Новый дивный мир

Завейд лежал на траве, закинув руки за голову, и смотрел на небо. Ночью в Элизии было красиво: горы, звезды, цветы всякие, и полная тишина, только ветер слегка шелестит травой. Неудивительно — всей деревни было-то десяток домов, и в тех сплошь серафимы. Хотя один человек здесь все-таки был. Сорей вернулся в Элизию недавно, вроде как они с Миклео собирались в какие-то очередные руины, но решили завернуть в родные места. Завейд был даже рад — Айзен оживал на глазах. Вместе с молодняком они часами обсуждали какие-то старые рисунки и это несчастное Небесное Писание, которое Завейд уже видеть не мог. Он и слушать их уже не мог — надоело. И ничуть бы не удивился, узнав, что из Элизии они отправятся вместе. Хотя кто его знает, этого бывшего Пастыря, ему, похоже, своего друга вполне хватало. Это была одна из причин, почему Завейд уставал от общества этих фанатиков, — зависть брала. Ему самому отчаянно не хватало, и это был полный тупик, потому что Айзена, похоже, все устраивало. Выше по склону хлопнула дверь, негромкие шаги прошуршали по траве, и Эдна остановилась рядом, глянула неодобрительно: — Чего это ты тут? Лежу, мог бы сказать Завейд, но не стал, лень было. Все было лень этим вечером, даже препираться с Эдной, хотя с ней обычно было весело. Завейд никогда не жалел, что Эдна отправилась с ними в это бесконечное странствие по древним местам. Все-таки она была нужна Айзену не меньше, чем он сам — Завейду, и Завейд это отлично понимал. К тому же, присутствие Эдны помогало сдерживать странные порывы, которые появлялись все чаще. Например, прикоснуться к Айзену, когда тот снова уходит с головой в какую-нибудь книжку. Просто взлохматить волосы или прислониться к плечу. Обычно все это делала Эдна, а Завейд напоминал себе, какой он идиот. — Брат скоро вернется, — Эдна переступила с ноги на ногу и крутанула свой неизменный зонтик. Зачем он ей был нужен сейчас, среди сухой ночной темноты, Завейд спрашивать не стал. — Ты бы поговорил с ним, — продолжила Эдна, когда он ничего не ответил. — Ты же видишь, как ему трудно. — А сама чего не поговоришь? — А со мной он не станет, — зло произнесла Эдна. — Он же обо мне заботится, расстраивать не хочет. Улыбается все время, как будто я не вижу, что у него глаза грустные. Идиот потому что. Возразить на это было нечего: Айзен действительно старался держаться при Эдне бодрячком. Иногда Завейду казалось, что он все еще считает ее ребенком, каким оставил когда-то. — И ты тоже идиот, — внезапно сказала Эдна, и Завейд заинтересованно поднял голову. — Ты же тоже беспокоишься за него и молчишь. А мог бы и спросить, в чем дело. Завейд пожал плечами, Эдну это, кажется, разозлило еще больше. — В общем так. Я сегодня ночую у Сорея, а ты делай что хочешь — бей этого идиота, уговаривай, тормоши, налей пару стаканчиков… Хоть упейтесь, но поговорите нормально! Ты меня понял? Выдав эту тираду, она фыркнула и ушла, а Завейд остался переваривать ее слова. Выпивать с Айзеном он как раз не хотел. Вот с того первого раза, когда Айзен вернулся в нормальный облик и они напились в доску в первом попавшемся — кстати, закрытом по случаю глубокой ночи, — трактире. Последнее, что Завейд помнил, — как ему отчаянно, просто невыносимо хотелось поцеловать этого самого Айзена. Тот был пьяный, веселый и близкий, и этого было слишком много после тысячи лет воспоминаний. Каким чудом Завейд тогда удержался, он и сам не знал. Ну, он надеялся, что удержался, потому что дальше все как отрезало. Наутро они проснулись за одним столом, рядом с очередной недопитой бутылкой. Вокруг деловито суетились две молодые девушки, а за стойкой какой-то дородный мужик проклинал неизвестных вредителей, которые навели в зале бардак и