Май на то, чтобы влюбиться

      Энни придирчиво рассматривала своё отражение в зеркале. Она никогда особо не уделяла внимание внешнему виду, но сегодня был особый повод: филармония всегда требовала выглядеть с иголочки. Хитч всегда приходила к ней на помощь, за что, в узких кругах, девушку прозвали "стилистом". — Энни! Смотри, какие серёжки! Это бабушкины, тебе подойдут, — девушка ворвалась в ванную с небольшой шкатулкой в руках, — я такие не ношу, но всё равно держу при себе.       Она погладила небольшие бусинки указательным пальцем и протянула их подруге. Энни осторожно приняла украшение и приложила к уху, словно кисейная барышня из старых фильмов. Ей шёл жемчуг, подчёркивал черты лица, открывал некоторые нежные его стороны, подчёркивал глубину глаз, утончённость подбородка, светлый оттенок волос. — Хорошо, — она немного наклонила голову, рассматривая себя. — Я бы добавила твоё голубое платье. Жалко, что у вас всё так скучно. Чёрное, белое. Так и повеситься можно, — Хитч фыркнула и, скрипнув носками по кафельному полу, снова куда-то ушла.       Энни отложила серёжки на край раковины, села на бортик ванны и вытянула вперёд ноги, рассматривая худощавые коленки. Предконцертная суета уже началась, а её она ужасно не любила. Она не любила наряжаться, паниковать из-за очередных аккордов, не любила смотреть на то, как даже Шеф, обычно спокойный, нервно одёргивал галстук и постоянно спрашивал: "Не замёрзли ли пальцы?"       Иногда ей действительно хотелось бросить музыку. Первые два курса она ходила по первому этажу колледжа мимо учебной части, грозилась "вот сегодня забрать документы". Мысли перевестись в более лёгкий колледж преследовали её на втором курсе почти ежедневно. Ей действительно хотелось хоть немного уделять времени для себя, а не сидеть по шестнадцать часов в постоянно гудящих стенах, ей больше не хотелось терпеть преподавателей, ежечасно напоминающих о бездарности, бесталанности и беспомощности. На третьем Энни уже смирилась, а, возможно, привыкла. Это была уже не музыкальная школа, это была вечная конкуренция, а не детское соревнование за красивую статуэтку, которую гордые родители смогут поставить на самое видное место.       И, наверное, она бы уже всё бросила, даже несмотря на все усилия и влияние отца, если бы действительно не любила музыку, не любила себя в музыке. Ощущение игры, запах старых нот, союз с концертмейстером, а главное — с инструментом, было чем-то невероятным. Истинное ощущение блаженства, добровольного одиночества и спокойствия, словно перед сном, когда проваливаешься в другой мир, спокойный, идеальный. В такие моменты она забывала о стёртых до крови пальцах, часах репетиций, бесконечных вечерах, проведённых за постоянной учёбой, не отрываясь ни на друзей, ни на собственные интересы. Ей иногда тоже хотелось сделать красивый маникюр, несколько часов проходить по парку, не боясь за то, что недоучила очередной этюд, эй тоже хотелось любви и тёплых объятий. — Энни! Собирайся немного быстрее, мне тоже надо в ванную! — Хитч звонко крикнула из своей комнаты, пробудив девушку от раздумий, — Кстати! Нас Марло довезёт, можешь не беспокоиться за инструмент и такси. — Хорошо, — ответила девушка, последний раз взглянув на себя в зеркало и, схватив серёжки, убежала к себе.       На кровати заботливо лежала гитара, укутанная в черный, плотный чехол, специально от дождливой и снежной погоды. За своим инструментом Энни следила очень тщательно. Она действительно любила свою гитару, и, наверное, относилась к ней как к живому человеку. В каждом чехле хранилось несколько специальных тряпочек, чтобы стереть каждую пылинку с грифа и корпуса, в шкафчике дома хранился запас струн, которые она регулярно меняла и отдавала на них порой свои последние деньги. За такое отношение не только к инструменту, но и в целом к учёбе, она и заслужила доверительные отношения с Леви. Леви Аккерман, знаменитый пианист был концертмейстером Энни уже четыре года, и, наверное, именно с ним ей было тяжелее всего расставаться.       