Изгоняя призраков прошлого

В маленькой комнатке в скромном деревенском доме чисто и светло. Пахнет засушенными цветами и свежим бельем. Из полуоткрытого окна льется мягкий, рассеянный свет летнего вечера. Сун Лань лежит в постели, а Сяо Синчэнь слегка обнимает его со спины, ласково шепчет на ушко что-то бессвязное и милое. Сегодня они были на празднике на площади и попробовали немного вина – совсем чуть-чуть, ну очень уж торговец хвалил свой товар, в самых поэтичных выражениях рассказывая, как вдохновляет белое вино с тонким ароматом. Напиток и правда был чудесный. Сладковатый, с чуть ощутимой кислой ноткой, немного пахнущий яблоками. Сяо Синчэнь так мечтательно улыбался, когда пил… Вино кружит голову, придает смелости, и Сяо Синчэнь целует Сун Ланя не так, как прежде – легко, едва касаясь – а уверенно, прижимаясь губами к шее, к плечу. Скользит ладонью под его рубашку, кончиками пальцев касается соска. Сун Лань прикрывает глаза, дрожит, прислушиваясь к ощущениям. Прежде такого не было, зная его нелюбовь к прикосновениям, Сяо Синчэнь не торопил его, давал привыкнуть, будто терпеливо приручал. Сун Лань привыкал медленно… поначалу были просто чуть ощутимые объятия и невинные поцелуи в щеку, в ямочку меж ключиц… иногда Сяо Синчэнь поглаживал его пальцы, касался губами запястья… вот и всё. Они оба хотели, чтобы их любовь была единением не только душ – но шли к этому постепенно, крохотными шагами, как если бы искали дорогу во тьме. Да и теперь, чуть осмелев от вина, Сяо Синчэнь всё равно помнит и ненадолго останавливается. - Лань-эр? - М… всё хорошо, - выдыхает Сун Лань и на миг касается рукой его руки. - Лань-эр, ты такой чудесный. Снова жаркие поцелуи. Изящная ладонь скользит чуть ниже, оглаживает бок, проводит по бедру. Сун Лань почти расслабляется под ласками, но вдруг давний страх напоминает о себе. - Нет… Синчэнь, не надо! Сяо Синчэнь тут же отстраняется. Сун Лань оборачивается к нему, смотрит на него, и от этого взволнованного, испуганного взгляда становится не по себе. Какой-то миг они так и застывают, с тревогой глядя друг на друга. - Прости, Лань-эр, я не хотел сделать тебе больно, - едва слышно говорит Сяо Синчэнь. У Сун Ланя дрожат губы. - Не больно. Мне страшно… что если мы пойдем до конца, будет больно… я недостоин тебя, Синчэнь… я не нужен тебе такой. - Ты самый лучший, Лань-гэ. Отчего ты сомневаешься? У меня никого в мире нет дороже тебя, так всегда и будет, - успокаивает его Сяо Синчэнь. - Если бы ты знал, - Сун Ланя пробирает крупная, неприятная дрожь. Он смотрит на любимого, такого чистого, нежного, невинного, и испытывает еще большее отвращение к себе. – Ты будто белый снег на вершине твоей родной горы. Будто лунный свет. А я осквернен, я тебя недостоин… - Тшш, - Сяо Синчэнь касается его губ кончиком пальца. – Если ты кого-то любил прежде, в этом нет ничего дурного. Не каждый находит родственную душу сразу… это мне так повезло, что мы с тобой встретились… а в жизни бывает всякое. Он даже не ревнует к кому-то другому? Сун Лань хочет подвинуться ближе, спрятаться в тепле объятий от всего, что ранит душу. С Сяо Синчэнем ведь всё по-другому, к нему хочется прикасаться, от него сладко, успокаивающе пахнет сандалом и фиалкой. С ним не страшно. Почти не страшно – если только объятия. Но сейчас Сун Ланю кажется, что и этого он не заслужил. Сейчас он даже в привычном видит подвох, как будто ступает на тонкий лёд. - Я не любил. Это… мне казалось, я провалился в морок и никак не могу выбраться, очнуться… я потому и ушел из Байсюэ, что больше не мог… - Солнце мое, - шепчет Сяо Синчэнь и чуть сжимает его ладонь в своей. Сун Лань вздыхает. - Я должен был раньше рассказать тебе. Еще тогда, когда ты признался мне в любви. Может, тогда бы ты оставил меня, забыл, встретил бы другого или другую, кто лучше, праведнее. - Не говори так! – Сяо Синчэнь бледнеет. – Мне не нужен никто другой. - Ты должен узнать всё, прежде чем так говорить… Помнишь, ты удивлялся, почему я так быстро предложил тебе называть меня первым именем, а не именем в быту. То имя дал мне наставник в монастыре, который… - последние слова звучат едва слышно. – Который украл мой цвет, когда мне только-только исполнилось восемнадцать. Сун Лань закрывает глаза, боясь смотреть на Сяо Синчэня. Но начинает тихо, сбиваясь, рассказывать то, о