О клетках мозга, королевах драмы и буквах на запястьях

— Иногда мне кажется, будто я ему изменяю, — говорит она, водя пальцем по запястью. — Я знаю, что его нет со мной уже много лет… Питер утешительно гладит её по плечу. — Пока я его не знала, я относилась к этому проще. Понимаешь? ЭмДжей ёрзает и снова трёт давно потускневшие инициалы. — А ты не чувствуешь, будто изменяешь? Ты ведь пока не знаешь, кто это… Она перехватывает его руку и гладит то место, где однажды проступит метка. — О, я знаю, кто это, — говорит Питер. — Мы просто договорились, что не хотим иметь друг с другом ничего общего. ЭмДжей отстраняется и приподнимается на локте. Одеяло соскальзывает, обнажая её грудь. — Что ты имеешь в виду? Как такое вообще возможно? Питер пожимает плечами. Обычно он не распространяется об этом, но ей он может доверять. Поймёт она или нет — не важно. Главное, что примет. Этим они друг другу и нравятся — им нет нужды друг перед другом притворяться. — Старк игнорирует свою метку, и вполне успешно, позволь сказать, — говорит Питер. — Я думаю, люди придают всей этой истории с соулмэйтами больше значения, чем в ней на самом деле есть. ЭмДжей фыркает и возвращается в его объятия. — Я не хочу быть человеком, который говорит «у тебя ещё соулмэйта нормального не было». Но у тебя просто соулмэйта нормального не было. Питер мягко смеётся и целует её в нос. — Поверь мне, моего соула перепутать с «нормальным» можно только спьяну. Больше в этот вечер они тему не поднимают, но ЭмДжей нет-нет, да поглядывает на его запястье, как будто инициалы на нём проступят как по волшебству. *** Питер возвращается домой на метро. На коленях рюкзак с рваным костюмом. В руках книжка, которую он даже не читает — просто, чтобы было куда пялиться. Наушники разрядились ещё утром. Поэтому он сразу слышит короткий удивлённый вздох и поднимает взгляд. Молодые парень и девушка застыли на сидении рядом друг с другом и не могут отвести взгляд. Питер видел такое. В кино, в телепередачах, на видео в интернете. Никогда — вживую. Ложь. Она протягивает руку, чтобы поправить упавшую на лоб прядь волос. И он одновременно тянется сделать то же самое. Полупустой вагон задерживает дыхание. Пальцы встречаются. Питер видит, как ярко на полоске кожи, виднеющейся из-под рукава пальто, загораются чёрные буквы. Теперь никуда друг от друга не денутся, — с сожалением думает Питер. Связь разрушится лишь со смертью обоих. Под аплодисменты и счастливый гул он вылетает из вагона на своей станции. Его немного подташнивает, но, возможно, это от голода. Или усталости. Или всего сразу. — Тебе это не нужно. Поверь. Питер верит. И сам думает так, но что-то всё равно не на своём месте. — Я постараюсь не попадаться тебе на глаза. — Взаимно, — отвечает Питер. И всё. Решение принято. Никаких фанфар, никаких ангелов, поющих «аллилуя». Не так он себе это представлял в детстве, когда в сотый раз слушал историю знакомства своих родителей. — И, Паучок… Могу я попросить держать это в тайне? — Это? — Меня. — Конечно. — Не попросишь меня о том же самом? Питер упирает руки в бёдра и от души хохочет. — Тебе всё равно никто не поверит, Дэдпул. Так что мне всё равно. Тот невесело усмехается в ответ, взмахивает рукой напоследок и сматывается куда подальше. А Питер остаётся один на крыше — гадать, чем же он заслужил эту тяжёлую судьбу. Подумать только — его единственный шанс на обретение второй половины только что накрылся чем-то похуже, чем медным тазом. Из всех людей на свете ему достался он. Лучше бы его соул был мёртв. Так, по крайней