5 часами ранее
Реальность обрушилась на Драко жуткой болью, стучащей по вискам с такой силой, словно ему по голове одновременно били несколькими огромными булыжниками. Ему пришлось приложить значительное количество усилий, чтобы открыть глаза, и свет, озаряющий помещение, напоминающее бункер, даже несмотря на свою тусклость, прошелся резью по зрачкам. Проморгавшись и избавившись от ощущения, будто ему в глаза насыпали песка, Драко огляделся, сразу находя взглядом Гермиону. Вид ее подвешенного под потолок тела заставил его резко встрепенуться и попытаться встать, но ноги не слушались, а руки, лежащие на подлокотниках древнего кресла, были словно зафиксированы Склеивающим заклинанием — не удавалось их сдвинуть даже на дюйм. Убедившись, что подняться не получится, Драко пробежался по ее силуэту, подмечая каждую мелочь, чтобы определить общее состояние. Обнаружив едва заметное вздымание груди, он облегченно выдохнул, убедившись, что она хотя бы жива. Но вид крови, которую он заметил, стоило сдвинуться спадающим на ее лицо волосам, когда Гермиона дернулась, придя в сознание, прошелся по коже ледяными мурашками. От резкого движения она практически неслышно застонала и снова обмякла, видимо потеряв остатки сил, но даже вновь скрывшие кровь на ее лице волосы не смогли перекрыть этот вид перед его глазами. Слишком. Много. Крови. — Привет, Драко. Малфой услышал голос, не обратив внимания на движение собственных губ. Ему показалось, что он резко дернулся, уловив знакомый еще с тех времен, когда начал себя осознавать, тембр, который вибрировал, поднимаясь по горлу, проникал в мозг, отражался от костей черепа и резонировал в висках, но это было иллюзией. Еще секунду назад его тело принадлежало ему, хоть он и не мог пошевелиться, но сейчас единственное, что Драко мог сделать, это словно со стороны наблюдать, как его мышцы расслабляются, пока он откидывается на спинку кресла. Взгляд без его участия оторвался от Гермионы, издавшей хриплый, практически бессознательный стон, и вперился прямо перед ним, въедаясь в человека, который говорил, используя его голосовые связки. — Ты мечтал со мной встретиться, — губы напротив растянулись в ухмылке, которая на знакомом, выжженном в сознании годами ежедневных отражений в зеркале лице, смотрелась крайне неестественно. — Добро пожаловать на наше небольшое рандеву, — незнакомец развел руками, демонстрируя жуткую обстановку, а в серых глазах разлилось торжество. Ощущение вмешательства извне было очень странным, словно по коже пробежала легкая рябь, мгновенно отобравшая у него контроль. Драко ни разу в жизни не сталкивался с подобным эффектом от заклинания. Множество недель назад, когда они предположили, что этот вид магии — что-то совершенно новое, основанное на воздействии специфическим, никому не известным способом, они оказались чертовски правы. Драко смотрел в зеркало, расположенное по другую сторону стола, за которым сидел, и видел, как его черты лица словно по щелчку менялись и посторонний человек становился им. В помещении их было всего двое. Он и Гермиона. Но было третье присутствие. В его голове.Настоящее время
— Его там не было? — недоверчиво спросил Поттер, стоило Драко озвучить начало истории. — Ты плохо слышишь? — злобно рявкнул Малфой, не находя сил удерживать льющуюся наружу агрессию, которая требовала мгновенного выхода, становясь сильнее с каждым мгновением, позволяющим ему все больше чувствовать себя хозяином своего тела и принимаемых решений. — Он был тут, — Драко постучал пальцем по своему виску. — Но его не было в помещении. — Ты можешь перестать быть мудаком и позволить мне разобраться в том, что произошло? — в том же тоне бросил Поттер, подавшись вперед. — Я пытаюсь доказать твою невиновность, чтобы тебя отпустили без дополнительного разбирательства, которое может значительно затянуться, — процедил он сквозь зубы, не сводя с Драко раздраженного взгляда. — Или ты хочешь провести это время в камере предварительного заключения рядом с убийцей, а не в палате своей жены, которая, если ты все еще помнишь, потеряла столько крови, что я вообще сомневаюсь, смогут ли ее вытащить? — Не смей говорить этого вслух, — прошипел Малфой, ни на секунду не позволяя себе зациклиться на том, что она могла умереть. Гермиона. Действительно. Могла. Умереть. — Тогда приложи усилия и позволь мне сократить наше вынужденное времяпрепровождение в этом помещении до минимального, — ответил ему Поттер. — Я еле сдерживаю желание прикончить тебя прямо сейчас, которое растет с каждой минутой, пока я вижу ее кровь на твоих руках. Дай мне причину не делать этого самому и удержать от этого тебя. Я же вижу, что воспоминания маячат в твоей голове навязчивой мыслью пустить Аваду себе в висок. Драко выдохнул и прикрыл глаза, пытаясь найти силы и вернуть концентрацию для того, чтобы рассказать, что было дальше. Поттер был прав. Он мечтал запустить смертельно-изумрудное заклинание в свое отражение. Но еще больше ему хотелось приложить Гарри чем-нибудь не самым приятным, пробраться в камеру предварительного заключения и запустить такой же луч в тело волшебника, разрушившего его жизнь. — Заклинание ощущается так, будто телом владеет сразу два человека, — продолжил Малфой повествование, посмотрев на свои окровавленные ладони и вновь воскресив в памяти ощущения. — Но одно сознание подчинено другому. Он позволяет тебе сделать что-то, но только ты пытаешься отойти от предложенного сценария, как он забирает контроль. И ты не можешь на это повлиять, а просто наблюдаешь со стороны. — Ты осознавал себя, когда… — Поттер не стал продолжать фразу, скорее всего понимая, насколько сложно было услышать подобное. — Да, — Драко поднял на него тяжелый взгляд. — Я видел, как душу любимую женщину, наблюдал за тем, как нож в моих руках вспарывает ее кожу, и все, что мог сделать, — это пытаться пробиться через барьер в голове, чтобы предотвратить ее смерть, — с каждым словом его голос становился все более омертвевшим. — Он не позволил мне пропустить ни одного мгновения, ни единой капли крови, стекающей по ее телу на пол, заставлял слышать каждый ее крик. — Больной ублюдок, — ошарашенно прошептал Поттер, и Малфой кивнул. — Вы пробыли там достаточно долго, — продолжил Гарри. — Если бы он заставил тебя пытать ее сразу, мы нашли бы вас уже тогда, когда ей ничего не могло помочь. И скелет, что мы нашли рядом с вами… — Озвученное снова прошлось нервной дрожью по ладоням и воспоминаниями о надрывных детских криках. — Ты ее убил? — Малфой лишь покачал головой на заданный вопрос. — Что происходило в те полчаса, пока вы пробыли в подвале? — Он хотел сыграть со мной в игру, — скривившись, проговорил Драко. — В игру? — непонимающе переспросил тот, сдвинув брови. — Шахматы, Поттер, — произнося это, Малфой опустил руку в карман брюк и, достав из него измазанную в крови фигуру белого ферзя, поставил ее на стол перед Гарри. — Он хотел сыграть со мной в шахматы.5 часами ранее
Драко вглядывался в свое отражение, стараясь не выдавать охватившую его панику. Его мозг начал лихорадочно соображать, пока он пытался вспомнить, как они умудрились так облажаться. Они всегда вели себя осторожно, проверяя постороннее присутствие в их общей квартире каждый раз, когда переступали порог. Постоянно сохраняли бдительность, зная, что преступник, с которым они столкнулись, очень опасен. Но сегодня что-то пошло не так. Драко точно помнил, что они были на новом месте преступления. Очередное самоубийство, одно из самых жестоких из тех, что они видели за последний месяц. Первое парное. Первое среди детей. Мальчик и девочка не старше десяти лет от роду. Близнецы. Вспоротая кухонным ножом кожа, обнажившая вскрытые вены. Смешавшаяся на полу кровь их обоих, сгустками проникающая друг в друга, словно стремилась соединить их вновь после смерти так же, как они были соединены еще до рождения. Крики родителей. Паника Драко, вызванная лицезрением мертвых детей. Обеспокоенность Гермионы, знающей, что он не переносил дела с детьми после страшного случая в начале его карьеры, каждый раз слишком сильно эмоционально проникаясь и теряя объективность. Опустошение, накрывшее их обоих после того, как они покинули место преступления. И темнота. Малфой вглядывался в глаза напротив, складывая все это. О его реакции на мертвых детей были уведомлены немногие, в основном это были его коллеги из аврората и близкие семьи. Если все было подстроено специально, чтобы снизить бдительность, это значило, что преступник знал его слабости, как и то, что Гермиона всегда теряла концентрацию, замечая их проявление. Слишком хорошо знал для того, с кем они никогда не встречались. Постепенно торжество в сером взгляде сменялось страхом и осознанием, и Драко накрыло странное чувство, словно тот, кто занял его сознание, отодвинулся от механизма, управляющего телом, и присел на воображаемый стул в его голове, позволяя Малфою снова владеть собой. С губ слетела злобная ухмылка, сменяясь тонкой ожесточенной полосой, и Драко смог пошевелить пальцами рук. — Кто ты? — в отличие от его голоса, когда за него говорил другой, вопрос, высказанный по его желанию, прозвучал очень хрипло, словно в его горло насыпали песка и протолкнули внутрь кулаком, царапая ткани эпителия. — Всему свое время, — в этот раз Драко практически не заметил, как незнакомец сменил роли, снова оттолкнув его от фокуса сознания. Их дела были совсем плохи, если он никак не мог контролировать свое тело. Незнакомец не позволял ему снова завладеть собой, и Малфой не мог посмотреть на Гермиону, но и без этого ему было ясно, что она в сложившихся обстоятельствах совершенно бесполезна. Пока человек, использующий его сознание, озвучивал, как долго наблюдал за их расследованием, Драко прислушивался, стараясь не упустить ничего важного, но не фокусировался слишком сильно, чтобы лучше обдумать ситуацию. Они с Гермионой не в первый раз попадали в условия, угрожающие их