Ученик фавна

      На северо-востоке Италии, у подножия Доломитовых Альп где-то между Пьяве и Брентой, посреди дремучей рощи, куда ни разу не ступала нога человека, нашли пристанище фавны. Один из них, опытный и мудрый Писистрат, интроверт и мизантроп, с младых копыт предпочитал общество развратных нимф, а потому держался вдали от сородичей и не очень-то следил за последними событиями в родном племени. Пару столетий назад он облюбовал старый дуб на холме, построил внутри настоящий дворец и зажил наконец-то в своё удовольствие.       Второй, юный и неопытный Демосфен, посвятил себя познанию мира. Ещё до того, как у него прорезались рожки, он отличался послушанием и усердием в общественно полезных делах. С нетерпением Демосфен ждал, когда старейшины отошлют его к учителю, дабы с его помощью юный фавн познал те сферы жизни, кои обычно скрыты от пытливых, но неокрепших умов молодняка. И вот великий день настал. Демосфен поднялся с рассветом, умастил рога свежевыжатым оливковым маслом, придал лицу выражение наибольшего усердия и направил копыта к жилищу наставника.       А у того день не задался с рассвета. Сначала Писистрата мучала жажда — на третьем столетии пьяные загулы давались не так легко, как в молодости. Потом к жажде подключилась мигрень, да такая, что он спросонья не сразу разобрал: громкий назойливый шум был вовсе не в его голове. Стучали в дупло и, судя по грохоту, двумя копытами. Пришлось распихать нахально дрыхнувших нимф и открыть дверь.       Один вид наставника превзошёл все ожидания Демосфена. Он облизнул пересохшие от волнения губы, нервно дёрнул ухом и потупился:       — Доброго здоровья, досточтимый Писистрат. По воле совета старейшин я счастлив назвать вас своим учителем.       В столь ранний час было не до длинных словес, поэтому Писистрат грозно свёл на переносице брови и, икнув, уточнил:       — Чё?       — Благодаря моим уважаемым матушке и батюшке, кои соизволили сойтись в осеннем гоне ровно полвека назад, нынче день моего совершеннолетия, и мне полагается наставник, дабы он провёл меня по тайным тропам знаний, подарил опыт, недоступный незрелым и… — тут юный фавн заметил, что учитель нахмурился сильнее, и оборвал заранее подготовленную речь. — Меня зовут Демосфен, — тихо добавил он и уставился вниз. На всякий случай.       Писистрат с трудом переваривал услышанное. Задумчиво почесал о косяк левый рог — тоже на всякий случай. В тяжёлой с похмелья голове роилось много разных мыслей, но одну Писистрат всё-таки сумел ухватить и озвучить:       — Я наставник по тропам?.. — он подозрительно прищурился. — По каким ещё тропам?       Не так представлял Демосфен встречу с досточтимым Писистратом. Он переступил на месте, вздохнул и решительно внёс ясность:       — По тропам, ведущим в обители нимф, кои надлежит посетить молодому фавну для посвящения во взрослую жизнь. Вверяю вам свою невинность, учитель, и прошу позволения припасть к роднику вашего опыта.       Писистрат хотел было услать свалившегося на его рогатую башку ученика и завалиться спать. Однако, опустив взгляд, не мог не заметить огромное достоинство Демосфена. И передумал. К тому же юный фавн смотрел с таким обожанием и говорил с такой наивной горячностью, что выставить его вон было бы верхом наглости. А Писистрат хоть и слыл вредной скотиной среди соплеменников, но последней сволочью пока не был. Да и лесть любил, чего уж там. А больше лести — лишать невинности стыдливых нимф.       Демосфен нифмой не был, зато невинности у него хватало с лихвой.       — Что ж, проходи, раз такое дело. Покажу тебе своё дупло. — Писистрат постарался придать лицу суровое выражение. Повернулся к ученику спиной, жестом приглашая за собой. — Можешь звать меня Писом.       