Joy/Радость

Мало есть в жизни вещей, дающих чистую радость, которая есть ощущение такое чистое, такое незамутненное, что оно капает, как амброзия, в душу. Радость действует как моментальная эмоциональная пища, высвобождая мгновенные эндорфины, без осадка компромисса или грусти. Наблюдая, как Миранда снимает с себя последнюю одежду, стоит прямо перед ней обнаженной, а затем движется вперед, чтобы присоединиться к ней в их общей постели, Энди Сакс испытывала именно эту радость, этот уровень интенсивного удовольствия. То, что это происходило каждую ночь примерно в один и тот же час, повышало ее базовый уровень счастья до более высокого. Она перевернулась и положила голову на руку. — Ну что, наконец-то мы готовы, любимая? — Да. — Наконец-то! Это заняло целую вечность. Мне стоит завести для тебя канал на ютубе, чтобы демонстрировать впечатляющие навыки удаления макияжа. — Не начинай с этого, или я применю на тебе использованную салфетку, девочка. Я и так позволяю тебе слишком многое. — Ты же знаешь, я делаю это только для того, чтобы подразнить тебя. А тебе нравится, когда тебя дразнят. — Хм. Никому больше не позволено дразнить меня. Интересно, почему же я тебе позволяю. — Потому что ты знаешь, что это хорошо для тебя. Это как мысленная щекотка и это заставляет тебя улыбаться, и когда ты смеёшься, твои прекрасные голубые глаза похожи на звезды в ночном небе. Андреа придвинулась к краю кровати. — Ты знаешь, я обожаю смотреть на тебя без всей этой твоей боевой раскраски, и особенно обожаю смотреть на тебя совершенно голую. Я рада, что я единственный человек в мире, которому это позволено. Миранда скорчила гримасу, лицо, о котором шла речь, почти пятьдесят лет провело в войнах, различной степени тяжести. Десять лет назад она родила почти доношенных девочек-близнецов, каждая весом почти по три килограмма, и кормила их грудью так долго, как только могла. Ее тело не было телом двадцатипятилетней девушки, оно совсем не походило на безупречное совершенство юных моделей, которых она профессионально одевала и переодевала, и не походило на подтянутое тело ее молодой возлюбленной. У Энди было прекрасное тело, и она могла часами бегать по Центральному парку, не потея и не запыхавшись. Когда они боролись, как это иногда бывало, она всегда побеждала. Андреа пристально посмотрела на Миранду, когда та сделала последний шаг к кровати и сняла все кольца, чтобы не повредить ими шелковистую кожу Энди. — Остановись, пожалуйста. Просто стой и дай мне еще раз взглянуть на тебя. — Что? — Постой спокойно. А теперь медленно повернись. Миранда повернулась. Несмотря на довольно жестокие упражнения пилатеса и регулярные тренировки, она чувствовала все свои изъяны, складки и излишние округлости. Она почти не помнила вкуса углеводов и жиров. Она была знакома со всеми видами свежих листьев салата больше, чем любая другая женщина в Нью-Йорке. А свое единственное настоящее удовольствие, двойное шоколадное мороженое, она использовала в основном как афродизиак — масло для тела, когда слизывала его с Андреа в одной из их многочисленных и разнообразных сексуальных игр. Миранда знала, что не сможет повернуть ход времени вспять. Ее когда-то ярко-рыжие волосы поседели, шея выдавала возраст, спина иногда болела, и она чувствовала, как подступы приливов менопаузы иногда захлестывают ее с неловкой и необъявленной яростью. Именно поэтому Андреа так ценила ее готовность выставить себя такой, какая она есть, неприкрытой и уязвимой. Девушка явно боготворила землю, по которой она ходила. — Убери волосы с лица. Миранда подняла руки и откинула локоны. Ее грудь поднялась в такт движению, и именно этим Андреа на самом деле хотела насладиться. — Останься так на мгновение, пожалуйста, — взгляд Андреа стал глубже, и она пристально разглядывала тело Миранды, пока не увидела, что та начала слегка возбуждаться. Это была их любимая игра. Для Андреа Миранда была ее богиней, чистой и