чем не мог забыть и чего не мог себе простить. * …Наставник Чжан Юнмин был требователен ко всем воспитанникам и часто повторял: «С того, кому больше дано природой, больше и спросят». Он никогда не был доволен их успехами. Другие учителя могли похвалить того, кто особенно отличился, посочувствовать и помочь отстающим, но господин Чжан был не таков. Он заставлял тренироваться до изнеможения, сидеть над книгами допоздна и не жалел розог для провинившихся, говорил, что наставник, который балует ученика, тем самым его губит. Сун Лань так его боялся, что не задумывался, почему господин Чжан может заходить в кельи учеников, не постучав, в любое время дня и ночи, и почему так строго отчитывает парней, если те, выходя вместе с ним в город, заговорят с миленькой продавщицей на рынке или улыбнутся в ответ на улыбку какой-нибудь женщины. Позже, взрослым, он на многие вещи смотрел по-другому, многие воспоминания прошлого представали в ином свете. Но в отрочестве был просто всепоглощающий страх. На уроках господина Чжана иногда хотелось просто провалиться сквозь землю. Казалось, от Сун Ланя учитель требовал даже еще больше, чем от остальных. И часто повторял: - Мои собратья хвалят тебя, Цзычэнь, а ты радуешься, так и до гордыни недалеко. Если ты выйдешь за стены монастыря, кто-нибудь увлечет тебя сладкими речами, и воспользуется твоими умениями, чтобы захватить побольше денег и власти. Люди коварны и их ложь сладка. Может, тебе это не понравится, но только я могу сказать правду. Учитель Чжан как настоящий мастер слова описывал картины бесчестного, горестного будущего, которое ждет недостаточно послушных учеников. И Сун Ланю казалось, будто длинные, цепкие пальцы наставника сжимаются на его горле. «Нельзя предаваться праздным мечтаниям, они доводят человека до безумия, делают бесполезным для себя и других. Нельзя заводить друзей, нельзя открывать душу другому, иначе тебя обманут, используют в низких целях, а потом предадут. Нельзя поддаваться очарованию женщин, это низкие, хитрые и мелочные создания. Женщина нужна только как сосуд, который может подарить миру настоящего человека, полезного для общества». Сун Лань часто хотел спросить – почему тогда Гао-лаоши поощряет занятия искусством? Почему Сэ-лаоши с теплом говорит о своих друзьях из других монастырей и орденов, и радуется гостям? Почему настоятель принимает женщин-заклинательниц как равных? Но холодный взгляд светло-желтых, как у хищной птицы, глаз его останавливал. Как-то раз Сун Лань помогал Сэ-лаоши убирать в храме, и тогда, наедине, спросил, почему учитель Чжан так строго судит мир за стенами Байсюэ. Сэ-лаоши вздохнул: «Должно быть, с ним случилось что-то ужасное, оттого он и спрятался у нас от всего света. Чжан-лаоши суров, может быть, но он добродетельный заклинатель и отличный воин, у которого можно многому научиться. Запоминай полезное, Цзычэнь, а свое мнение о мире и людях составишь сам, когда настоятель разрешит тебе путешествовать». Зимой, когда Сун Ланю исполнилось восемнадцать, поздно вечером наставник Чжан пришел в его келью, и властно позвал: - Цзычэнь. Сун Лань сел на постели, укутавшись в тонкое одеяло. - Ты уже взрослый мужчина, Цзычэнь, и я хочу кое-чему тебя научить, - сказал наставник Чжан.- Не смей никому говорить, это должно остаться между нами. Сун Лань сначала не понял, о чем шла речь. Наставник Чжан приблизился к нему, заставил лечь, навалился сверху. Горячие, сухие, мозолистые руки, похожие на лапы ящерицы, задрали его рубашку, ощупывали, как животное на базаре. - Учитель, что вы делаете?! – Сун Лань дернулся, уворачиваясь. Ему была отвратительна тяжесть худощавого, но сильного тела, и запах пыли и пота. Но он не смел ударить первым, настолько въелось в разум и тело то, что наставник главный, он старше и сильнее, его слово - закон. Казалось, что достаточно просто выскользнуть из цепкой хватки, убедить… - Тише, Цзычэнь, - Чжан Юнмин поймал его за руки, снова завалил, а затем, продолжая удерживать запястья одной рукой, пальцы другой чуть сжал на его шее. – Ты что, хочешь со мной бороться, поднять шум? Хочешь, чтобы кто-то пришел и узнал? Я уважаемый человек, если я скажу, что ты сам попросил меня прийти так поздно и предлагал вещи, о которых не следует знать благовоспитанному заклинателю, поверят мне, а не тебе. Если я скажу, что