жизням, но еще ни разу за тело одного из них не отвечал другой человек. Малфой, обратив внимание, что, несмотря на все его мысли, собеседник продолжал гладко говорить, не сбиваясь, сделал вывод, что хотя бы то, что он думает, недоступно чужому вмешательству. Это было единственным облегчением, если в подобной ситуации вообще можно было говорить об облегчении. Драко постарался прикинуть, сколько они уже находились в этом помещении. Чтобы их оглушить и трансгрессировать, не нужно было большого количества времени, да и судя по самочувствию, Малфой был в отключке не так уж и долго. Кровь все еще струилась по лицу Гермионы, а Драко почему-то был уверен, что эта рана получена случайным образом еще до их прибытия сюда, что также указывало на краткий период их тут пребывания. Сопоставив все это, он предположил, что с момента, как они покинули место преступления, прошло не более пятнадцати минут. Драко мысленно чертыхнулся. Им необходимо было продержаться еще слишком много времени, пока их местоположение станет известно. После того как дело затянулось, а обстоятельства стали гораздо опаснее, Поттер принял решение запустить в действие протокол по самым сложным делам. Его разработали совсем недавно после страшной трагедии, произошедшей с семьей одного из лучших авроров отдела по расследованию экономических преступлений. Тогда было решено, что необходимо внедрить что-то, что позволило бы в любое время отследить положение всех авроров, занимающихся сложными и опасными расследованиями, а также необходимо доработать должностные инструкции. На основании нового протокола они с Гермионой должны были отчитываться за каждое отлучение из стен министерства и держать Поттера в курсе по поводу всех своих перемещений. После посещения квартиры, в которой произошло убийство, им необходимо было явиться в аврорат и доложить полученные данные. На то, чтобы Поттер забил тревогу из-за их задержки, необходимо было не более двадцати минут. Еще десять, чтобы добраться до Анжелы и, использовав ее разработки, отследить их местоположение по усовершенствованному следящему артефакту, спрятанному в подошвах их обуви. Семь минут на сбор команды. Еще три, чтобы оказаться здесь. Им нужно было продержаться около получаса. Если, конечно, преступник не был в курсе того, что Поттер с недавнего времени всегда мог узнать, где находятся его лучшие авроры, и не вытащил следящие артефакты, уничтожив любые шансы на спасение. — Итак, Драко, — привлек его внимание незнакомец, опершись локтями на стол, и, сцепив пальцы, положил на них подбородок. Было в его жестах что-то до боли знакомое, видимое не один десяток раз, но Малфой все никак не мог понять, кому именно они принадлежат. Когда отражение в зеркале подняло уголок губ в жесткой улыбке, Драко точно уверился, что знает человека, занявшего его сознание. — Сыграем? — спросил незнакомец, подняв голову и указав рукой на стол. От мановения ладонью развеялась иллюзия, прятавшая шахматную доску с выставленными на ней фигурами. Это были не волшебные шахматы, подчиняющиеся каждой мысли волшебников. Перед глазами Драко расположились маггловские фигуры, которые он видел достаточно часто в своей жизни, и мысль о том, что человек напротив ему знаком, снова навязчивой совой клюнула в подкорку. И предположение, пронесшееся в голове, выбило из него остатки намеков на любое самообладание. Этого не может быть. Только не он. Малфой, получив возможность управлять своим телом, приложил множество усилий, чтобы его догадка не отразилась на лице. Ему не хотелось в это верить, но было слишком много совпадений. — И почему я должен играть с тобой? — хрипло спросил Драко и прочистил горло, снова чувствуя раздражающие саднящие ощущения внутри. — Потому что у тебя нет выбора, — ответил незнакомец и перевел его взгляд на Гермиону. — Видишь ли, у меня твоя прекрасная жена, — его губы расползлись в благоговейной улыбке. Незнакомец поднялся и медленным расслабленным шагом подошел к женщине, которая снова подала признаки жизни, отреагировав на движение и едва заметно пошевелив головой. Он обхватил жестким движением ее подбородок и приподнял, отчего Гермиона тут же издала болезненный стон, прошивший каждое сухожилие Драко несколькими разрядами тока. Она открыла глаза и, сфокусировавшись на человеке, сжимающим ее кожу до такой степени, что ей, скорее всего, было больно, ошарашенно выдохнула. Ему казалось, что, являясь заложником собственного сознания, он до крови разбивает кулаки, пытаясь раскрошить тонкую алмазную преграду между собой и контролем, но со стороны это выглядело так, словно ему доставляет удовольствие, как ее глаза заволакивают неверие и страх. Незнакомец провел ладонью по влажной дорожке, пересекающей ее щеку, размазывая кровь, разбавленную единственной несдержанной слезой, скатившейся по бледной бархатной коже. — Она всегда была такой красивой, — на грани слышимости прошептал незнакомец, очертив большим пальцем ее губы и окрасив их ее собственной кровью. — Я всегда восхищался ее внутренней силой и непревзойденным умом, — в его голосе отразилась издевательская насмешка. Гермиона дернулась, скорее всего начав понимать, что именно происходит, и цепи, сковывающие ее запястья, звякнули, разрезав жуткую тишину звонким звуком. — Но она все равно выбрала тебя — самого недостойного ее человека, — процедил незнакомец и сжал ее лицо сильнее, вырвав из нее короткий вскрик. — Тебе всегда все доставалось легко. Ты сделал очень много ужасных вещей, но все равно смог получить в этой жизни все. Признание, одобрение со стороны общества. И ее, — он отпустил лицо Гермионы, и та обессиленно его уронила. До чуткого слуха Драко донесся ее едва уловимый всхлип, прозвучавший громче всего, что он когда-либо слышал в своей жизни. — Если этой мотивации для тебя недостаточно, необходимо представить тебе других наших гостей. Незнакомец отошел от Гермионы и, подойдя к одной из стен, нажал на кнопку, выделяющуюся ярко-алым пятном на полотне грязно-ржавого цвета. Послышался скрежет, а затем механизм вызвал раздвижение створок, и перед глазами Драко оказалась большая комната, отделенная от него и человека в его голове заляпанным многомесячной грязью стеклом. Незнакомец нарочито медленно обвел взглядом помещение, фиксируясь на несколько секунд на каждом присутствующем. Дети. Четырнадцать детей навскидку от пяти до двенадцати лет. Совсем еще маленьких, не видевших этой жизни, не познавших ее горечь и разочарование. Невинные. — Это дети магглов, — пояснил незнакомец, с сардонической улыбкой оглядывая их еще раз. Они словно не знали, где находились: не демонстрировали никаких эмоций, а просто сидели на полу в незначительном отдалении друг от друга, смотря перед собой расфокусированными взглядами. Скорее всего, на них было наложено какое-то заклинание, не позволяющее им впадать в панику. — Пропажа детей волшебников привлекла бы много внимания, но я знаю, что и эти прекрасные создания отлично тебя смотивируют, — хохотнул незнакомец, проводя ладонью по стеклу и оставляя на нем небольшие разводы крови Гермионы, еще не высохшей на его коже. — Они напоминают тебе ее, да? Если бы Драко мог, он бы зажмурился. Преступник знал все. Не только то, что Малфой прикладывал все усилия, чтобы никогда не работать с детьми. Он был посвящен в точную причину, которая навсегда отвратила его от любого дела, в котором хоть как-то фигурировал ребенок. Его личная первая смерть. Люди всегда говорят, что первый опыт запоминается лучше всего. В сознании навечно остается первый полет на метле, первый поцелуй, первая любовь. Жаль, что ему в детстве никто не сказал, что первый человек, которого ты не смог спасти и который умер на твоих руках, тоже запоминается навсегда и возникает в худших кошмарах, из года в год кроша выдержку в труху и разбивая все надежды на попытки абстрагироваться, перестать переносить личное отношение на работу и оставаться беспристрастным. Ее звали Джанелла. Ей было девять лет. Это было одно из первых дел, порученных новичку Драко и его более опытному напарнику. Малфой почти сразу зарекомендовал себя как непрошибаемый к смертям людей человек, не демонстрирующий никаких эмоций даже на самых кровавых делах. После того что он видел в своем доме, после лицезрения крайне жестоких пыток, осуществляемых на его глазах самыми беспощадными Пожирателями, ему удавалось сохранять самообладание, даже если все помещение, в котором произошло убийство, было затоплено кровью. Он прослыл ледяной глыбой в первые полгода своей работы в итальянском аврорате. Но так было до того момента, как он увидел ее. Пожалуйста, помогите мне. Джанелла была одной из немногих, кто погиб от рук волшебника-педофила. До того, как Драко встретился с ней, он спокойно реагировал на остальных изнасилованных и жестоко убитых девочек, найденных до нее, всего лишь запивая увиденное небольшим количеством огневиски. Но с ней было иначе. Ее им удалось найти до того, как она умерла. Несколько месяцев расследования позволили им выйти на место, в котором преступник совершал свои зверства. Но обнаруженное внутри навсегда изменило жизнь Драко и его отношение к работе. Преступник не стал сопротивляться, сдавшись властям сразу, как те оказались на его пороге. Когда его запястья обвили нити магических наручников, он лишь едва слышно пробормотал себе под нос, что ему жаль упущенного удовольствия от лицезрения смерти его последней пташки. При осмотре помещения с множеством комнат они нашли Джанеллу. Изнасилованную явно не один раз. Настолько жестоко, что наличие внутренних разрывов можно было подтвердить и без медицинской экспертизы — так много крови было обнаружено на ее одежде. Все тело покрывали синяки, и за фиолетовыми разводами практически нельзя было различить оттенок оливковой кожи. Но она все еще была жива. Дышала, хоть и аритмично. Она смогла посмотреть осознанным взглядом на Драко, появившегося на пороге комнаты. Пока он звал на