прекрасной, но наряду с поклонением ей также нравилось молить, а иногда и контролировать свое божество. Это лишь немного восстанавливало баланс сил между ними. Теперь они стали более опытными друг с другом в постели, и между ними горел такой раскаленный добела огонь, что Андреа могла довести Миранду до оргазма в течение десяти минут в любое время дня и ночи, если бы только захотела. Миранда любила командовать в самые неподходящие моменты: — Скажи мне, как сильно ты меня любишь! Они уже давно установили, что предел их любви находится за границами Солнечной системы. — Недостаточно далеко, — возразила как-то Миранда. — Тогда тебе придется побольше учить меня астрономии, — возразила Энди. — Расскажи мне о каких-нибудь далеких звездах и тому, насколько далеки они от земли, и я скажу тебе. — Когда-нибудь потом. Поцелуй меня. Сейчас же. — Жаль, что я не поцеловала тебя раньше, когда ты все время жаловалась и отчитывала меня. Что бы ты тогда сделала? — Поцеловала тебя в ответ. Или укусила. Не уверена, что именно. — В тебе есть склонность к насилию. Я всегда это подозревала. Теперь Миранда стояла неподвижно, с поднятыми руками, прекрасная, как статуя Кановы. Сегодня вечером ее глаза были почти темно-синими, а сама она, освещённая прикроватной лампой, сияла, как белый мрамор. Она чуть прикусила губу, словно в бессознательном колебании или мимолетной неуверенности, но ее зубы были как безупречные жемчужины, а обнаженные груди говорили свои собственные слова любви, напрягаясь в растущем возбуждении. — Ты… такая… прелестная, — прошептала Андреа. — Что я сделала, чтобы заслужить твою любовь? Она лежала под одеялом в пижаме, потому что знала, как Миранда обожает сама раздевать ее. Но теперь она поднялась на колени и встала на край кровати, чтобы обнять свою женщину. Жар между ними уже поднялся на несколько градусов. Она чувствовала, как дрожит спина Миранды под ее пальцами, и как тонкие волоски на ее шее поднялись на миллиметр или два в ответ на ее ласку. Миранда обхватила голову девушки руками и с тихим стоном наклонилась, чтобы поцеловать Энди в лоб, щеки и подбородок, прежде чем соединиться губами с ее ртом. Она знала, что Андреа принадлежит ей душой и телом, и в свою очередь также принадлежала ей. Но она нуждалась в постоянном напоминании, и дыхание рот в рот возвращало энергию в ее тело. Руки Андреа скользнули ниже и обхватили ягодицы Миранды. Миранда толкнула ее и опрокинула на спину, роняя на подушки. Они свалились на кровать вместе с глухим стуком, и Миранда засмеялась тем сладким, низким смехом, который она могла издавать, когда была по-настоящему счастлива, и знала, что находится на пути к тому, чтобы получить то, что хотела, превратив Андреа в безумие сексуальной энергии, которое, в свою очередь, воспламенит ее собственное нутро, пока всё не взорвется множеством великолепных оргазмов. Они вместе покатились по кровати. — Выключи лампу, милая, — велела она Андреа, которой было легче дотянуться до выключателя. — Когда я с тобой в полной темноте, я чувствую, что мы можем быть где угодно во Вселенной, только мы, свободно парящие, как невесомые духи. Энди послушно протянула руку и щелкнула выключателем. — Но я не хочу быть просто духом. Если бы это было правдой, я бы так скучала по твоей прекрасной телесности. Ты занимаешься любовью со всеми моими органами чувств, я обожаю смотреть на тебя, чувствовать тебя, обонять тебя, слышать тебя. — Она обняла Миранду и пригладила ее волосы. — Ты пропустила вкусовой анализатор. Твой вкус возбуждает меня больше всего. — Миранда уже сдергивала с Андреа пижамные штаны. Она любила спускать их вниз по ногам, а потом прятать голову в проеме между бедер. Ей удалось продолжить: — Ты права. Я пока не хочу быть духом, но когда старое тело полностью изнашивается… -Ш-ш-ш, вот даже не начинай, или я привяжу тебя к столбику кровати и заставлю томиться, пока я буду целовать каждый дюйм твоего тела, прежде чем позволю