Только один шаг

      — Ребят, у меня жених, вообще-то, есть, у нас свадьба через несколько месяцев…              Голосок всегда уверенной в себе Оксаны звучит непривычно неловко и мягко, но словно ударяет прямо в солнечное сплетение, выбивая всю возможность дышать. У Антона что-то ломается в голове сейчас. Как же так вышло? Они ведь нарочно решились спросить у неё прямо, кто ей нравится больше. Им ведь обоим казалось, что есть какая-то искра, есть постоянные знаки внимания, есть что-то особенное в её взгляде…              Но это всё было лживым.              В чём вообще был смысл всех этих споров? Антон огорчённо выдыхает и поднимает взгляд на Арсения, невербально передавая ему какой-то не очень очевидный сигнал. Попов, конечно, не замечает или же делает вид, но почему-то улыбается как-то кривовато, будто нервно. То ли слишком не ожидал такого исхода, то ли его это даже… забавляет?              — Прости, Оксан, мы не знали, — с тихим смешком проговаривает Арсений.              — Да, мы чего-то… не подумали спросить. А кольцо…              — А я его не ношу пока, — мягко и понимающе, кажется, улыбается Оксана, показывая свою изящную ручку и поигрывая пальчиками в воздухе, чтобы сконцентрировать чужое внимание на отсутствии помолвочного кольца. — Не говорите никому, идёт? Пусть будет сюрпризом.              — Конечно, не беспокойся, — заторможенно отвечает Антон, а Арсений лишь кивает и всё продолжает мерзотно улыбаться. — Мудак, — бросает ему Антон, когда Оксана уходит.              — Скотина, — удивительно самодовольным тоном произносит Арсений, улыбается и сваливает прочь, уходя в отдел.              А Антон так и остаётся стоять в коридоре, отрешённый и не понимающий, почему вообще до такого докатилась, собственно, его жизнь. И почему Арсений так доволен, если ему тоже нравится Оксана? Они же оба, блин, за ней ухлёстывали… пока Антон не психанул и не потребовал решить всё прямо сейчас. Странно, что до этого не приходило в голову просто прямо спросить. А этот его «флирт» с вечной улыбочкой очень даже похож на стандартный уровень общения с кем бы то ни было, поэтому…              Оксана вполне могла даже и не понять ничего. Ну, глупец, что сказать.              Только обидно, блять, как-то. Но вот этот долбоёб вообще не похож на страдающего — об этом Антон делает окончательный вывод, когда после перекура возвращается в кабинет. Может быть, радуется, что Оксана, раз уж не досталась ему, то не достанется хотя бы и Антону. Работает себе, ножкой подёргивает довольный, бесит, сука, так сильно, что разъебать еблет хочется. И когда-нибудь он это сделает! Но сейчас приходится влиться в работу и хотя бы попытаться забыть о произошедшем. Хотя в груди неприятно и почти больно. Нельзя же быть таким наивным идиотом.              Но, казалось бы, конфликт исчерпан. Она не будет ни с кем из них. Но почему всё равно в воздухе настолько царит напряжённая атмосфера? Особенно когда они остаются наедине. А такое, чёрт дери, периодически происходит. Арсений будто преследует его.              — О, ты опять здесь. Лёгкие не убил ещё?              И вроде бы тон даже почти мягкий, с ноткой заботы, хотя и притворной явно, но первым же рефлексом проявляется желание ударить локтем в бок. Нехуй приходить на общий балкон, прекрасно зная, что Антон из кабинета может сваливать только поссать, пожрать и покурить. Нехуй вставать настолько близко, что от плеча ощущается жар.              — А ты когда уже свои убьёшь и прекратишь меня преследовать? — Антон всё же пихается в чужое плечо своим и отходит на шаг в сторону.              — Ты всегда так забавно злишься. Как чихуахуа. Лает, да не нападает, вроде безобидная, а пнуть хочется, — Арсений совершенно спокоен на первый взгляд, когда закуривает и прячет широкой ладонью огонёк от ветра.              — Врежу тебе — иначе заговоришь.              — Эти собачки, наверное, так же на своём языке говорят, когда на мастифов лают. Как думаешь, что с ними становится, если они всё же кусают?              Антон несколько ошалело смотрит на оборзевшего, как ему кажется, Попова, и рывком выдыхает остатки дыма из лёгких, свободную от сигареты руку стискивая в кулак. Нет, нельзя. Держаться. Держаться.              — Попов, да с хуя ты вообще такой, а? Всё, релакс, бля, Фролова не твоя. И не моя, — Антон последние слова говорит тише и отворачивается, вновь затягиваясь.              Он не замечает, что Арсений немного тускнеет и почему-то смотрит на его окольцованные пальцы, держащие сигарету. Не замечает, что он не затягивается долго, а только думает о чём-то, не сводя взгляда. Антон вообще ничего не замечает, но разве ж ему можно что-то в голову вдолбить, пока он так уверен в своих выводах?              — А с чего ты вообще решил, что она мне интересна? — спрашивает вдруг Арсений и отворачивается сам, наконец, затягиваясь.              Антон непонимающе хмурится и поворачивает к нему голову, выжидая продолжения. Объяснение, хоть что-то ещё. Скажи, сука, ещё хоть что-нибудь. Но Попов молчит. Тварь какая.              — Ты ж, блять, вечно мне мозг ебёшь за мои подкаты к ней. Чё я ещё подумать мог, придурок?              