Один факт о дожде на планете Земля

В Лондоне двадцать первого века шел дождь. Судя по упругости капель, температуре воздуха и специфическому запаху, исходящему от мокрого асфальта, это была середина весны. Конец марта – начало апреля. Или середина апреля. Или начало мая, но только очень холодное. Или… А впрочем, какая разница? Светловолосая Женщина в кожаной куртке, фиолетовой футболке и потертых джинсах с подворотами у щиколоток быстро и пружинисто шагала по сырому тротуару, ожесточенно наступая прямо в лужи и не замечая оседающих на ее обуви грязноватых брызг. Обувь была и без того ужасно поношенной. Ее купили не так давно, но в ней приходилось очень много бегать. Наверное, прохожие не обращали на нее никакого внимания. Вернее, не должны были обращать. Но выражение лица этой Женщины было таким скорбно-потерянным, таким… противоестественно печальным, что последнему глупому зеваке становилось очевидно: это не сезонная депрессия и не хандра из-за дурной погоды. Это боль утраты. У нее больше нет дома, друга, себя самой. У нее больше нет ничего. Вот потому прохожие и шарахались трусливо в сторону от неизвестной Женщины. Может быть, некоторые просто не хотели, чтобы она врезалась в них или нечаянно забрызгала их весенней грязью. Люди ведь такие прозаичные и практичные… Женщине даже в брызгах из весенних луж чудилась темная, вязко застывающая кровь - Прошу прощения! – одна из мокнувших под дождем беспокойных земных обывательниц мягко, но решительно тронула острый локоть Женщины. Доктор (а это была она) инстинктивно поморщилась и зачем-то натянула на лицо подобие усталой улыбки. - Все в полном поря… - когда она остановилась и подняла взгляд, у нее закончился воздух в легких, а сердца трижды перевернулись. Обыкновенная земная учительница английского языка и литературы. А может быть, пока еще только няня, не умеющая настраивать интернет в чужой квартире. А может… - Все в порядке, - Доктор наконец выдохнула и взяла себя в руки. Ее не узнают. Не должны узнать. Но она узнает Клару, и это так больно, и противоречиво, и сложно, и непонятно… И это происходит с ней прямо сейчас. Мисс Освальд слегка нахмурилась и покусала нижнюю губу. - Непохоже, чтобы вы были в порядке, - заметила она проницательно и немного напористо. Слишком заботливая. Внимательная. Бесстрашная. И пока еще живая. Доктор криво усмехнулась и как-то по-детски шмыгнула носом (ее все же пробрала весенняя сырость). - Вы остановили меня посреди улицы просто потому, что вам хочется сказать мне это? – спросила она не грубо, тихо, недоуменно, можно сказать, почти спокойно. Клара коротко рассмеялась и снова закусила губу. - О, нет, нет. Вообще-то я хотела узнать, который сейчас час. Вы похожи на человека, который… мог бы мне это подсказать, - последние слова показались намеком, но они им не были (или?) - Почему? – Доктор остановила на своей бывшей спутнице долгий, внимательный, конечно-же-совсем-не-печальный взгляд. Мисс Освальд слегка замялась. - Ну, - она с мягкой улыбкой посмотрела на свои руки, на свое запястье без наручных часов. – Со стороны вы напоминаете человека, который любит помогать другим, что бы ни случилось… Всегда. Как же ты права, Клара Освальд. И как же ты ошибаешься. - У меня тоже нет часов. Я их вообще не ношу, - чистосердечно призналась Доктор с нервным смешком. – В общем, вам стоит обратиться за помощью в этом вопросе к кому-то более компетентному… в вопросах времени. Надо же. Она умеет говорить, как настоящий человек. Клара всегда делала ее – его – Человеком. И это было столь же хорошо, сколь и невыносимо. Порой. В некоторых, не особенно простых ситуациях. - О да, - Клара вновь улыбнулась улыбкой человека, вспомнившего нечто грустное, но приятное. - У меня был… вернее, есть такой друг. Он знает о времени все. Он вообще знает все. Кроме того, что… Она замолчала и опять посмотрела на свои руки. - Что? – тихо переспросила Доктор и механически одернула намокшую кожаную куртку. - Неважно, - теперь уже Клара нацепила на лицо дежурное выражение «у-меня-все-в-полном-порядке». У нее был талантливый учитель. Самый лучший во Вселенной. Самый ужасный на свете. - Многие вещи кажутся неважными, пока их не утратишь, - сказала Доктор медленно и задумчиво, глядя поверх плеча своей невозможной собеседницы. – Поэтому, наверное, неважного в этом мире вообще нет, - внезапно подхватила Клара. – Есть только то, для чего не пришел срок. - А также то, что давно закончилось, - сорвалось с языка у Доктора. - Но все равно помнится. - Но все равно помнится. Да что же это такое, теперь еще эти философские разговоры с призраком из прошлого под проклятым дождем, после всего этого, после всего-всего-всего… Но почему ей тогда стало настолько легче? - Все когда-нибудь кончается, и это грустно. Но что-то начинается сначала. И в этом счастье, - вполголоса, так же отрешенно и чуточку печально проговорила мисс Освальд. – Будьте счастливы! – добавила она несколько импульсивно. Доктор рассеянно кивнула и снова встретилась с ней взглядом. - Ты… тоже... будь, - сказала она так многозначительно, так веско и умоляюще, что ее собственные плечи и спина ощутили неприятное, нервное движение невидимых мурашек. Кажется, Клара обняла ее – слишком быстро, но очень тепло и очень доверчиво. По-дружески. Так, как обнимала только его раннюю, молодую версию. Или, наоборот, так, как обнимала старого Доктора. Но это были очень важные, многозначительные, веские объятия. Самые правильные и самые нужные. Вдруг ей стало понятно: Доктор всегда был Доктором для нее, несмотря ни на что. Она храбро побеждала их общие сомнения раз за разом, что бы ни случалось с ними или со всем миром. Она всегда побеждала. И всегда обнимала, не боялась дотронуться, когда другие не хотели и рядом стоять… …Когда Доктор наконец очнулась, выйдя из ступора, Клара Освальд уже разомкнула кольцо своих руки и исчезла за завесой превратившегося в сильный ливень апрельско-майского дождя. Капли на лице Доктора были теплыми и крупными, они очищали душу и приносили облегчение, в котором она так отчаянно и неистово нуждалась сейчас. Да, это был очень хороший, правильный дождь. И больно больше не было. Было что-то другое, живое и немного грустное, но совсем не плохое.

***

Правило номер четыреста восемьдесят девять, пункт второй. «Доктор никогда не плачет». Доктор не плачет – ни от горя, ни от счастья, ни от чего-то среднего между тем и другим. Просто всегда, когда нужно очистить лицо, тело и душу, на планете Земля идет невероятно сильный дождь. И тогда у Доктора вновь появляются силы возрождаться – и опять куда-то бежать.