Все концертмейстеры негласно были разделены студентами на три группы. Первая, и, наверное, большинством самая любимая, "на волне". Это были те люди, которые всегда на уроках приходили на помощь, постоянно отпускали шутки, поддерживали, предлагали своё видение концерта. Они всегда были всеобщими любимчиками.       "Незаинтересованные" четко выполняли свою работу. Для них, шаг влево или вправо был разрушительным. Такие почти никогда не соглашались на эксперименты, с неохотой меняли тональности у вокалистов, и в целом творчество в них давно угасло. С такими не любили работать ни ученики, ни преподаватели. Третья же группа даже не получила своего названия. Они чётко выполняли свою работу, иногда привносили что-то новое, в целом — были пунктуальны, не очень общительны, но именно к таким можно было обратиться, если уставал от нападок преподавателей, с ними можно было обсудить почти любую проблему и получить дельный совет. Таких концертмейстеров было меньше всего, и именно таким стал Леви Аккерман.       Он с лёгкостью мог хорошо жить на филармоническую зарплату и гонорары с концертов, но выходил на работу, просто потому что ему нравилось учить и помогать учиться. Он брал мало учеников и еще меньше работал в качестве концертмейстера, от чего все студенты, обучавшиеся у него, носили гордое звание "Отряда Леви". Энни вошла в "отряд" спустя два месяца после поступления на первый курс. Отец был очень горд за неё, всю неделю звонил с поздравлениями, словно она уже окончила консерваторию... — Кстати, — Хитч зашла к Энни в комнату вместе с чёрным платьем и облокотилась о дверной косяк, — что это всё-таки за Армин? — Он... — Энни вопросительно подняла бровь и вздохнула, подбирая слова: знакомый? Нет, они слишком хорошо знают друг друга. Друг? Слишком мало, кто ещё? — Друг. — Да? А не похоже. Могу с уверенностью сказать, ты ему нравишься, — девушка повесила платье на дверку шкафа, а сама села ну стул, натягивая колготы. — Это ничего не меняет, — Энни отвернулась от нее, — и не можешь ты залезть в голову к другому человеку... — Энни, тут дело в другом... — её интонация из смеющейся вдруг стала совсем серьёзной, — не делай больно ни ему, ни, в первую очередь, себе. — Да о чем может идти речь, мы знакомы чуть больше недели? — Девушка накинула на себя платье и придирчиво взглянула в зеркало. — Ну, знаешь, вам же не умирать завтра? Я волнуюсь о тебе, Энни, и правда хочу как лучше, — Хитч, по просьбе Энни, редко заводила с ней разговоры об отношениях и, уж если и упоминала кого-то, то либо от большого интереса, либо от надежд, что подруга, наконец-то нашла кого-то, — в любом случае, ты всегда можешь ко мне обратиться.       Девушка улыбнулась и снова оставила Энни, одиноко стоящую перед зеркалом. Разговор оставил в ней неприятный осадок и кучу вопросов, прежде всего к самой себе. Кто же она действительно такая, что же ей делать, и действительно ли она что-то такое чувствует.       Она покрутилась перед зеркалом, чтобы поскорее отогнать от себя навязчивые мысли, провела рукой по юбке, волнами спускавшуюся с талии, чуть ниже колен. Платья она никогда не умела выбирать и одалживала их у Хитч, либо просила её сходить в магазин вместе с ней, от чего подруга приходила в самый настоящий восторг.       Дождик, закончившийся только ранним утром, снова начал тарабанить по подоконнику, от чего Энни печально вздохнула. Дождь перед концертами означал плывущий строй и неровность звучания.       Она часто рассуждала о хрупкости музыкального искусства, которое зависело от любой мелочи: погода, метеобури, настроение дирижера, единство коллектива, восприимчивость публики. Иногда ей казалось, что надень она сегодня одну кофточку, вместо другой, и все прозвучало бы совершенно иначе. Знакомые психиатры говорили, что это ненормально, хотя Энни могла поклясться, что таких же как она музыкантов, было очень много.

