Пройдемте, гражданочка

Первой жертвой становится мальчик-мажор, сбивший насмерть ребенка и оправданный судом («самым гуманным в мире», как это водится, хотя по всем документам — санкт-петербургским городским). Майор Трубецкой видит, как облаченная в костюм чумного доктора гибкая фигура в два прыжка перемахивает через высокий забор и стремительно скрывается с места преступления, растворившись во тьме и оставив после себя пепел и обугленную черную землю (небольшой ожог у самого Аркадия на руке, подрумянившееся от жара лицо и изрядно уязвленное самолюбие). Помпезный особняк Гречкиных и спорткар еще полночи полыхают так, что видно из Пушкина. Расследование по делу Чумного доктора буксует, пропавшие холодильники не желают находиться, хотя майор изо всех сил делает вид, будто ищет те в поте лица с навязанным ему желторотым стажером; Гражданин («каратель», «революционер», в каких-то telegram-каналах — даже «мессия» и «настоящий герой») обрастает преданными поклонниками и последователями. Восходящая звезда отечественной науки Алиса Вяземская патентует свою первую самостоятельную разработку — недорогое и доступное эко-топливо, не имеющее аналогов. Впрочем, с сожалением думает майор, забота об окружающей среде и благотворительность вряд ли уберегут девчонку, ее беспринципного папашу-банкира и транжиру-мачеху от гнева Чумного доктора, окажись те в черном списке у новоявленного мстителя. Трубецкой и сам не знает, каким образом в истории петербургского Гражданина может быть замешана Вяземская — просто нутром это чует, если хотите, но «мне так кажется» как улику к делу не пришьешь (майор по молодости проверял). Сведений о девчонке всего ничего: не замужем, детей нет, не судима, не привлекалась, никаких скандальных историй с алкоголем или запрещенными веществами, никаких броских заголовков на страницах женских глянцевых журналов, со смаком обсасывающих подробности жизни золотой молодежи, сорящей родительскими деньгами. Просто чудо чудесное эта Алиса, а не девушка — надежда современной отечественной химии, талантливая звездочка, только недавно вернувшаяся в Петербург после учебы в Европе, закончив колледж с отличием и пройдя стажировки в крупнейших зарубежных компаниях (ну, разумеется). Гордость института благородных девиц, выпуск 1900. Аркадий ни на что не надеется — неповрежденных огнем вещдоков толком нет, дело перепоручено следаку из Москвы, который больше улыбается и пьет кофе, чем что-то расследует, — и все-таки Алиса Вяземская оказывает Трубецкому любезность, согласившись на встречу. Она улыбается, протягивает майору узкую маленькую ладошку, приветственно пожимая его руку неожиданно крепко, предлагает гостю чай с плюшками, но полицейский кожей чувствует: этому визиту девушка не рада. Трубецкой сидит напротив хозяйки за изящным кофейным столиком на открытой веранде загородного дома Вяземских; в саду замер тяжелый запах жасмина, зацветшего слишком рано («такой сорт», — вскользь сообщает гостю Алиса), ветер ерошит ее волосы и бьет по ногам, затянутым в узкие брусничные брючки. Аркадий, представьте себе, потом все-таки гуглит, что это за цвет такой — брусничный, будто бы это как-то относится к делу; Вяземская вешает на спинку стула пиджак, оставшись в хлопковой футболке с напечатанной на ней картиной «Последний день Помпеи» Брюллова, и Трубецкой глубокомысленно — совершенно не к месту — замечает: «надо же, как патриотично!», снова вызывая у той холодную вежливую улыбку. В конце концов, она слишком хорошо воспитана, чтобы просто выставить вон заявившегося без ордеров и протоколов мента. Через полтора часа беседы («это ни в коем случае не допрос, Алиса Николаевна, а приятельский разговор, не волнуйтесь») Аркадий наконец приходит к выводу, что продолжать тратить время просто бессмысленно; майор допивает чай, встает из-за столика и благодарит хозяйку за гостеприимство. «Я буду осторожна», — послушно говорит девчонка, пожимая ему руку, но в ее голосе все же слышится едва ощутимая насмешка, будто та ничуть не обеспокоена творящимися в городе беспорядками и паникой в высшем свете, распространяющейся со скоростью чумы. Вот это, на вкус полицейского, действительно смешно. Он успевает заметить мелькнувшее в глубине сада бледное мальчишеское лицо, и поймавшая взгляд Трубецкого Вяземская спешно и скомкано прощается с гостем. Аркадий решает, что этого паренька все же есть резон найти и допросить (может, с пристрастием, может, с паяльником — по обстоятельствам). За неимением других подозреваемых майор даже грешным делом записывает молчаливого воздыхателя Алисы Вяземской в потенциальные чумные врачеватели — кандидат от народа номер один, что называется. Правда оказывается очень уж скучной: у этого Матвея ни кола, ни двора; просто-напросто мелкий уличный карманник с девятью классами образования и внушительным минусом на кредитной карте самого лучшего (и жадного) банка; такой скорее не сожжет богатых, а съест одну конкретную барышню, и здесь вновь остается место для искрометной пошлой шутки. Выпускница института благородных девиц за такое предала бы Трубецкого анафеме и отказала тому от дома, не иначе. Следак из Москвы сажает детдомовского паренька — брата сбитой Гречкиным девочки, — успешно найдя козла отпущения и наконец завершив расследование, а майор сквозь зубы приказывает сам себе: думай, думай, думай. А чего тут думать? Загородный дом Вяземских освещают тусклые фонари; Николай Николаевич с супругой видят десятый сон, а пробраться мимо вооруженной охраны Аркадию оказывается слишком уж просто. «Пройдемте, гражданочка, вы задержаны», — говорит девчонке Трубецкой, и брови сидящей в своей гостиной на диване Вяземской иронически взлетают вверх (приходится все же без особого удовольствия признать, что в его голове приветственное слово особо опасной преступнице звучало куда как лучше). Алиса поднимает глаза от книги — «451 градус по Фаренгейту» Брэдбери — и ласково чешет за ухом кролика у себя на коленях, ничуть не удивляясь незваному гостю; желтоватый электрический свет дрожит на стенках бокала, зажатом в ее руке: «и долго вы это придумывали, товарищ майор?». Ночная прохлада вползает в комнату сквозь распахнутое окно, шторы колышутся на сквозняке, в воздухе тяжело пахнет зацветшим жасмином и дымом — гори-гори ясно, будто Помпеи у девчонки на футболке. Костюм Чумного доктора Алисе Вяземской, конечно же, подбросили недоброжелатели. (Аркадий именно так и подумал)