Сколько было всех этих тупых подъёбов из разряда «носишься за ней, как кобель за сукой, но ты уверен, что её интересуешь именно ты?» или «Антох, ты бы побрился хоть, ей более гладенькие нравятся, посмотри вот на меня, на, потрогай». А то и того хуже: «от тебя воняет слащаво, как от геюги, смени духи». Даже жаль, что в тот момент они в кабинете были не одни. Арсений говорил тихо, никто, кажется, не услышал, но вот крепкий пиздюль прямо в ебло они явно бы увидели.              — Хуле ты молчишь, Попов?! — невольно переходит на выкрик Антон и толкает ладонью того в плечо.              Арсений усмехается.              — Я разве хоть раз говорил, что это из-за неё? Может, мне ты нравишься, — и он затягивается со спокойным лицом вновь, даже не глядя на Антона.              Удивительная смелость. Они сейчас одни. Антон легко может сорваться, ударить, зажать у стены и ударить о неё затылком. Но Арсений говорит так уверенно, словно он знает наверняка: Антон ничего не сделает.              — Что?.. Ты чё, педик, что ли? — Антон как-то суетливо затушивает сигарету и бросает её в поставленную для этих целей рядом банку. — Фу, блять, ты серьёзно? Я, конечно, знал, что ты ебанутый, но…              — Я серьёзно.              — …              Антон молчит. Обе его руки в кулаках, он искренне хочет ударить, но почему-то не делает этого.              В это не верится, на самом деле, кажется, что Попов просто врёт, издевается. Да и, блять, нелогично это как-то. Это было бы заметно. Антон бы давно уже всё понял и держался бы подальше. Как же, бля, мерзко. Выходит, это просто очередная попытка вывести из равновесия.              — Даже не подходи, блять, ко мне. Пошёл ты нахуй, — резюмирует он свои мысли и отталкивается руками от балюстрады, поскорее заходя обратно в помещение.              И когда дверь за ним закрывается, на балконе раздаётся тихий вздох. Но этого он, конечно, уже не слышит. Да Антон и не услышал бы, останься он там, вместе с Арсением. Тому кажется, что Антон не увидит правды даже если та будет прямо перед лицом маячить. Может быть, хоть сейчас что-то понял?              Антону вот кажется, что Арс просто долбоёб. В смысле, как он может вообще ему нравиться? Попов же не педик какой, ну как ни крути, он точно слюни пускал на секретуху Шеминова. По крайней мере, бегал вместе с Антоном к ней, когда тот хотел вновь яйца подкатить, и постоянно мешался. Не давал покоя. Не отходил ни на шаг…              Да как же так. Нет, быть не может.              — Ты опять у меня под носом, — шипит он через несколько минут уже в кабинете.              — Я, вообще-то, здесь работаю, — спокойно вздыхает Арсений, усевшись за своё рабочее место напротив. Антон цыкает, решая никак это не комментировать.              В конце концов, и правда работает, вообще-то… а жаль. Жаль, что он в принципе где-то в зоне доступа. Антон просто находится рядом, в нескольких метрах, и его почти трясёт от мысли, что некуда деться. Он не верит в эту его шутку, ему кажется, что его хотят обвести вокруг пальца, насмехнуться над ним. Именно поэтому он периодически бросает злые взгляды на Арсения, хотя тому, походу, явно нет до этого дела. И это бесит ещё сильнее!              С работы вечером Антон выметается очень быстро. Он так не сбегал в принципе никогда — чаще всего ведь раньше просто вылавливал Оксанку где-нибудь, чтобы потусоваться минуту-другую и поболтать, или просто задерживался, чтобы вылизать жопу Шеминову (образно, конечно) и сделать пару лишних вещей, которые можно было бы оставить на потом. Но Антон же выёбистый, ему нужно быть впереди всех и утереть кому-нибудь нос. Но сегодня у него просто нет никаких причин для того, чтобы задержаться.              Есть только причины задуматься о происходящем. И всё было бы довольно легко, не напиши ему в «WhatsApp» Попов, стоит только вернуться домой. По всей видимости, не успел исчезнуть один повод посраться, Арсений решил тут же перескочить на другой:              Арсений Попов: «Даже не стал задерживаться сегодня? Я удивлён, Шастун, думал, ты всегда горазд коленки протереть перед Стасиком».              Не разбить телефон в первые же секунды очень сложно.              Антон Шастун: «Ты совсем охуел? Тебе заняться реально нечем? Я тебе когда-то точно еблет расхуячу».              Арсений Попов: «Как угрожающе. Но я понимаю твою злость. Девушку упустил, какой-то педик в тебя влюблён, а перед начальством всё ещё бесполезно заискивать. Тяжело быть тобой, я правда сочувствую».              Вот же мудачьё. Антон тяжело вздыхает и откладывает телефон, пытаясь держать себя в руках. В конце концов… Что? «Влюблён»? Антон даже хватается вновь за смартфон, чтобы проверить, но точно, вот же, чёрным по белому написано: «влюблён». Какая же грёбаная чушь, очень смешно.              Антон Шастун: «А днём ещё только „нравился“, кажется. Уже передумал? Ты, придурок, ну нахера так шутить? Это уже не смешно».              Арсений Попов: «Так, может, хватит думать, что я шучу? Или после извинений у нашего дражайшего начальника за последний проёб на встрече тебе сперма в голову ударила, и мозг перестал соображать? Бедняга».              Да как… как вообще можно писать о симпатии и тут же вот такие вещи? Антон искренне не понимает, и у него розовеют щёки от раздражения. Он бы с таким удовольствием проехался бы кулаком по этой самоуверенной роже! Но каждый в офисе знает: Антон — самый милый и добрый человек, вывести его просто невозможно… Если рядом нет Попова, конечно. Но сдерживаться всё сложнее с каждым разом.              