***

      Филармоническая сцена ей не очень нравилась. Конечно, выступать здесь было очень почётно, однако акустика была совсем не на высоком уровне. Иногда от слишком громких динамиков начинала болеть голова и падало давление. Сама сцена была напетой, достаточно глубокой, и в целом удобной, но глуховатой. Приходилось часами настраивать аппаратуру на нужный лад, иначе всё выступление можно было считать провальным.       Энни нежно погладила гриф гитары, словно успокаивая инструмент. Программа была почти такая же, но выступали не все студенты — их номера были заменены взрослыми музыкантами. По залу бродили преподаватели, недовольно поглядывая в сторону сцены, то и дело выкрикивая требования звукачу. Леви играл гаммы в разной динамике, для настройки звука и всякий раз, когда к нему подходили поправлять микрофоны, раздраженно вздыхал, прерывая игру. — Так, все! Я считаю, хватит, — Нанаба подняла руки вверх и сразу посмотрела на Энни, — пойдём. — Шеф, мне глушит, — Энни неохотно встала и переглянулась с Леви. — Следи за Кэпом, а Вы, Леви, не увлекайтесь, ес? — Нанаба свернула руки калачиком и вопросительно подняла бровь.       Леви недовольно цыкнул и кивнул за кулисы. — Ок, — Энни аккуратно взяла гитару с подставкой и ушла вслед за концертмейстером.       За сценой творился самый настоящий творческий беспорядок. Хитч вслух проговаривала сценарий концерта, несколько девочек поправляли макияж, двое первокурсников играли в крестики-нолики на старых нотных листках, которые давно забыли, оставив на полу.       Энни выдохнула, оперевшись о стену, и натянула на пальцы тёплые перчатки, чтобы они не замёрзли, как это часто бывало. Ей нужно было немного успокоить бешено стучащее сердце. Она никак не могла понять всю "магию" предконцертного волнения. Ничего не могло унять это клокочущее чувство внутри, ничего не могло заставить перестать дрожать коленки, когда она уже шла в цвете софитов. Когда-то ей сказали, что артист, который не волнуется перед выходом на сцену, не артист. Возможно, Энни приняла это близко к сердцу, ведь никогда не замечала за собой именно страх публики. Нет, это было что-то иное, что, уходя, оставляло после себя чувство абсолютной удовлетворённости. — Готовность пять минут! Мы пускаем зрителей! — за кулисы забежал администратор, и всё шуршание вмиг исчезло. Хитч закрыла сценарий, и, выдохнув, улыбнулась, клочки бумаги были отложены, Энни открыла глаза и переглянулась с Хитч. — Он будет сегодня? — девушка любопытственно приподняла бровь. — Обещал, что придёт... — Энни разминала подушечки пальцев, глядя впереди себя. Она слышала, как постепенно зал заполняется, как переливаются разные голоса незнакомых ей людей. Наконец, в проходе показалась Нанаба вместе с Леви. Женщина выглядела строго и горделиво, вызывая спокойный восторг и даже некоторое благоговение. — С Богом, Энни, — она обняла ученицу, — жалко, что карантин съел нам столько работы. — Да, Нанаба, — она дотронулась ладонью до её спины и положила голову на грудь. Сердце Нанабы мерно, спокойно билось, отсчитывая удары один за одним. Она всегда действовала успокаивающе, словно снотворное, а ещё у неё были удивительно мягкие руки, несмотря на долгие годы игры на всевозможных струнных инструментах. Иногда Энни казалось, что эта удивительная женщина освоила совершенно всё и ушла в преподавание, чтобы вырастить себе смену. — Ну все, ни пуха тебе, — она отстранилась от неё, задержала взгляд на голубых глазах и покинула кулисы.       Третий звонок вывел Энни из секундного транса. Хитч, приготовившись, стояла у самого края сцены, крепко сжав челюсти. Кулисы были плотно закрыты, но не скрывали шум зала: скрипели кресла, шуршала одежда, раздавалась причудливая песня голосов.       Решено было начать с фильма — неожиданно из колонок раздалась музыка, ранее записанная филармоническим симфоническим оркестром, и прямо на "шторы", начиналась трансляция: жестокие бои, взрывы, изломанные тела людей, разорванная в клочья многотонная техника, а затем музыка резко сменялась вместе с картинкой, на которой грозно и уверенно шёл военный поезд, забитый людьми, чьи судьбы уже искалечила война.       Хитч выдохнула, встала около выхода на сцену и крепко сжала в руках планшет со сценарием. Энни видела, что она ужасно волновалась, что ей было практически несвойственно: руки тряслись. Вот, наконец, кулисы медленно открылись, пропуская на сцену свет софитов, который окружил одинокую девушку и декорации, стоявшие по всему ее периметру.       Энни обхватила гриф гитары и поцеловала верхние колки, как и всякий раз перед выходом на сцену. Она стояла в полной боевой готовности, её ничего не должно было заботить, всё уже было настроено и расставлено, нужно было лишь красиво выйти... — Чтоб всё прошло, как нужно, — Леви едва слышно поравнялся с девушкой и, прищурив глаза, оглядел сцену.       