Сломленный и разбитый

Раздался глухой стук в дверь. Она взглянула на часы, стоящие на прикроватной тумбе. 00:49 Кто это? Тусклый свет бра над кроватью мирно рассеивался по квартире, оставляя углы в полумраке. Стук настойчиво повторился. Она нехотя отложила книгу и вылезла из-под одеяла, плотнее захлопывая полы халата. Шлепанье босых ног эхом раздалось по небольшой студии. Подойдя, она осторожно приоткрыла дверь. Он стоял перед ней, опираясь двумя руками на дверной косяк и склонив голову вниз. Он тяжело дышал и от него пахло алкоголем. Он медленно поднял голову и ее словно ударили под дых. Она не думала, что снова увидит эти глаза. Почему он здесь? Как он узнал где она живет? Глупый вопрос, это же Митч Рэпп… Она опять видела это красивое лицо, украшенное красными отметинами. Нижняя губа разбита, от рассеченной брови ползла тонкая полоска крови. Он пронзил ее взглядом, и не говоря ни слова, сделал шаг внутрь, но видимо доза влитого алкоголя была слишком внушительной, поскольку он, не устояв на ногах, рухнул прямо на неё. Она перехватила эту нереально тяжелую ношу за талию и, толкнув дверь, засеменила к кровати, поскольку та стояла гораздо ближе, чем диван.  — Извини… — выдавил он, опаляя ее макушку пьяным дыханием. Она не ответила ничего. Он был ее наваждением. С первой встречи, когда она сидела в закрытой комнате и общалась с ним после того, как его взяли. Он смотрел на неё с безразличием, а она зачитывала ему его же биографию, ненавидя себя за это. Как будто достаёшь все грязное белье наружу. Как будто насильно лезешь человеку в душу. Но это была ее работа! Общаться с потенциальными кандидатами, выявлять их психотип и давать личностную характеристику. Но не в этот раз… «Не вздумай сделать это личным!». Она повторяла себе, яростно отстукивая каблуками в глухих коридорах, после того, как он вывел ее из равновесия на первой встрече. Она не будет вспоминать его широкую грудь, затянутую в тонкую футболку, не будет думать об этих сильных руках по которым извилистыми линиями расползаются вены, не станет представлять его тонкие пальцы. Второй встречи она не хотела. Он ставил под сомнение весь ее профессионализм. Сидел весь сеанс с ухмылкой на лице и без конца смотрел на неё этими медовыми глазами. Черт бы побрал эти глаза!!!!!! Как два карамельных леденца в обрамлении пушистых ресниц, на дне которых плескалась боль, ненависть и неконтролируемая ярость. Она пугала и притягивала одновременно. Третья сессия прошла ещё хуже. Ей не хватило самообладания и она нажала на ту самую кнопку — упомянула его мертвую невесту. Она могла чувствовать, осязать, как густая энергия его ярости запульсировала внутри него, а потом бесконтрольно вырвалась наружу тем, что он, бросившись через металлический стол, схватил ее за шею и протащив пару метров, впечатал в стену. Следы от его пальцев не проходили ещё несколько дней, ощущаясь пылающим клеймом. Пришлось носить кофту с горлом. Она не сказала об этом никому. Встречи были конфиденциальными — никакой прослушки, никакого видео-наблюдения. Если бы об этом узнали, парня сразу бы вышвырнули из программы, а оттуда прямиком дорога под трибунал. Она знала, что не станет этого делать. Даже тогда, когда голова тяжело соприкоснулась с бетоном, она не пискнула и ни на секунду не выдала своего страха. Она не верила, что он причинит ей боль. Она знала, что он просто выплескивает свою, потому что та разъедает его изнутри, душит, оседая на легких и парализует как яд, и он не знает других способов справится с этим. Агрессия лишь средство не потерять и без того хрупкий рассудок. На следующий день он извинился и что-то изменилось. Она тоже хотела извиниться, но