выхлебали запасы лучшего вина. Их с Айзеном не видел никто — проходили мимо, будто не было. Уходя из трактира, Завейд положил на стойку у двери несколько монет. С тех пор Айзена словно подменили. Похоже, ему было трудно в этом новом и дивном мире, но разговаривать об этом он не хотел. Завейд это видел и не лез, а Эдна видела и беспокоилась. Веселенькая складывалась ситуация. Завейд вздохнул и закрыл глаза. Можно было просто остаться тут, валяться на траве, но Эдна же прибьет его утром. Когда в отведенном им доме снова хлопнула дверь, Завейд поднялся и пошел внутрь. Разговаривать. Айзен сидел за столом и читал какую-то книгу, наверное, снова выпросил у старейшины, у того была целая библиотека. Сейчас, сосредоточенный и увлеченный, он казался таким же, как прежде, до всей этой истории с драконьей жизнью. Услышав шаги, Айзен поднял голову, кивнул и снова уткнулся в книгу. Завейд вздохнул — похоже, ходить вокруг да около было бессмысленно. Он подошел ближе, прислонился к столу. Айзен был совсем рядом, только руку протяни — и можно дотронуться до светлой макушки. Завейд скрестил руки на груди, чтобы удержаться от соблазна, и все-таки начал разговор. — Эдна беспокоится. — Я знаю, — ответил Айзен, не переставая читать. Завейда это слегка разозлило. — За тебя, между прочим, беспокоится. Айзен дочитал до конца страницы, закрыл книгу, отложил ее и спросил: — А ты? Тоже за меня беспокоишься? — смотрел он при этом внимательно и немного насмешливо, словно заранее знал, что услышит в ответ. Раньше Завейда такой его взгляд неимоверно бесил. Но это было давно, сейчас он умел смотреть так же. — А если да? Айзен пожал плечами: — Хорошо же все. — Врал и даже не пытался сделать свое вранье правдоподобным. Просто закрывал разговор. — Нихрена не хорошо, ты сам это знаешь. Я понимаю, что тебе нужно время привыкнуть, но иногда стоит просто сказать, если что-то не так. Не мне, так сестре хотя бы. Она же действительно волнуется, а ты делаешь морду кирпичом, как будто все в порядке. — А ты? — А что я? — Что происходит с тобой? Ты от меня чуть ли не шарахаешься и каждый раз норовишь уйти куда-то. Если ты не хотел ввязываться в это путешествие, то мог и остаться в Марлинде или где там еще тебе удобно. На самом деле это было справедливо — никто Завейда никуда не звал. Просто как-то так вышло, что айзеново «мы» подразумевало и его тоже. Или Завейду так показалось. Может, Айзену было достаточно его сестры, не зря же он по ней раньше так скучал. — Хорошо, — кивнул Завейд, — я уйду завтра. Айзен покачал головой: — Как же с тобой сложно... Помнишь нашу пьянку в том трактире? — Ну? — напрягся Завейд. — Ты мне вообще-то в любви признался, забыл? Завейд моргнул, переваривая, потом еще раз. Мда, выходило как-то совсем глупо. — И что ты ответил? — все-таки спросил он. — А я был пьян и невменяем, — усмехнулся Айзен. — Но целуешься ты здорово. Это было даже обидно, на самом-то деле. Он тут старался, держал дистанцию, а этот… все знал и просто наблюдал. Ждал, значит, как все повернется. — Скотина ты. Усмешка Айзена стала еще ехиднее. — Я в курсе. Так что, проверим, как оно на трезвую голову? Яснее приглашения быть не могло. Завейд наклонился — благо тут было всего ничего — и поцеловал его, прямо поверх усмешечки. Губы у Айзена оказались горячие, Завейд коснулся их и прикипел — сразу же и намертво. Словно то, что копилось в нем все эти годы, разом прорвалось наружу: отчаяние, тоска и одиночество, попытки достучаться и вернуть. Все, что он хотел и никак не мог сказать во время своих посиделок там, под боком дракона. Завейд задыхался — чувствами, жаром, желанием, которое накрыло сразу и с головой, и кажется, Айзен не имел ничего против. Он держал Завейда за шею, притянув