мере, Питер мог бы представлять себе «что было бы…» *** — Выглядишь, как будто дерьма поел, — комментирует Тони, искоса глядя на него из-за прибора. Питер цапает с тарелки полузасохший бутер, заботливо оставленный Стивом, чтобы Тони не умер с голоду, и подходит ближе. — Над чем работаешь? — Над «не твоего паучьего ума делом». Ещё вопросы? — Сегодня в метро двое незнакомцев установили связь. — И ты пришёл пожаловаться папке, что тоже хочешь? Ещё и бутер мой съел. Тони заканчивает закручивать гайку и наконец поворачивается к Питеру. Вытирает руки о грязную майку. — Я думал, у тебя с твоей рыжей всё хорошо. — Скажи мне кое-что. Только честно, ладно? И оставь свои едкие комментарии при себе. Тони вздыхает и проводит ладонью по лицу, оставляя на нём чёрную полосу. — Ну. Иначе, боюсь, я от тебя не отделаюсь… — Ты жалеешь, что установил связь с Пеппер? Тони явно такого не ожидает. Он инстинктивно прячет руку за спину. — Нет. Никогда, — выпаливает он, даже не успев подумать. — Но Стив… — Сынок, — смягчается Тони. Закидывает руку ему на плечо. — Не все могут любить одного единственного человека всю жизнь. У нас с Пеппер не получилось, но мы всё равно близки. Метка — не приговор. И прекрати уже дёргаться и кривиться всякий раз, как об этом заходит речь. *** — А как мне не дёргаться и не кривиться?! — возмущается Питер. Стив его молча слушает и сочувственно кивает. — Бесит. Всю мою жизнь… Бесит! Когда он был молод, все вокруг него были пропитаны подростковым нигилизмом. Над идеей соулов все смеялись. Даже те, у кого уже были метки, смотрели друг на друга с по-детски наивным отвращением и этим фактом старались не светить, чтобы не задразнили. В колледже все только об этом и говорили. Ну, или Питеру так казалось. У него самого было и без того полно проблем, чтобы беспокоиться ещё и о какой-то там неземной любви, которая случается один раз и на всю жизнь. Питер тогда вообще не был уверен, сколько «вся жизнь» продлится для него. И вот он уже не молод. Дожил до таких лет, до каких когда-то, в пятнадцать, клялся ни за что не доживать. Но что вышло, то вышло… Только вот все вокруг успели повстречать своих соулов. Кто-то даже потерять успел. А Питер… Питер снова оказался белой вороной. Разве его это вина, что его соул придурок? И что им никогда не установить нормальную связь. Нет, конечно, но попробуй втолкуй это ЭмДжей. Или заботливой тёте, которая «утешает» его, что всё ещё будет. У Питера не хватает сердца ей сказать. А свидания? Его сторонятся, как огня. Девушки, потерявшие своих соулов и готовые двинуться дальше, обычно заканчивают всё первым свиданием. И Питер на самом деле не может их в этом винить. Для них его чистое запястье — угроза, которая выстрелит в самый неподходящий момент. И ведь не объяснить же… Всё это проносится в его голове, пока Стив обнимает его, гладит по плечам и что-то вдохновенно рассказывает. «Метка — не приговор», — сказал ему Тони. Метка — нет. А вот её отсутствие… *** — У тебя были когда-нибудь… Ну… Нормальные отношения? — спрашивает Питер и тут же жалеет. Потому что Уэйд резко прекращает делать то, что до этого делал (а что он, кстати, делал?..), подпирает голову ладонями и смотрит на него, глупо улыбаясь через маску. — А что? Паучишка ревнует? Как будто это не он предложил не попадаться друг другу на глаза. А теперь поглядите-ка на него. Король флирта тут нашёлся. — Не хочешь отвечать — так и скажи, — отрезает Питер. — А свои ужимки прибереги для армии фанаток. Они скорее оценят. Уэйд притворно обиженно фыркает и вдруг становится