Антон Шастун: «Держись, сука, подальше, иначе прощения просить уже я тебя заставлю, мудила. На коленях».              Арсений Попов: «О, не могу дождаться, котёнок. Только давай уже поскорее. Хотя меня заводит ожидание. Надеюсь, что и тебя тоже».              — Сука, — с ненавистью шипит сквозь сжатые челюсти Антон и бросает телефон на стол перед собой с такой силой, что тот отскакивает из-за силиконового чехла и падает на пол. Проверять, цел ли он, даже не хочется. Но приходится. — Блядство, да чтоб ты сдох, Попов!..              Что ж, пару косарей он теперь ему должен.              Арсений Попов: «Ты ведь тоже чувствуешь напряжение между нами. Взорвись, Антон. Станет легче. Ударь, если нужно. Сделай хоть что-нибудь».              Арсений Попов: «Я пиздец как хочу тебя».              Антон правда искренне хотел написать этому мудаку, что надеется увидеть его в гробу через пару дней, но читает сообщения и замирает. Он не понимает, почему у него подрагивают руки. Не понимает, почему к злости примешивается что-то ещё, не позволяющее ответить с ненавистью. Не понимает, почему вообще позволял себе обманываться Оксаной, хотя прекрасно чувствовал, что это лишь способ ещё больше ощущать к нему. Это способ ещё сильнее ненавидеть. Способ ещё громче кричать на него, когда доводит до срыва.              Это мерзко. То, что Антон ощущает, странно и мерзко. То, как Арсений пишет ему о своём желании — ещё более отвратительно.              И Антон не отвечает, а вовсе блокирует этот контакт в «WhatsApp». Всё равно по работе связываться им приходится крайне редко, а больше и незачем. Антон не знает, что Арсений, увидев это, тяжело вздыхает и лишь проводит по лицу ладонью. Ведь он в отчаянии. Он же чувствует, что Антона тянет. И вся эта показуха рядом с Оксаной его не обманет.              И если его не раскрутить на хорошие эмоции, то на плохие он уже почти смог. А от ненависти до любви, как ему помнится, только один шаг. И всё же Арсений улыбается, когда думает об этом. Ему кажется, что он уже достигает своей цели и наступает ей на пятки.              Если бы он сказал об этом Антону, тот бы, конечно, скрылся бы в раковину, как улитка. Поэтому, чтобы не напортачить сильнее, Арсений поступает иначе: замолкает совсем, действуя осторожно, никак не комментируя больше действия Антона и даже стараясь не попадаться лишний раз ему на глаза.              В офисе в ближайшие дни абсолютно тихо без их разборок. И это Антона невыносимо бесит.              Бесит и то, что на Арсении больше не приходится срываться. Просто не из-за чего. Поэтому периодически попадает подходящим с вопросами коллегам, один раз даже Стасу, из-за чего тот ошалело смотрит на сорвавшегося на крик Антона, когда тот рассказывает о «каком-то мудаке-клиенте».              — У тебя всё в порядке? — спокойно интересуется Стас.              — Да, прости, — уже тихо отвечает Антон и почему-то косится на Арсения.              А тот в душе улыбается, наслаждаясь зрелищем. Антону не по себе, он уже на взводе. Ему не хватает их ярких взрывов, не хватает злости, не хватает эмоций. Не хватает причины для того, чтобы подрываться, а между ними такая блядски напряжённая атмосфера, что только чиркни спичкой.              И всё, пиздец.              Значит, пора.              У Антона холодок между лопатками, когда он замечает подозрительный весёлый блеск в голубых глазах.              — Отдохни-ка пару дней, Тох, — Стас похлопывает по напряжённому плечу. — Если срываться на всех будешь, ни к чему хорошему это не приведёт, — Стас наклоняется и говорит тише: — К повышению — тоже.              Это успокаивает. Антон кивает и чуть заметно усмехается, не сводя взгляда с Арсения. Он своего добьётся. И вытурит нахер отсюда этого самовлюблённого мудака. Может ли быть, что он специально добивался этих срывов, надеясь, что таким образом Антон проиграет? Хуила, чёрта с два! Слишком долго он ебашил, чтобы Шеминов не разглядел старания.              Осталось совсем немного.              Арсений видит огонь в глазах и невольно кусает губу. Ему становится жарче. Наплевать, что он потеряет, наплевать, что никогда бы не получил ту девчонку (да и не нужна она ему), наплевать, что не получит повышения (это слишком очевидно, потому что Шеминов с Шастуном спелись слишком быстро и легко, это его место; да и Арсению, честно говоря, нравится идея быть в подчинении у этого ублюдка), но вот шанс получить Антона…              Он ёрзает слегка, так и не сводя взгляда ещё с пару секунд, пока Шеминов уже не обращается к нему, прося показать результат работы.              Вечером Антон периодически напряжённо посматривает в сторону Попова, не понимая, почему тот так и не ушёл домой. Уже два часа, как должен был бы, да и работой он нихуяшеньки, кажется, и не занимается даже, иначе б с хера ли в колонках звучали какие-то явно туповатые каламбуры? Залипать в «YouTube» после работы, оставшись в офисе, это, блять, просто гениально, но нахуя мешать работать-то?!              — Ты, может, свалишь уже домой, а? — не сдерживается Антон в какой-то из моментов.              — Ой, прости, я мешаю? Сделать потише? — Арсений улыбается очень даже искренне на первый взгляд, но звук в колонках выкручивает почти на максимум, настолько, что уши начинают болеть.              — Ты долбоёб, блять?! А если кто-то ещё работает?              — Да никому нахуй не нужна твоя работа в восемь вечера, Шаст. Один ты странный такой.              — Это ты, блять, никому нахуй не нужён, — бубнит себе под нос Антон, возвращаясь к работе.              Арсений лишь посмеивается и всё же вырубает «YouTube» совсем, а после забрасывает ноги перед собой на край стола и смотрит на Антона, намереваясь его совсем довести. Сегодня.              Или же никогда.              Антон пытается работать, но на деле под столь пристальным взглядом от Арсения он просто не может. И даже перекуры не помогают — он пробовал, — и единственное, что спасёт, это просто попытка забрать работу домой, но там ведь ещё хуже. Кто вообще дома может работать? Поэтому в один из моментов Антон показательно вздыхает и поднимает взгляд на Арсения.              — Нет, ты серьёзно? Чего ты добиваешься?              — Я думал, что ты давно уже догадался, Антош, — мягко произносит Арсений и улыбается. Широко, гадюшно так, ей-богу, настоящая змеюка. — Тебя.              Антон замирает, удивлённо глядя на того. В очередной раз так уверенно и спокойно намекает… нет, фактически открыто говорит об этом. Это не может быть правдой, ни один нормальный человек не сможет спокойно говорить о симпатии и своём намерении завоевать.              Арсений, правда, совсем не нормальный. И этого он никогда не скрывал. Но вот сейчас он видит оторопевшего Антона и, кажется, теряет все остатки своей нормальности. Антон, по всей видимости, всё ещё старается держать себя в руках, но это вот вообще не входит в планы Попова. Не-а.              — Антош, а как ты добился такого уважения от Шеминова? Поделись секретом. Ты его на столе раскладываешь? Или он тебя?..              — Что?.. — сначала тихо спрашивает Антон, не сразу начиная понимать, о чём речь. Нет, настолько вот нагло издеваться? — Ты совсем идиот? У нас ничего не было!              — Да? А я вот не уверен. Или, может, ты в рот берёшь, в этом нет ничего зазор…              Арсений умолкает, потому что Антон резко поднимается, уперевшись ладонями в стол. Его стул откатывается назад с диким грохотом, и Арсений медленно поднимается сам, выставив ладони перед собой.              — Тише-тише, торопыга… Неужели не любишь прелюдии?              — Попов, блять! Ты уже совсем, сука, все границы переходишь! — Антон взрывается на крик и подходит ближе, огибая составленные друг перед другом столы. Блядство, как же он, сука, мечтает съебать из этого кабинета. — Имей, блять, совесть!              — А ты имей меня, — чуть слышно шепчет Арсений, невольно делая шаг ближе, навстречу к Антону, и тут же шипит от боли, потому что по щеке прилетает удар.              Всего лишь пощёчина, от которой тут же разгорается кожа. Ладонь у Антона теперь тоже горит, и он тяжело дышит, стоя в полушаге.              — Попов, хватит. Я до последнего сдерживался, но, блять, я уже не могу. Я не знаю, что я тебе сделал и когда, но прекращай. Хватит, — Антон взывает к остаткам разума.              Но разума сейчас у Арсения просто нет.              Он смотрит совершенно спокойно и тянется вперёд, явно намереваясь поцеловать. У Антона округляются глаза, и он хватается за рубашку Арсения на груди, встряхивая за неё. Слышится треск — ткань явно где-то подрывается от пальцев.              Антону похуй.              Арсению похуй.              — Попов, блять! Да что с тобой?!              — Сука, да как же ты заебал, — едва ли не плачущим тоном проговаривает Арсений, подняв взгляд на глаза Антона. Сколько можно его провоцировать?! — Ты, блять, — Арсений собирает всю свою волю в кулаки, честное, блять, поповское, и его взгляд становится твёрже, чем когда-либо. Даже Антону не по себе. — Ты просто охуевший сопляк, пришедший сюда без грёбаного, сука, опыта, — Арсений хватается за ворот Антона и дёргает на себя, и его не волнует, насколько болезненно в него впиваются чужие пальцы. — Самоуверенный выблядок, считающий, что всё ему дозволено. Обогнавший весь грёбаный офис. С хера ли ты решил, что это место будет твоим? Ты задерживаешься на работе, потому что свои брюки протираешь перед Шеминовым, я уверен. Если тебе тупо не перед кем, то я…              И снова удар, но в этот раз настолько сильнее и болезненнее, что Арсений выпускает Антона и хватается за челюсть, зажмурившись и что-то простонав. Он проверяет пальцами осторожно, потому что блядски болит, ведь Антон въебал явно кулаком, и охуевше выдыхает, потому что в первые секунды даже почти не чувствует прикосновений пальцев. Больно. Но он поднимает почти счастливый взгляд на Антона, будто бы умоляя: «Ещё. Врежь мне ещё, только сделай хоть что-то. Как же ты заебал сдерживаться».              — Какого хера… — Антон ударяет ещё раз, притираясь костяшками о губу, из-за чего та просто подрывается, но Арсений жмурится почти от кайфа, отступая на шаг и вновь выставляя ладони вперёд. Хотя бы отдышаться. Хотя бы перетерпеть. Дай ещё секунду, Антон. — Какого хера ты не можешь просто остановиться, блять, а?!              Антон уже не даёт уйти и хватается за Арсения вновь, встряхивая его с силой и ударяя о стену рядом. Арсений тяжело дышит, облизывая, собирая отчётливый вкус крови с губы, и смеётся тихо, но как-то сумасшедше, потому что чувствует, что добился своего. Антон взорвался. Подрывается так, что уже не остановить.              