Демосфен с уважением оглядел крепкий афедрон учителя — звать его Писом не получалось даже в мыслях — и отважно шагнул через порог. Сердце сладко трепетало в ожидании настоящих уроков. Накануне фавнята наперебой обсуждали хмельное пиво и сырые, но гостеприимные пещерки нимф, к знакомству с которыми обычно сводилось посвящение. Взрослая жизнь маячила перед Демосфеном на расстоянии вытянутой руки: манила широкой мускулистой спиной, круглыми ягодицами, могучими мохнатыми ляжками, которые постепенно исчезали в полумраке дупла.       — Чао, бамбины, — донеслось оттуда. Через миг послышались недовольное бурчанье, шлепок и женский визг. А следом мимо Демосфена промчалась стайка обнажённых нимф, обдав ядрёной смесью из перегара, мускуса и приторно-сладких духов.       Юный фавн ошарашенно смотрел, как розовые обнажённые тела выбегают на лужайку и скрываются в зарослях цветущей трахинии. Грозный окрик наставника не оставил времени на раздумья:       — Ты там часом не заблудился, Феня?! Поди же скорее сюда!       Демосфен перевёл дух и решительно двинулся вглубь дупла.       Писистрат возлежал у окна на смятой постели, занимавшей добрую половину спальни.       — Вижу, тебя впечатлили эти маленькие распутницы, — изрёк он, небрежно раскинув копыта и подложив под щёку согнутую в локте руку. Пошарил под подушкой и протянул Демосфену свирель. — Первый урок. Чтобы хорошо блудить, уважающий себя фавн должен ловко обращаться с любым инструментом. Начнём с простого. Половина успеха — правильно брать в рот. Показывай, что умеешь.       Демосфен не посмел сразу коснуться свирели губами. Сначала ощупал все её впадинки и выпуклости, огладил ровный ствол, очертил выходное отверстие.       — Какая огромная… — восхитился он. Искоса глянул на Писистрата. О да, инструмент у почтенного фавна был что надо. Демосфен ещё немного подержал свирель, чувствуя, как она теплеет в ладонях. Аккуратно поднёс её ко рту и плотно обхватил двумя руками.       — Ну же! — подбодрил Писистрат. Нетерпеливо взбрыкнул копытом, залюбовавшись, как старательно Демосфен выпячивает пухлые розовые губы, от чего острые скулы на красивом лице юного фавна выпирали ещё больше, подчёркивали правильный нос и огромные пепельные глаза в обрамлении пушистых ресниц. — Давай же, не томи!       Демосфен послушно дунул в узкое отверстие, но захлебнулся воздухом. Мгновением раньше Писистрат не то сглотнул, не то подавил брань: его челюсть, а затем кадык дёрнулись, обнаружив мягкие, но мужественные черты. До этого мига Демосфен робел и не успел разглядеть учителя спереди. Теперь он даже в полумраке видел, что нимфы прибегали к Писистрату вовсе не за наставлениями. Крепкая шея, небольшая бородка, взлохмаченная после бурной ночи, уверенный подбородок… Дальше Демосфен рассматривать не стал, боясь, что не сможет собраться и показать мастерство, кое приобрёл благодаря долгим тренировкам. Он зажмурился, перевёл дух и снова приник к свирели.       — Смелее, мой мальчик, — Писистрат, позабыв обо всём, внаглую рассматривал ученика. И было что: мускулистый, но изящный загорелый торс с редкими тёмными волосками, узкие бедра с нежной шерстью, гибкие, длинные пальцы, аккуратно державшие свирель, будто боялись переломить пополам.       Доводилось Демосфену брать в рот самые разные инструменты: упругие и вялые, твёрдые и податливые. Как уважающий себя фавн, он умел извлекать волнующие звуки из любого, даже самого завалящего и потрёпанного временем. Свирель Писистрата была на удивление хороша — играть бы на такой сутками напролёт! Только даже сомкнув веки и старательно надувая щёки, Демосфен странно робел. Всё казалось, что серые глаза наставника следят за каждым его движением.       