***
Концерт кончается, а Вадим спешит покинуть помещение, дабы не попасться на глаза возлюбленного. Возлюбленный…звучит несколько странно для родных братьев, ведь так? Всё произошло ровно месяц назад, когда Вадим позволил себе нажраться. Буря эмоций, откровенные выкрики, он был словно ребёнок на руках Глеба, который, проявив заботу, взял к себе обиженного на жизнь брата. Он плохо помнит ту ночь, помнит лишь страстный поцелуй, который не зашёл дальше положенного. Между ними никогда не было чего-то интимного, близкого, чем просто поцелуи и тактильные касания. Глеб просто был не готов. Вадим разворачивается в сторону, чувствуя на себе чужой взгляд. Все кричат, пихаются, тем самым вынуждая Самойлова обернуться в сторону сцены, окончательно пересечься взглядом с младшим.***
Алкоголь наполняет бокал до краев, мгновенно проникая в глотку. В комнате царила темнота, а единственным источником света был телевизор, на котором крутили вечерние новости. Стрелка часов указывала на позднее время, а солнце не было видно и подавно. Вадим наполняет очередной стакан, обжигая глотку. Он не знал что пил, чем закусывал, но прекрасно знал о том, что под утро будет жалеть. Он воспринимал алкоголь получше младшего брата, сдерживая себя в руках и соображая собственной головой, пускай и чуть хуже, чем в трезвом уме. Он не выпивал как Глеб, не был с алкоголем на «ты», но сейчас он нуждался в нем как в родной матери. Черная полоса наступала, а следом за ней и брат. Двери прихожей открываются, слышится звон ключей, шуршание крутки. — Вадик? — полушепотом зовет Глеб, на что получает молчание. В голову младшего приходит мысль о том, что, возможно, Вадим уже давно спит, а серьезный разговор стоит провести завтра. Он направляется в гостинную в надежде отключить работающий телевизор, погасив все источники света и шума, но замечает там сидящего за столом брата, который держал в руке фужер. Лицо тут же приобретает тусклые краски, мужчина облокачивается об дверной косяк, ловя на себя долгожданный взор. — О, Глеб пришел, — чуть невнятно проговаривает Вадим, улыбаясь, — Иди, поцелуй брата, малыш, — он поддается лицом вперед, упираясь подбородком об ладони. Глеб лишь закатывает глаза на столь жалкое зрелище, двигаясь вперед, попутно стягивая темную накидку, кидая её на диван. — Ну не так сразу, — из уст пьяного слышится глупый смешок, взгляд не отрывается от возлюбленного. — Я просил тебя не показываться на моих концертах, — потирает переносицу Глеб. Сейчас он ощущал себя на месте старшего брата, играя столь сложную роль человека с трезвой маской, — Ты же знаешь, что если тебя увидят, то начнется вся эта срань вокруг нас. В ответ Вадим качает головой, делая очередной глоток, после чего поднимается на ноги. Ноги подкашиваются, но Самойлов успевает подхватить брата под локоть, вынудив устоять на ногах. — Еще пить начал, — фыркает Глеб, отстраняясь от овоща. — Сам бухаешь как пират, — облокотившись пальцами об стол, произносит мужчина, — Какой же ты у меня талантливый, — покачивая головой продолжает реплику он, — А нахрена мы вообще скрываем наше перемирие? Глеб прекрасно понимал, что разговаривать с пьяным человеком, чья голова забита ненужной информацией, — нет смысла, но и молчать не вариант. — Если они узнают, что мы скрепили узы братства, то начнется наблюдение вонючих папарацци, и, не дай Бог, они засекут нас вдвоем… — Глеб замолк, не желая продолжать. — Ну и бред, — Вадик шагает в сторону холодильника, дабы убрать бутылку крепкого напитка, — Все равно это мне не помешает, малыш. — Да тебе говорить что то — как в задницу долбиться, — закатывает глаза младший, стягивая пропитанную потом футболку. Дверца холодильника пропускает внутренний свет, от чего Вадик жмурится, закрывая её тут же. Он не отводит любопытное внимание от брата, наблюдая за каждым незначительным действием. — По заднице получишь за такие слова. Худощавое тело было покрыто мурашками от ветра, который исходил из спальни, ребра на теле Глеба были подчеркнуты куда сильней, нежели пресс, стоило тому поднять руки вверх, а волосы, которые уходили от пупка до паха, приковывали внимание Самойлова старшего, опуская взгляд ниже и ниже. Он давно хотел его, по крайней мере эти мысли звучали из его уст уже как ровно месяц. А хотел ли его Глеб? А может это все «чувство неправильности»? или ему просто нравилось играть над любовником? — Вроде неправославный. — Чего? — хмурит брови тот, застыв на месте. — Ты как девственница, Глеб, ей Богу, — он вновь приближается к брату, встав напротив него на вытянутую руку. — Ляг поспи, — он опускает взгляд как щенок, продолжая надевать на себя свежую футболку, пока не ощущает препятствие в качестве руки Вадика, которая