серьёзным. — Да, были, — говорит он. — А тебе не мешало… — То, что ты мой суженый-ряженый? Неа. В моём круге общения на это всем похер. Всем нам суждены какие-нибудь неземные прекрасные мальчики или девочки. И все мы вместо этого получаем залупу на воротник. Так что свою целочку никто не бережёт. Питер почему-то прыскает с этого и сам себя осуждает. — А тебе, значит, мешает? — Не, — выдаёт Питер прежде, чем успевает подумать. Да и думать тут не о чем. Что толку посвящать чужака в свои проблемы? — У меня есть девчонка, — продолжает врать он. Ну, не совсем врать… ЭмДжей же можно назвать его девчонкой? А то, что она всеми правдами и неправдами пытается выяснить, кто его соул, чтобы их свести, это так… Ерунда. — М-м-м… Ни капли не ревную, зря стараешься, — тянет Уэйд издевательски. Только Питер начал думать, что у них может получиться нормальный разговор… — А вообще, я думал, что ты по мальчикам. — Вообще нет. — Что, ни разу?.. — Неа. — И даже с языком не целовался? — Нет. — И без языка тоже? Питер качает головой. Паучье чутьё не срабатывает. А его собственное чутьё реагирует на всё с большим опозданием. Поэтому, когда Уэйд сгребает его за затылок и смачно целует в губы через две маски, до него не сразу доходит… А когда доходит, Уэйд, картинно взмахнув руками и выкрикнув «С ПОЧИНОМ!», уже скрывается с крыши. Значит, на засранца паучье чутьё не срабатывает… Да и с чего бы? Уэйд должен быть самым близким его человеком. Тем, кто скорее умрёт, чем причинит ему вред. Но в любой системе бывают баги… Питер в панике закатывает рукав, но, к счастью, кожа под ним всё ещё девственно чиста. Всё равно надо держаться от сумасшедшего ублюдка подальше. Мало ли, что ему в голову взбредёт в следующий момент. *** — Т-т-ты м-мне жизнь сп-сп-сп-а-ас, — выговаривает Питер. Уэйд растирает его трясущиеся плечи и ещё крепче прижимает к себе. — Мог бы не звучать так удивлённо, — говорит он. — Что я, по-твоему, должен был стоять и смотреть, как ты решил искупаться в ледяной воде? Или уточку тебе подать? У Питера зуб на зуб не попадает. Ему есть, что сказать, но всё же он решает промолчать. — А Р-р-рино?.. — Прилёг отдохнуть. Завтра будет как огурчик — такой же зелёный. Сквозь тяжелеющие веки Питер видит холм, опутанный паутиной. Видимо, Уэйд под шумок позаимствовал его шутеры. Дрожать он потихоньку перестаёт. И холода как будто не чувствует… Да и сейчас, в объятиях Уэйда, ему ничего не угрожает. Давненько он не чувствовал себя настолько защищенным. Давненько не мог как следует расслаб… Он просыпается в башне Старка и ради всеобщего блага не пытается выяснить, как сюда попал. *** Внезапные «спасения» начинают происходить с завидным постоянством. Иногда это Питер помогает с бандитами или спасает задницу Уэйда от полёта с двадцатого этажа и последующей встречи с неласковым асфальтом. Иногда — это когда Питер патрулирует город и замечает Уэйда неподалёку. Но гораздо чаще это Уэйд появляется, словно чёртик из табакерки. И всегда в самый подходящий момент. Питер боится, что начнёт к этому привыкать. А ещё больше он боится, что начнёт полагаться на эти внезапные появления. — Скажи честно, ты следишь за мной? — спрашивает он. Они лежат на крыше, переводят дыхание после битвы с гремлинами. — Больно надо, — фыркает Уэйд. — Тогда как ты всегда узнаешь, что мне нужна помощь? Уэйд вздыхает и приподнимается на локте. Смотрит на него. А потом вдруг берёт его руку в свою. — Видишь ли, Паучишка… Он надавливает большим пальцем на ладонь Питера и слегка массирует. Питер замирает. Не шевелится и