Энни согласно кивнула и стукнула кулачком по его протянутому кулаку. Эту традицию соблюдали все члены отряда Леви перед выходом, как один из особых ритуалов "на удачу". Энни выдохнула, обернулась вокруг через правое плечо. Она давно не верила в свой детский "обряд", разуверившись в нем после того, как прямо посреди пьесы у неё лопнуло две струны, но никак не могла отделаться от привычки. — На сцене студентка четвёртого курса, Энни Леонхарт, — Хитч слегка наклонила голову и выплыла со сцены, уступая место Энни.       Шаг. Первый, второй. Она услышала, как за ней идёт Леви, спокойно и почти не напрягаясь. Яркий свет софитов ударил в глаза, почти ослепляя, после полутьмы закулисья.       Зрительный зал заполнился аплодисментами. Рядом стул. Взгляд в черноту зала, почти ничего не видно. Она услышала тяжелые удары сердца. Выдох. Поклон. Она села на стул, провела большим пальцем по корпусу гитары и взглянула на Леви, который ждал сигнала. Энни кивнула и дёрнула одну струну. Всё утихло, а затем полилась музыка.       Пальцы бегло забегали по грифу, крепко зажимая струны, где-то на отдалении в такт вторил рояль. Фортепианные аккорды разбавлял гитарный перебор, такие флажолеты и форшлаги. Это был совершенно иной масштаб, чем игра в классе, и ни на одной репетиции не получилось бы сделать как в тот момент, уникальный в своём роде. Энни почти не дышала, изредка следила за ладами и наслаждалась. Всё волнение мгновенно устранилась с последним флажолетом в партии. Дальше была небольшая передышка, пока Леви выписывал пируэты на черно-белых клавишах.       Они снова переглянулись перед тем, как Энни начала заключительную часть. Именно в ней она видела всю магию этого произведения, всю глубину, на которой разрывалось сердце. Здесь, даже самый чёрствый человек должен был понять, что слушает настоящую музыку, а не просто набор нот для гитары в сопровождении рояля.       Последний пассаж. Она увидела капельку крови повисшую на ми струне, которая улетела на пол, когда Энни её дернула. Последний аккорд и мгновение тишины, прежде чем зал заполнится шумом аплодисментов.       Она поднялась со стула, от чего-то запыхавшись, поклонилась под сопровождение оваций, а потом, в крайнем левом углу, заметила светлую голову и небольшой голубой букетик. Армин протягивал его, широко улыбаясь, хотя, мгновение назад, он точно пролил несколько слезинок. — Спасибо, — коротко поблагодарила девушка, забирая незабудки из его тёплых рук, и скрылась за сценой, не успев расслышать его ответ — ей нельзя было задерживаться дольше.       Энни прислонилась к холодной стене и выдохнула, всё закончилось, вот была гитара, вот были цветы.       «Армин? Армин пришёл ко мне с цветами?» — она поднесла букет к лицу и еле заметно улыбнулась. Это было неожиданно и приятно, почти что вызывало восторг. Он купил ей цветы, пришёл на концерт, все ради нее, просто чтобы ей было приятно. — Леонхарт, давай уже в коридор, не мешайся, — Леви окликнул её, приоткрыв тяжёлую деревянную дверь, на что девушка лишь коротко кивнула. Ей не хотелось думать ни об удобстве других, ни о том, что у неё были вопросы о том, как она выступила к Шефу.       Букет в руках немного зашумел после того, как она опустила руки. «Как он догадался про незабудки?» — Энни задумчиво опустила голову на грудь и закрыла глаза, размышляя, — «Нет, сейчас не время, нужно закончить все дела.» — девушка оттолкнулась от стены и, бегло спустившись по ступенькам, наконец, покинула закулисье.       В коридоре было спокойнее дышать, стены казались более холодными, а полы до блеска начищенные и отполированные тысячами ног зрителей и артистов. За большими деревянными дверями продолжался концерт, а его звуки проникали в холл, разбавляя его холодную красоту. — Кого ждешь? — она обернулась на колющие нотки голоса Леви. Он стоял в дверях, ведущих к гримёркам, облокотившись о дверной косяк. — Да так, друга, — девушка пожала плечами. — Хорошо сегодня сыграла. Одиннадцатого жду на репетицию, по времени, — Леви махнул ей рукой на прощание, а Энни слегка усмехнулась. Сейчас её грозный концертмейстер сядет в черную машину и, как терпеливый пёс, будет ждать Эрвина Смита. Потом они возможно заедут за Ханджи Зое и отправятся в один из дорогущих ресторанов.       А она останется рада небольшому букету цветов. Каждый взгляд на кудрявые незабудки отдавался трепетом в сердце. Энни почти не дарили цветов до этого случая: один раз Хистория принесла букет ромашек, Бертольд если и дарил цветы, то приносил белые розы, которые ей не особо и нравились, Райнер всегда обходился конфетами, которые приносил даже на небольшие концерты, что всегда вызывало улыбку у Нанабы.