тебе кончить. — На этой кровати нет никаких столбиков. — Хм, а ты права. — Когда мы будем покупать мебель для нашего пляжного дома, мы можем купить одну из этих старомодных кроватей с железной рамой, если пожелаешь… — Значит, снова да здравствует рабство? — Это же свело нас вместе. Может быть, это будет весело. — Я могу получить более чем достаточно удовольствия просто с твоим чудесным телом. Но, может быть, как ты говоришь, мы могли бы испробовать немного нежного рабства. Мне нравится, когда ты меня пугаешь, и мне тоже очень нравится пугать тебя. — Мы уже проделали долгий путь, учитывая все обстоятельства. — Да, действительно. Когда они впервые встретились, эта самая невероятная пара во всей нью-йоркской модной индустрии, Миранда — главный редактор журнала «Подиум», мирового лидера модных журналов, разорвала Андреа не просто на полосы, а на конфетти. Её новая помощница из Огайо была более, чем невежественна, она высокомерно игнорировала то, чему поклонялась Миранда. Она ничего не знала о моде, и ее это мало волновало. Ее одежда выглядела, словно была куплена в придорожном супермаркете Среднего Запада. Андреа, или Энди, как она себя называла (как какой-то глупый мужлан, ведущий детского телеканала, подумала Миранда), часто вообще не пользовалась косметикой. Она ненавидела высокие каблуки и иногда забывала причесаться. Начнем с того, что она не могла произнести по буквам имена самых известных дизайнеров в мире, но, что хуже всего, Миранде так и не удавалось напугать ее настолько, чтобы помешать ей высказать свое мнение, а иногда и открыто не соглашаться с ней. Вдвойне раздражало то, что в тех случаях, когда Андреа начинала говорить, она почти всегда оказывалась права. Но менее чем через неделю после того, как Миранда Пристли наняла девушку в качестве второй помощницы, она уже была так сильно влюблена, что не знала, что с этим дальше делать. По мере того, как она боролась с этой невозможной и нелепой реальностью, ее обычный непроницаемый взгляд становился ледяным, ее раздражительность поднималась до иррациональной ярости, ее каблуки становились все выше, а ее требования вскоре выросли до невозможных. Она изо всех сил боролась с этим нелепым увлечением, но оно не проходило. Оно росло и росло, как маленькое зеленое растение, пробивающееся сквозь каменную мостовую нью-йоркского тротуара. Оно послужило катализатором конца ее очередного брака с очередным изменником и воссоединению с собственным сердцем, которое она давно решила превратить в склад потерянных мечтаний. Миранда растаяла, и Андреа растаяла вместе с ней. — Когда я смотрю на тебя, мои внутренности превращаются в лепешки из лавы с тающей карамелью внутри. — Почему каждый образ в твоем мозгу всегда связан с калориями? — Так о чем же ты думаешь, когда думаешь обо мне? — Честно говоря, в последнее время? Как правило о шоколадном мороженном поверх тебя. — Вот как. Ты еще хуже меня. Теперь, в эти чудесные часы около полуночи, когда они были только вдвоем и могли играть и доставлять друг другу удовольствие сколько угодно, Андреа вспомнила все те времена в «Подиуме», когда они с Мирандой просто стояли или сидели в неловком молчании вместе, среди всей этой суеты и привычного шума окружающих. Так много нужно было сказать, и все же ничего нельзя было сказать. Для Энди ее гигантская влюбленность в Миранду была чем-то, к чему, как она поняла, она шла в течение последних двенадцати лет, через несколько безответных влюблённостей к женщинам старше ее, которые либо ее не замечали, либо были слишком замкнуты, чтобы ответить на ее чувства, либо просто небрежно жестоки, используя ее, а затем выбрасывая. С другой стороны, парни всегда находили ее очень привлекательной, сексуальной и веселой. Ей удавалось скрывать свою гомосексуальность за толпой бойфрендов, которые, естественно, тянулись к ней и возлагали на нее свои надежды на будущее, только чтобы разочароваться от ее отсутствующего