило, только чтобы скользнуть в свою святыню и заснуть, — я вздохнула. — Чёрт, я думала, просплю лет двести, не больше. Потом вылезу, «поем» и буду решать, что же делать дальше. А проснулась окончательно только вчера — пришлось очень долго разбираться с подарочком.              — Вы приняли это силу? — у учёного лицо аж посерело.              — Нет, я их упокоила, — а надо было принять? — Я поговорила с каждой душой, чтобы они смогли отпустить свои печали и уйти в лучший мир. Я не настолько жестока, чтобы заставлять их сражаться после такой смерти.              — Вы оставили Мастера, — мрачно обвинил меня он.              — По крайней мере, я оставила его не одного и не с тем, кто его ненавидел, — скорбно отозвалась я. — Но я не могла поступить иначе.              Франкенштейн ненадолго задумался, видимо, осмысляя сказанное, и кивнул. Он согласился — не могла. Да и я сама, в принципе, понимаю — не могла. Это какая-то прямо болезненная правильность: надо так, как надо, а так, как не надо — не надо. Потому что за так, как не надо, полагается откручивание головы под чтение нотаций. Без исключений.              — Но он принёс вам подарок для восстановления сил, — нахмурился Франкенштейн. — При том, что ненавидел.              — Он ненавидел меня-меня. Но как любой благородный, боготворил истинную ноблесс, — хмыкнула я. — И боялся.              — Вы тоже редко покидали особняк? — спросил учёный.              — До смерти отца я не выходила за пределы наших владений и избегала общества каджу, — мой голос звучал как-то пусто, как механический. — Потому что они не знали о внутреннем устройстве клана и смотрели на меня как… на вещь. Очень дорогую, красивую, нужную и желанную вещь. После я отправлялась только по долгу или вызову Лорда, особняк же почти перестали посещать. Отчасти потому, что Рожел завёл любовницу в каждом клане, и им было неловко показываться мне на глаза…              — Вы говорили о восстановлении сил, — напомнил Франкенштейн, после короткой неприятно-липкой паузы.              Я вот когда это художество писала, забыла, что мы тут не вдвоём?              — А, да, — оживилась я, стряхивая неприятное оцепенение. — Верно. Это знание и умение передаётся от истинного ноблесс к истинному ноблесс — для восстановления сил нужно поглотить энергию жизни. Но не чьей-либо души — это наши тела отторгают, как враждебное долгу и чести. Это должна быть энергия природы, сила Земли, если хотите. Можно впитать силу вулкана или мощь молнии, ударные волны шторма. Что-то делать довольно легко, к чему-то нужно приноровиться, но восстановление сил не столь затруднительно, если понять механику процесса.              — А электричество или, скажем, ядерная энергия? — заинтересовался он.              — Не знаю, — призналась я. — Мне нужно изучить, как это работает, чтобы я могла понять.              — Кстати говоря, — подал голос Тао, — как вы оказались здесь?              — Когда я проснулась, я прошарилась по мозгам всего населения Лукедонии, — начала я. А они похоже привыкают к тому, что из моего благородного рта вылетает не такая чтобы очень благородная речь. — Из тех, кого я знала, там нашёлся только Геджутель. То, что я там узнала, мне не понравилось: что значит, Рейзел — предатель, убивший Лорда? Так что я растянула способность на все сознания на земле, чтобы найти его. Обнаружила и Лагуса, и узнала, что этот старый хрыч учудил…              — Каджу-ним! — снова укоризненно прервал меня Рейзел.              — Ты прав, я старше его, — нахмурилась я и ехидно добавила: — Спасибо, что напомнил. Но даже если он не хрыч, того, что он учудил, это не меняет. Да мне бы и в страшном сне не примерещилось никогда, что Лагус такое коленце выкинет! — я выдохнула, что уже о нём говорить? — Когда я нашла Рейзела, просто скользнула к нему через ткань мироздания, и всё.              