помощь, она глядела на него с отчаянной надеждой в глазах. А потом прохрипела одну-единственную фразу. Пожалуйста, помогите мне. Джанелла умерла на его глазах, так и не дождавшись колдомедиков, явившихся не более чем через десяток минут. Внезапно ее дыхание стало еще более рваным, и спустя несколько мгновений она затихла. Драко очень просто мог воскресить отсутствие жизни, отражающееся в ее распахнутых янтарных глазах. Он до сих пор видел ее перед собой каждый раз, когда сталкивался с детьми, похожими на нее. И каждый раз, когда видел маленькие тела, застывшие в объятиях смерти. Даже если те были совсем на нее не похожи. — Они великолепны, правда? — восхищенно проговорил незнакомец, в последний раз окидывая взглядом детей. Развернувшись, он подошел к столу и, присев на кресло, поправил доску так, чтобы белые шахматные фигуры оказались перед Драко. — Следует объяснить тебе правила. Их будет не так много, — он еще немного сдвинул доску для удобства. — Каждая из моих фигур связана с порталами в руках детей, — незнакомец указал на помещение, из которого не доносилось ни единого звука. — Они активируются в тот же момент, как фигура убирается с доски. Портал настроен на безопасное место недалеко от аврората, первый же появившийся ребенок запустит заклинание, которое поднимет сигнальную тревогу ровно через час после этого. Доступ в помещение до этого момента будет закрыт для всех, в том числе и для меня, так что я не смогу до них добраться раньше авроров, — продолжил он, выравнивая стройные ряды фигур. — Это чтобы ты не подумал, что потом я смогу все равно их убить. Покидая нас, они оказываются в полной безопасности. — Почему я должен верить тебе? — спросил Драко сразу, как почувствовал, что снова отвечает за свои действия. Незнакомец убрал одну черную пешку с доски, и в этот же момент Малфой краем глаза заметил движение за стеклом. Своей волей переведя туда взгляд, он успел увидеть, как самый младший ребенок исчезает, а остальные резко дергаются, осознанно смотря на место, где еще секунду назад сидел маленький мальчик. — Тому, что он в безопасности, тебе придется поверить на слово, — посмотрев в зеркало и сузив глаза, прошипел незнакомец. Больной ублюдок. — Как и тому, что, если ты откажешься… — он демонстративно достал из кармана палочку Драко и, показав ее, отложил на другой конец стола на расстоянии чуть больше, чем вытянутой руки, — я заставлю тебя убить каждого из них. А потом, — он посмотрел на Гермиону, которая не шевелилась, но, судя по сковавшему ее тело напряжению, была в сознании и внимательно прислушивалась к разговору, — ты убьешь ее. Своими руками. Настолько жестоко, что ее не смогут узнать при опознании. Драко начал лихорадочно соображать в поисках выхода. По его ощущениям до спасительного появления Избранного, который всегда оказывался в нужное время в нужном месте, оставалось не больше двадцати минут. Ему необходимо было тянуть время, постаравшись в процессе никого не потерять. Иначе он никогда не сможет этого себе простить. — Если ты выиграешь, я всех отпущу и сдамся властям. Если ты проиграешь — она умрет. Как и все остальные, — снова заговорил незнакомец. Драко видел шевеление губ, но не слышал слов, которые, вопреки всему, отпечатывались в сознании и причиняли физическую боль. Незнакомец снова заставил его посмотреть на женщину, подвешенную к потолку железными цепями, обнимающими ее запястья настолько крепкой хваткой, что каждое звено впивалось в кожу, раздирая до кровоподтеков. — Твой ход, Драко.Настоящее время
— Ты играл сам с собой, — пораженно проговорил Поттер, стоило Драко замолчать. — Он поставил тебя в безвыигрышное положение. — Не совсем, — возразил Малфой, скользя кончиками пальцев по изгибам ферзя и чувствуя под подушечками шероховатость засохшей крови. — Несмотря на объединение сознаний в одном теле, мысли были недоступны для прочтения. Мы не слышали то, о чем думал другой, — он горько усмехнулся. — Условия были подготовлены так, чтобы игра действительно была честной, — нахмурившись, Драко едва заметно качнул головой. — Разве что у меня было множество факторов, которые не позволяли здраво рассуждать. — Что ты имеешь в виду? — настороженно спросил Гарри, видимо уловив, что Малфой говорил далеко не о факте возможной смерти детей и Гермионы в том случае, если он откажется. — С фигурами были связаны не только порталы, которые переносили детей в безопасность, — надломленным голосом ответил Драко, сжимая шахматную фигуру в ладони настолько сильно, что острые углы верхушки впились в кожу до покрасневших полос. — Он привязал детей к моим фигурам тоже, и каждая потеря с моей стороны имела последствия…5 часами ранее
Е2-Е4. Драко сделал первый ход, смиряясь, что ему придется пойти на поводу у преступника, чтобы выиграть время, необходимое Поттеру. Это было лучшим решением, по крайней мере на данный момент, пока у него была возможность переключить внимание неизвестного с детей и Гермионы на себя. Он даже не надеялся победить, а следил за игрой, предвидя ходы соперника и отражая атаки таким образом, чтобы растянуть игру на как можно продолжительный период времени, не опасаясь, что его тактику просчитают. Оборонительная позиция для человека, оказавшегося в его условиях, была одной из самых предпочтительных, и Драко был уверен, что преступник подумает, что он всего лишь опасается сделать неверный ход, а не осознанно делает именно это. Заведомо проигрывает, но таким способом, чтобы это длилось как можно дольше. И, возможно, это могло бы сработать. Быть может, ему удалось бы продержаться необходимое количество времени. Если бы он знал все условия игры сразу и не принял решение, которое отобрало жизнь невинной девочки, до последнего не понимающей, что ей грозит в клетке, выстроенной для нее безжалостным человеком, решившим, что можно кем-то пожертвовать. Белая пешка, через несколько ходов срубленная и приподнятая его соперником, покинула доску, и вместе с ее потерей Драко ощутил, что в этот самый момент рушилась его жизнь. Он краем глаза заметил ярко полыхнувшие языки пламени за пределами помещения, но даже сквозь разделяющее их грязное стекло оно было настолько реальным и пробирающим, что в момент, когда его заставили перевести взгляд на комнату с детьми, он на самом деле почувствовал облизавший его кожу жар. — Кажется, я забыл тебе сообщить еще одно небольшое правило, — хохотнул преступник его ртом, поднимаясь из-за стола. Пока его тело следовало к преграде, на гладкой поверхности которого отражались блики пламени, взгляд Драко не отрывался от вскочившей девочки, надрывно визжащей и цепляющейся за морщащуюся от огня кожу в попытке сбросить с себя обжигающие ощущения. Она не могла сдвинуться, а лишь извивалась на месте, пока равнодушными взглядами за ней наблюдали другие дети, точно находясь под каким-то заклинанием, которое следовало не просто запретить, а навсегда стереть из памяти всех волшебников. Смотреть на происходящее настолько отстраненно казалось худшим, что Драко мог себе представить. И самым ужасным было то, что он делал то же самое. Внутренне он содрогался в агонии, пока его глаза с выражением жестокого удовлетворения впитывали в себя обугливающуюся кожу, сползающую с тела. Крики девочки с каждой новой загоревшейся мышцей, сжимающейся под напором жара, темнеющей и опадающей с костей, становились все тише, превращаясь в безумные хрипы, которые постепенно заглушал шум крови в его ушах. Драко отдал бы все, что у него было, чтобы закрыть глаза. Но ему не дали такой возможности. Незнакомец заставлял его смотреть настолько внимательно, чтобы не пропустить ни единого мгновения, во всех деталях запоминая, причиной чего он стал. Драко видел, как ее лицо, омраченное безысходной паникой, стирается, пока волосы вспыхивают и тлеют, обжигая кожу шеи. Помещение наполнилось неотвратимыми запахами страха и безысходности, от которых он не смог бы спрятаться, даже если бы ему удалось больше не смотреть на то, как тело ребенка истончается, осыпаясь на пол небольшими фрагментами мяса, светившимися, как уголек в потухшем костре. Он не смог бы перестать представлять себе, через какое количество боли сейчас проходила девочка и как с этим смогут справиться остальные дети, когда с них снимут заклинание и они в полной мере ощутят последствия увиденного на себе. Он не смог бы перестать надеяться, что никогда не увидит кошмара, повторяющего происходящее в данный момент. Последний отчаянный хрип затих, когда тело ребенка, вспыхнув финальным, самым ярким языком пламени, упало на пол покрытым сажей скелетом. Остальные дети отреагировали на окончание жуткого «представления», отворачивая головы и снова устремляя безмятежные взгляды перед собой, словно были всего лишь бездушными марионетками, управляемыми беспощадным кукловодом. Как и сам Драко. — Все фигуры привязаны к детям, твои в том числе, — равнодушно проговорил незнакомец, поворачиваясь к столу. Усевшись в кресло, он развернул доску так, чтобы перед Малфоем оказались его фигуры и, отклонившись на спинку, улыбнулся. — Смерть или безопасность. Чем грозит твой следующий ход? — произнес он насмешливым тоном, прежде чем передать контроль над телом в руки Драко.Настоящее время