нагло сжала край одежды, не позволяя накинуть её окончательно. — Тебе и без неё хорошо, знаешь? , — шепчет мужчина, делая рывок, тем самым приблизив к себе Глеба вплотную, — Ну что нам мешает? Страх, стыд признать тот факт, что Глебу страшно. Нет того страха перед Богом, нет страха перед Вадимом, скорее страх перед самим собой. Боязнь неизвестности, боязнь новых чувств. Да что уж там, он даже не боялся пробовать наркотики в первый раз так сильно, как секс с мужчиной. — Ты боишься? — словно прочитав мысли брата, ладонь пьяного Вадика падает на скулы Глеба в ожидании ответа, — Я буду аккуратно. — Заткнись, — он отворачивается в сторону, но не спешит скидывать чужую руку, — Иди спи, пока хуйню не натворил, — Глеб не желает повышать тон. Да кого обманывать, он и сам хотел Вадима, может даже сильней, чем Вадим его, но страх держал за руку. — Че, реально боишься? — усмехается мужчина, тут же получая точок в грудь. Глеб пытается скрыться с глаз брата, но тут же ощущает ухват за кисть, которая настойчиво не планирует отпускать его. Внутри все сжимается, а силы пропадают вовсе, словно он полностью в руках старшего. Сердце играет танго, а ноги подкашиваются от прилива возбуждения. Он хотел видеть его грубым, хотел быть в его власти, почувствовав себя беззащитным и слабым, он словно молил о том, что-бы Вадик не слушал его отказы, что-бы он взял его прямо сейчас. Но не глядя на это, он был до сих пор в гневе на него за то, что тот без предупреждения проник на его концерт. — Не сегодня, Вадик, — он автоматически приближается к нему, кладя руку на грудь, обжигая шею горячим дыханием. Оба возбуждены, но оба молчат. Вадим устал ждать, но и принуждать он не хотел. Он пьян и горяч, а в голове один Глеб, не более. Сейчас для него нет почти никого, кроме него и спальной комнаты. Пальцы опускаются чуть ниже, обхватывая пах брюк Глеба, от чего тот скрючивается, утыкаясь носом в плечо брата. — Тише, — шепчет Вадик, плавным движением массируя большим пальцем промежность возлюбленного, а другой рукой избавляясь от ненужных на данный момент брюк. Глеб тяжко дышит от нехватки кислорода, упираясь об Вадима. Он чувствует толчок в грудь, падая на диван. Зажатость не позволяет расслабленно опрокинуть голову назад, разложив руки на спинке дивана, как делают это в фильмах. Он понимал, что сейчас его член окажется во рту Вадима, пускай он представлял это немного в иной роли, понимал, что все зайдет слишком далеко, потому страх нарастал до тех пор, пока брюки не упали, звякнув бляшкой ремня. Это был не первый раз, когда перед ним стояли на коленях, но такое ощущение, что он действительно был девственником. Половой орган стоял уже давно, налившись кровью, вызывая собой бугорок в нижнем белье. Вадик вновь тянет резину, плавными движениями елозив по нему ладонью, то обхватывая, то сжимая, то отпуская. Кончик трусов давно намок, а поясница Глеба выгибалась от наслаждения и недовольства. Ладонь сжимает густую прическу брата, натягивая её ближе к паху, поддаваясь бедрами вперед. — Руку убрал, — командует Вадим, поднимая взгляд на любовника. — Я так не могу, Вадь… — мямлит тот, послушно отпуская руку, — Кончай уже выебываться, — он закидывает голову назад, выдыхая рывки воздуха. На лице старшего виднеется довольная ухмылка. Он позволяет Глебу почувствовать то тепло, которое ждал с болью. Избавившись от нижнего белья, он опускает голову, стягивая резинку с головы, которая образовывала хвостик волос, тем самым закрывая обзор на свой набитый рот. Половой орган упирается в щеку, а язык Вадима набирает повороты. Он слышит приглушенные стоны Глеба, который все никак не может усидеть на месте, поддаваясь бедрами в ответ, то приподнявшись, то вжимаясь в диван. — Ты усядешься уже? — отрывается от процесса Вадик, чувствуя головокружение от выпитого алкоголя. Глеб в очередной раз сжимает волосы брата, наклоняя к стояку, дабы тот не отрывался от дела. Хотелось получать это удовольствие вечно, не уходя от процесса, хотелось научиться у брата доставлять блаженство, хотелось угодить Вадиму. Он чувствует, что близок к кульминациям, вот-вот и готовясь кончить, продолжая тяжело дышать. — Вадь, я… — он не успевает договорить, как Вадим отстраняется от него, не позволяя закончить начатое, — Блять, что? — Что-ж ты так быстро? — взгляд игриво падает на часы, словно насмехаясь над партнером, получая легкий пинок в грудь, улыбаясь в ответ, — Не хочешь попробовать? Самойлов не ждет ответа. Он и так долго ждал того дня, когда наконец-то сможет перешагнуть все границы с братом. Глеб поднимается на ноги, следом пав на колени перед старшим братом, поднимая томный и озабоченный взгляд. Самойлов младший видит бугорок в штанах