Холодный шелк

      Герберт заходит в покои, сбрасывая бархатную мантию на холодный пол. Смотрится в зеркало по привычке – и видит пустое место, облачённое в мерцающее мягким сиреневым одеяние.       Фарс. Игра одного актера для других таких же актёров в ловушке вечности.       Страшно и грустно, и больно. Герберт помнит каждый вздох в эту ночь так отчётливо, что готов распрощаться со всеми воспоминаниями разом, лишь бы и это ушло вместе с ними. Растаяло, рассыпалось прахом на солнце.       И чего он ожидал? Что мальчишка радостно повиснет у него на шее? Что в руках, века не знавших тепла, чья-то уходящая жизнь ощутит себя в безопасности?       Кровопийца, ни живой, ни мёртвый, кому ты сдался такой, избалованный графский сынок? Привык получать все и сразу... Ха! Всё и ничего. Ничего. Снова.       Отец говорит, не впервой. Отец говорит, пройдёт, забудется, ведь время уносит по крупицам любые переживания. Отец... Пошел он к чёрту! Отец повинен в том, что Герберт не может умереть.       А Альфред – в том, что не хочет. Вот только он сбежал, укрывшись под вороновым крылом полуночи, и с ним девчонка. Герберт сперва обижался, но теперь все заволокла липкая тревога.       Что, если их настигнут дикие звери? Впрочем, даже бесстрашные лесные обитатели за километры обходили проклятые земли подле замка фон Кролоков.       Сара обратит его, Герберт знал. Но что если она не сумеет остановиться? Тогда Альфред...       Фон Кролок одёргивает себя, стараясь отмести подобные сценарии. Конечно, они разделят вечность, но быстро поймут, что идти им некуда. Ведь точно! Совершенно. Единственное место, где они не будут представлять опасности для других – замок старого графа. Они вернутся. Обязательно вернутся?..       Герберт обнаруживает себя у окна, взволнованно поглядывающим в лесную плоть. В небесах разгорается пожар восходящего светила, и Герберт со вздохом укрывается за тяжёлыми занавесками. Мужчина опускается в извечно холодную постель. У него есть всё: бархат и шёлк, вино и свечи. И длинною в жизнь извечное одиночество.