Стоило Малфою прервать рассказ, как в допросной воцарилась гробовая тишина. Поттер переваривал то, что только что услышал, а Драко пытался абстрагироваться от воспоминаний о горящем теле и по крохам собрать свое самообладание. Сейчас, когда рядом не находились другие дети, которые могли стать потенциальными факелами мести, это было сделать гораздо проще, но он прекрасно понимал, что этот фрагмент жизни будет преследовать его не один год, воспроизводясь перед глазами как колдография, выставленная на самое видное место. — Как ты вытащил остальных детей? — хрипло спросил Поттер, совладав с собой, и прочистил горло, поморщившись от не самых приятных ощущений. — Заклинание, которым он связал фигуры и детей, — проговорил Драко, опершись предплечьями на стол и подавшись вперед. — Он самой первой фигурой продемонстрировал его специфику. Не имело значения, как именно фигура исчезнет с доски. Главное, чтобы она оказалась в достаточном отдалении, чтобы связь прервалась. И детей было всего четырнадцать, по одному ребенку на две фигуры разного цвета, за исключением ферзя и короля. Если срабатывала одна привязка, вторая исчезала. То есть трансгрессировавший ребенок уже не мог умереть. — На его слова Гарри кивнул, показывая, что понял особенности. — Я просто смахнул все его фигуры с доски, — пожал плечами Малфой. — И они трансгрессировали, — прокомментировал его слова Поттер, и Драко кивнул. — Но ты ведь должен был понимать, что мы скоро появимся. — Я понимал. — И все равно рискнул, догадываясь, что такой твой поступок спровоцирует преступника на действия по отношению к Гермионе, — озлобленно процедил Гарри, посмотрев на Малфоя таким взглядом, будто у него только что выросла вторая голова и заявила, что хочет стать новым Волан-де-Мортом. — Я не знал о привязке детей к моим фигурам до момента, как она погибла, — рявкнул в ответ Драко, очень постаравшись не сорваться на раздраженный тон, за которым всегда прятал неуверенность. Сделав несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, он продолжил: — Я поставил себя в заведомо проигрышное положение, чтобы протянуть время. И когда узнал, что каждый мой ход грозит новой смертью, мои фигуры уже стояли так, что практически при любом телодвижении я мог потерять одну из них. — Поттер опустил взгляд и сжал руки в кулаки, скорее всего переживая услышанное не менее тяжело, чем сам Драко. — Я не мог поступить иначе, Поттер. Они не виноваты в том, что один недалекий ублюдок двинулся от нескольких десятков Круциатусов и смерти своей семьи. Ты сделал бы то же самое. — Знаю, — едва слышно пробормотал тот и снова поднял на Драко взгляд. — Как ты умудрился обойти заклинание? — Гарри постучал по своему виску. — Решение нужно было принимать быстро, и я, когда смог себя осознать после увиденного, оценил все возможные перспективы и сделал вывод, что так поступить — вернее всего, — сказал Малфой, отклонившись на стул и скрестив руки на груди. — Пока я пытался собраться с мыслями, он несколько раз пригрозил, что, если я не соизволю сделать следующий ход, он вырежет моими руками пару сердец из детской груди, и я притворился, что из-за страха согласился. Спустя несколько ходов, при которых, к счастью, я никого не потерял, фигуры встали так, чтобы я мог их смахнуть, не затронув при этом свои. А дальше дело техники, — Драко мрачно усмехнулся. — Выражение страдания на моем лице расслабило его, поэтому он не успел перехватить контроль до того, как с доски слетели все его фигуры.5 часами ранее
Это было молниеносное движение. Незнакомец не успел отреагировать, видимо окончательно уверившись, что Драко смирился с условиями игры. Перехватив контроль над телом и проследив за упавшими на пол фигурами и моментально испарившимися детьми, преступник, шумно выдохнув сквозь стиснутые зубы, посмотрел из отражения в глаза Малфоя. И Драко снова видел призрачное присутствие одного из своих коллег, который потерял работу после того, как попал под несколько страшных заклинаний. Спустя минуту напряженного молчания, пока незнакомец смотрел в зеркало, пытаясь сквозь поверхность испепелить Драко, на его губах расцвело мрачное торжество, тут же заставившее Малфоя напрячься. Он не знал, чего дальше ожидать от этого человека. Все время их знакомства Драко считал, что захвативший его сознание мужчина был до примитива предсказуемым, но сегодняшний день показал, что то, что с ним произошло, изменило его, сделав другим человеком. Но поступить иначе Малфой просто не мог. Ему необходимо было сделать хоть что-то, чтобы убрать невинных из уравнения их противоестественного и абсолютно неожиданного соревнования за выживание. Они с Гермионой сознательно выбрали эту жизнь и всегда понимали, что однажды могут погибнуть в подобных условиях. Они уже давно смирились с тем, что иногда любимое дело грозило непредсказуемой опасностью. Но дети не имели к этому никакого отношения. И они были слишком серьезным рычагом давления. Незнакомец поднялся и, сделав несколько шагов в сторону Гермионы, не спускающей с него затравленного взгляда, обхватил за горло железной хваткой, вырвав из ее рта болезненный хрип. Он силой дернул ее вниз, и цепи, звякнув, ослабли и прокрутились на балке у потолка, опуская женщину до их уровня. Приблизив свое лицо к ней, незнакомец с сардонической улыбкой на губах всмотрелся в ее глаза, постепенно затягивающиеся испугом, и сжал ладонь сильнее, перекрыв ей доступ к кислороду. Быстрее, Поттер. Гермиона отчаянно дергала ногами, пытаясь кончиками ступней нащупать пол, и сотрясалась всем телом, выворачивая себе запястья в попытке выбраться. Даже сейчас, обессиленная, практически не дышащая, а лишь рвано хватающая приоткрытым ртом воздух, она продолжала бороться. — Ты всегда была такой смелой и упертой, — с восхищением проговорил незнакомец, немного ослабляя хватку и позволяя ей сделать вдох. — А ты всегда был трусом, который только и может, что прятаться за другими? — прохрипела Гермиона. — Мне никогда не казалось странным, что он выбрал тебя, — он отпустил ее шею и, подняв руку выше, провел по щеке тыльной стороной ладони. Нежно. Практически лаская. — Такой огонь хочется приручить, забрать себе и спрятать от всего мира, — его вожделение лилось отрывистым шепотом. — Но почему ты выбрала его? Он совершенно тебя не достоин. Он Пожиратель, Гермиона! Она пронзительно посмотрела ему в глаза, и Драко вновь увидел там то, что всегда заставляло его ладони подрагивать от нетерпения прикоснуться. То, из-за чего он влюбился в нее до такой степени, что отказался от выбранной жизни только ради того, чтобы всегда видеть этот взгляд. Сейчас она смотрела на него, а не на того, кто владел его сознанием. Смотрела так, как каждый предыдущий день. Таким взглядом, от которого хотелось сворачивать горы, расшибаться в лепешку, делать что угодно, лишь бы она была счастлива и всегда улыбалась. — Я люблю тебя, — произнесла Гермиона, и это прозвучало как прощание. Словно она поняла, что их время почти закончилось, отмеряя последние минуты. Словно все вот-вот должно было закончиться. Что бы это ни значило. Незнакомец, рыкнув, сжал ладонью щеки Гермионы до побелевших пятен, и ее взгляд снова изменился, переключаясь на другого человека. Он приблизил свое лицо и, прошипев, что она недальновидная сука, не замечающая, насколько чудовищна змея, которую она пригрела на груди, впился в ее рот жестким поцелуем. Драко все чувствовал, но не мог помешать. Он ощущал ее кожу под пальцами, когда его рука сжималась сильнее, заставляя Гермиону шире разомкнуть губы. Это его язык врывался в ее рот, вылизывая небо. Он глотал ее рваные выдохи вместе со всхлипами и вкусом крови. И ничего, абсолютно ничего не мог с этим сделать.Настоящее время
— Не заставляй меня рассказывать подробности, — надломленным голосом попросил Драко, всматриваясь в ошарашенные глаза Поттера, и тот несколько минут абсолютной тишины не мог найти ни единого слова, чтобы прокомментировать услышанное. — Мне жаль, — выдавил из себя Гарри, когда смог совладать с собой. — Но мы должны узнать все, что там случилось, — продолжил он, перестав «скрывать», что за допросом тщательно наблюдают. Драко едва заметно покачал головой, и тот тяжело вздохнул. — Я понимаю. Но ты и сам все знаешь. Мы не можем упустить стандартную процедуру, иначе твое освобождение будет не обосновано, и тогда при первом же сигнале со стороны общества или высшего руководства тебя закроют в Азкабане, и, чтобы оправдаться и все уладить, тебе придется потратить драгоценное время, которого у тебя нет. Драко неуверенно кивнул, смиряясь, и снова заговорил.5 часами ранее
Гермиона мычала и брыкалась, пытаясь ногами зацепить Драко и, причинив ему боль, оттолкнуть от себя. Она отчаянно вырывалась, но не могла помешать, всегда проигрывая в прямом физическом противостоянии из-за своей комплекции. Если бы у нее была палочка в руках, Малфой уже давно собирал бы ошметки своих мозгов со стены позади себя, но все, что могло ей помочь, было слишком слабым и не внушительным в свете соотношения их роста и физических сил. Они оба были беспомощны, и преступник этим пользовался, делая именно то, что могло сломить их обоих. Он хотел отвратить Гермиону от Драко и поэтому превращал самое сокровенное в то, что теперь вечно будет ассоциироваться с пленом, смертью, болью и безысходностью. Скользя языком по ее губам, он отбирал у Драко самое важное, что когда-либо было в его жизни. Когда его кожу сдавили ее зубы, прокусывая, Малфой отпрянул, прикладывая пальцы к кровоточащей ране, и то, что преступник, даже не являясь реальным олицетворением, все равно способен чувствовать причиняемую ему боль, вызвало в нем противоестественное торжество. Она смогла добиться хотя бы такого, практически незначительного, но отмщения. Гермиона, не спуская с него злобного взгляда, демонстративно сплюнула ему под ноги, и ее голова тут же мотнулась от удара тыльной стороной ладони, пришедшего в область губ. Вскрикнув и тряхнув головой, она снова подняла взгляд на Драко, продемонстрировав стекающую по подбородку кровь из разбитого рта, что стало отражением того укуса, что оставили ее зубы на его собственном лице. — Ублюдок, — прошипела Гермиона, сузив глаза, и ее лицо окрасили разводы нового, более сильного удара. Стерев рукавом формы кровь со своего лица, преступник снова подошел ближе и повернул к себе ее лицо, по которому бежали неконтролируемые слезы. — Может быть, — скопировав ее тон, ответил он. — Вот только это такие, как твой обожаемый Драко, сделали меня таким, — продолжил преступник и, опустив руку, стальной хваткой пережал ее горло. Дернув ее на себя, он выплюнул остальные слова