к себе, путался пальцами в волосах и отвечал так же отчаянно и открыто, и от этого — от вкуса его губ, дыхания, горячего языка во рту, у Завейда звенело в ушах. — Неплохо, — признал Айзен. Завейд только головой мотнул — сейчас любые разговоры были лишними, любые слова были лишними, и стол между ними был лишним, и Айзен, скотина такая, мог бы уже вылезти со своего стула, потому что неудобно было... — Пойдем в кровать, — словно прочитав его мысли, предложил Айзен. Пойти не получилось — едва Айзен поднялся из-за стола, Завейда просто притянуло к нему. Они целовались, сплетаясь языками, сталкиваясь зубами, руки Айзена скользили по спине Завейда, царапали обнаженную кожу. Завейда трясло от этих прикосновений, от того, что все наконец можно и дозволено, вот только на Айзене было слишком, просто охренительно много одежды. — Что ж ты вечно так выряжаешься-то? — не выдержал Завейд, запутавшись в пуговицах его рубашки. Жилет он уже благополучно снял и, кажется, куда-то бросил, а рубашка не поддавалась. — Стиль, — выдавил Айзен между поцелуями, словно нарочно притягивая его к себе. Завейд сказал бы, что он издевается, но чувствовал: по темному, плывущему взгляду, по прерывистому дыханию, по нетерпеливой жадности рук — Айзена сейчас вело не меньше него самого, он тоже ничего не соображал. — В задницу твой стиль, — решительно выдал Завейд, наконец-то закончив с пуговицами, и вытряхнул Айзена из рубашки и майки заодно. У него была белая, совершенно гладкая кожа, Завейд облизывал ее, целовал и кусал, вдавив Айзена в ближайшую стену, и кажется, тому это нравилось — он стискивал волосы Завейда, прижимая его к себе, и громко дышал где-то над ухом. Когда его за это самое ухо укусили, Завейд громко выругался, развел коленом бедра Айзена и вжался в него давно уже стоящим, ноющим от желания членом, потерся прямо через брюки. Айзен выгнулся, стукнулся затылком о стену и вцепился в его спину. Прошелся пальцами вдоль позвоночника и забрался под ремень брюк, прижал к себе, толкаясь бедрами навстречу. Завейда от всего это словно перемкнуло, остался только Айзен — его вкус, его тепло, его сила, от которой уже искрил воздух. И сам Завейд давно искрился, с трудом сдерживаясь, чтобы не растянуть эту сволочь прямо на полу. Оказывается, он давно хотел именно этого. Завейд уткнулся лицом куда-то в горячую кожу, жадно вдыхая теплый свежий запах, расстегнул штаны Айзена, добираясь до его члена. Погладил влажную головку, обхватил пальцами ствол, провел вверх-вниз несколько раз, впился поцелуем прямо в подставленную шею. Айзена затрясло. — Как же я тебя хочу, — признался Завейд, сам не слыша своего голоса. Айзен мотнул головой и попробовал стащить с него штаны. Пальцы его дрожали, Завейд чувствовал эту дрожь, подставляясь под его руки, помогая расстегнуть свой ремень, дергая брюки Айзена вниз. Когда они наконец победили все застежки и пряжки и избавились от последней одежды, Завейд приподнял Айзена за бедра, прижимая его лопатками к стене, и толкнулся вперед, между горячих и гладких ягодиц. Айзен обхватил его ногами за талию, притянул к себе в бесконечный голодный поцелуй. Завейд двинулся еще несколько раз и попал — вошел в тесное и жаркое, всего на чуть-чуть, и тут же остановился, переводя дыхание, пытаясь удержаться в этой реальности. Сила Айзена билась вокруг, сливалась с его собственной в темный, безумный водоворот. Они уже даже не целовались, просто прижались лбами друг к другу и дышали в унисон, коротко и часто. Айзен не выдержал первым — дернулся в руках Завейда, словно требуя продолжить, и тот сорвался, резко и сразу. И Айзен принимал его, телом и сущностью, впивался пальцами в плечи, прижимался грудью и двигался, двигался вместе с ним. Завейд