***

      Энни стояла с гитарой за спиной, крепко прижав к сердцу маленький букетик. Несколько раз к ней подошли чтобы "пожать руку за отличную игру".       Сразу после того, как отгремели овации, к ней подошла Нанаба, чтобы поцеловать в макушку, как делала только с любимыми учениками, и убежать куда-то к другим преподавателям и музыкантам.       Наконец из-за колонны показалась светлая макушка. Армин держал за руку старика, одетого в допотопный коричневый костюм с цветастым галстуком. Седые волосы были зализаны назад, лицо морщинистое, сухое, но добродушное и приятное. Армин что-то сказал ему на ухо, на что тот активно закивал.       Выглядел парень отлично. Красивый темно-синий костюм — брюки с жилетом и выглаженная рубашка со свободным воротом. Так он отлично смотрелся бы на сцене, возможно, исполняя что-то классическое и любимое публикой, неважно, академическое ли произведение было, или одну из популярных эстрадных песен. — Привет, отлично сыграла сегодня, даже лучше, чем вчера, — Армин поправил ворот своей рубашки и обернулся к дедушке, — Должен представить тебе, это Энни! — Армин воодушевлённо посмотрел на неё. — Здравствуй, — мужчина протянул ей дряхлую руку и добродушно улыбнулся, — очень приятно с тобой познакомиться. Меня можешь просто называть дедушка. — Здравствуйте, и мне тоже, — Энни встряхнула его ладонь. — Мне очень понравился сегодняшний концерт, спасибо, что пригласила, — он внимательно осмотрел девушку, а потом, вспомнив о чём-то, всплеснул руками и залез в свой небольшой чемоданчик, — Армин мне рассказал, что тебе нравятся Звёздные войны. Сам он не увлекается особо, а после меня лишние бумажки ему ни к чему. Вот тебе от меня небольшой подарок. Ты посмотри потом, вот тебе конвертик.       Он достал большой бумажный конверт, плотно законченный — Обязательно заходи к нам на чай, — дедушка добродушно улыбнулся, — покажу тебе картинную галерею Армина. — Спасибо Вам большое, — девушка крепко ухватилась за конверт, немного разгладив бумагу большим пальцем, а потом переглянулась с Армином, задержав взгляд на его голубых радужках, — Армин очень красиво рисует.       Парень улыбнулся, немного неловко, не так, как у него обычно выходило. — Вы, ребятки, отдыхайте, а я пойду домой, — дедушка встрепал Армину волосы и рассмеялся, глядя на то, как он пытался привести свою прическу в порядок. — Давай я тебе такси вызову? — Армин снова взял деда за руку. — Я сам могу, чтож ты из меня совсем беспомощного делаешь? — Арлерт старший недовольно крякнул и, откланявшись, бодро зашагал по коридору.       Армин неотрывно следил за тем, как тот шёл, иногда задерживая взгляд на фотографиях и картинах, висящих на стене "для памяти". Молчание длилось до тех пор, пока он не скрылся за границами гардеробной, а Армин не выдохнул. — Как всё прошло? — Армин с надеждой посмотрел на девушку. — Всё прошло хорошо, — убедила его блондинка и слегка улыбнулась, — не волнуйся так, у тебя замечательный дедушка. — Спасибо, — Армин потупил взгляд, — Не хочешь прогуляться? — Снова пройдемся до моего подъезда? — Энни поправила лямки гитары, рассматривая носы своих ботинок. — Вообще, я хотел пригласить тебя на кофе, или что-то вроде того, отметить твои выступления, мне кажется, ты заслуживаешь... — Армин немного отошёл назад, рассматривая лицо девушки. Он выглядел озадаченным и напуганным, словно загнанная в клетку пташка, которая уже смирилась со своей участью. — Если бы я отмечала каждый удачный концерт, точно разорилась бы, — отмахнулась девушка, слегка смутившись. «Что ты опять болтаешь, дура?» — Энни сжала челюсти, — «Просто согласись и всё.» — Нет, ты что, я пригласил — я плачу, — Ей показалось, что Армин совсем растерялся, от чего в сердце поселилось давно забытое чувство. — Не в этом дело, Армин... Это же не свидание? — Энни немного нахмурилась. Казалось, она сжималась с каждой секундой всё больше и больше, становясь такой же маленькой, как атом. — Если бы это было свидание, я бы пригласил тебя заранее, — парень добродушно улыбнулся, немного расслабившись и поправил ворот рубашки. — Понятно...       Энни огляделась вокруг. Людей в коридоре осталось совсем немного. Такая филармония, более тихая и спокойная, ей нравилась больше. Никто не мешал тихим разговорам, никто не толкался и не ругался, оскверняя стены "храма искусства". — Мне нужно набрать Хитч, — Энни отошла немного к стене, пытаясь дозвониться до подруги. Телефон Хитч всегда брала быстро, почти не пропуская звонков, это была ещё одна черта в девушке, которая ей очень нравилась.       — Ал-ло? — Хитч явно смеялась.