почти не дышит. — То, что у нас с тобой… Это нечто особенное. Я ощущаю все твои сильные переживания. Когда тебе грустно — я чувствую грусть, когда больно — мне тоже больно. Он ведёт пальцами выше. Гладит запястье. Рисует на нём какой-то заборчик. Питер сосредотачивается на движении его руки. Голос Уэйда убаюкивает. — Когда ты боишься или чувствуешь себя разбитым… Когда тебе весело, я тоже это чувствую. Но, должен сказать, в последнее время не часто… — И, когда ты… Хм… Каждый твой оргазм я чувствую. Не так ярко, как свой, например. Но всё же. Питер отдёргивает руку и вскакивает, чтобы только оказаться подальше от Уэйда. — Что?! Тот пристально смотрит на него, щурится — маска передаёт всю его мимику. А потом запрокидывает голову и громко хохочет. — Господи, купился, — выдавливает он между раскатами смеха. — Расслабь булки, чувак. Твои грязные делишки — только твои. А на помощь я к тебе прихожу, потому что живу в этом районе. Ты мимо моего окна чуть ли ни каждый день пролетаешь. А делать мне всё равно нечего. — Придурок, — цедит Питер. — И шутки у тебя несмешные. И не надо мне больше помогать. Как-то и до тебя справлялся. — Как скажешь, — Уэйд поднимает руки в примирительном жесте. Но всё ещё посмеивается. Питер обижается и сваливает с крыши. Дома он долго стоит под душем, смывая с себя дурацкий сегодняшний день. Он водит пальцами по груди, повторяя узор, который вычерчивал на нём Уэйд. Когда он вытирает запотевшее зеркало и видит своё отражение, то тут же замирает, открыв рот. Видимо, он так задумался, что и не заметил, как поцарапал себе грудь отросшим ногтем. Только никакой это был не заборчик. Кровью на груди наливались две буквы W. *** Они не видятся так долго, что Питер почти успокаивается. Но вселенная всё равно почему-то не может оставить его в покое. Он стоит в очереди за кофе и копается в телефоне, когда над ним нависает тень и знакомый голос басит в ухо: — Как мило, что ты мне занял очередь! Питер зачем-то оглядывается сначала на недовольные лица позади себя. А только потом на Уэйда. Очень странного Уэйда. Уэйда в гражданском. Страшного, как подросток с акне в восьмом классе. И да, Питер был этим самым подростком. Всё прошло, когда он стал Пауком. А у Уэйда, увы, так просто уже не пройдёт. Питер понимает, что смотрит на него и не хочет ни блевануть, ни отвернуться. То ли магия соулмэйтов так работает. То ли Питер просто хороший человек и умеет смотреть не только на внешность, но и в душу. Хотя нет. Скорее первое. Потому что в душу Уэйду смотреть едва ли не страшнее, чем на рожу. — Тебе твой обычный фраппучино с блёстками? — интересуется Питер будничным тоном. — Как хорошо ты меня знаешь. И сахара побольше. Он посылает Питеру воздушный поцелуй и сматывается занимать столик. Питер не планировал тут задерживаться. Но, с другой стороны, он никуда и не торопится. — Фраппучино и латте для Питера! — оповещает бариста. — Питер, значит, — роняет Уэйд. Он терпеливо дожидается, когда Питер поставит стаканчики на стол и уберёт руки, и только потом берёт свой. — А фамилия? — Паркер. И только сейчас до бедняги доходит, что он стоит перед Уэйдом без маски. Внутри всё холодеет. — Ну… Уэйд Уилсон. Приятно наконец познакомиться. Я бы пожал тебе руку, но боюсь, тогда я её больше не отпущу… Он замечает ступор Питера и щёлкает пальцами перед его лицом. — Земля вызывает! Ты сейчас кофе на брюки прольёшь. Будет сложно потом всем объяснить. Питер ставит кофе на столик и пытается дышать ровно. — Да чего ты разнервничался? Я ведь никому не скажу. — Правда? — звучит