брата, который с интересом сидел на диване, облокотившись об ладонь, с интересом глядя на брата. Этот безразличный вид так раздражал, что Глеб в очередной раз закатывает глаза, кладя ладони на край штанин. — Тебе помочь? — Умолкни. Он ловит на себе мысль, что у Вадима наверняка размер побольше, чем у него. По телу бегают мурашки, словно тараканы по стене. Он делает паузу, тяжко вздыхая. — Малыш? — Вот опять ты делаешь вид, что тебе все равно, — заводит шарманку мужчина, — Нельзя хотя-бы претвориться, что ты рад? — А я и рад, просто немного поддат. — Иди на хрен, Вадь… — он усаживается на холодный пол, так и не узнав всю прелесть длины и толстоты. — Хочешь что-то поинтересней? — пальцы касаются острого подбородка любовника, чуть сжав его, направляя в свою сторону, — Тебя силой заставить, что-ли? Глеб молчит, только взглянув в темные глаза старшего, не дернувшись с места. Да, как он хотел взглянуть на агрессивного Вадима, который со злобой выдолбит его, так грубо и дерзко, не заботясь о состоянии партнера. И откуда у Глеба такие мысли? Тяжелый вздох разогревает мертвую тишину, которая повисла в комнате. Источник света, который исходил из телевизора, так и не желает потускнуть, как стояк возбужденного Глеба, который по сей час желал Вадима. Он с интересом наблюдает за старшим братом, что делает шаг за шагом, блуждая по комнате, находясь все в той же одежде. Так нечестно. Кажется, весь алкоголь выветривался, пока Самойлову младшему хотелось напиться как свинья. Еще парочка шагов и резкий рывок поднимает Глеба за волосы, швырнув того на кровать. Неожиданное действие открывает дорогу в ступор. Худые ноги обхватывают ладони, прижимая того к спинке дивана. Он ловит на себе строгий взгляд Вадика, который был готов на что угодно, да хоть ударить младшего прямо сейчас. — Вадь, прости, — стонет Глеб, плавно касаясь зажатой кисти брата, который тот час двигает его к себе. Так резко и грубо, что снизу живота подхватывает сильней. Ему было действительно хорошо. — Тебе нравится по-плохому? — наконец проговаривает Вадик, наклоняясь к щеке брата, прикусывая мочку уха. Глеб смущенно опрокидывает голову в сторону, где сейчас находилось лицо Вадима, закусывая губу от страсти, что бушевала внутри. Он сталкивается носом к носу Вадика, наконец-то впиваясь в желанные губы. Грязный, страстный и мокрый поцелуй, который даже и сниться не мог Самойловым. Глеб стонет через поцелуй, постепенно скатываясь с дивана, планируясь подняться, но тут же ощущает недовольный ухват брата, который явно против лишних действий. Оторвавшись от поцелуя, его разворачивают в классическую позу, в которой единственное, что видел перед собой Глеб — коридор в ванную комнату и санузел, разглядывая силуэты статуэток и картин. Все, что сейчас мог сделать Вадим — оставалось загадкой для младшего. Очередной звук бляшки ремня, ощущение смазки в интимном месте, вынуждает Глеба слегка обернуться в сторону неизвестности, замечая готовность Вадика поскорей войти в брата. — Ты готов? — шепчет Вадим. — Не спрашивай, — качает головой Глеб, чувствуя, как руки обхватывают тощие ягодицы. Неужели то, чего он так боялся — превратится в реальность? Он полстью в чужих руках, полностью в распоряжении брата…ему так нравится это. Глеб чувствует болевой рывок, который тут же превращается в наслаждение, гармонично сочетая друг с другом. Ему хочется стонать, кричать, хочется большего, чем плавные движения. Он падает на локти, чувствуя свой зад в чужой руке. Вадим набирает темп, опрокидывая голову за спину. Челка липнет ко лбу, а глаза не хотят открываться. Он ускоряет темп, наслаждаясь братскими сладкими стонами, понимает, что не хочет никого и ничего, кроме грубого тела Глеба. Ему не стыдно, совсем не стыдно…разве только внутри пылает чувство переживания за состояние партнера. Но, глядя на стоны и просьбы Глеба о продолжении, можно было сказать, что тот не против грубого секса. — Вадь, быстрей, пожалуйста, — он утыкается в ручку кресла, — Да, да, — шепчет под нос Глеб, — Еще. Головная боль усиливается, но Вадиму не до неё, он занят более важными делами. Он не кричит как брат, но тяжело стонет от чужих ушей подальше. Этот день запомниться ему как значительная дата в его жизни. Еще пара минут и он готов кончить, как кончил несколько секунд назад Глеб, издав окончательный вой. Минута, две, Вадим успевает высунуть от греха подальше, с ожидаемым стоном кончить, ощутив прилив блаженства. Он не жалел ни о чем, что произошло в последний месяц, открыв для себя настоящую любовь и пылкую страсть к человеку, который ближе, чем просто любовный интерес. Пускай Глеб любил тишину, но Вадим любил Глеба, любил так, что закрывал глаза на окружающий мир.