Не сон, да и не совсем в ночь

Беннет закрывает глаза. Даже жмурится, скорее. Испуганно. Как проверяет, не кажется ли ему то, что происходит. Или просто настолько не верит в происходящее, что не хочет смотреть. Удивительно, но ощущения всё равно никуда не деваются, даже если ничего не видеть. Рэйзор его всё-таки трогает. Так бережно, осторожно касается кончиками пальцев кожи, ведёт вдоль по щеке. Рэйзор так никогда не делает. Это слишком человеческий жест. Спят-то они вместе часто, давно. Просто спят. Рэйзор обычно валится на него, без всякой задней мысли. Просто потому что это мягко, тепло, ему удобно, ему так спать хорошо и приятно. Беннет, можно сказать, почти успел привыкнуть. Сегодня Рэйзор впервые вот так до него дотронулся. Это просто невозможно, конечно. Беннету снится. Беннет совсем замирает, затаивает дыхание. — Беннет. Не спит. О, Беннет не спит. Он даже через закрытые веки чувствует, как Рэйзор хмурится. Беннет очнулся ото сна рано-рано. Не то чтобы он совсем выспался, но летом с ночи принимаются петь птицы. И их голоса в иную, особенно летнюю, видимо, пору достают даже в пещере Рэйзора. А уж прямо перед рассветом иногда просто невозможно не проснуться, становится слишком светло. Беннет обычно засыпает обратно, но, наверное, он успел как-то потревожить Рэйзора — и тот тоже проснулся. Обычно Рэйзор спит хорошо. Когда с Беннетом. Когда примостит себя рядом, близко, как раз так, как ему удобно, тогда и отсыпается. Беннет знает. Беннет отлично знает. Знает даже то, что без Беннета Рэйзор спит хуже, а потом у него даже круги под глазами появляются. И ещё Рэйзор отлично чувствует, если Беннет спит как-то не так — и сразу просыпается. Однажды он так проснулся, когда у Беннета начался жар и он беспокойно заворочался во сне. Конечно, Рэйзор сегодня, сейчас, проснулся по сходной причине. Потому что Беннет открыл глаза и жадно рассматривал его лицо, потом понял свою ошибку, попытался уснуть обратно и… и потом Рэйзор до него дотронулся, а Беннет отчаянно зажмурился. А теперь ещё и: — Беннет. Не спит. — О, я, хе, ну, — отвечает Беннет — он хочет сразу бодро и жизнерадостно, но голос вообще не слушается и получается шёпот какой-то. Впрочем, и Рэйзор говорит тихо. Беннет открывает глаза — и слова совсем пропадают куда-то. Там опять лицо Рэйзора, совсем близко. И он так смотрит, так внимательно, так неотрывно. И его пальцы гладят по щеке. У Беннета от непонимания аж рот приоткрывается и губы пересыхают — как будто в один момент. Нет. Нет-нет-нет. Беннет так боится, что это сон. Ему слишком-слишком много раз снилось, что Рэйзор валится на него не просто потому, что это мягко и удобно, не просто для того, чтобы притулиться и спать, а… А потом каждый раз выяснялось, что это сон, что Рэйзор — он, ну, не думает о таком вовсе. Его не одолевают подобные мысли, его привязанность чистая, по-настоящему неподдельная, без желаний вот этих, эгоистично-человеческих, что ли. Верно же? Как иначе их назвать? Это только Беннет о таком думает, видно, от жадности, от стремления обладать — Беннет читает книги, он знает, насколько отвратительной может быть человеческая натура. А Рэйзор не такой. И вот он гладит Беннета пальцами по щеке. А Беннету так хорошо, что аж кажется, что кто-то должен это немедленно запретить. И моментально накрывает паникой, что всё не так, что сам он где-то напортачил и навлёк какое-то проклятье. И именно поэтому Рэйзор настолько иначе себя ведёт. — Беннет, — осторожно зовёт Рэйзор. — Не нравится? Он такой чуткий, почуял панику сразу. И пальцы его выжидающе замирают в паре миллиметров от кожи Беннета. И Беннету