взгляда в те моменты, когда она должна была отвечать им с полным обожанием. Миранда сразу же отметила, что Андреа от природы очень красива, с волнистыми каштановыми волосами, большими темными глазами и огромным, сексуально пухлым ртом. Она была выше среднего роста и хорошей спортсменкой, так что ее фигура имела больше впечатляющих изгибов, чем модные силуэты бесплотных моделей на подиуме. Прозвище, полученное ею от Найджела, арт-директора, звучало как американский размер одежды «Шесть», который внутри фантастического мира моды приравнивался к четырнадцатому снаружи этого мира. Миранда, чье сердце и мозг уже давно были слишком забетонированы, чтобы мечтать о сексе с какой-либо женщиной, не могла и думать ни о чем другом, когда смотрела на Андреа, проходящую мимо нее с неуклюжей грацией молодого жеребенка. Андреа, не замечала этого, но остро смущенная своими неуместными чувствами, направила их на то, чтобы победить Миранду в ее собственной игре и встретить каждый брошенный ей вызов. Это утомляло, но временами и забавляло их обеих. После семи месяцев совместной работы они достигли невысказанной близости, которая простиралась практически до синхронного дыхания в тандеме, собственного, понятного только им кода в разговоре и игры в бесконечную, нескончаемую игру в эмоциональный теннис. Последний раунд состоялся в ночь приема во французском консульстве, а остальное, как говорится, уже история. Мысли Андреа часто возвращались к тем ранним месяцам. Она с самого начала обожала Миранду как босса и, как и в любой другой ситуации, внимательно изучала свой предмет поклонения. Она изменила свое внешнее «я» и отношение к моде. Она знала все различные варианты одежды Миранды, ее размер обуви, ее любимые украшения, ее почерк (скорее европейский и ровный, а не такой размашистый, как у среднестатистической американки) и ее уникальный восхитительный аромат, созданный для нее французскими парфюмерами и доставляемый оптом с базы в Тулузе. Она знала, как нейтрализовать раздражающую привычку своего босса говорить властным шепотом, просто вторгаясь в ее пространство и наклоняясь достаточно близко к ее телу, пытаясь уловить каждое слово. Это означало, что Миранда должна была либо заговорить громче, либо позволить такую близость. Она колебалась между этими вариантами, но, в конце концов, предпочла последнее, когда они были одни, и первое, когда рядом присутствовали другие. Андреа также научилась приносить кофе до того, как поступал заказ на него, ловить сумки, как только их бросали, и организовывать телефонные звонки еще до того, как Миранда сама решала, что ей нужно с кем-то поговорить. Она знала, что когда Миранда звонила ей в 4 часа утра, это было потому, что женщина не могла заснуть. Логически она понимала, что такая жизнь ненормальна, что они действительно находятся в отношениях, и что эти отношения далеки от платонических. Но, о боже, теперь она знала ее намного лучше и понимала, что ей еще так много нужно узнать. Изучение Миранды займет всю оставшуюся жизнь. В этот полуночный час мысли Миранды были полностью в настоящем, и она не предавалась воспоминаниям. То, что происходило здесь и сейчас, было настолько восхитительно, что не оставляло места для посторонних мыслей. Она расстегнула пуговицу пижамных штанов Андреа от Бетти Буп и одной рукой спустила их до лодыжек, а другой уже вторглась в самые потаенные места. Теперь она была там, где хотела, и принялась зубами ловко расстегивать пижамный верх. Она целовала каждую грудь очень нежно, почти скромно, но Андреа брыкалась под ее шаловливой правой рукой и знала, что сейчас произойдет. Ее соски напряглись, превратившись в твердые бутоны, и девушка уже начала тяжело дышать. Используя свои руки и рот, она сосредоточилась на том, чтобы заставить Миранду стонать, а не смеяться, покусывая ее ключицу, а затем, целуя и облизывая ухо, пока она едва могла выдержать щекотку. Затем крепко обхватила руками верхнюю