прямо в ее приоткрытый в попытке глотнуть воздуха рот: — Они отобрали все, что у меня было, и взамен я сделаю то же самое. Нет ничего хуже потери любимого человека. Я заберу у него то, что позволяет ему вставать по утрам и наслаждаться жизнью. Преступник сжал руку сильнее, полностью перекрывая ей кислород. Другая ладонь скользнула в карман его брюк и сомкнулась вокруг рукоятки ножа, о существовании которого Малфой ранее не подозревал, и он мысленно взвыл, но ни единого звука не вырвалось из его горла. Поттер, если ты не успеешь, я тебя убью. Драко не смог остановиться, когда его заставили поднять руку. Ничего не смог предпринять, чтобы предотвратить прикосновение лезвия к тонким рукавам ее одежды, сползшим под собственным весом и обнажившим небольшой участок бледной кожи. То, как нож нажимал на ее извивающиеся предплечья, вспарывая ткань и кожу, грозилось остаться худшим ощущением, прописавшись в его сознании, и Драко знал, что этот момент будет ежедневно приходить в кошмарах. Как и ее надрывный крик, зародившийся в трясущейся от рыданий груди, поднявшийся по горлу и оглушивший своей громкостью помещение. Ему хотелось скрыться от себя самого, как от худшего монстра, завернувшись в стены бункера, каждый дюйм которого теперь был пропитан запахом огня, жженой плоти, крови любимой женщины и самой Смерти, стоящей в углу и смеющейся над безрассудством людей, готовых принести ей жертву во имя понятных только им самим благ. Драко практически не слышал звон упавшего на пол ножа, наблюдая в ужасе, который совершенно не отражался на его лице, как по ее рукам струится кровь, пачкая форму, стекая ниже по телу, опускаясь к ногам и капая на пол. — Я не собирался позволять тебе настолько просто ее убить, — глухо пробормотал преступник, делая шаг назад. Он не давал Драко отвести взгляд, заставляя его впитывать в себя каждую каплю крови, покидающую ее обессиленное тело, становящееся все тяжелее с каждым мгновением. Гермиона уронила голову, потеряв остатки любой выдержки, и постепенно она все больше становилась похожей на изодранную на лоскуты тряпичную куклу. — Если бы ты потерял ферзя, она бы умерла, и это была бы очень живописная картина, — продолжил преступник, отступая обратно к столу. Взяв с доски фигуру белого ферзя, которая тут же окрасилась багряным цветом крови, покрывающей толстым слоем его ладони, он задумчиво повертел ее перед глазами. — Но так тоже вышло неплохо, — растянувшись в жуткой ухмылке, он снова посмотрел на Гермиону, больше не подающую признаков жизни. — Ты до конца жизни будешь помнить момент, как убил любимого человека. И это будет для тебя худшим наказанием. Кому, как не мне, лучше всего знать, как ощущается смерть, произошедшая по собственной вине. И контроль, отобранный у Драко на протяжении всех последних минут, ставших худшими в его жизни, вернулся, обозначив себя крепким сжатием фигуры в начавшей дрожать ладони.Настоящее время
— А следом ты вынес дверь Бомбардой, после чего меня скрутили, — закончил Драко свой рассказ и склонил голову, не выдерживая больше пронизывающего взгляда, под которым не удавалось выглядеть достаточно уравновешенно, чтобы ему поверили и позволили спокойно покинуть аврорат. — Как ты понял, что это Джонсон? — задал новый вопрос Гарри, и Малфой посмотрел на него как на идиота. — Серьезно, Поттер? Ты по моему рассказу ничего не смог сопоставить? — саркастично спросил Драко. — Он точно знал про мою реакцию на детей, что значило либо то, что он из моих близких, либо то, что он работает в аврорате, — начал он приводить факты. — Из моих близких, помимо Гермионы, об этом знают только Блейз, Тео и Пенси, но они никогда на это не пошли бы. Даже если бы у них были причины, подход был бы выбран иной. Они не стали бы ориентироваться на судьбу и удачу. — Значит, это кто-то из наших, — с пониманием проговорил Гарри. — Бинго, — издевательски прокомментировал его слова Малфой. — Он упоминал, что такие, как я, отобрали у него все, а ты вряд ли забыл о том, что произошло два месяца назад, — проговорил Драко, демонстративно закатав рукав своей формы и обнажив метку. — Упоминал потерю любимых, что очень напоминает то, что он пережил. И был не в курсе разработки нового протокола, который появился как раз после того, что с ним произошло. Ради Салазара, начни соображать, — закончил он, и глаза Поттера удивленно расширились, когда он сопоставил факты. Несколько месяцев назад Джонсон расследовал дело, связанное с экономическими махинациями на территории министерства, и вышел на связь между высшими чинами и несколькими бывшими Пожирателями, которые были отпущены из Азкабана в прошлом году по амнистии, предоставленной им министром на очередную годовщину Победы. Освобождены были только, как на тот момент казалось, самые безобидные преступники, которые больше всех раскаялись, и каждый из них был под надзором. Однако Джонсон смог раскрыть хитрую схему по отмыванию денег, коррупционных вложениях и связи со всем этим нескольких заместителей министра, которые и смогли на него повлиять, убедив в необходимости освободить нужных им людей. Вскрытая подноготная грязи министерства прогремела на всю магическую Британию, вызвав за собой множество увольнений, новых арестов и даже несколько убийств. И Джонсон поплатился за это. Для его убийства сильные мира сего наняли кого-то очень жестокого, кого до сих пор не поймали. Это дело вели несколько авроров, которые занимались менее узкоспециальными преступлениями, чем Драко с Гермионой. Пропажу Джонсона обнаружили практически сразу, и на его поиски были направлены все силы, в том числе был привлечен и отдел убийств. Несколько дней они рыли носом всю Британию, выискивая хотя бы какие-то следы исчезнувшего аврора и всей его семьи, пропавшей вслед за ним. А когда его нашли, рядом с ним лежали испепеленные трупы его жены и двух детей, а он, дрожащий от последствий Круциатуса, сидел подле них на коленях, раскачивая на руках скелет третьего ребенка, совсем еще младенца, и причитал, что все это из-за него. Джонсон справлялся с потерей плохо. Его отправили в бессрочный отпуск и на обязательную психологическую экспертизу, которая не смогла обнаружить никаких значительных отклонений. Ему прописали терапию и покой, а его дело было передано другим, чуть менее талантливым аврорам. И на этом трагическом конце история должна была закончиться. Но, видимо, Джонсон умудрился скрыть, что с его разумом произошли какие-то изменения, раз уж ему стало жизненно необходимо отомстить. Драко мог понять, почему его к этому подтолкнула его метка — это все же было в какой-то степени логично. Но почему он решил отыграться заодно и на Гермионе, которая в день, когда обнаружили похищенного, села рядом с ним и, прижавшись лбом к плечу человека, которого уважала всей своей душой, сочувственно плакала, он никак не мог принять. Хотя Драко допускал, что причина была именно в этом. Джонсон мог проассоциировать Гермиону со своей погибшей женой на фоне стресса, и то, что она сама была замужем за бывшим Пожирателем, могло больным сознанием восприняться неправильно. — Почему самоубийства? — снова подал голос Поттер, переключив внимание Малфоя от анализа мотива убийцы на себя. — Как ты получил эту должность? — зло спросил Драко, но Гарри никак не отреагировал на его провокации, спуская на тормозах в силу пережитого сегодня. — Кого ты привлек сразу, как они произошли? — задал Малфой новый наводящий вопрос, и в глазах мужчины напротив наконец начало появляться полное осознание. — И кого ты привлек после того, как стало известно, что имело место неизвестное темное заклинание? — Он выманивал вас так, чтобы это было менее подозрительно. Все в курсе, что вы лучшие по серийникам, а убийство авроров, охотящихся за убийцей, не привлекло бы к нему внимания и не позволило бы вычислить истинный мотив, если бы у него вышло, — с пониманием проговорил Гарри, и Малфой кивнул. — Окончательно я убедился тогда, когда он начал поправлять фигуры, — привел последний аргумент Драко. — Он делал это все гребаное время точно теми же движениями, что и здесь. Я несколько раз хотел приложить его Круциатусом, когда этот зацикленный на порядке кретин своими бесящими пальцами переставлял мой выверенный годами хаос ровными рядами, поэтому хорошо запомнил. — Но дети, — неуверенно проговорил Гарри. — Оцени без предвзятости все, что он делал, — настойчиво проговорил Драко. — Он заставлял людей убить себя, находясь в их голове, — произнес он, начиная загибать пальцы. — Принудил меня перерезать Гермионе вены, сделав то же самое. Использовал шахматы, в которые мы постоянно играли здесь и в которые он выигрывал у меня примерно в половине случаев, и фигуры были связаны равноценно: жизнь или смерть, — договорив, Малфой вперил в собеседника подталкивающий к выводу взгляд. — Сублимация, — понимающе проговорил Гарри, и Драко снова кивнул. — Я не знаю, что произошло с его мозгом после того количества Круциатусов, что он пережил, но, думаю, он решил, что то, что люди делают поступки сами, хоть и с его присутствием в голове, а также то, что судьбу детей решали мои ходы, снимает с него ответственность. Так он подменил свое желание пережить травму через причинение боли другим неким подобием стремления достигнуть справедливости. Не удивлюсь, если даже под Сывороткой он заявит, что это я их всех убил одним своим существованием, — озвучил свои предположения Малфой. — Попроси Шервуда присутствовать на допросе, думаю, мы узнаем много чего интересного. — Хорошо, — опустошенно заявил Поттер, откинувшись на стул, и, проведя пятерней по волосам и прикрыв глаза, помолчал несколько минут. — Подожди, — бросил Гарри, поднимаясь. Стоило ему покинуть допросную, как Драко уперся локтями в стол и, опустив голову, нервно потер ладони. Он думал, что ничего не сможет сравниться с теми мгновениями, что им с Гермионой пришлось сегодня пережить. Но то, что происходило с ним сейчас, было