Сможешь забрать гитару? —

      — А ты чего с нами не поедешь?

Может, присоединюсь. Я иду гулять с Армином —

      — Потом расскажешь. Иди на парковку тогда.

***

      Они вновь встретились на заднем дворике, где все артисты и работники парковали свои машины. Марло вместе с Хитч уже уехали, забрав с собой почти все вещи, которые бы ей только мешали. Армин рассматривал молоденькие листики берёз, немного отрешённо переходил от ветки к ветке, иногда делая кадры на телефон, едва касаясь до нежной зелени пальцами. — Цветы красивые, кстати, — Энни медленно подошла к Армину со спины, от чего тот едва заметно вздрогнул и резко обернулся. Девушка подняла букет к лицу, рассматривая мелкие, аккуратные цветочки, тонкие листики, обрамляющие нежные лепестки. — А тебе какие нравятся? — Армин медленно зашагал по тропинке, не отрывая взгляд от блондинки, которая продолжала рассматривать полюбившийся ей букет. — Мне незабудки и нравятся. — Парень просветлел и довольно улыбнулся своей догадливости, продолжая рассматривать девушку, словно изучая её. — Ну, еще сирень, ромашки и хризантемы. — Хочешь, нарисую тебе портрет с сиренью и незабудками? Как тебе композиция: ты в середине, вокруг куст сирени, а в руках подобный такому букет, — парень мечтательно вздохнул, словно уже представил работу, — можно цветы выполнить маслом и мастихином, а портрет акварелью...       Парень выдохнул и немного нахмурился своим мыслям. Он немного задумался, уткнувшись взглядом в носы своих ботинок. — А ты можешь? — Энни пташкой встрепенулась, не выпуская букет из двух рук. — Конечно! Выберем день, ты мне попозируешь, — Армин немного задумался, снова уйдя в себя, — я сделаю несколько набросков на бумаге, скину тебе, что понравится, то и нарисую. — Хорошо, — Энни согласно кивнула и снова вернулась к букету, перебирая аккуратные цветочки. — Пойдём быстрее, скоро дождик будет, — блондин галантно подставил ей локоток, лучезарно улыбнувшись.       Он действительно напоминал ей настоящее солнышко, маленькое, тёплое, родное. Когда небо было застлано тучами, он освещал улицы одним своим видом. Его голос, высокий и звонкий тенор, был созвучен с альтом, на струнах которого талантливый музыкант выстраивал сложные аккорды. Армин был образом, словно видение вдохновения, неожиданно посетившее его и оставшееся с ней на долго. Она не хотела, чтобы он покидал её, оставлял в безмолвном одиночестве, которое посещало её даже в больших компаниях.       А сейчас они брели по шумной центральной улице, переговариваясь о всякой чепухе: о том, какая одежда им нравится больше и почему Армин не любил рисовать "синтетикой", о том, почему Энни не любила "дурацкие помидоры" и почему Армин боялся собирать малину. — И вот, на нашей небольшой дачке, в малиннике, я набрёл на целое осиное гнездо, — Армин развёл рукой, — угадай, что было дальше? — Тебя укусили? — девушка приподняла брови, немного обеспокоенно взглянув на него. — Видишь пятнышко? — парень показал ей большой палец с небольшой "родинкой", — оно у меня появилось после этой встречи. Дедушка тогда очень перепугался. — А меня кусал уж, — Энни ухмыльнулась, — отец потом пытался его поймать, но у него не вышло. Я удивлена, что он не помер от сердечного приступа? — Отец? — Армин округлил глаза. — Нет! Уж! — Энни рассмеялась и сама удивилась от его звонкости, — Я была совсем маленькая и так завизжала! К нам прибежали даже с соседних домов. — Шрам остался? — Арлерт озадачено взглянул на неё. — Да, я перекрыла татуировкой, но рельеф остался, — девушка остановилась и приподняла ногу. У самой щиколотки красовалась небольшая змейка, опоясывавшая косточку. — У меня тоже есть. На лопатке набил ракушку. — Почему именно ракушка? — Энни зашагала дальше, не отепляя руки. — Я хочу увидеть море и найти такую же ракушку. Пока, это мечта всей моей жизни, — Арлерт грустно улыбнулся, — а ещё, у нас есть безумная идея с ребятами. Сделать одну тату на троих, прямо там, где будем отдыхать.       Вспомнив про друзей, Армин сразу приободрился и зашагал немного быстрее, высматривая впереди дорогу. — Почти пришли...

