Глаза напротив

В бане невероятно жарко. Настолько, что голова начинает побаливать, но тело как-то само по себе расслабляется, поддаваясь мягким волнам тепла. Они говорят. Совсем недолго, но Эля почему-то чувствует, что может довериться совсем незнакомому человеку, сидящему сейчас рядом. – Нормальная. Не нормальная, – горько вздыхает она, смотря в потолок, прогоняя в голове одну и ту же мысль. – Я бабой быть не хочу, – Катя оборачивается. В её взгляде — искреннее недоумение, в Элином — страх быть не понятой, но она продолжает. – Я хочу быть человеком. – А меня всё устраивает. Эля видит в её взгляде тоску. Глаза у Кати не такие, как у всех остальных. Они глубокие и полны печали. Искренней и безграничной. Наверное, остальные считают её проблемы никчёмными. Подумаешь, жених бросил. Наверное, и Эле следовало бы считать так же. В самом деле. «Подумаешь, жених бросил!». Она вот вообще бежала от своего жениха. Катя резко поворачивается и нависает над ней, отчего у Эли перехватывает дыхание. – А ты не человек разве? – сейчас на неё смотрят эти бездонные глаза. А Эля тонет в них, как в затягивающей бездне. Вокруг них лишь тишина и горячий воздух. Катя наклоняется ближе, заглядывая в душу, словно копаясь там, заставляя вывернуться наизнанку. – Они меня ему отдали, – произносит Эля. Губы вздрагивают в немом крике отчаяния. Мысли об этом рвут душу на куски. – Как вещь отдали, понимаешь. Катя наклоняется ближе. Её мокрые волосы опускаются на чужие ключицы, кажутся холодными, ледяными в сравнении с окружающей духотой. От неё как будто веет свежестью, весенним прохладным ветерком после удушающего зноя. – Понимаю, – её голос мягкий и такой немыслимо заботливый. Она упирается лбом в грудь Эли и та забывает, как дышать, а Катя слушает чужое сердцебиение. – Но... Ты нужна хоть кому-то, – на этих словах Эля поднимается. Садиться, свешивает ноги в порыве уйти, но Катя своим отчаянным голосом пронзает её насквозь. – Тебя же тогда никто не бросит! Эля прижимает руку к груди. К сердцу. Почему ощущение такое, словно её догнала и пробила со свистом стрела умелого лучника. Катя молчит, опуская голову. Пальцы, корябая ногтями грубое дерево банного стола, сжимаются в кулак. – Я вообще никому не нужна... Тихо произносит она. Что ж, теперь они квиты. Обе ляпнули о своих чувствах, не думая. Как можно пускать кого-то постороннего настолько близко? Всё равно, что раскинуть руки и сказать: «Давай! Вот оно, моё сердце! Рви его!» Только Эля не собиралась уничтожать. Она была готова драться, но лишь за собственную свободу. Они обе — пленницы своих страхов и мыслей. Причём абсолютно противоположных. «Хочу быть с кем-нибудь!» «Хочу быть без него!» «Хочу быть любимой!» «Хочу быть свободной!» А так ли противоположны их чувства? Мысли в голове Эли пробегают молниеносно, когда она тянется рукой к чужой щеке. Убирая большим пальцем скатившуюся по ней слезинку. – Катя... – теперь уже Эля придвигается ближе, кладя руку на чужое бедро, отчего подруга вздрагивает. Ха, чёрт, какая подруга. Они же едва знакомы... Но Эля проводит ладонью выше, по чужой талии, по груди и оставляет её на плече. – Ну почему не нужна? – Старая, некрасивая, – выдаёт она, на что Эля в голос усмехается, торопливо убирая волосы с лица Кати. И перед ней снова эти глаза: глубокие, чувственные, печальные. Как человек с такими глазами может быть некрасивым? – После тридцати не нужна уже никому. Эля, повинуясь какому-то яркому и тёплому чувству подаётся вперёд, касаясь губами чужих. Мягких, нежных... Катя думает о том, чтобы отстраниться, но остаётся на месте. Этот поцелуй не был похож ни на один другой до того. Она ходила по клубам и многих целовала. Да чёрт возьми, буквально вчера она лежала в вагоне с Максом, но его губы не были такими трепетными, а все поцелуи до этого не были такими чувственными, как этот. По телу пробежали мурашки, когда рука Эли легла на талию. Не требовательно, а так нежно, заботливо, оберегающе. И Катя ответила тем же. Её тонкие пальчики обняли девушку за плечи, притягивая ближе. Эля отстраняется. Медленно, плавно, а Катя ловит себя на мысли, что всё, что было с ней до этого, не сравниться с тем, что случилось прямо сейчас. – Это... – начинает она, но её перебивают. – Нет, прости, – Эля мотает головой. – Это глупо было. Понятия не имею, на кой чёрт я это сделала. Просто... наваждение какое-то, – она поднимает глаза, осматривая девушку, в чьих глазах сейчас зажглось что-то, чего до этого не было. Как будто огни находили отражение в бездне её глаз. – Я просто сказать хотела, что ты красивая... – произносит всё-таки Эля, сглатывая ком, вставший в горле. – Очень красивая. И глаза у тебя... Живые. Катя смотрит на неё этими самыми глазами, отчего внутри всё снова замирает. На самом деле, Эля ждала чего угодно. От криков до пощёчины. Но Катя задумчиво подносит пальцы к губам, вспоминая всю свою жизнь. То, как вчера поцеловала Софью в поезде. И тогда ничего не почувствовала. Просто механическое действие, а сейчас... Что-то невероятно чувственное. – А ты тоже ничего, – Катя смеётся. Заливисто, искренне. Она заваливается обратно на спину, а её волосы, её прекрасные волосы расползаются по столу, подобно цветущей лозе. – Свои-то глаза видела? – О чём ты? – Никогда не видела ничего прекраснее, – Катя берёт девушку за предплечье и осторожно тянет на себя. – Полежи со мной? Ещё немного. Здесь так хорошо. Эля покорно укладывается рядом, прячет выставленные иглы защиты и подпускает человека так близко к себе. Она поворачивается к Кате, и та тянется пальцами к её лицу, убирая вьющиеся мокрые пряди. – Я такого прежде не чувствовала... – задумчиво говорит девушка, наматывая одну из прядок на палец. – А я ещё никогда не чувствовала себя настолько свободной... – И живой? – вопросительно добавляет Катя, а видя в глазах напротив отблеск душевного пламени, расплывается в улыбке. – Да.