не менее страшно. Малфой неподвижно сидел, снова и снова прокручивая в памяти, как Гермиона рыдала, но он ничего не мог сделать. Под подушечками пальцев крошилась засохшая субстанция, которую всего несколько часов назад преступник заставлял его размазывать по ее вспоротым рукам, пачкая их обоих. Он точно понимал, чем сможет сломить Драко. Если через травму первой смерти его можно было просто вывести из равновесия, то отобрав у него единственное, что он на самом деле хотел сберечь… Только человек, переживший подобное на собственной шкуре, понимал, как такие вещи ломают. И то, что с таким потрясением невозможно смириться. Теперь это понимал и Драко. Он больше не знал, что делать дальше. Пока они были там, существовало всего два варианта: Гермиона умрет от его рук или выживет, если их успеют вытащить. Других путей не было. Но сейчас перед ним развернулось несколько дорог, и ему не было известно, куда может привести каждая из них. Мало того, Драко даже не знал, какого места назначения хочет достигнуть. Было так много вариантов, но вернувшаяся способность снова делать выбор, отвечая за свои поступки… — Ты свободен, — известил о возвращении Поттера настойчивый голос, и Малфой, подняв голову, перевел на него вопросительный взгляд. — Иди. — Так просто? — безэмоционально спросил Драко, переплетая пальцы и сжимая их до такой степени, что кожу между ними сдавило тупой болью. — Просто? — выгнув бровь, ожесточенно произнес Гарри. — Все это было для тебя просто? Они помолчали некоторое время, смотря друг другу в глаза, и, приняв исход, Драко кивнул и, поднявшись и схватив шахматную фигуру со стола, направился к выходу из допросной, убирая окровавленное напоминание в карман. Когда он проходил мимо освободившего проход Поттера, тот придержал его за локоть, останавливая. — Куда ты сейчас? — В Мунго, — ответил Малфой. Словно он мог принять какое-то иное решение. — Не делай глупостей, — предостерегающе проговорил Гарри, понизив голос до такой степени, чтобы его не расслышали те, кто, скорее всего, все еще наблюдал за ними через стекло из соседнего помещения. — Не присваивай чужие преступления на свой счет. Во всем, что произошло, нет твоей вины. — Я и глупости — вещи несовместимые, — псевдоравнодушно проговорил Драко, стараясь скрыть то, насколько прозвучавшие слова ударили точно в цель. Поттер не давал ему уйти еще несколько мгновений, внимательно вглядываясь в глаза, но затем, тяжело вздохнув, разжал ладонь, отпуская. Малфой, задержавшись на нем взглядом еще на несколько секунд, едва заметно кивнул и быстрым шагом покинул помещение, двинувшись в сторону лифтов. Уловив ошарашенный вздох в одном из коридоров, Драко посмотрел на двух девушек, шедших ему на встречу, и их панические выражения лиц заставили его мысленно ругнуться. Опустив взгляд на свою форму, черная ткань которой была обагрена кровавыми разводами, он запустил руку в карман и, достав палочку, убрал итог сегодняшнего дня с одежды. Оглядев ладони, Малфой, не сбавляя шага, сцепил зубы и резким движением убрал руки в карманы брюк, все еще не находя сил удалить и это свидетельство совершенных им поступков. Покинув министерство и добравшись до Мунго, Драко на повышенных тонах убедил новенькую привет-ведьму сообщить ему, где именно находится его жена, надавив своей дружбой с главным колдомедиком отделения по лечению пострадавших авроров. Поднявшись на пятый этаж, он остановился перед палатой, в которой до сих пор целители пытались сохранить Гермионе жизнь. Малфой остановился у выхода и, прислонившись спиной к стене рядом с дверью, прикрыл глаза, думая. Он пытался себя убедить, что все закончится хорошо, но, как бы ни старался, ничего не выходило. Драко был почти уверен, что с ней все будет в порядке — Блейз, занимающийся последние несколько лет самыми тяжелыми ранениями авроров, не раз вытаскивал каждого из них практически с того света. Но это не решало всех проблем. Что будет потом, когда Гермиона покинет палату и вернется домой? Как они оба смогут жить со всем этим? Как она будет смотреть на него, каждый раз вспоминая лицо, искривленное злобой, пока он разрезал ткань на ее руках, словно случайно вспарывая вместе с ней кожу? Ярость, не отпускающая его последний час допроса, испарилась, принося за собой смертельную усталость. Наверное, никто не мог перенести столько событий, сохранив хоть какие-то силы. Боль. Злость. Опустошенность. Вина. Страх. Очень много страха. Драко не был уверен, сколько прошло времени, прежде чем из ломающей каждую кость позвоночника задумчивости, с каждой минутой все больше сгибающей его самообладание и ниже прижимающей к земле, его вырвал хлопок двери. Открыв глаза, он машинально повернул голову, моментально столкнувшись с уставшими карими глазами, в которых, стоило Блейзу его увидеть, сразу появилось недопонимание и настороженность. Только обнаружив в его взоре спокойную уверенность, Драко наконец смог вернуть себя уравновешенность, уверившись, что состояние Гермионы смогли стабилизировать. Облегчение защекотало мышцы, лишая напряжения, и прошлось по каждому сухожилию, расслабляя. Невербально удалив разводы крови со своего лимонного цвета халата, на которых Драко усилием воли заставил себя не зацикливаться, Забини, обойдя его, встал рядом и, прислонившись плечом к стене, скрестил руки на груди. Он долго молчал, и Малфой просто ждал, зная, что тот не нуждается в наводящих вопросах. Блейз не стал бы ему врать или что-то скрывать. Они были друзьями очень много лет, сохранив связь даже тогда, когда Драко выслали из Британии, и Забини очень хорошо относился к Гермионе, сумев найти с ней общий язык в первые же полгода их с Малфоем отношений. Он не стал бы лукавить из жалости. Никогда. — Мне сказали, что это сделал ты, — осторожно проговорил Блейз. Драко, сжав челюсть и стиснув ладонью лежащую в кармане шахматную фигуру, отбросил голову назад, ощутимо ударяясь затылком о стену. Он предполагал, что Забини сообщили всю необходимую информацию для более эффективного лечения, но слышать в вопросе человека, которого считал самым близким другом, столько сомнения оказалось еще невыносимее, чем самому отравлять себя изнутри токсичным ядом. Это сделал ты. Сделал ты. Ты. — Я, — его голос прозвучал абсолютно безжизненно. — Почему? — снова задал вопрос Блейз, и Драко, резко открыв глаза, посмотрел на него таким взглядом, что тот вздрогнул. — Слава Салазару, — совладав с собой, выдохнул Забини, разворачиваясь и прижимаясь спиной к стене. — Они ничего не объяснили. По фактам сообщили, что она ранена напарником при выполнении миссии. Уроды. — Протокол, — сухо прокомментировал его слова Малфой. — Они не имели права выложить тебе все, если не хотели потерять должность. — Это связано с… — Блейз не стал продолжать, то ли не нуждаясь в ответе, то ли опасаясь, что, если их подслушают лишние уши и узнают, что тот был в курсе основных аспектов этого дела, виноват окажется Драко, раскрывший часть информации своим друзьям в попытках найти помощь при поиске заклинаний, хоть отдаленно напоминающих то, с которым они столкнулись. — Да, — ответил Малфой, посмотрев на Забини, и тот просто кивнул. — Как она? — Жить будет, — ободряюще произнес Блейз. — Она потеряла много крови, и останутся шрамы, но в целом реакция организма на первичное лечение хорошая, через пару дней полностью придет в себя и будет как новенькая, — Забини положил руку Драко на плечо. — И, открыв глаза, вспомнит, что именно я с ней сделал, — опустошенно проговорил Малфой, едва заметно поведя плечом в попытке сбросить с себя поддерживающее касание. Безуспешно, естественно. — Она поймет, — сказал Блейз, но по голосу было понятно, что он сам сомневается в произносимом. — Это не так работает, — горько усмехнулся Драко, прекрасно зная, что друг и сам это понимает. Они оба слишком часто видели жертв преступлений. Им приходилось постоянно сталкиваться с людьми, которые, видя того, кто выступил причиной их страданий, реагировали по-разному, но абсолютно всегда негативно. Гермиона знала, что Драко этого не хотел. Но это не исправляло того, что он это сделал. И она не могла этого не запомнить, прописав произошедшее на подкорке зацикленной пластинкой. Теперь каждый день, смотря в его глаза, она будет видеть другого человека, который практически ее убил. А он, вкушая ее страх, всегда будет вместе с ним ощущать фантомную кровь на своих ладонях. И Драко не знал, как это исправить. — Вы его поймали? — спросил Блейз, неловко отстранив руку от его плеча. — Да, — Драко снова почувствовал, как воскресает злость, и это очень ярко отразилось в его тоне. — Помнишь случай двухмесячной давности, когда у одного из наших на глазах убили жену и детей? — Блейз пораженно охнул. — Его тогда отстранили, но психологическая экспертиза не вызвала никаких опасений. Оказалось, зря. — Войдешь? — качнув головой в сторону палаты Забини, оставляя неприятный разговор позади. — Дай мне несколько минут, — попросил Драко, и Блейз, оттолкнувшись от стены, кивнул ему в сторону своего кабинета. Подойдя к двери, он приглашающим жестом пропустил его вперед. Когда Драко прошел внутрь, Забини, прикрыв за собой дверь, уселся на стул напротив приземлившегося на такой же Малфоя, призвал два бокала и бутылку и плеснул алкоголя сразу наполовину. Залпом опрокинув весь огневиски, плещущийся за прозрачными стенками, они синхронно скривились. — Ты пьешь во время дежурства, — снова протянув бокал, Драко дождался, пока Забини его наполнит, и, отклонившись на спинку стула, прикрыл глаза. — Меня подменят, — равнодушно пояснил Блейз свое решение предаться слабостям. Они долго молчали, глотая алкоголь. — Почему именно вы? — подал голос Забини, опустошив бокал. — Моя метка, — ответил Малфой, наблюдая, как друг снова подливает себе огневиски, преследуя цель надраться сегодняшним поздним вечером до мелькания пикси перед глазами. Блейз, услышав реплику, поднял голову и посмотрел на Драко