кажется, что вот прямо сейчас, от страха всё испортить и никогда больше не почувствовать это прикосновение снова, можно задохнуться. Не нравится, он спросил у Беннета? Рэйзор, миленький, нравится. Хочется это крикнуть. И если это сон, пусть не кончается. Просто касайся меня. Снова. И снова. — Ты никогда так не делал. Беннет хрипит, будто силой из себя эти слова выдавливает. Лишь бы не разрыдаться только — от того, что Рэйзор сейчас подумает, будто это как раз и значит, что не нравится. Но и просто принять, что Рэйзор делает что-то, чего не может делать, потому что этого не может быть никогда, Беннет не способен. Вдруг это означает, что Рэйзору самому не нравится. Рэйзор задумчиво отводит руку и подкладывает себе под голову. — Лиза, — говорит он. — Сказала, как надо. Чтобы… Он задумывается. У Беннета загораются уши, щёки, шея, кажется, даже плечи, лоб и нос. — Беннет, — пытается ещё раз объяснить Рэйзор, — всегда так смотрит… так… Беннет со всхлипом, от чистого жгучего стыда, накрывает пылающее лицо руками и стонет: — Вожделение, Рэйзор, вот как это называется. Прости. Это… Нет, он не может продолжать, только полузадушенно пищит что-то нечленораздельное из-под ладоней. — Не надо, — просит Рэйзор, — Беннет делает себе больно. Без битвы. Это не надо. Пусть будет вож-де-ление. Рэйзор просит. Кажется, Беннет всё-таки принимается плакать, потому что Рэйзор тычется носом ему в руки, так и не отнятые от лица, и лижет пальцы языком, старательно и щекотно доставая до щёк и прикрытых век. Беннет не знает, становится ему от этого лучше или хуже. Это ведь очень дружественный жест, утешительный. Почему от него так трепещет что-то тугое, натянутое, как тетива лука, где-то в животе? То есть, конечно, понятно, почему. Потому что они об этом заговорили. Но легче Беннету от этого понимания не становится. — Я не хочу, чтобы ты делал то, чего ты не хочешь, — тихонько подвывает Беннет, отчаянно прячась за влажными теперь от слюны руками, — зачем тебе это? — Рэйзор это не знает. Не может знать. Не пробовал, — отстранившись и помолчав, отвечает, наконец, Рэйзор, затем многозначительно и задумчиво хмыкает, подбирает слова, — я… хочу… нравится смотреть на Беннета. Реакции Беннета. Беннет обмирает, и его тихонько колотит. Он отнимает ладони от лица и сам смотрит на Рэйзора. Тот с неподдельным любопытством, положив голову подбородком ему на грудь, смотрит в ответ. «Реакции Беннета». Это — что? — поглядеть, как он будет, выгибаясь навстречу каждому прикосновению, задыхаясь от возбуждения, молить Рэйзора о большем? Нет, ему не жаль это показать, он совсем не в том состоянии и совсем не так относится к Рэйзору, чтобы хорохориться, капризничать или строить из себя недотрогу. Просто он же совсем потеряет голову. Так… недостойно Рэйзора, для которого он хотел бы сделать всё-всё-всё, что угодно. — Ты знаешь, как целоваться? — почему-то спрашивает Беннет. Он вообще не это хотел спросить. Он просто, едва отняв руки, опять как-то так засмотрелся на знакомое каждой чёрточкой лицо, что все мысли о недостойности какого бы то ни было поведения ускользнули, и спросилось — само собой — что-то не то. То есть, то, наверное, учитывая предмет разговора, но Беннет, если честно, когда-то уже об этом спрашивал. Не всерьёз — то есть, всерьёз, конечно… ох, ну почему всё так сложно-то… Разумеется, и в тот раз Беннет тоже спросил об этом не просто так. Но в тот раз было как-то проще сделать вид, что всё-таки просто так, да и вообще, случайно. И Рэйзор тогда не понял вопроса. Теперь он всё понимает. Подтягивается повыше и трогает носом нос Беннета. — Нет, — честно сообщает, — но