И ещё удар.              — Да с хуя ли ты смеёшься, уёбок?!              Арсений стонет от боли, отвернув голову. Губа, кажется, подрывается сильнее, потому что адски жжёт и набухает. Арс пробует её языком и косится на Антона, продолжая улыбаться. Врезать в ответ хочется, но он не в силах. Слишком заворожён происходящим, слишком влюблён в вид злого Антона и в его крики. И в то, как он его встряхивает вновь, заставляя удариться затылком и пошатнуться.              Мерзко. Больно. Но так охуенно видеть этот взрыв.              Сам Антон почти не соображает, осознаёт только одно: ему сейчас хорошо, он получает выплеск, которого не хватало, вот только теперь и правда сложно остановиться. Ему хочется ещё. Ведь так приятно горит ладонь, так приятно саднит кулак, так хорошо до боли в собственных пальцах стискивать сейчас челюсть Попова и встряхивать и за неё, вынуждая смотреть в собственные глаза.              — Говори со мной, сука!              — Ты мне губу разбил, дурачина… — Арсений вновь смеётся, но тут же шипит от боли, потому что губы растягивать невыносимо больно.              — Попов, блять! — Антон вновь кричит и замахивается.              Но на него смотрят настолько влюблённые, живые и даже смеющиеся глаза, что он почему-то замирает в удивлении. Это Арсений?.. Тот самый, в котором он видел дохуя ненависти и даже отвращения? Высокомерия. Сейчас он выглядит таким… Мягким. Довольным. Его глаза блестят не то от удовольствия, не то от слёз из-за боли. И это так красиво.              Антон тяжело выдыхает, намереваясь отстраниться и извиниться. Попов ему, вообще-то, ничего даже не сделал, просто говорит раздражающие вещи, но это ведь не повод бить… Вот только когда он убирает руку, удерживавшую прежде у стены, Арсений отчего-то хватается за его плечи с силой и держит возле себя.              — Нет. Антош. Постой.              Он морщится вновь явно от боли, но после как-то подозрительно опускается ниже, из-за чего Антон вновь хватается за него и дёргает вверх.              — Нет, сука, ты туда не полезешь, понял?! — он поднимает Арса вверх, но тот смотрит вновь таким благоговейным лелеящим взглядом, что сложно становится удержать. Арсений пытается опуститься вновь, но Антон рычит, удерживая его крепкой ладонью уже за шею. — Хватит.              Арсений кряхтит тихо и пытается прокашляться, но не получается. У него на подбородке кровь, взгляд влажный, ему больно, но больше всего сейчас хочется пробить Антона на эмоции ещё. Заставить сорваться. Заставить отдать ему всё, каждую эмоцию до последнего.              — Не хочешь, потому что всё равно уже слил с начальством, да? — ухмыляется он и чувствует, как рука сжимает лишь сильнее. Да, блять, это то, что ему нужно. Это то, что так бесит Антона. Сильнее всего. Он давно подметил, как его задевают намёки на связь с Шеминовым. — Не переживай, я понимаю. Наверное, тяжело через пару часов захотеть ещё кого-то…              И снова удар по щеке, но уже пощёчиной. Антон сжимает шею теперь обеими руками и рычит разъярённо, словно зверь, почти в чужие губы.              — Я тебя ненавижу, мудак. Ненавижу, — шипит он.              Арсений только посмеивается из последних сил и чувствует, что уже совсем не может дышать. Он хватается руками за запястья Антона, стискивает их со всей силой, пытаясь от себя отстранить, потому что ему понемногу становится правда страшно. И эта злость в глазах Антона… настоящая абсолютно. Арс округляет глаза, чувствуя, как кружится и будто бы раздувается голова.              Неужели это всё? Неужели он ошибся в нём?..              Арсений закрывает глаза, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. Ему не хватает сил отпихнуть от себя злого Антона, он кряхтит, мотает головой слабо, скулил бы, если б только хватало воздуха…              Антон смотрит, как из-под чёрных ресниц просачиваются слёзы, и не осознаёт себя. Он стискивает так сильно, что уже самому больно, но в последние моменты он удивлённо замечает, что находится в опасной близости от губ, и он… кажется, успевает коснуться их.              Это осознание заставляет его резко убрать руки от Попова, уложив их, правда, на плечи, чтобы не дать к себе потянуться, и Арсений тяжело вдыхает, в несколько вдохов ощутив, что жизнь почти возвращается. Сегодня он не умрёт. Успех.              — Ты сумасшедший… — тихо выдаёт он и смотрит на Антона.              На его губы.              На них остался след крови.              Он поцеловал его?.. Из-за нехватки воздуха губы совсем не чувствовали ничего, и он может делать такой вывод только из-за этого следа. Он точно коснулся его. Других вариантов быть не может. Но если он только намекнёт на это, посмеётся, Антон испугается и всё испортит.              Нет, они испортят. Так нельзя.              Нужно, чтобы Антон верил, что сам он в выигрыше. Только Арс будет знать правду. Победителем выйдет отсюда лишь он.              — Антош, я понял, отпусти, — мягко просит он и касается ладонью груди Антона. Главное — продолжать бесить, но не давать сбежать. А с силой его ненависти он как-нибудь разберётся. — Ты так совсем меня убьёшь.              — Может, я мечтаю об этом, — прорыкивает Антон, и Арсений ему, конечно, не верит. Особенно когда замечает странную складку на чужих брюках, глядя вниз. — Хуле ты туда уставился? — неожиданно напряжённо спрашивает Антон.              