удивленным взглядом. — Твоя метка? — переспросил Забини, и Малфой кивнул. — Он внушил себе, что раз уж с ним произошла трагедия из-за людей с меткой, то все мы достойны смерти. Ну или такой же боли, что пережил он. И решил отыграться на мне, не находя другого способа справиться с потерей. Ну а Гермиона, которая вместе с ним оплакивала смерть его семьи, но при этом сама спит в одной постели с Пожирателем, скорее всего, загнала его в диссонанс, выступив триггером, спустившим все его тормоза, — Драко отставил бокал и, поднявшись, подошел к окну. — В любом случае полный мотив мы узнаем после допроса под Сывороткой Правды. Он скользил взглядом по улицам, на которых сгоревший рассвет сменился мрачной темнотой, нарушаемой лишь редкими вспышками молний, однако гром, их сопровождающий, не долетал до кабинета Забини, останавливаясь за пределами Заглушающих заклинаний. Но ему и не надо было его слышать: в его собственных мыслях слова гремели так же громко, как и тот звук, что должен был пролетать по улицам, заворачивая в переулки и доставая до каждого, даже самого заброшенного уголка. Все было кончено. День почти завершился, отмеряя вспышками грозы последние оставшиеся минуты. Но Драко чувствовал, что его борьба только началась. — Мое прошлое всегда будет преследовать меня и отражаться на ней, — опустошенно произнес он. — Гермиона приходила в себя, — подал голос Блейз. — И ты молчал? — гневно спросил Малфой, резко обернувшись. Забини смерил его внимательным взглядом, видимо оценивая эмоциональное состояние. — Это все равно было всего на несколько минут. Я дал ей зелье, и она сейчас спит, — фальшиво беззаботно пожал плечами Блейз. — Организм должен быстрее восстановиться, так что придется заставлять ее много спать еще несколько дней. — Как давно она приходила в себя? — спросил Драко, подходя к столу. Взяв бокал, он недовольно нахмурился от того, что жидкость в нем слишком сильно дернулась от тремора, сковавшего ладони. — Почти сразу, как ее доставили, — ответил Блейз. Малфой посмотрел на него, вопросительно выгнув бровь, и тот покачал головой. — Естественно, я ей не сказал, что тебя держат в аврорате на допросе. Ей сейчас только стрессов лишних не хватало. Просто сказал, что ты в порядке и скоро появишься. — Как… — Драко не смог сформулировать предложение, которое в полной мере отразило бы то, что ему необходимо было узнать. — Когда очнулась, кричала, — начал Забини рассказ, видимо решив ответить сразу на все то огромное количество вопросов, которое крутилось в его голове. — Потом резко замолчала и не сказала больше ни слова, — продолжил он, схватив бокал, и, сделав внушительный глоток, перекатил оставшуюся жидкость, не сводя взгляд с небольших волн, под его движениями разбивающихся о кристально чистые стенки. — Спокойно приняла зелья и уснула. Драко посмотрел на ладонь, сжимающую бокал. Вид ее крови все еще помогал ему держаться за реальность происходящего, не позволяя полностью окунуться в пучину безысходности. Малфой не знал, почему ему было так важно весь сегодняшний день оставлять свои руки грязными. Может, так он хотел запомнить, что окончательно запятнался, превратившись в чудовище, хоть и не по своей воле. А может, так он напоминал себе, что Гермиона существовала в его жизни. Может, он просто был уверен, что большее ее в ней не будет, и стремился оставить себе хотя бы это жалкое свидетельство их отношений. Четыре года, которые были лучшими в его жизни. И которые скрылись за вуалью трагедии, случившейся с ними, потому что Драко в подростковые годы был достаточно глуп, чтобы пойти на поводу не у тех людей. И вынужден был теперь нести последствия принятых множество лет назад решений. Может, он и не был виноват в том, что нанес ей раны своими руками. Но в том, что все это вообще произошло, был виноват именно он. Он все разрушил. — Знаешь, когда я понял, что люблю ее? — спросил Малфой, но Забини не стал отвечать, молча ожидая продолжения. — Однажды утром она сказала, что впервые в своей жизни чувствует себя в безопасности, — продолжил Драко, воскрешая один из лучших дней за все прожитые годы. — Представляешь, женщина, которой я испортил все детство, воевавшая в юности против таких, как я, неоднократно смотрящая на меня с уверенным презрением каждый раз, когда я поднимал на нее палочку, заявила, что только со мной рядом чувствует себя настолько защищенно, что может ничего не бояться, — горько проговорил он, переведя взгляд на Блейза, затаившего дыхание и не пропускающего ни единого слова мимо ушей. — Но сегодня это у меня отобрали. — Нет, Драко, — твердо проговорил Блейз. — Ты все еще можешь все исправить. Да, понадобится время и очень много усилий. Это будет сложно. Но ты всегда доказывал, что тебе все по силам. — Драко на его слова горько усмехнулся. — Ты добился гребаной золотой девочки, которая до встречи с тобой была настолько неприступна, что все потенциальные кавалеры начинали от нее шарахаться после первого же свидания, — припомнил ему Забини историю, которую Малфой узнал уже тогда, когда вернулся за Гермионой в Британию. Слава о Грейнджер, которая была настолько требовательна к мужчинам, что перед ней пасовали все, с кем она встречалась на пути, распространилась по всему магическому Лондону. Когда Блейз узнал, кто именно просыпается в ее кровати практически каждый день, это поразило его настолько сильно, что он еще несколько недель после этого не разговаривал с Драко, строя из себя обиженного мальчика, которого лишили очередного повода для сплетен, так же как и всех остальных до последнего держа в неведении. — Как я смогу исправить это, Блейз? — опустошенно спросил Малфой. — Не знаю, — пожал плечами тот. — Но я уверен, что ты справишься. — Я пойду к ней, ладно? Стоило Блейзу кивнуть, и Малфой, замешкавшись на несколько мгновений, приблизил к губам бокал, намереваясь добавить себе еще немного смелости, прежде чем увидеть ее. — Когда это произошло? — снова подал голос Забини, и Драко посмотрел на него с вопросом в глазах. — Когда ты понял, что любишь ее? — Еще в Италии, — ответил Малфой и, одним глотком осушив стакан и отставив его на стол, двинулся к выходу. — Драко, — окликнул его Блейз, прежде чем тот успел открыть дверь и покинуть кабинет, и Малфой обернулся. — Не ходи к ней так, вдруг она придет в себя. Ей не следует видеть тебя в таком виде, — проговорил Забини, продемонстрировав свои ладони, и Малфой кивнул. Покинув обитель друга, Драко направился к палате, по пути завернув в туалет. Зайдя в помещение с несколькими раковинами, он встал перед зеркалом и, положив руки на мраморную поверхность, оперся на них. Подавшись вперед, он внимательно всмотрелся в свое отражение, пытаясь обнаружить там намеки на инородное присутствие. Ментальщики поклялись, что сняли заклинание, но Драко не был уверен, сможет ли он хоть когда-нибудь окончательно поверить в то, что его разум защищен на сто процентов. До сегодняшнего дня он был в этом уверен, владея окклюменцией на таком уровне, что в свое время даже Снейпу было сложно пробиться через его барьеры. Но Джонсон умудрился где-то откопать доселе неизвестное или вовсе создать абсолютно новое заклинание, которое обходило эти преграды, просачивалось через них и делало бесполезными, словно они были сотворены из абсолютной пустоты. То, что Малфой раньше не слышал об этом заклинании, подтверждало, что оно никогда не было на массовом обозрении, иначе он обязательно уже о нем знал. Хотя бы о намеках. У него было множество контактов, которые постоянно держали его в курсе о новых темных разработках, появляющихся в кругах не самых законопослушных волшебников. Но в этот раз все было тихо, и это значило, что Джонсон сохранил тайну о заклинании. Драко оставалось надеяться, что у того не было последователей. Или учеников. Или партнеров. Такая перспектива была слишком опасной. Если о заклинании узнает хоть кто-то, история может повториться. И не факт, что она не закончится гораздо хуже, чем сегодняшняя. Включив ледяную воду, Малфой подставил под нее ладони, начиная стирать присохшие остатки крови. Ее можно было удалить палочкой за одно мгновение, но сделать это самому, вот так, по-маггловски, казалось сейчас необходимым. Он не отрывал взгляда от своих рук, наблюдая, как, спадая с кожи, багровая крошка смывается в водопровод, и ему хотелось, чтобы вместе с ней исчезли и его воспоминания. Драко отдал бы все за то, чтобы им обоим просто стерли память. Два взмаха палочкой — и каждый из них свободен от оков возникающих ежесекундно в сознании картинок и криков. Но даже скрытыми, воспоминания оставались у человека. Как и переживание произошедшей травмы. Гораздо хуже было бы шарахаться друг от друга, не помня о причинах. Смыв все намеки на совершенное и тщательно вычистив из-под ногтей остатки напоминаний, Драко ополоснул лицо и, закрыв воду, посмотрел в зеркало. Ладони саднило от долгого нахождения под ледяной водой, но это ощущение перестало быть хоть сколько-нибудь важным, стоило ему снова увидеть свое отражение. Которое, спустя годы самолюбования в детстве и восхищения со стороны любимой женщины в осознанном возрасте, стало ненавистно. В серых глазах, смотрящих на него с той стороны зеркала, отражалось неприятие. Отсутствие доверия к самому себе. И желание причинить себе те же страдания, через которые прошла сегодня Гермиона. Но она этого не одобрила бы. Это сделало бы только хуже. Драко не знал, сколько прошло времени, пока он гипнотизировал отражение, пытаясь найти ответы в своих глазах, прежде чем зеркало пошло трещинами, разбившись от удара его кулака. По костяшкам пальцев полоснул резкий огонь от впившегося в кожу осколка, и он отшатнулся, не отрывая взгляда от пересекших его лицо рваных полос. То, как оно изменилось в разбитом зеркале, олицетворяло его внутренние ощущения, которые, Драко был уверен, будут теперь постоянно посещать его каждый раз, стоит ему увидеть себя в любой отражающей