понимала, что как специалист, она обязана была давить, ковырять раны и копаться в жизнях людей, выискивая их слабые стороны. Как профессионал она одержала успех, но как человек, она проиграла, крича внутри себя и умоляя его не судить ее за это. Осталось ещё несколько дней. И потом он уедет в лагерь, а следом и на своё первое задание. И возможно там умрет никем не опознанный. Просто призрак… И он уехал. Сдал подготовку на отлично и отправился в Стамбул больше четырёх месяцев назад и бесследно исчез. Она посадила его на край кровати и опустившись рядом на колени, попыталась рассмотреть ссадины на лице. Пальцы коснулись острого подбородка.  — Надо обработать, — она пошла за аптечкой. Он сидел не двигаясь, не говоря ни слова, пока она прикасалась к его лицу. Нежно, осторожно, стараясь не сделать ему больно и от этого грудь рвало на части. Уже давно он знает только одно прикосновение к себе — кулака. Никто не бывает нежен с ним, никто не бывает осторожен, никто не оберегает его от боли. Он забыл как это, когда кто-то заботится, и от этого щемящего чувства разум просто заполыхал в огне. Вспомнилось все, что он так старательно пытался забыть. И даже алкоголь не спасал в этот момент. Она боялась себя рядом с ним. От такой непривычной близости его тела руки не слушались, дыхание сбивалось. Он был здесь перед ней, живой, тёплый, из плоти и крови. Она могла его видеть, прикоснуться к созвездию родинок на его щеке, невзначай провести пальцем по коже. Она никогда к нему не прикасалась.  — У тебя там кровь? — ее взгляд упал на чёрную футболку, блестевшую от влаги. Не мешкаясь, Митч рывком стянул тряпку. Под правым ребром кровоточил небольшой порез. Она встала на колени и, приблизившись вплотную, потянулась стереть кровь.  — Я сам, — он грубо перехватил ее руку, зная, что попросту больше не выдержит ее доброты, но потом осознав, что произошло, он поднял свои глаза. Они были красными, воспалёнными и невероятно напуганными, — Прости меня, — он отстранился, — Я бы никогда больше… — он не смог закончить фразу, словно спазм сковал его горло. Воспоминания о том, как он однажды сделал ей больно обрушились новой порцией самобичевания.  — Я знаю, Митч, — ее голос был спокоен, пока она медленно тонула в темном омуте его коньячных глаз. Она старалась не смотреть на его тело, поэтому смотрела в глаза. Но от этого не легче! «Это уже давным давно стало личным, мать вашу!». Ее ужасало собственное желание прикасаться к его горячей коже, желание чувствовать как ускоряется его пульс и мечтать, что именно она вызывает в нем такую реакцию.  — Где ты так? — она коснулась пореза ватным тампоном. Мышцы парня напряглись и с его губ сорвалось шипение.  — Учил плохих ребят манерам. В своём стиле. Она чувствовала на себе его пронизывающий взгляд, поэтому боялась поднять глаза, которые как назло блуждали по его телу, цепляясь за новые россыпи родинок. Лучше бы он никогда не снимал эту футболку. Закончив клеить пластырь, она поднялась с колен, но не успела отойти, как ее руку опять сжали. Уже не грубо, а в умоляющем жесте. Она снова заглянула в эти бездонные глаза в которых застыла влага.  — Сегодня ее день рождения… Она тут же все поняла без слов, обхватывая руками его голову и пряча ее в своих ладонях. Он уткнулся лбом в ее живот, и беззвучные рыдания стали сотрясать его сильное тело, отчего она только крепче прижала его к себе. Постепенно звук нашёл выход в громком крике, который он издавал словно раненое животное. Вопли, полные злости и ненависти к себе пронзали его тело и тонули под ее рёбрами. Он ненавидел только себя, а не весь мир. Только себя за то, что не смог ничего изменить и не сможет впредь. Вся агрессия была направлена во внутрь, и она, как никто, хотела бы иметь силы избавить его от этой войны, что ломает его на части. И она обнимала его крепче, пока он обессилев не затих, опустив лицо.  — Я больше так не могу, — прошептал он, — Не могу продолжать делать это… Как заведённый он повторял, что у него не осталось сил. Он шептал о том, что ему жаль, что он пришёл к ней. Что он поступил глупо, поставив под удар ее карьеру. А затем он порывался уйти, говоря, что не должен быть здесь. Она осторожно приподняла ладонями его лицо, все ещё раскрасневшееся от крика и слез:  — Эй, я здесь, и я никуда не денусь. И ты здесь и никуда сегодня уже не пойдёшь. Она старалась чтобы ее голос не дрожал. Старалась не выдавать своего волнения от близости его тела. От того, что он открылся перед ней. Он был здесь, слабый, прося помощи у неё одной, всего лишь девушки, которая не могла драться, стрелять, надирать задницы преступникам и предотвращать терракты. Но сегодня она могла дать ему то, чего не умел он. Спокойствие, принятие и любовь. Она могла дать ему часть всего этого, чтобы хотя бы на один вечер он простил себя. Чтобы сегодня он не был один на один со своей непосильной ношей. Она взяла его за руку и взобравшись на кровать, потянула за собой:  — Тебе надо поспать. Это не профессионально, но ради него она готова поступиться карьерой.  — Я не должен… — он замер на полуслове.  — Ты просто отдохнёшь. Это не преступление, — она села, откинувшись на изголовье. Митч медленно прилёг рядом, скинув ботинки на пол. Звенящая тишина заполнила квартиру. Он чувствовал себя неуютно, но к счастью, алкоголь не давал ощутить этого в полной мере. Она хотела бы найти слова утешения, но что тут скажешь? У его мертвой невесты сегодня должен был быть день рождения. Она бы оделась в какое-нибудь миленькое платье и пошла бы под руку с самым красивым парнем на свете. Она бы уже носила его фамилию, а возможно и его ребёнка под сердцем. А он был бы самым счастливым человеком на земле, а не оболочкой того, кем он был когда-то. Одна маленькая пуля по несчастливому стечению обстоятельств оборвала жизни двух человек. Для Катрины все закончилось, а для Митча наступил бесконечный беспросветный лимб, полный боли и ярости. Сегодня он должен был быть счастлив, а не напиваться в баре и затевать драки. Он повернулся на бок и прикрыв глаза прошептал:  — Оно постоянно болит.  — Если оно болит, значит оно ещё живое, — она осторожно потянулась рукой к его груди, не смея прикоснуться. Он открыл глаза и, перехватив ее ладонь, прижал к сердцу. Он весь дрожал, но точно не от прохлады помещения.  — Мне очень жаль, — она почувствовала соль на глазах, — Мне так жаль, Митч! Голос предательски оборвался. Впервые она говорила с ним не как специалист, а как друг. Она говорила не заученные фразы, а от сердца. Он, не выдержав ее слез поспешил спрятать свои, но теперь она, перехватив его запястья, прижала его к себе. Два человека, совершенно посторонних, но в этот момент ставших невозможно близкими, потому что открыли свои сердца друг для друга. Потому что доверие и поддержка важнее страсти. Она нежно перебирала его тёмные волосы, пока он проваливался в тяжелый беспокойный сон, и надеялась, что эта ночь принесёт ему хоть временное, но облегчение. Пропускала спутанные пряди между пальцев, удивляясь тому, почему сегодня он пришёл именно к ней, и возможно уберёг себя от глупостей, о которых стал бы жалеть. А может, назавтра он будет жалеть именно о том, что пришёл. Сегодня он может быть слабым, чтобы завтра снова подняться и идти вперёд, крушить всех, кто заставляет невинных страдать. Но сегодня он просто человек. Сломленный и разбитый… Просто человек.