то ли с надеждой, то ли с сарказмом. Уэйд вздыхает и трёт лоб. — Ладно, давай так. Ты не считаешь, что если бы я хотел тебе навредить, я сделал бы это уже давно? Питер молчит. И Уэйда, видимо, это нервирует. — Господи! — он картинно возводит ладони к потолку. — А зачем тогда, гений, я спасал бы тебя из передряг, а? Зачем бы жопу морозил, доставал тебя, когда ты решил окунуться в прорубь? Уэйд прерывается, чтобы агрессивно высосать через трубочку свой фраппучино. — Я бы так или иначе узнал, Питер, — говорит он уже мягче. На зубах у него остались блёстки, и он убирает их языком. — Нет, не узнал бы, если бы не попадался мне на глаза, как и обещал. Может, ты мне ответишь? Зачем же ты спасал меня из передряг? — говорит Питер ровно. Уэйд смотрит ему в глаза (у Уэйда глаза голубые, такие красивые…) и сжимает губы в тонкую полоску. — Я бы тебя, конечно, любого принял. Но ты бы хоть предупредил, что умственно отсталый. Я бы по-другому с тобой разговаривал. На этот раз пришёл черёд Уэйда сердито уходить. Вечером Питер всё никак не может заснуть, мысли носятся в голове, как рой взбешённых пчёл. Он пишет ЭмДжей, но та устала после работы и хочет побыть одна. Тогда он справляется без ЭмДжей. Почти перед самым финалом в голове вдруг слышится голос Уэйда. «Каждый твой оргазм я чувствую». Конечно, это была лишь шутка, но если бы… — Как тебе такое, а? — выдыхает Питер и расслабленно откидывается на подушки. Мгновенно вырубается. И во сне почему-то видит голубые глаза. Без лица — просто медленно тающие в воздухе, как улыбка Чеширского кота. А Алиса всё падала и падала. Неужели этому не будет конца? *** — Извини, что обидел тебя недоверием, — тарабанит Питер заученную и отрепетированную фразу. — А, ерунда, — отмахивается Уэйд. Они снова пьют кофе, только в полной амуниции и на крыше. На этот раз Питер нашёл Уэйда. Это и впрямь оказалось не так сложно в их районе. — А я зря назвал тебя умственно отсталым. Судя по книжкам в твоём рюкзаке, ты очень умный. Значит, и в рюкзак успел заглянуть, пока Питер ловил экзистенциальный кризис в кофейне. Что ж, не стоит забывать, что дурачком Уэйд только прикидывается. — Забей. Я и без тебя знаю, что очень умный. Уэйд мягко посмеивается и протягивает к нему руки. — Ну что, поцелуемся и обо всём забудем? Питер отставляет стаканчик с кофе и манит Уэйда к себе. Тот недоверчиво замирает и так и остаётся стоять с разведёнными руками. Струсил, значит. Ну, не беда. Питер быстро приближается, накрывает рот Уэйда ладонью и прижимается губами с тыльной стороны. — Забыли? — спрашивает Питер, ухмыляясь. И покидает Уэйда, пока у того не возникли вопросы. Откровенно говоря, вопросы есть у Питера к самому себе. Но он пока не готов на них отвечать. *** Это всё дурацкая магия соулмэйтов. Какая-то глупая шутка его и без того незавидной судьбы. Нет, ну как иначе можно было объяснить всё происходящее?! Стал бы он брататься с Уэйдом, мать его, Уилсоном, если бы не дурацкие метки? Ладно, меток у них пока не было, но не в этом суть. Просто представить на секунду… Они не соулы. Просто Питер и просто Уэйд. Такие же, как есть, но без нависающего над головами дамоклова меча. Стал бы Уэйд тогда его спасать? Стали бы они пить кофе на крыше? Раскрыл бы Питер ему свою личность в конце концов? И мучило ли бы его это странное, тревожное ощущение в животе, возникающее всякий раз, как Уэйд на него смотрит?.. Нет, нет. Ответ был нет. А раз так, то даром не нужно было это всё. И притворное ощущение спокойствия и защищённости рядом с Уэйдом. И его дурацкие шутки. Он