Окоп

В нескольких метрах пролетел снаряд танка. Ганс сильнее стиснул зубы, до скрежета сдавливая кусок плотной кожи, сложенный в несколько раз. Без него никак - Ганс крошил себе зубы. Нет, что вы, Ганс не боялся. Гансу было плевать на страх. Ганс просто ненавидел поле боя и тех, из-за кого это происходит. У солдата-земляка не было никаких шансов на выживание. Немудрено - не каждый выживет после расстрела в плотную. Тело под руками медленно остывало. На них побежал солдат, на солдата направили стволы. Из-за гари, дыма и пыли, которые подняли армии, не было понятно свой это или чужой. Ганс вытащил изо рта кусок кожи и закричал. — Ложись! От истошного крика солдат дёрнулся, поймал пулю правым плечом и завалился на бок. Полились ругательства, перевода которых Ганс не знал. Всё-таки это русский. Но и что, что подстрелили русского? Эти упёртые русские выигрывали. Подстреленный солдат встал, вызывая завистливое восхищение Ганса, которое он старался подавить. Немецкому войску подали сигнал об отступлении, оставшиеся танки и солдаты развернулись, собираясь уходить. Русскому прострелили ногу, заставив взвыть от боли. Видимо, у Ганса при любой неразберихе отключаются мозги. Или как можно обьяснить то, что в образовавшейся суете он покрепче схватил санитарную сумку, дабы та не мешалась при беге и рванул к русскому? — В окоп! — крикнул Ганс, привлекая внимание раненого, — В окоп, отчаянный! Рассерженный ранениями русский попытался взять автомат одной рукой и навести на бегущего к нему немца, но прицел то и дело перевешивал, рука дрожала и он не мог нацелиться. Когда немец оказался слишком близко, русский прикинул, сможет ли он драться. От немцев можно ждать всего угодно, будь это даже санитар! Но Ганс оббежал его, схватил сзади под руки и потащил в окоп, подальше от крика и неразберихи. Русский не выпустил автомат даже сейчас и размахивал им, стараясь задеть чужого солдата. — Пусти, псина! Пусти говорю! — Прьекратьи! — Ганс изловчился и засунул русскому в рот кожу, хватая простреленную руку и мешая ей двигаться. — Я не смочь вытащьить… пьу… пьу… пули! Русский громко засопел, ударяясь и так кружащейся головой о стенку окопа. Ничего-ничего, его найдут свои. «Посмотрим, что ты будешь делать, псина немецкая» - у русского медленно темнело в глазах. Пули ведь не единственное, что он успел получить. Ганс разложил санитарную сумку и взялся за ножницы, подозрительно косясь на притихшего русского. Вспоров ткань на рукаве, он с облегчением обнаружил, что пуля зашла недалеко. Обтерев руки и рану спиртом, заставив русского застонать в импровизированный кляп от боли, Ганс раздвинул дыру пальцами, откачал кровь и полез пинцетом, быстро доставая пулю. Не впервой. — Тишье, тишье… — Ганс был очень рад тому, что русский не брыкался. — Ещьё немного. Вытащив оставшийся мусор и снова откачав кровь, немец скоро продезинфицировал рану и намертво перевязал её. Из ноги кровь текла сильнее, нужно было торопиться. Сзади послышались шаги, чудом различимые в притихшем гомоне наверху. Ганс схватил автомат и направил на пришедших, закрывая собой русского. На него в ответ направилось три. Трое вражеских солдат подозрительно оглядывали разложенные инструменты. Ганс стиснул зубы, чувствуя что они скоро треснут. — Лёха… — Стоять, — медленно и чётко произнёс Ганс. И либо солдаты поняли посыл, либо знали немецкий - они остановились, не сводя дула с немца. Ганс нервно откинул автомат, берясь за ножницы и разрезая штанину русскому. Тут ситуация была намного хуже. Раненый, как оказалось Лёха, даже в бессознательном состоянии задёргался, стоило спирту попасть на рану. — Ти, — Ганс указал на самого крепкого на вид солдата, — Держать йего. Выбранный солдат негодующе рыкнул, но подошел и взял товарища за ногу. Ганс полил спиртом на руки, растирая, и засунул палец прямо в рану, пытаясь нащупать пулю. И здесь русскому тоже повезло - пуля зашла глубоко, но в самый край ноги, не задевая кости. — Терпи, Льёша, — немец откачал кровь и засунул пинцет, слушая сдавленный крик солдата и доставая пулю. — Это ты зашил нашего месяц назад? — подал голос старший из пришедших. Точно, этот должен был наверняка знать немецкий. — Ножевой порез на руке, берег реки. — И? — хмуро отозвался Ганс, вытаскивая из раны осколки пули и нити ткани. — Голова не болит? — насмешливо спросил старший из русских, вызывая недовольное бурчание немца. — Как тебя ещё не пристрелили? Ганс пожал плечами, завязывая тугой узел на повязке. Инструменты были сложены в сумку, не промытые. Немец посмотрел на лицо раненого - слёзы. Ганс аккуратно вытащил кляп, чувствуя боль в зубах. Раскрошил таки. — До встречи, счастливчик, — Ганс дружелюбно хлопнул русского по щеке, оставляя кровавый след, и стянул каску, медленно выдыхая от усталости. — Бей сильнее, чтоб точно отключился. Старший ударил Ганса прикладом по голове. Немец упал навзничь, задевая раненую ногу чужого солдата. — Берите Леху, я тут закончу. Ганс не впервые достаёт пули из русских. Русский не впервые помогает Гансу скрыть следы доброты.