ты напал первым, поверят мне! Ты хочешь позора? - Настоятель не… - Настоятель ценит тех, кто сделал для Байсюэ больше всего. А какая польза от тебя? Тебя оставила в корзине у ворот монастыря какая-то шлюха, тебе не дали умереть с голоду, вырастили, учили, из тебя воспитали достойного молодого господина… что ты можешь дать нам взамен? – ядовито спросил Чжан Юнмин. – Ты обязан молчать и подчиняться. Сун Лань застыл, будто от заклятия. Ему казалось, что всё его тело превратилось в камень, он не мог пошевелиться, не мог сопротивляться. Он просто не мог поверить, что это происходит на самом деле! Тяжесть чужого тела, цепкие пальцы, терзающие плоть, твердый стержень, будто разрывающий на части. Он мог только ждать, когда это всё закончится. * - Я сбежал через несколько дней… - заканчивает Сун Лань свой рассказ. – Тогда была такая снежная зима, было трудно, многие люди наоборот, шли в монастырь за спасением, а я сбежал, не мог находиться под одной крышей с этим человеком. Мне казалось, я сойду с ума, если он еще раз скажет, что без него я пропаду, что меня погубят чужие люди. Да тогда казалось, лучше замерзнуть в лесу, лучше пойти в наемники, что угодно лучше, но только не терпеть такое. Я полетел на север, скитался, подрабатывал ремеслами… потом узнал о деревне, где долго не бывали заклинатели, охотился там… так и странствовал, лишь бы подальше от Байсюэ… встретил тебя… Сяо Синчэнь смотрит на него, и по бледным щекам текут слёзы. - Лань-эр, почему ты не рассказал мне раньше? Я же чувствовал, тебя что-то мучит. Замечал, что иногда ты плохо спишь, кричишь во сне… а ты всё время говорил, что это просто после охоты снятся чудовища… хотя этот человек и правда, чудовище. Неужели никто не знает, каков он на самом деле? Я вызову его на поединок чести… если тебе станет легче от того, что он умрет, я это сделаю. - Он умел хорошо притворяться… настоятель его ценил… и мы уже ничего не сделаем, Синчэнь. Я как-то встретился с заклинателем из Байсюэ, и тот говорил, Чжан Юнмин в прошлом году умер от лихорадки, - глухо говорит Сун Лань. - Слишком легкая смерть для такой подлой твари, - цедит Сяо Синчэнь сквозь зубы. Прежде Сун Лань никогда не видел, чтобы любимый злился, не слышал от него о желании смерти кому-либо. Но сейчас они оба чувствуют одно и то же. - Я поначалу так яростно уничтожал гулей и лютых мертвецов, будто в каждом из них видел его, - выдыхает Сун Лань. – Это было похоже на искажение ци, я не чувствовал ни опасности, ни усталости, мне было всё равно. А потом… будто что-то во мне погасло. Даже ярости не стало. Он придвигается ближе к Сяо Синчэню, кончиками пальцев стирает слезинки с его щек. - Если я могу тебе помочь, я всё для тебя сделаю, - тихо, но уверенно обещает Сяо Синчэнь. – Заварю травы, я знаю, как изготовить зелье, которое помогает от страшных воспоминаний. От него не забывают, просто память не так ранит. Хочешь, сыграю мелодию утешения? Моя наставница меня учила… ты только скажи, Лань-эр, всё, что могу, всё для тебя… прости, что я тебе напомнил, я ведь нечаянно… знал бы я, я не… Сун Лань через силу усмехается. - Да этот ублюдок именно того и хотел, чтобы у меня не было ничего своего, только его поучения, только страх! Он, наверное, и там, в мире мертвых, обрадуется, если останется единственным, кто… - он осекается, из горла рвется хрип. – Он же этого хотел… раздавить, подчинить, лишить свободы… я не хочу… а знаешь… он меня не целовал, и то хорошо… Сяо Синчэнь слегка касается губами его губ, и Сун Лань отвечает на поцелуй, первым пытается целовать глубже, скользит языком в доверчиво приоткрытый рот. У их поцелуя привкус вина и яблок, немного мокро и щекотно, Сяо Синчэнь прижмуривается, а когда Сун Лань отстраняется, тихо, мелодично смеется: - Щекотно… так забавно… Сун Ланю неловко, он немного смущен от того, что совсем ничего не умеет. Но это неважно. Главное, уже не так страшно. Сяо Синчэнь не торопит его, никогда, никогда не сделает то, чего ему не хотелось бы. И об этом не дает забыть, словами, взглядами… «Всё будет только так, как ты пожелаешь, и только тогда, когда решишься сам». К щекам приливает жар, сердце бьется быстро-быстро. Сун Лань сжимает Сяо Синчэня в объятиях, и в этот миг верит, что когда-нибудь случится всё, и будет… … не так, как в вольных поэмах о любви. Намного лучше.