поверхности. Опустив взгляд, Малфой усмехнулся и большим пальцем левой руки вдавил осколок в средний правой сильнее, отчего по запястью побежало еще больше крови. Это было так символично — заменить ее кровь своей. Жаль, что нельзя было откатить время назад и каким-либо, любым доступным способом поменяться с ней местами там. Он вдавливал осколок глубже, но физическая боль не отвлекала. Тот, кто говорил, что при помощи отстраненных ощущений можно справиться с мыслями, пожирающими мозг изнутри и разрывающими его на мелкие ошметки, был полным идиотом. Ничего не помогало. Как дальше жить со всем этим? Как смириться с тем, что все, что у него было, отобрал другой человек? Так и не найдя успокоения в разрывании собственной кожи, Малфой достал палочку, быстрым взмахом удалил впившийся в руку осколок, залечил небольшую рану и испарил всю кровь. Покинув туалет, он дошел до палаты Гермионы и замер на пороге. Тяжело вздохнув, Драко прислонился лбом к двери, пытаясь собраться с силами. Ему необходимо было ее увидеть, но перед ним словно снова возникла непреодолимая преграда, которая несколько часов назад мешала ему овладеть собственным телом. Он боялся практически так же сильно, как и когда смотрел в ее обезумевшие от паники глаза. Он боялся, что, когда войдет, Гермиона очнется и он снова увидит этот ее взгляд. Собрав остатки любых намеков на внутренний стержень, Драко зашел внутрь и, прикрыв за собой дверь, сделал несколько шагов к больничной кровати. Он остановился в полуметре от нее, с жадностью впитывая вид ее вздымающейся от неровного, но заметного дыхания груди. Под кожей пробежались более явные волны облегчения, когда он убедился своими глазами, что ей действительно удалось выжить, но это ощущение выгрызала из души острыми, как бритва, клыками ненависть к сегодняшнему дню, пока его взгляд скользил по участкам ее тела, не прикрытым одеялом и больничной одеждой. На лице все еще виднелось несколько фиолетово-желтых синяков, которые должны были сойти под воздействием магии в течение нескольких часов. Драко протянул руку и сдвинул спутанные пряди, обнажая рассечение на лбу по границе роста волос, которое единственным не было его «заслугой». Опустив взгляд ниже, он пробежался по разбитой им губе, проводя языком по следам ее зубов на собственной. На ее шее до сих пор отпечатывалась его ладонь, настолько четко, словно его пальцы, пока он перекрывал ей кислород, полыхали Адским пламенем, выжигающим кожу и оставляющим за собой посеревший пепельный след. Драко на секунду показалось, что он может разглядеть каждый свой отпечаток, каждую линию, создающую рисунок на его ладонях, но, к счастью, это оказалось лишь самовнушением. Посмотрев ниже, Малфой задержал дыхание, прощупывая взглядом рваные шрамы на ее предплечьях. За кровью и одеждой он до этого не видел, насколько широкими и длинными были эти разрезы, и сейчас их рисунок прошелся фантомным криком, ударившим по барабанным перепонкам. Он сделал шаг в бок и уселся на стул, расположенный рядом с постелью, вновь и вновь пробегаясь взглядом по открытым участкам поврежденной кожи и причиняя этим видом себе как можно больше боли. Словно это могло компенсировать те страдания, что вынесла сегодня она. Драко не заметил, как, потерявшись в глубинах размышлений и самобичевании, отрубился, полностью выпав из реальности. Во сне ему приходили картинки стекающей по ее рукам крови, и, когда от стен отразился ее вскрик, он, очнувшись от прострации, не сразу смог осознать, что прозвучавший панический голос принадлежал настоящей Гермионе, а не той, что призраком мучила его, пока он спал. Но стоило ему, отогнав сонливость, посмотреть на нее, как все расслабление мгновенно испарилось, сменяясь осторожностью и опасением. Она, все еще растрепанная даже после более-менее спокойного сна, закутавшись в одеяло, прижималась к стене в углу кровати, не отводя от него широко раскрытых глаз. И в ее затравленном взгляде отражался чистый, ничем не прикрытый ужас. Весь пережитый ими ужас и тот, который им еще только предстояло вкусить в попытках восстановить мир в своих отношениях, справиться с новыми демонами, которые будут ежедневно поднимать голову и вопить о том, что больше им не было места рядом друг с другом. Что, пережив худший кошмар в жизнях их обоих, они впервые не могут помочь любимому человеку, чтобы из него вернуться. — Мне уйти? — спросил Драко, постаравшись сделать тон как можно ровнее, чтобы не пугать ее лишний раз. — Нет, — вырвался из ее горла отрывистый шепот, и Гермиона сильнее прижала к себе одеяло, словно пытаясь за тонкой материей больничного белья скрыться от своего нового худшего кошмара. — Просто ничего не говори, дай мне немного привыкнуть. Малфой молча кивнул и, скрестив руки на груди, внимательно наблюдал за тем, как она рассматривает его, сжимая пальцы на ткани. Как постепенно расслабляется ее лицо, когда ей удается начать воспринимать реальность не через призму того, что с ней произошло несколько часов назад. Как ее взгляд медленно ощупывает его лицо, словно она пытается найти там привычные для себя эмоции, которые стер из ее памяти другой человек. Как она смотрит на его ладони, чтобы убедиться, что на них нет свидетельств того, что именно они сегодня сделали. Храни Мерлин Забини и его склонность всегда раздавать советы и подмечать мелочи. — Это Джонсон, — более ровным и менее паническим голосом заговорила Гермиона, и то, что ей все же удалось немного совладать с собой, воскресило в нем хоть какие-то надежды на то, что не все потеряно. Что они еще смогут вернуть свои отношения, вытащив клин, вбитый между ними посторонним человеком. — Я знаю, — мягко ответил Драко, жадно скользя взглядом по ее чертам лица. Она была жива. Она все еще могла с ним разговаривать, пусть и настороженным тоном. И она все еще хотела видеть его рядом с собой. — Он уже в камере. В течение нескольких дней его допросят, и я добьюсь для него высшей меры. — Он в этом не виноват, — ее голос дрогнул, и Малфою отчаянно захотелось улыбнуться, но он пока не был способен это сделать. Гермиона никогда не изменится. Она всегда будет в первую очередь думать о других больше, чем о самой себе. Ей всегда будет хотеться найти что-то хорошее в каждом человеке. Даже несмотря на то, кем именно она работала и с какими страшными людьми порою сталкивалась, она все еще верила в светлое и доброе, и, может, именно это всегда привлекало его в ней больше всего. Ведь не будь она такой, скорее всего, они никогда бы не оказались вместе. Она вряд ли когда-то смогла бы простить его за прошлое. — Что теперь? — спросила Гермиона, и Малфой отвел взгляд, посмотрев на стену. Ответа на этот вопрос у него не было. — Я поживу у родителей некоторое время, — проговорил он немного безнадежно. — Нет, — вскрикнула она, и Драко резко повернул к ней голову, столкнувшись с ее взглядом, в котором все еще отражался страх, но что-то ему подсказывало, что теперь он был вызван не тем, что произошло. — Ты не поступишь так с нами. — Тебе нужно какое-то время побыть наедине с собой и подумать о том, как нам стоит поступить дальше, — настоял Малфой на том, что совершенно ему не нравилось, но было лучше для нее. Лучшим для них было бы разъехаться на какое-то время. Он даже мысленно не позволял себе превратить «какое-то время» в «навсегда». Ей так было бы проще пережить все это, вылечиться, прийти в себя, чтобы снова вернуться на работу, от которой она, Драко был уверен, не отказалась бы и при худших обстоятельствах. — Даже думать не смей, — повысив голос, проговорила она. Гермиона сдвинулась на край кровати и, сцепив подрагивающие ладони, выдающие ужас от тех слов, что он озвучил, глубоко вдохнула. — Ты не можешь меня бросить после всего этого. Просто не имеешь права. — Никто тебя не бросает, — вздохнул Драко. — Но сейчас тебе необходимо побыть подальше от меня. Чтобы не… Он замолчал, так и не найдя сил озвучить то, что действительно могло стать проблемой. — Не смей решать за меня, в чем я нуждаюсь, — рявкнула Гермиона, и то, насколько быстро она превратилась в прежнюю себя, было просто невероятно. Она сдвинулась еще ближе к нему и, спустив босые ноги на ледяной пол, подалась вперед. Практически соприкоснувшись с ним носом, она продолжила требовательным тоном: — Пообещай, что не бросишь меня одну. Поклянись, что приложишь все силы, чтобы мы оба смогли это пережить, и я сделаю то же самое и поклянусь, что пойду на все, чтобы однажды посмотреть на тебя и не испугаться. Она всегда была такой сильной. Гораздо сильнее его, хоть и говорила об обратном. Ей ничего не стоило совладать с собой даже при худших обстоятельствах, самых страшных убийствах, под градом опаснейших заклинаний, с которыми им обоим за десять лет карьеры аврорами приходилось сталкиваться не единожды. И в этот раз она надеялась сделать то же самое: приложить усилия и вернуть их туда, где они были счастливее любых других людей в этом мире. И кем бы он был, если бы не поддержал ее в этом решении? — Драко, — снова привлекла его внимание Гермиона, заставив его забыть обо всех мыслях, кроме главных. — Скажи «обещаю». В горе и радости, верно? Его тихое «обещаю» спряталось за сигналом вызова, но Малфой одним движением отключил звук телефона, продолжая вглядываться ей в глаза. Ничего, кроме нее, не имело значения. Драко знал, что им предстоит сложный путь, но не мог сказать ей ничего другого. Гермиона своей уверенностью, как и всегда, смогла сделать невозможное, и больше он не собирался сдаваться так просто, даже если вера в положительный исход отдавала наивностью. Даже если им придется годами крутиться в колесе сансары, словно запертые в клетке безысходности звери, он был готов к этому. Он был готов пойти на что угодно, лишь бы в один прекрасный день она посмотрела на него и улыбнулась, а не затравленно отшатнулась. Лишь бы только страх не смог в окне их жизней потушить свет привязанности и восхищения друг другом.