Рэйзор видел. А Беннет научит. Он не может удержаться, дотрагивается до губ Беннета языком сначала, пытается их облизать, но одёргивает себя, и его лицо сосредоточенно замирает прямо над лицом Беннета. Он продолжает немного хмуриться, изучающе, но совершенно не смущается. Беннет ему почти завидовал бы, если бы в ушах так не шумело от взбесившейся, всё приливающей к лицу крови. И желания что-то сделать. Потом Беннету требуется только немного приподнять голову, чтобы тронуть его губы своими. Вообще-то он тоже не знает толком, как целоваться, но одного прикосновения оказывается вполне достаточно. Губы сами собой смелеют, напрягаются, расслабляются — Беннет позволяет им вести себя так, как им хочется, даже не замечает, как начинает болеть шея. И челюсть, и затылок. Тяжело держать голову на весу. Рэйзор, поначалу не шевелившийся и лишь аккуратно трогавший губы Беннета своими в ответ, неожиданно приходит на помощь. Усиливает напор, так что голова Беннета ложится обратно, и — да — снова лезет ему языком в рот. То есть, не снова, конечно, просто языком Рэйзор лучше… чувствует, что ли. Беннет поддаётся, только глаза у него, до того старательно прикрытые, удивлённо распахиваются. На правильный поцелуй это теперь мало похоже, но только возбуждает всё равно очень сильно. Язык у Рэйзора подвижный и прямо-таки любопытный. Беннет тихонько стонет там, куда только может вставить стон, между губами и чужим языком. У него всё тело горит. Прямо совсем горит. Прямо хуже, чем то, что он сам себе навоображал, когда представлял как будет, когда он, недостойно Рэйзора, потеряет от его прикосновений голову. Рэйзор отстраняется довольно неожиданно, и Беннет вдруг понимает, что ещё заставляет тело так реагировать — Рэйзор шарит по нему руками. Как попало, под одеждой, легонько царапая кожу, явно не очень понимая, как это делается, просто делая, потому что хочется. Его пальцы то и дело задевают соски, пересчитывают рёбра, будто он скребётся, чтобы его впустили куда-то туда, внутрь, в грудную клетку. Хотя Беннет готов об заклад биться, что он и так уже давно там. — Нравится, — очень серьёзно делает вывод Рэйзор, изучая взгляд Беннета и всё выражение его лица. Беннет не совсем понимает, это о нём или о Рэйзоре, но не может возражать. Потому что, во-первых, как на это вообще возразить, если это правда. Во-вторых, Рэйзор словно и не ждёт ответа, а добавляет: — Лиза говорила, что… — тут он выдает будто бы заученную фразу, — можно так, если мне так удобно, а тебе нравится. Беннет хочет спросить, так — это как, но этого тоже уже не требуется. Рэйзор наклоняет голову, жмётся губами к ключицам Беннета, обводит их языком, широко, щедро. У Беннета в голове стучит только мысль о том, что он не понял, как Рэйзор умудрился развязать завязки на его одежде так, что шарить под ней превратилось в просто шарить. Вот она, вся грудь Беннета, полностью обнажена, вздымается неровно от прерывистых вдохов-выдохов, и Рэйзор без раздумий ведёт по ней языком и трогает руками. — Рэйзор! — понимая, что сейчас произойдёт, выпаливает Беннет. Чуть-чуть не успевает. Язык задевает сосок, прежде чем Рэйзор фиксирует оклик и поднимает голову. Беннет скатывается в стон, откидывая голову, дёргаясь всем телом навстречу, прижимаясь плотнее нижней частью туловища, чтобы соприкосновения было больше. — Рэйзор, — всхлипывает Беннет, снова от смущения закрывая лицо ладонями и стараясь не дёргаться так, — я могу закричать. Я не… потому что мне больно… я… — М-гм, — согласно кивает Рэйзор, — Рэйзор знает. И снова наклоняет голову. На этот раз он прицельно лижет его сосок, и Беннет, чтобы