И Арсений понимает, что догадка верна. Ему сложно не усмехнуться, но он отдаёт все силы на это. Не только потому что ему слишком больно для этого, но и потому что Антон разозлится сильнее и просто не подпустит к себе. Сочтёт за унижение. Пусть будет так.              Сделать вид, что не заметил? Пожалуй, так лучше.              — Ты так злишься… Всё пытаешься мне указать моё место. Но так и не понял, где оно находится, — Арсений проговаривает всё это медленно и очень тихо, заставляя Антона вслушиваться. — Покажи мне, Антон. Если, блять, умный такой, то ты его знаешь.              Антон хочет врезать вновь, это ощущается даже по стиснувшимся пальцам на плечах, но он уже не делает этого. Арсений понимает, что это хороший знак, значит он всё говорит как нужно.              — Ты ведь сам просто как завистливая шавка, Попов. Лаешь на меня, когда не получаешь того же, чего хочу я. Самому не надоело?              Арсений вскидывает горделиво подбородок и хмыкает, стиснув челюсти, хотя это и блядски больно. Но он упорно держит их зажатыми и молчит, ожидая вердикта Антона. Он хочет. Это ведь видно даже по беготне взгляда. Нервничает.              Ладно, Антон. Последняя подсказка.              — И что тогда со мной делать? — почти одними губами спрашивает он. — На какое место отправишь меня, как псину?              Антон молчит с секунду или две решаясь, и прорыкивает, сильнее хватаясь за чужие плечи перед очередным ударом о стену:              — На колени, сука. Передо мной. Всё лаял про меня перед Шеминовым, а теперь будешь как последняя блядина извиняться передо мной. Как тебе идея?              Арсений чуть заметно усмехается (Антон не замечает — пронесло) и дёргает плечами, высвобождая их из хватки чужих рук. Уже не так больно. А его гордость затмевает всё.              — Как скажешь, — мягко произносит он и утирает тыльной стороной запястья под губой, после глянув на руку. Пиздец кроваво. Что ж. Он опускается на колени, не думая совершенно, потому что решение сам он принял уже давно. А опустившись, поднимает взгляд на явно охуевшего Антона и усмехается. — Не переживай, я никому не расскажу, что ты мне это позволил. Это будет наш секрет.              Антон пихается коленом в плечо Арсения, и тот неожиданно для себя реагирует довольно быстро, пресекая движения и зажимая бёдра Антона руками, чтобы тот не дёргался. Антон хочет сбежать, его бёдра напряжены, но Арсений тянется вперёд и тяжело выдыхает на его пах, с удовольствием отмечая, что член всё-таки явно… как минимум, отлично приподнят.              И от горячего воздуха Антон едва заметно подаётся назад и рывком опускает ладони на стену перед собой, чтобы только найти опору. И тогда Арсений понимает, что он не сбежит. Потому что сделал себе удобнее, нашёл возможность остаться.              Как же он мечтал об этом. И пусть ему больно, он даже не думает о боли, он просто торопливыми движениями разбирается с ремнём и ширинкой брюк, слушая тяжёлое дыхание над собой и искренне наслаждаясь им.              А Антон лишь смотрит зашуганно, словно загнанный в угол зверь, и ему всё кажется, что это очередная издёвка Попова, желание доказать, что он, Антон, сам лишь грёбаный пидорас, готовый сунуть член мужику в рот.              А что, если он правда готов? Неужели он, блять, готов?..              Он суетливо смотрит по сторонам и тихо, явно нервно выдаёт:              — Кто-то может вернуться…              — Нет, — упрямо произносит в ответ Арсений, спуская брюки до бёдер, а после выпуская их — те падают на пол. Антон чувствует себя блядски неловко, но вот Арсений с воодушевлением тянется вперёд с жадностью истинной суки, набрав только слюны побольше, чтобы широким и горячим мазком языка пройтись по набухшему члену через ткань трусов и вызвать этим несдержанный выдох Антона. — Как я и говорил: только тебе нужно быть на работе в это время, — добавляет Арс, отстраняясь и поднимая взгляд на Антона.              — Но ты ведь почему-то всё ещё здесь, — тихо парирует Антон и смотрит поплывше на Арсения.              — И ты всё ещё не понимаешь, почему? — ухмыляется Арсений и шипит тут же из-за боли в губе. — Чёрт, ну ты и мастер пиздить. Успокоился, зверюга? — он вновь утирает выступившую кровь и смотрит на Антона.              Но тот только морщится и относительно прошлых ударов довольно слабо, а всё же больно ударяет по щеке ладонью.              — Буду бить тебя, пока ты не поймёшь, что у меня ничего к тебе нет, кроме ненависти.              Арсений ошалело смотрит наверх и отирает ладонью щеку. Что ж, пусть даже так… он получит своё. Хотя Антону он никогда в этом не поверит. Член так стоять просто от срыва друг на друге не будет, и пусть пытается убедить в обратном.              — Не медли, сука, — Антон всё же одной рукой хватается за макушку Арсения, сжав его волосы пальцами, и Арс шипит от боли, но поддаётся, склоняя голову к паху.              Тем более, что и сам он медлить не хочет. Именно поэтому он вновь и вновь выглаживает языком член прямо через ткань, смачивая и возбуждая сильнее, и Антон бы очень хотел прямо сейчас протолкнуться куда-нибудь поглубже, но и эти ощущения столь возбуждающие и горячие, что прекратить слабо двигаться тазом и отираться о губы и язык Арсения он просто не может.              