часть спины Миранды, останавливая опускание этого неумолимого рта, но, в конце концов, была вынуждена сдаться. Желание Миранды было слишком сильным. Андреа отпустила ее и перестала целовать. Она просто легла на спину. Голова Миранды спустилась на свое любимое место между ног, она отбросила пижаму Энди на пол с кровати. Ее язык, такой быстрый, для критики и осуждения, когда ему вздумается, теперь не расточал ничего, кроме меда. Она входила им в Андреа, и попробовала переполняющую ее жидкость, пузырящуюся самым непристойным образом внутри нее. Это было похоже на амброзию, и если она была богиней Андреа, то она была сыта по горло. Чем больше возбуждалась Андреа, тем более влажным становился весь этот опыт, который Миранда обожала. Ей нравилось, как она могла возбуждать и стимулировать свою возлюбленную за пределами рационального мышления, и она видела все спонтанные и незамутненные реакции Андреа. Она знала, что сегодня ночью может дать ей не один, не два, а, может быть, три полноценных оргазма, и ее собственное тело горело желанием и дикой страстью, которая не имела ничего общего с осторожностью среднего возраста, моралью среднего класса или менопаузальным равнодушием к сексуальным утехам. Энди уже неукротимо извивалась у нее на языке и губах. Она всосала ее клитор и чувствовала, как он вибрирует во рту. Ее язык опустился ниже, и она встретила спазмы мышц влагалища Энди своей собственной ритмичной музыкой, нежной пульсацией, которая становилась все сильнее, пока ее затягивало внутрь Андреа. Руки молодой женщины дергались, поэтому Миранда схватила ее за руки и крепко сжала, углубляя и усиливая их сцепление, чтобы оно было сосредоточенным и сильным. Не было никакой необходимости использовать ее руку. Энди кончила ей на язык. Если бы в доме не было спящих детей, молодая женщина закричала бы, но и сейчас она едва сдерживала громкое удовольствие. Электрические разряды пробежали вверх и вниз по позвоночнику Энди. Как будто Миранда зажгла маяк или фейерверк под ней. Миранда знала, что сможет сделать это снова. Она подняла голову и передвинулась так, чтобы освободить руку. Затем она погрузила три пальца правой руки глубоко внутрь Энди. Никто не заметил, как коротко она подстригала ногти в последние недели, но Энди слишком хорошо знала тому причину. Миранда исследовала каждый холм и каждую долину ее сексуального ландшафта и знала, как дать стимуляцию и ритмичный массаж, который принес повторную кульминацию в течение нескольких минут. Миранда воодушевленно пошла бы и на приступ третьего оргазма, но Энди решила перехватить управление и взять бразды в свои руки. Она сделала это эффективно, используя свою силу, перевернув Миранду так, что она оказалась под ней, и довела ее до ее собственного оргазма слишком быстро и почти слишком грубо, чтобы чувствовать себя полностью удовлетворенной. Но Миранде это нравилось. Андреа понимала это с самого начала и всегда давала ей то, что эта женщина хотела. После она прижалась к груди Миранды и одной рукой пригладила ее серебристые волосы. — Мне становится лучше, даже лучше, чем можно себе представить. Для тебя также? Хочешь еще? Миранда прижалась и поймала руку Энди, чтобы вернуть ее обратно. — Останься там, — только и сказала она. — Просто останься. — Энди чувствовала ее тело, теплое и пульсирующее. Ее рука мягко легла на лоно Миранды, и снова скользнула в манящий коридор любви и прижала женщину к себе. Их груди касались друг друга, одна пара — бледные, как фарфор, другая — золотистые от летнего солнца. Но в темноте они были одинаковы в своем тепле, своей красоте и возбуждении, которое они дарили друг другу. Их синхронное дыхание стало привычным. — Ты не даешь мне ничего, кроме радости, — прошептала Миранда. — И ты тоже, — выдохнула Андреа. — Спокойной ночи, моя дорогая. — Но, к ее легкому удивлению, ответа не последовало. Миранда погрузилась в глубокий сон. Что ж, ей было сорок девять… В конце концов.