не скулить так громко, пытается запихнуть себе в рот свой кулак. Ограничивается тем, что кусает тыльную сторону ладони. Впрочем, всю остальную часть своего тела, которая не рот, заткнуть так просто не удаётся. Она вся трепещет, и если уж совсем по-честному, Беннету очень хочется кончить. Совсем немного стимуляции бы хватило, даже своей собственной рукой. Но Рэйзор лежит на нём довольно основательно. И облизывает тоже весьма основательно. И прекращать это тоже совершенно не хочется. Остаётся только подёргивать бёдрами, пытаясь создать хоть какое-нибудь трение, и хныкать в ладонь. Беннет боится, что если он её отведёт в сторону, скажет что-нибудь исключительно непотребное. Рэйзор делает это за него. Поводив кончиком носа по его животу, он приподнимает голову и сообщает с серьёзным видом: — Вожделение приятно пахнет. И Беннет напрягает мышцы… красиво. Из горла Беннета вырывается короткий, практически ультразвуковой писк, которому, в общем-то, всё равно, что рот зажат ладонью. Потом Беннет старательно пытается подавиться собственным языком. Кажется. Рэйзор неторопливо принюхивается, пока тот мысленно убеждает сам себя прийти в чувство. Ещё пара-тройка таких гениальных фраз — и никакая стимуляция, чтобы кончить, не понадобится. Рэйзор впрочем пока что больше ничего не говорит. Зато опять тычется лбом Беннету в живот и на этот раз тихонько поскуливает. До Беннета даже не сразу доходит, что вообще-то не он один тут «красиво напрягает мышцы». Рэйзор нет-нет да и жмётся всем тазом к его ноге, елозит, откровенно пытается пристроиться поудобнее. Он же не знает, что с этим делать, думает Беннет. Ему, вероятно, какое-нибудь руководство требуется сейчас больше, чем стимуляция — Беннету. Правда, как отодвинуть собственное возбуждение на второй план, Беннет понятия не имеет. Ещё ему кажется, что если он примется командовать — если сил вообще хватит на то, чтобы не стонать в голос, а говорить какие-то слова, — он испортит Рэйзора. Развратит своими невысказанными желаниями и неприличными снами, что живут в нём и дразнят по ночам. Выскажет их — и загубит свои с ним отношения. Может, даже навлечёт на него беду. А с третьей стороны, конечно, очень нечестно лишать Рэйзора удовольствия, если он аж готовился. Да и, раз уж на то пошло, — сам полез. Беннет тянется к нему руками. Почти импульсивно, забыв, что ладони ему нужны были, чтобы зажимать себе рот. Нашарив лохматые волосы Рэйзора, Беннет вцепляется в них. Не то гладит, не то зарывается пальцами, чтобы за что-нибудь держаться, но Рэйзор отвечает на прикосновение, приподнимает голову, издаёт звук, не то вопросительный, не то умоляющий. — Ладно, — стонет Беннет, невольно напрягая всё тело, будто силясь побороть его, чтобы оно слушалось, — хорошо. То есть, нехорошо. Рэйзор, нечестно. Разденься. Рэйзор послушно приподнимается и садится, подогнув колени. Смотрит на распластанного Беннета, бессильно уронившего руки, растерянно-быстро моргает. — О, — и так же быстро кивает несколько раз подряд, — м-хм. Не больно много на нём одежды, но спит он всё равно не раздеваясь полностью. Собственно, Беннет делает так же, если ночует в его лесу. Пару раз летом, когда было совсем жарко, Рэйзор, вернувшись в пещеру, нетерпеливо сбрасывал с себя всё, кроме штанов. Тогда Беннет чувствовал себя невероятно говорливым, всё говорил и говорил, уставясь в пол или в потолок, или в котелок с едой, лишь бы не смотреть на Рэйзора. Сейчас он может на него смотреть. Правда же? И не только на его крепкий ладный торс, но и на то, как его руки, повозившись с завязками, избавляются от штанов. — О, — ещё раз говорит Рэйзор, с