что-то говорил, он и сам не понимал, что, просто слышал свой голос, хриплый, срывающийся, и Айзен отвечал — не словами, но шумным дыханием, всплесками силы, жадными толчками навстречу. Кончили они вместе, и это было правильно — слишком гармонично слились их стихии, слишком долго они оба ждали этого. Замерли, переводя дыхание, цепляясь друг за друга. Завейд уткнулся лбом в стенку возле виска Айзена, закрыл глаза, пытаясь собраться, вернуться обратно в этот мир, и кажется, Айзен чувствовал что-то похожее. Немного придя в себя, они все-таки добрались до кровати — лучше поздно, чем никогда, прокомментировал это Айзен, растягиваясь поверх одеяла. Завейд прилег рядом, оперся на локоть, глядя на его расслабленное, спокойное лицо. — Ты во мне дырку протрешь, — усмехнулся Айзен, вытягивая прядь завейдовых волос. Пропустил их между пальцев, пощекотал себе ладонь. — Отрастил ты, конечно. — Нравится? — хмыкнул Завейд. — Ну, я бы тебя не узнал, если бы не видел так часто все эти годы. Кажется, настало время задавать вопросы. — И как оно было? — Кусками, — честно ответил Айзен. — Очень редкими урывками, и все как сквозь толщу воды. Тухлой, гнилой и вонючей воды, из которой не можешь выплыть. Я просто не мог ничего сделать с этой тварью. Последние слова прозвучали неожиданно звонко. — Иногда мог, — возразил Завейд, вспоминая, как дракон остановился перед Эдной. Потом вспомнил других драконов, которых видел на Севере. — Ты бы давно убил меня, если бы не сдерживался. — Я все время боялся, что не успею, — в глазах Айзена действительно был страх — отголосок того, что он пережил за эти годы. Страх ему совершенно не шел, был лишним, и Завейд подался вперед, навис над ним, заглядывая в лицо. — Ты успел. А я не выстрелил. И Эдна дождалась. Мы все сделали то, что сделали. — Смешно, что это говоришь мне ты. Завейд пожал плечами — какая разница, кто-то же должен. Все эти годы у него были тоска и отчаяние, а у Айзена — страх и бессилие, и теперь не выяснишь, кому было хуже. Да и не все ли равно. Айзен, видимо, что-то уловил: поднял руку, погладил Завейда по щеке — тот едва удержался от того, чтобы не закрыть глаза, подставляясь под ласку, — заправил ему за ухо длинную прядь волос и пообещал, глядя прямо в глаза: — Я справлюсь. Просто дайте мне немного времени. Время, да. Самому Завейду тоже нужно было время — чтобы научиться держать себя в руках, унять это желание касаться и трогать, словно проверяя, что Айзен действительно здесь и никуда не исчез. Айзен не дал ему этого времени — дернул на себя, поцеловал, медленно и вдумчиво, пока у Завейда не исчезли остатки мыслей. — Не придумывай себе ерунды, — велел Айзен, отпустив его. — У тебя на лице все написано. Завейд мотнул головой и рухнул на кровать рядом, прижался боком. Было хорошо, хотелось просто лежать, слушая чужое дыхание и ощущая отголоски древней, спокойной сейчас силы. Но один вопрос все-таки оставался. — А что ты мне ответил тогда, в трактире? Айзен перевернулся на бок и ухмыльнулся: — Тогда — ничего. Потому что ты мне ничего там не говорил. — И не целовал? — Нет. — Ты знаешь, что ты сволочь, да? Айзен кивнул. Выглядел он вполне довольным собой и жизнью. — Я тебе как-нибудь врежу, — пообещал Завейд. — Это будет весело, — хмыкнул Айзен, падая обратно на спину. Некоторое время они молчали, потом Завейд все-таки не выдержал: — А что бы ты мне ответил? — Что я тебя тоже люблю, конечно. А как же иначе, после тысячи лет таких жарких свиданий? Завейд фыркнул, еще раз, потом расхохотался в голос. Их жизнь изменилась, они оба изменились, и мир вокруг тоже не остался прежним. Но они были живы, и, похоже, понадобится еще пара тысяч лет, чтобы они надоели друг другу. Даже в этом новом и дивном мире.