Демосфен осторожно глянул из-под ресниц.       Точно, следил.       — Ты слишком хорош, Феня, — Писистрат поёрзал и несколько раз хлестнул хвостом по простыни. — Ну-ка, признавайся. Так ли ты невинен, как хочешь казаться? Или проникнуть ко мне в дупло тебя побудили иные причины?       Демосфен потупился. Язык, только что умело ласкавший крохотную дырочку, не поворачивался ответить «да». Всякое бывало с юным фавном: и взрослых он видел в разных позах, и сам хватал нимф за аппетитные части… Только глядя на учителя, Демосфен чувствовал: все его «знания» — капля в мощной струе Писистратова опыта. Поэтому он ответил:       — Абсолютно невинен, учитель!       Писистрат с сомнением оглядел его снизу-вверх и вздохнул. Перед ним стояло настоящее сокровище, отдавать которое на растерзание безобразниц-нимф он хотел с каждой секундой всё меньше.       — Сколько же времени старейшины выделили на твоё обучение у меня? — поинтересовался он, силой воли заставляя себя не смотреть на Демосфена ниже пояса. А ведь хотелось, ой, как хотелось! Да не просто смотреть. Потрогать каждый сантиметр, чтобы изучить потенциал ученика, так сказать, в мельчайших подробностях.       — Три дня, — ответил Демосфен. Подумал и добавил: — И три ночи.       Сказал и залился краской, даже кончики мохнатых ушей запылали. Удобно ли отвлекать учителя на такой срок?       Демосфен искоса оглядел жилище. По стенам валялись пустые амфоры, под столом — большая, дочиста обглоданная кость, а ложе, на котором возлежал Писистрат, напоминало вспаханное поле, а не его скромную постель в родительском доме.       Сразу видно — учитель занят. И возиться с молодняком ему, конечно, недосуг. Сейчас отошлёт незваного гостя самому постигать тонкости взрослой жизни, и повезёт, если дорогу подскажет…       — Ночи — это хорошо, — молвил Писистрат. И тяжко вздохнул. Но почти сразу взбодрился, заулыбался приветливо. Даже сел, копыта с кровати свесил. Поёрзал и сложил крест-накрест волосатые ляжки, чтобы спрятать истинные чувства. И кисточкой на хвосте прикрылся для пущей верности. — А танцевать, Феня, танцевать ты умеешь? Или тебя тарантеллу отплясывать учить придётся? Тогда трёх дней нам может не хватить. Не ночами же с тобой куролесить.       — Я и ночами могу! Я знаете какой выносливый! — запальчиво воскликнул Демосфен. — И плясать умею! Только посмотрите!       Отбросил свирель, сорвал со стены бубен и пошёл взад-вперёд перед кроватью, дробно стуча копытами и старательно оттопыривая зад. Осмелев, игриво взмахнул длинным хвостом и испуганно замер — нечаянно снёс со стола кружку.       — Дупло у вас маловато, — виновато проговорил он. — Разгуляться мне негде.       — Маловато, значит? — Писистрат замолк, испугавшись собственного хриплого рыка.       Ай да Феня, ай да сукин сын! Хорош, ох как хорош! И филейная часть аппетитная, и голос звонок, и взгляд покорен. А уж как ловко возбудить интерес умеет — в два прихлопа, в три притопа. Всё при нём: и гибкость, и растяжка, и тяга к наукам. Такого фавна точно к распутным ведьмам пускать нельзя. Лучше запереть у себя. А ещё лучше — связать и запереть. Чтобы не сбежал.       — Присядь-ка, — Писистрат призывно похлопал по постели ладонью рядом с собой и улыбнулся самой очаровательной из своих улыбок.       Демосфен бочком протопал к кровати, затаив дыхание. Вроде плясал всего ничего, но вспотевшая грудь вздымалась, а щеки раскраснелись, будто за нимфами уже побегал. Да в Тартар этих нимф! Он осторожно присел на край, расправил плечи и поясницу прогнул, чтобы было видно — к учению готов.       — Знаешь ли, мой талантливый мальчик, — заговорил Писистрат, будто невзначай опустил пятерню на его колено, — каково главное отличие опытного фавна от остальных?       — Ради этого я и вторгся в ваше дупло самым бесцеремонным образом, — пролепетал Демосфен и попытался обмахиваться свирелью — стало неожиданно жарко. — Расскажете?       Писистрат вместо долгих рассказов предпочитал показать наглядно. На личном примере, чтобы ничего не упустить и погрузиться в учебный процесс, так сказать, без остатка. А если повезёт, то углубиться в познание всем телом.       Он придвинулся ближе, перехватил ученика за запястье — исключительно в целях безопасности, чтобы не получить по зубам бубном.       — Богатое воображение — вот наш главный козырь. Видишь сухую ветку, а представляешь, словно перед тобой красивый цветок расцвёл. Смотришь на меня, а сам будто паришь в мечтах и рядышком сидит самая желанная нифма, которая только и ждёт от тебя ласки.       С воображением у Демосфена было так себе. Какой толк думать о цветах, глядя на сухой сук? Сколько ни гляди, не зацветёт. А какая из Писистрата нимфа? Демосфен скосил глаз на мускулистые руки, широкую грудь, мощные ляжки наставника. Ну и где тут нимфа? У нимф и бороды не бывает, и такого взгляда, а какого — Демосфен и сам не мог объяснить. Только нервно дёрнул хвостом.       — Не получается… Не похожи вы на нимфу. — Вздохнул и неожиданно для себя добавил: — И хорошо.       Левая рука учителя скользнула чуть выше, правая выпустила запястье, забрала у ученика бубен и отбросила его в сторону.       — Не я должен быть похож на нимфу, а ты способен её во мне разглядеть, — шепнул Писистрат. — И суметь хотя бы поцеловать.       К такому повороту жизнь Демосфена не готовила. Как разглядеть нимфу в матёром фавне, мускулистом и загорелом?       — Это мне сперва надо пить научиться, — посетовал он. — Где ж тут нимфа?       И всё-таки попробовал вызвать в памяти розовые округлости наподобие тех, что так торопливо покинули дупло наставника. Только они упорно меркли перед золотистой кожей, под которой упруго перекатывались мышцы. Да и ладонь Писистрата на колене отвлекала. А может, посвящение заключалось вовсе не в нимфах?.. Может, неспроста учитель их выгнал?       Демосфен робко взглянул тому глаза и сердце забилось, будто снова плясало тарантеллу.       — Нимфу не могу. А остальное… готов попробовать.       Он зажмурился, вытянул губы трубочкой и отчаянно наклонился к наставнику.       Писистрат сгрёб податливое тело ученика в охапку, прижал к груди, но вдруг остановился. Это ж что получается? Три столетия он козлом по ручьям скакал, мох копытами топтал, всех нимф в округе перепортил, а теперь на соплеменников потянуло? Срам-то какой! А что, если узнает кто? Подглядит, или сам Демосфен расскажет? Вон болтливый какой, язык за зубами не держит.       Он скосил глаза на приоткрытый в ожидании рот ученика. Заметил, как дрожат длинные мальчишечьи ресницы. И шелковистая нога под пальцами тоже дрожала. И он сам дрожал аж до кончиков рогов, а изнутри распирало желание поделиться с Демосфеном опытом.       — Чтоб мне провалиться в болото и сто лет гона не видать. Эх, будь что будет! — Писистрат мысленно послал в топи всех фавнов на свете, притянул к себе ученика и прильнул к губам поцелуем.       Три дня и три ночи постигал Демосфен прелести взрослой жизни под чутким руководством наставника. На четвёртый явился домой, загадочно улыбаясь и помахивая искусанным почему-то хвостом. В подробности не вдавался, сказал лишь, что посвящение прошло более чем благополучно. После его частенько видели на тропе, ведущей к дуплу Писистрата. Но что творилось в том дупле — не дано знать никому.