интересом уставившись на собственную эрекцию, и осторожно трогает головку пальцем. Беннет сглатывает. Он может смотреть и смотрит — туда же. Он видит, как Рэйзор трогает смелее, обхватывает свой член всей ладонью, пробует новые ощущения, будто незнакомое блюдо. По крайней мере, выражение лица у него немного похоже на то, какое бывает, когда Беннет приносит ему еду, которую он никогда раньше не ел. Правда, есть что-то ещё. Беннет не может сейчас подобрать определение этому чему-то ещё, притаившемуся не то в изгибе бровей, не то в уголке рта, но очень хорошо чувствует, как оно на него влияет. А потому судорожно тянется руками к своим собственным завязкам, не садясь, но неудобно прогибаясь в спине и всхлипывая из-за того, что непослушные штаны не могут сами собой сняться или вообще исчезнуть. Его член давно ноет, давно упирается в ткань и требует внимания. Резко задев его в попытке высвободить побыстрее, Беннет почти подвывает и почему-то отдёргивает руки и откидывается обратно. Ему очень нужно за что-нибудь держаться. За кого-нибудь. За Рэйзора, то бишь. Поэтому он, извиваясь нижней частью тела в надежде избавиться от штанов полностью хотя бы таким образом, зовёт: — Рэйзор. Рэйзор упирается кулаками по обе стороны от его плеч, нависает сверху и подытоживает: — Приятно. Трогать себя, догадывается Беннет. Трогать себя — приятно. Это немного пугает: а вдруг трогать Беннета — не так уж приятно, в сравнении. Беннету даже кажется, что всё его возбуждение разом схлынуло. Он отчаянно вскидывает руки, обхватывает Рэйзора за шею, и тот, не удержавшись и, наверное, не ожидав такого, валится на Беннета сверху. — Рэйзор, я… — зарываясь лицом куда-то ему под ухо в шею и запинаясь на каждом слове, громко шепчет Беннет, — я так… сильно… Если бы он мог, он бы ещё и ногами его за поясницу обнял, чтобы прижать ещё ближе к себе, но проклятущие штаны застряли где-то пониже коленей и мешают. Может, он всё-таки сделал всё не так, как надо. Рэйзор молчит и только шумно дышит. Зачем вообще он его так резко повалил на себя? — Беннет. Нет, это не кажется. Рэйзор ткнулся ему носом в ухо, в шею — и тоже шепчет. Шепчет его имя. И ещё ёрзает тазом, жмётся пахом к паху, будто даже пытается задать ритм. И Беннет понимает, что никуда его возбуждение не ушло. Напротив, у него от этого самого возбуждения чуть ли не пятна перед глазами встают. Наверное, прикосновения к члену слишком грубые, хотя Беннету и кажется, что меж их телами скользко от его собственного предсемени, от пота, всего вместе. Рэйзор, тоже пряча лицо, откровенно скулит ему в то место, где шея перетекает в ключицу. Кажется, его интенсивность трения полностью устраивает. Беннет хватает воздух открытым ртом, короткими глотками, но от этого напряжение будто бы только нарастает. И когда Беннет уже практически убеждается в том, что ему больно, Рэйзор неожиданно замирает на пару секунд — и вдруг прикусывает зубами кожу у Беннета на шее. В том самом месте, где она перетекает в ключицу. А затем отпускает и шепчет, обжигая дыханием укус: — Горячо. И снова дёргает бёдрами. Но Беннет какое-то время не отвечает. Горячо, сказал Рэйзор. Это горячо от того, что Беннет изливается, не в силах даже застонать и растеряв всё своё дыхание. Голос к нему возвращается почти постфактум. Возвращается долгим стоном, на который Рэйзор чутко реагирует низким, эмоциональным и плохо сдерживаемым рычанием. Как кончает Рэйзор, Беннет не очень хорошо регистрирует сознанием. Просто лежит, почти расслабившись. Дышит. Но его «горячо» — тоже чувствует. Потом Рэйзор тоже лежит на нём, расслабившись, и тоже дышит. А потом