пытается рассказать всё это ЭмДжей, опуская все намёки на личность Уэйда, но подруга только закатывает глаза. — Ты просто придумываешь себе проблемы на пустом месте. Спроси у него, что он обо всём этом думает. — Ты имела в виду… — Питер нервно сглатывает. — Что этот человек… неопределённого пола… думает? ЭмДжей устало вздыхает. Кладёт ноги ему на колени и склоняется ближе, чтобы погладить Питера по голове. — Да я поняла уже, что это мужик. Ничего-то от неё не скроешь. С другой стороны, Питер сам виноват. Из-за женщины он бы так не нервничал. — Он сказал, что мне это не нужно. И я с ним согласился. Но… — Но?.. — Я не знаю. Зачем тогда он постоянно приходит? — Кажется, вы с ним не просто соулмэйты. — Да? — вздрагивает Питер. — Да. Вас объединяет нечто большее. ЭмДжей ласково ему улыбается, зарываясь пальцами в волосы. — И что же? — спрашивает Питер, сглатывая застрявший в горле ком. — Одна клетка мозга на двоих. Других причин, почему вы ещё не установили связь, я не вижу. Питер хочет на неё обидеться, но разве ж это возможно? Вместо этого он обижается сам на себя. И твёрдо решает ни за что и ни при каких обстоятельствах не устанавливать с Уэйдом связь. Даже если будет очень хотеться. Просто чтобы доказать, что жить можно и с одной клеткой мозга. *** — Что? Уэйд встречает его совсем неласково. — Если опять будешь ворчать и капризничать, то лучше уходи. Я не в настроении с тобой препираться. — А я и не собирался. Питер перекатывается с пятки на носок и засовывает руки в карманы. — Пустишь? Уэйд отступает от двери и ведёт плечом: «входи». — Как узнал, где живу? — Увидел однажды в окне. И посчитал. В квартире грязно. Очень грязно. Питер пару раз и свою халупу доводил до такого состояния, но с появлением в его жизни ЭмДжей начал худо-бедно регулярно прибираться. — А ты чего сегодня какой душный? — интересуется Питер невзначай. — А говорил, что не собирается препираться… — вздыхает Уэйд и кидает ему банку пива из холодильника. — Молча сиди. Или проваливай. Питер соглашается на первое. Они падают на диван — максимально далеко друг от друга. Уэйд врубает телик. И всё бы ничего… — Ты зачем пришёл? — всё-таки спрашивает Уэйд, немного успокоившись. Питер пожёвывает нижнюю губу и решает сказать честно. — Мне неспокойно с самого утра. Какая-то тревожность. А рядом с тобой отпускает. Какая-то соулская магия. Уэйд мрачно усмехается и больше ничего не говорит. Первая банка пива перетекает во вторую, а потом и в третью. — Ты из-за «соулской магии» меня тогда поцеловал? — спрашивает Уэйд, отставляя от себя очередную пустую банку. — Ты меня первый поцеловал, — вздыхает Питер. — Я не знаю… Похоже на то. Он растекается по дивану, и его ноги оказываются у Уэйда на коленях. — И вот это сейчас ты тоже из-за неё делаешь? — уточняет Уэйд. Питер долго смотрит на него, подыскивая ответ. — Может быть, ещё немного пиво повлияло… Уэйд хватает его за локти и тянет на себя. Питер оказывается у него на коленях. Руки крепко прижаты к груди, чтобы случайно не прикоснуться. — Что ты со мной делаешь, Питер Паркер? — шепчет Уэйд. Он проводит ладонью по спине Питера, и тот ощущает тепло прикосновения даже через худи. Губы сами приоткрываются. Он не успевает заглушить вздох. — Слезай, — велит Уэйд, не повышая голоса. — Что? — Что слышал. Слезай с меня. Только осторожно. Питер оказывается на полу. Он всё ещё прижимает к себе руки. И всё ещё не понимает, что, чёрт возьми, происходит. Уэйд скрывается в другой комнате и затихает там. Наверное, он сделал что-то не так. Наверное, ему стоит уйти. — