Обещания которые рассыпались пеплом

Сон был единственным способом исчезнуть из реальности. Из грязной, погрязшей во лжи и боли. Но зло пробралась и туда. Кошмары. Теперь они стали частью его, как напоминание. « Ничтожный, пытался сбежать в мир полный любви и счастья и не заметил, как сам его и разрушил». Просыпаться от собственного крика. Пытаться успокоится, бесполезно стирая слёзы. Это продолжается — несколько лет и похоже не собирается останавливаться. Друзья–фальшивки, предавшие когда им стало выгодно, любовь казавшейся самым прекрасным напитком, как холодная вода в жаркий летний день, оказалась протухшим коктейлем, от которого только и остаётся, что страдать и разгребать «заразы». В голове крутится лишь одна мысль, как заевшая пластинка « почему». Почему именно ему приходится терпеть унижения одноклассников, домогательства со стороны опекуна. Почему каждый раз когда лезвие проходит по коже он останавливался, не в силе сделать новый порез, как будто что-то шепчет « нет, ты ведь не настолько слаб, чтобы покончить с жизнью ». И он верит, верит в эту явную ложь, игру его сознания. Его психике скоро настанет конец. Психолог сам ему это говорил. Жалость, вот что он видел в глазах этого человека. Как же это его раздражало. Ему не нужна ничья жалость, ему вообще ничего не нужно, лишь покой. Хотя бы пару минут почувствовал себя живым, кому-то нужным и любимым. Хотя последнее приносит лишь боль. Когда-то в детстве все было по другому. Любящие родители, вечно пытающиеся накормить его правильной едой, читающие книги на ночь и целующие в лоб, лучший друг так же имелся. «Теме» так он его называл и в ответ всегда получал « добе». Шутки о том что они будут состоять в браке и как же без обещаний. Обещаний который никогда не сбудутся. Обещания, которые рассыпались пеплом, как и их обещающий. Пожар. Все было в огне, они не успели выбраться. Он видел как тела выносят из дома и понимал, что уносят и часть его души. Кладбище. Серые плиты под которыми расположились гробы, а в них тела, когда-то живых людей. Он стоял перед одним из таких «домиков». На камне было фото. Мальчик лет тринадцати, смотрел живыми, как любил говорить его старший брат с «бесятами» глазами, улыбка озарило его лицо. Больше он не увидит эту улыбку, не услышит колкости и шуточки, его больше нет. Рядом стояли ещё три надгробия.вся семья в сборе. Как иронично и больно. Больно видеть слёзы матери стоящей возле могилы, когда-то лучшей подруги. Больно видеть опустевший взгляд отца и трудно не догадался, что у него самого такой же. Он не плакал, Саске не любил его слёзы. Говорил что слёзы слабость, а улыбка показывает несломность. Он Верил. Верил и следовал этому правилу, за что его части называли странным. Не каждый день видишь, как человек стоит над могилой и улыбается. Его могила стала чем-то вроде напоминания, о тех счастливых моментах. О полосе до и после. Вот и сейчас он сидит возле плиты. Ему плевать что идёт дождь, плевать на холодный ветер и что на нём лишь футболка не спасающая от дрожи и холода. Но он верил «если чувствую боль и холод, значит ещё жив». Он не спешил никуда, его нигде не ждали. Людей не было, хотя это вполне нормально, кто будет шляться по кладбищу в ливень.Только он, молчаливые «домики» и пару ворон, карающие когда ветер особо сильно дул и ветви качались сильнее. Может это и напугало бы кого-то другого, но не его, ему нравилась это атмосфера.«Псих». Именно это прозвище клеймом висит на нем со средней школы. Когда по глупости рассказал «друзьям» о походах на кладбище. Теперь он не повторит таких ошибок, больше не подпустит людей близко, не даст залезть в душу и добить её. Осторожность и паранойя стали его друзьями. Он хотел умереть, но не спешил с этим, почему? Он и сам не знал, просто думал, что Саске будет недоволен узнав о его смерти. Да, он помешан на Саске, на этом хмуром, немного холодном парне со странной прической. Его тянуло к нему. Ощущение защиты и тепло, вот что источал Саске. Он ненавидел объятья, но позволял ему обнимать себе. Может это была «любовь», а может они просто привыкли. Привыкли к другу другу и не знали как жить поодаль. Да что уж говорить, они хотели купить совместную квартиру, чтобы быть вместе. Всегда. Нет, это не он зависим на Саске, они вместе помещались друг на друге. Наверное глупо верить, что это ложь, верить что могила пуста, ведь он сам видел тело. Точнее то что осталось от него. Но кто сказал, что нельзя создать мир, где все будут жить. Саске и его семья, мама и папа. Они тоже погибли, недавно, может месяц назад или два. Несчастный случай. Обрушилось здание и обломками раздавило людей. Было много крови, воздух как будто пропитаться страхом, болью, отчаянием. Все его оставили, даже если не хотели этого. Он ломался, каждый день и ночь. Просыпаться с мыслью «не умер…а жаль» стало привычкой. Может он когда-то, осмелится сделать этот последний шаг, освободив себя от мучений. А может так и будет дальше жить в мире, который начал рушиться уже очень давно. Как всегда с ложной надеждой на лучшее. Уже стемнело. Сколько он здесь сидит? Два или три часа, а может полдня? без понятия, лишь одно он знал, этот день последний. Сломался. Тихий смех озарил округу, он не думал, что его услышат, а если и так, то всем все равно плевать. В руках блеснул, метал. Пистолет, когда-то он напоролся на полицейского. Мёртвого полицейского, мысль забрать оружие была спонтанной «мне нужнее». Почти месяц холодное оружие лежало без дела, но сегодня оно исполнит своё предназначение. Убьёт. — Саске, мама, папа…я… люблю вас… очень сильно…и… скоро буду рядом… только дождитесь. Холодное дуло было представлено к виску. Руки не дрожали. Прозвучал выстрел. Кровь окропила плиту в красный. Вороны которые внимательно следили за происходящим, взметнулись в верх каркая и кружа над упавшим телом. Он прожил восемнадцать лет. Сегодня его день рождения и день смерти одновременно. Он умер без сожаления, почти без боли, а лицо озарила полуулыбка. Вороны всё ещё кружили нал телом и как будто прощались, провожали в мир иной. Тело нашёл охранник. Но Наруто уже этого не знал. Не знал как его похоронили и что было дальше. Но он был уверен в одном, на могилу к нему никто не прийдёт. Все, кто хоть что-то для него значили уже мёртвы.