возится и будто бы всхлипывает: — Прости, — и осторожно трогает языком то место на шее, где ключица. Вообще-то Беннет не чувствует там никакого укуса. Ему слишком хорошо сейчас, после того, как он расслабился и отдышался. Тело до сих пор сладко едва заметно подрагивает, а Рэйзор тёплый и мягкий. Кажется, Беннет в каком-то смысле теперь его понимает. Ну, в том, что касается чисто тактильных ощущений, которые Рэйзор так ценит. Прежде его непосредственность в желании прижаться к Беннету всё-таки заставляла последнего напрягаться от неопределённости. Теперь это напряжение наконец ушло. — Рэйзор, — невольно улыбаясь, благодушно тянет Беннет и наматывает на палец прядь его волос. — Я не буду кусать Беннета, — подрывается Рэйзор, снова упираясь на руки и нависая над ним. Беннет удивлённо моргает. Он ничего такого не имел в виду. То, что он позвал его по имени, так его всполошило? Рэйзор заглядывает ему в глаза испуганно и замирает в этой позе, будто теперь боится случайно до Беннета дотронуться и как-то ещё ему навредить. — Да нет, — коротко мотнув головой, спешит разуверить Беннет, — это… помогло. Удивительно, как только у него язык повернулся настолько легко такое сказать. Что, ему теперь нравится, когда его кусают? То есть, вообще-то раньше конкретно это в его снах не встречалось, хотя там и было много чего другого, неприличного. Рэйзор недоверчиво косится на шею Беннета, потом снова виновато заглядывает ему в глаза. — Кусать — слишком по-волчьи, — неуверенно сообщает он, — а Рэйзор хочет… Он вдруг мнётся, отводит взгляд. Беннет лежит и смотрит на его лицо. Просто ждёт, потому что сам не знает, как можно ответить что-то, вроде «ты можешь кусать меня всегда, если захочешь». — Не-е-ет, — запинаясь, выдавливает из себя Рэйзор, всё ещё не глядя на Беннета, — я… я не… хочу бросать волчью семью, но… хочу… Беннета. Ещё. Быть с Беннетом. Как человек. Это… важно. У Беннета, наверное, зрачки невольно расширяются, если такое вообще возможно. Беннет не уверен, что так бывает, но лицо Рэйзора немножечко плывёт, недолго. Беннет моргает несколько раз — и это проходит. Правда, придумать, что сказать на такое, он всё равно не может. Рэйзор не ненавидит его, не жалеет о случившемся, не хочет убежать прочь. — Рэйзор, — бормочет Беннет, пытаясь понять, будет он сейчас рыдать или всё-таки нет. — Беннет… хочет быть с Рэйзором? — хмурится Рэйзор, неожиданно впиваясь взглядом в его лицо. — Беннет вернётся в лес? Ещё. И ещё. Ко мне. — М-м, — издаёт короткий звук Беннет. Это должно было быть «да», но его согласие как-то опередило все слова. Рэйзор, впрочем, всегда гораздо лучше понимал интонации. Он так облегчённо выдыхает, что у Беннета порывисто ухает в груди. А потом это ощущение повторяется, когда Рэйзор укладывается на него обратно, тычется в бок головой и издаёт ещё один, теперь очень довольный, вздох. Беннет опять пропускает его волосы сквозь свои пальцы, очень уж их приятно трогать, но обычно он себе такого не позволяет, а тут вроде как можно. Рэйзор не возражает. Более того, он спит. Ой, думает Беннет, обнаружив это. Ой — в смысле, как быстро он уснул, совсем неожиданно. Но, наверное, привести себя в порядок они смогут и потом, да? Сейчас совсем рано. Да и вообще, если им так захочется, они могут хоть весь день отдыхать в пещере, спать, валяться и… что-нибудь ещё. Кажется, впервые в жизни Беннет хочет — планировать это «что-нибудь ещё» и немножечко заглядывать в будущее. Возможно, потому что Рэйзор попросил его возвращаться к нему, и он согласился. Продолжая тихонько поглаживать пушистые белые волосы, Беннет засыпает, незаметно для себя.