Господи, спасибо. Спасибо, что я попала сюда после того, как прошарилась по всем сознаниям планеты. Как бы, не все думают о прекрасном, представляя картины Ван Гога, например. В этом мире, даже самые откровенные и пошлые мысли вряд ли вошли бы в топ-десять самых ужасающе-шокирующих. Не хотелось бы мне смотреть на пытки с любой вообще стороны, а тут это практикуют весьма активно. Не-не-не, нафиг-нафиг.              — Рейзел, — снова заговорила я после паузы. — Лорд оставил тебе очень неудобный подарок в нашем особняке. Тебе нужно будет посетить Лукедонию, чтобы вернуть его и разобраться с происходящим.              — Я бы хотел провести здесь ещё немного времени до возвращения, каджу-ним, — и он туда же — глаза такие печальные-печальные.              — Ты не слушаешь, — с лёгким раздражением заговорила я. — Я сказала «посетить», а не «вернуться». Особняку довольно и одного затворника, — я поднялась. — Если у вас не осталось ко мне вопросов, я отправляюсь в особняк. Счастлива была видеть тебя, Рейзел. Рада познакомиться, Франкенштейн. Я вернусь завтра.              Интересно, зачем я встала? Во-первых, скользнуть можно из любого положения — хоть узлом завяжись. Во-вторых, стоило встать мне, остальные тоже подскочили, как ужаленные. Надо было прямо из кресла чеширить, а не устраивать тут сходку сурикатов.              — Каджу-ним, вы будете там одна?              — Как и полагается такой, как я, — я печально улыбнулась ему и скользнула.              Особняк встретил меня пустотой, мраком и выстуженностью. В Лукедонии вообще не бывает холода, но здесь никогошеньки не было несколько веков. Последним сюда заглядывал Лорд, чтобы подкинуть Рагнарёк. А он в вечном сне уже пять столетий. То есть, по этим коридорам до меня не ступала нога ни одного живого существа столько же времени. Забавно, что Лорд полагал Рейзела живым, а меня почему-то похоронил. Впрочем, меня не было чуть подольше.              Во всем доме ни пылинки. Аргх, как будто пыль посмела бы осесть на вещах истинного ноблесс! Чистота такая, как будто сюда согнали феерический штат, чтобы всё отдраить после долгого отсутствия жильцов. Я вошла в одну из комнат. Здесь были следы ауры Рейзела, так что, должно быть, мир он видел именно из этого окна. Я провела пальцами по подоконнику. Нет, ну и уныло тут. Тихо, птиц не слышно, ни единого даже шороха, а тут уже день. Чёт какт… Пойти, что ли, на тот остров снова? Есть я не хочу — разве что заради гастрономического удовольствия, ибо голод мне чужд. Спать — передёрнуло. Не знаю, что могло бы заставить меня лечь и закрыть глаза. Смотреть в окно — там ясное небо и полный штиль, так что как на фотку таращиться. Так, остров-остров-остров!              О, это прямо картина Айвазовского! Потрясающе. Я выскользнула почти под огромную волну, которая вот-вот должна была обрушиться на островок. Но мне лишь дохнуло в лицо мелкими солёными брызгами, которые мгновенно высушил ветер. Море бушевало, красовалось своей мощью, бурлило и пенилось. Небо опустилось тяжёлыми тучами и гремело, отзываясь на рёв волн. Темно как ночью, а вместо луны и звёзд только росчерки молний — слепяще-яркие, огромные и ветвистые.              Меня пробил паралич. Всё, что я могла — это стоять в немом восторге, созерцать бурю и на автомате тянуть энергию стихии. Если бы кому-то пришла в голову идея тюкнуть меня топориком по головушке, я бы не заметила. Правда, подойти ко мне в такой шторм смог бы разве что Рейзел.              Так, стоп, секунду. Вернёмся в не столь отдалённое прошлое. Туда, где я много говорила. Из того, что я несла, вывод-то напрашивается весьма определённый и весьма, так сказать, горизонтальный. Детали на тему платья и фаты можно вообще в расчёт не брать, но вот размножение ноблесс — это совсем другая история.              И кстати, коль скоро решила я позадавать себе странные вопросы, то у меня завалялся ещё один: какая свехневероятно лютая дичь должна произойти, чтобы меня из этого тела отправило домой?