Арс недолго тянет, но после сам дрожащими от нетерпения, боли и собственного желания пальцами хватается за край трусов Антона и тянет их вниз, тут же с какой-то необъяснимой любовью в глазах оглядывая показавшийся член. Красиво оголённая головка, лишь по краям прикрытая кожицей, которую так легко сдвинуть мягким движением пальцев, влага у самой уретры — её Арсений тут же слизывает и жмётся губами и носом к члену на несколько секунд, вдыхая слегка застоявшийся запах.              Антона это раздражает. Снова медленно, снова не хватает ощущений. Поэтому он дёргает Арсения за волосы, срывая с его губ короткий стон, и притягивает к члену вновь, несколько сумасшедшим взглядом глядя сверху на происходящее. Арсений на мгновение поднимает собственный взгляд и понятливо хмыкает, укладывая пальцы на основание крупного довольно, на его взгляд, члена, чтобы направить к себе в рот. Ему приятно ощущать эту твёрдость, возникшую именно из-за него. Твёрдость человека, который совсем недавно вопил о ненависти. А сейчас он хочет его.              И тело не соврёт.              И не соврёт стон Арсения, когда он со слишком заметным удовольствием подчиняется тяжёлой руке, позволяя члену проникнуть в рот. Головка солёно прокатывается на языке и трётся о нёбо, Арсений обжимает член внутри, создавая вакуум, и поднимает блядский взгляд, от которого Антона слишком очевидно ведёт, хоть он и пытается до последнего делать вид, что ему это неприятно.              Что он лишь старается унизить этим Арсения.              Такой наивный.              Но Арсений подыграет. Просто чтобы остаться при своём. В конце концов, он ждал этого давно, хотя Антону об этом лучше не напоминать, пока не смягчится. Колени тяжёлой поступью перешагивают ближе, и Арсений берёт глубже, обвивая бёдра Антона словно бы в ласковом объятии и заглатывая член с жадностью, почти умудряясь даже забыть про отвратительную боль в разбитой губе и челюсти, хотя хочется закатить огромный скандал по этому поводу и ответить с такой силой, с которой ещё никто от него не получал.              Но он сам будто бы, напротив, так отвлекается на эту боль и концентрируется на ней, что теряет весь смысл в остатках злости и даже умудряется прочувствовать собственное нарастающее возбуждение. Ему, блять, приятна эта боль, приятно ощущать, что Антон, так стремящийся заставить его повиноваться и быть тихим и спокойным, сам попался в его сети.              Ведь прямо сейчас он в гораздо более уязвимом положении. Арсений движется головой довольно быстро и поднимает взгляд, искренне наслаждаясь крепкой хваткой в волосах. Он смотрит на Антона и будто бы невербально спрашивает о том, не боится ли тот так нагло и уверенно толкаться в рот. В конце концов, члену недолго и очень больно сделать укусом. А Антон… доверяет. Наверняка понимает в глубине души, что это всё из желания Арсения. Но ему, кажется, сложно понять, что это…              Их обоюдное желание.              Арсений стонет и тогда, когда Антон ведёт его, с силой дёргая на себя, да так, что ударяется в стенку внутри, причиняя тем самым боль обоим. Но ему, кажется, плевать на это, или это его даже… заводит? Арсений наблюдает, и его глаза слезятся от боли, но хуже, когда Антон тянет на себя ещё сильнее рывком, с силой проталкиваясь вглубь, и Арсений через боль, впиваясь в бёдра Антона со всей душой, еле умудряется сглотнуть так, чтобы пропустить глубже. Горло тут же будто бы продирает, проявляется рвотный рефлекс, который Арсений, как он сам думал, давно уже смог подавить… набравшись опыта. Но сейчас, когда продираются (иначе не скажет) насильно, это сложно сделать. Он давится, упирается в бёдра, плачет, перепуганно глядя на Антона, но в пару секунд ему удаётся перебороть себя, и он лишь смиренно опускает взгляд, смыкая веки.              На мгновение он чувствует себя проигравшим. И всё, что ему помогает сейчас оставаться на плаву, это мысль о том, что Антону всё равно будет хуже, когда тот осознает произошедшее. Он смотрит со злостью перед собой, лишь ощущая, что слёзы текут без остановки, и позволяет Антону эти грубые рывки, просто обмякнув на нём и едва умудряясь хоть иногда немного вдохнуть.              Антону же похуй, он уже словил свою волну и толкается одурело, болезненно, чувствуя боль в бёдрах, чувствуя боль даже на члене, в костяшках одеревенелых сейчас от крепкой хватки пальцев, едва ли не рвущих на макушке Арсения волосы.              В один момент Арсений почти скулит, явно не имея возможности ни дышать нормально, ни действовать хоть как-то, и Антон остервенело рычит, отдёргивая его от себя за волосы и вынуждая выпрямиться, приподнявшись на одной лишь хватке волос. Блядски больно, Арсений стонет, ударяясь затылком о стену, коленями бестолково разъезжается на скользкой ткани брюк по полу и тяжело дышит, стараясь словить плывущим влажным взглядом взгляд Антона.              Он выглядит так отвратительно (или пиздец как красиво?) сейчас: слюна вперемешку с кровью на губах и подбородке, зарождающиеся гематомы на челюсти, ноющие глаза, в которых всё ещё откровенно читается что-то блядское. И… пиздец.              — Охуеть. У тебя что, стоит? — Антон усмехается, глянув на то, насколько сильно выпирает член в паху у Арсения. — М-да, блять, я-то думал, что страдаешь ты сильнее сейчас, чем хочешь меня.              