***

      Энни так и не позвонила Хитч. Несколько часов они просидели в кафе, перепробовав несколько видов пирожных и чая. Они не обращали внимание на дождь, который периодически начинался за окном, которое было украшено гирляндой, с мерно-тёплыми сияющими лампочками. На глубоких подоконниках стояли грузные горшки с высокими понурыми цветами, соскучивавшимся по солнцу. На каждом горшочке красовалось имя растения: "Игорь", "Степан", "Дональд", "Иосиф"...       По стёклам скатывались капельки, иногда задерживаясь на месте, словно рассматривая тех, кто сидел в тёплых стенах кофейни.       Последним, Энни жевала "Муравейник", которое считала своим любимым пирожным. Им выдали резные ложечки, которые казались даже меньше чайных, расписные фарфоровые кружечки с блюдцами. К концу вечера на круглом столике стояло четыре чайничка, стопка блюдец и стаканчик, в котором оставались грязные ложки.       Армин активно рассуждал о сюжете "Великого Гэтсби", отвлекаясь лишь на "Медовик", который запивал травяным чаем, и внимательно слушал короткие ремарки Энни, на тот или иной счёт. — Не знаю почему, но я в восторге со всяких ужастиков и фентези, — Энни покачала головой. — Кинг? — Армин вопросительно взглянул на неё. — Это, конечно, классика, безусловно. А ты читал "Дракулу"? — Господина Стокера? Конечно! — Армин всплеснул руками и расплылся в улыбке, — У меня есть несколько изданий, одно дедушкино — на английском, родительское и мое; его я совсем недавно купил. — Оригинальное или адаптация? — Энни немного подалась вперёд, словно пыталась лучше расслышать. — Оригинальное. Я не знаю, как он добывал такие экземпляры, но у него есть отдельная полка с иностранными изданиями. — У меня отец озабочен только собиранием всяких сборников с нотами. Все книги, которые есть у меня и на родине, — девушка отправила в рот последний кусочек пирожного. — Заказать ещё? — Армин подлил ей немного чая. — Нет, спасибо большое, — Энни отставила тарелку в стопку и задержала взгляд на окне. — Мне кажется, дождь не закончится... — протянул парень, отпив немного чая. — Ну и ладно, — отмахнулась девушка и снова взглянула на Армина.       Он немного помрачнел, рассматривая мрачную городскую улицу. Людей почти не было, ездили маршрутки, забитые пассажирами, и машины, разбрызгивая грязную воду на тротуары, периодически задевая и несчастных пешеходов, которые и так вымокли под непрерывным дождём. — Если хочешь, можем прогуляться, — предложила Энни. — Прям под дождём? У меня нет зонта... — Армин обеспокоенно взглянул на неё. — Ну и что? — Энни удивилась своей беспечности и приподняла ворот своего пальто, которое не снимала с плеч, — дойдём до парка, там не так сильно будет лить. Тем более, дождь, вроде, немного поутих.