Арсений хватается руками за предплечье Антона, стискивает его и шмыгает, пытаясь отстранить от своих волос.              — Больно, Антош… Дай я закончу…              — Больно, сука?! — Антон ударяет с силой свободной ладонью, и Арсений отворачивается по инерции от удара, с шумом всхлипывая. — А мне, блять, думаешь, охуенно всё это время было слушать тебя?!              Арсений поднимает взгляд на Антона, вновь повернувшись. Может ли быть, что он правда пресёк черту? Но даже если это так. Он ни о чём не жалеет. Именно поэтому через боль улыбается сейчас, из-за чего Антон только сильнее злится.              — Сука, как же ты бесишь, — он вновь ударяет, и в этот раз Арсений даже почти не сдвигается, упрямо глядя в глаза. — Ненавижу, сука. Ненавижу, блять, — и ещё удар.              И эти слова ненависти звучат для Арса сейчас самым романтичным признанием в любви. И когда Антон вновь тянет его к члену, он мычит в удовольствии, с ещё большим интересом вовлекаясь в процесс и самостоятельно насаживаясь глубоко, до самого лобка, только после полностью давая Антону волю в толчках.              Хватка в волосах уже от обеих рук кажется теперь просто спасением, он кайфует, цепляясь за бёдра Антона, наверняка оставляя на них синяки, причиняя сильную боль, которую сам Антон даже не замечает. И им обоим сейчас похуй на всё, только Арсений мечтает, наконец, прикоснуться к себе, потому что этот момент сводит его с ума.              Нет, он всегда был сумасшедшим. Особенно рядом с ним.              — Ненавижу… — упрямо повторяет Антон периодически, вбиваясь в Арса уже на последних неосознанных толчках. — Ненавижу… Ненавижу, — он повторяет бездумно, совершенно теряясь в ощущениях и эмоциях.              И Арсений прекрасно чувствует, насколько крепнет член, поэтому помогает сам, двигаясь головой навстречу так быстро, как может, закрыв глаза и полностью посвятив себя процессу. И ждать остаётся недолго, потому что в одно мгновение член напрягается ещё сильнее, Антон дёргает Арсения к себе обеими руками, зажимая и не позволяя отстраниться, но тот и не пытается. Он чувствует на языке движение члена, выстреливающего в глотку спермой, которую Арсений тут же, особо не успевая ощутить, сглатывает, а после движется ещё немного по члену губами, вынуждая выдоить все остатки и передёрнуться в хватке крепких рук от удовольствия.              Вот так.              Вот так он может.              И ощущать то, как напрягаются бёдра во время оргазма и расслабляются после — бесценно. Арсений поглаживает их мягко, отстраняется от опадающего члена и поднимает взгляд.              И Антону, плохо соображающему сейчас и не удерживающемуся от тяжёлого дыхания, видится почему-то, что этот взгляд полон слепого обожания. Взгляд человека, который добился своего. Человека, который сейчас… почти счастлив.              Это пугает. Пугает то, что Арсений, вопреки его ожиданиям, явно не похож на сломленного и разбитого.              Арсений же даже улыбается и морщится тут же, потому что всё ещё больно, а после рухает на пятки задницей, не в силах больше держаться.              Он и сам тяжело дышит, хотя его отвлекает боль в напряжённом члене, боль на лице. Но ему так хорошо, потому что то, с какой жадностью на него смотрел в процессе Антон, ничто не перекроет уже. Антону нравилось. Ему не могло не понравиться.              Арсений посмеивается, когда Антон суетливо и до смешного неловко натягивает трусы и застёгивает брюки. Он наблюдает даже с интересом за тем, как Антон отходит к своему рабочему столу, выключает лишь парой нажатий компьютер, а после — сгребает свои вещи, явно старательно не глядя на Арсения.              — Как завтра будешь объяснять Стасу моё лицо? — хрипло интересуется Арсений, даже не пытаясь подняться, но припав спиной к стене для удобства.              — Никак. Сам объяснишь, меня завтра не будет, — сухо отвечает Антон и поднимает всё же взгляд на Арсения. — И я ненавижу тебя, сука. Понял?              Да. Ненавидит. Это было ощутимо. Очень ярко, очень болезненно. И так красиво. Но сейчас Антон явно спокойнее, мягче… Он избавился от груза отвратительных эмоций, ему сейчас, кажется, намного легче. Значит ли это всё, что от ненависти до любви им действительно остался только один шаг?              — Понял-понял, — смеётся Арсений и шипит, утирая запястьем под губой. Сука, как же больно. — Эй, Антош, — зовёт он в последний момент, когда дверь из кабинета уже приоткрывается, чтобы выпустить Антона.              Тот замирает и оборачивается лицом, поднимая будто бы неловкий, обеспокоенный взгляд на Арсения. Ему не по себе от всего случившегося. И как оправдать синяки на Арсе — дело последнее, Попов и сам разберётся. Ввязался в драку, скажет. Или даже скажет, что это дело рук Антона, похуй. Все знают их отношение друг к другу. Но вот как оправдать себя перед самим собой же? Он вздыхает, когда понимает, что смотреть со злостью больше не может.              Он смотрит лишь с невыносимой усталостью.              — Я ненавижу тебя сильнее, — с улыбкой тихо произносит Арсений.              Антон молча выходит, закрывая за собой дверь. И когда он быстрым шагом уходит по коридору подальше от их кабинета, на его губах проявляется едва заметная улыбка.              «Нет, мудила. Я тебя — ещё сильнее».