***

      До парка они дошли спокойно, дождь постепенно прекратился, почти не досаждая им. Улицы наполнились запахом мокрого асфальта и дождя, среди которого пробивались ароматы пекарен, мимо которых они проходили. Солнце даже не пыталось пробиться сквозь плотную пелену серого неба, от чего фонари включили на час раньше.       В парке листья мерно шумели в такт лёгким порывам ветра. По дороге несколько человек шли им на встречу, укутавшись в плащи и ветровки, но Энни от чего-то не было холодно, даже когда на лицо, с веток, попадали мелкие капельки дождя. Птицы и белки попрятались по своим домам, делая парк совершенно пустым. Несколько раз Энни оборачивалась в поисках котов, которых обычно подкармливала. — Подожди, — Энни остановилась около бордюрчика, от которого шла небольшая тропинка к поломанному деревянному домику.       Под небольшим навесом сидели два кота, прижавшись друг к другу, греясь. Армин осторожно прошёл за ней, пока девушка доставала из сумки небольшой пакетик корма. — Это Мышка и Снежок. Я их подкармливаю года два, столько они здесь и живут. Если бы не хозяйка, давно бы уже забрала себе, — коты довольно подбежали к девушке, звонко мяукая. — Хорошенькие, — Армин присел на корточки, и к нему подбежала серая кошечка, сразу отвернувшись от еды. — Ты ей понравился, — Энни улыбнулась, отвлёкшись от Снежка, и когда оба кота вновь переключились на еду, вместе отошли на тротуар.       Они молча наблюдали за тем, как животные расправлялись с едой. Пушистая, длинная шёрстка котов немного намокла от сырости, но была чистая и лоснящаяся, словно они и не жили на улице. — Знаешь... Я вот долго с мыслями собирался...       Армин выдохнул и сжал кулаки, словно долго копил в себе все эмоции и этим жестом старался их сдержать. Энни медленно обернулась на него, сжимая в руках немного завядший букет. — Не хочешь сходить со мной на свидание? Можешь назвать это прогулкой, я не знаю... Просто прогулкой, так вернее будет.       Девушка вдруг услышала, как бьётся её сердце. Энни вдруг поняла, что не могла вздохнуть, но, опустив взгляд, успокоилась. — Когда? — Энни не знала почему у неё вырвался именно этот вопрос, но вместе с ним у нее задрожали пальцы на руках. — То есть ты не против? — Армин нахмурился и неуверенно дотронулся мизинцем до её ладони. — Я ведь не говорила «нет»? Спишемся, когда ты будешь свободен? — Энни заправила выпавшую прядь за ухо и слегка улыбнулась. — Да... — Армин добродушно усмехнулся и стал похож на рассветное солнце — самое яркое и нежное одновременно, оно не могло опалить своими лучами, только согреть тех, кто замерз, плутая по ночным дорогам. — Спасибо за то, что вытащил погулять, — Энни потупила взгляд, стукнув пару раз носками ботинок друг по другу.       Она немного повела плечами, рассматривая сырые от дождя деревья, и только поняла, что с неба вновь закапало. Стало немного холодно от навязчивой воды, стремящейся залезть в глаза и уши. — Тут же недалеко до твоего дома? — Армин вдруг воодушевленно обернулся к ней и, дождавшись одобрительного кивка, который на самом деле и не нужен был, ведь он знал ответ, схватил ее ладонь, — Добежим?       Энни немного истерично рассмеялась. Небо с каждой секундой становилось все более мрачным и устрашающим, а ей предложили пробежать пару километров до дома. Это было лучше, чем предложение вызвать такси, либо дойти до ближайшей остановки, чтобы совсем немного сократить расстояние до серой двери подъезда. — Давай...       И он рванул, не отпуская ее руки, не боясь запачкать дорогие выглаженные брюки из грязных луж, а Энни было все равно на новые туфельки, в которых, на удивление, бежать было вполне удобно.       Они вымокли до нитки за несколько минут, под сильным напором стихии их не спасло ни одно пальто. Ветра не было, что весьма облегчало всю ситуацию, оставляя только безрассудное веселье и звонкий смех, смешивающийся с шумом дождя. Тропинки в парке петляли, словно пытаясь запутать их, но Армин не обращал на это внимание, уверенно следуя маршруту. — Никогда не думала, что за неделю так привяжусь к человеку, — выдохнула девушка у самой двери. С ее волос стекали капли дождя, одежда промокла насквозь, но она чувствовала переполняющее её счастье и теплоту, которая рвалась из груди, словно разрывая кости и плоть причудливыми пальцами, вырываясь на свет, чтобы окутать всей своей жаркой трепетностью человека, стоящего перед ней. — Ты обо мне? — Армин не отпускал ее руки, поглаживал сырую ладонь большим пальцем, от чего по лопаткам бегали мелкие мурашки. — Верно... — А я к тебе за три года привязался, — блондин засмеялся и опустил голову, рассматривая своё отражение в луже. — Посмотри на меня, — девушка требовательно сжала пальцы, от чего сразу же увидела свое отражение в его глазах, — ничего мне не говори.       Энни привстала на носочках, дотянулась до его губ и, слегка прикоснувшись к ним своими, сразу отпрянула. Она запомнила запах его одеколона, на мгновение окутавшего ее, запомнила немного соленый вкус его губ, перемешанный с каплями дождя, удивленный и взволнованный взгляд голубых глаз, таких родных... — Завтра в десять. Здесь. Сможешь? — она сделала шаг назад, потом ещё один, медленно расцепляя их пальцы. — Да... — Быстрее иди домой, я не хочу чтобы наше свидание пропало, — Энни откинула сырые волосы назад. — Не прощу себе такого, — Армин покачал головой — Завтра должна быть хорошая погода, — девушка облакотилась о дверной косяк, продолжая рассматривать блондина уже с высокого крыльца. — Ты же не веришь в прогноз? — он скептически взглянул на нее, сделав один шаг назад. — А кто сказал, что я вычитала это? — Энни усмехнулась, смахивая с лица навязчивые капли. — Значит, так и будет, — Армин коротко улыбнулся. Они ненадолго замолчали, словно любуясь друг другом. — Пока? — прервала молчание Энни, крепко сжав ручку двери. — Пока...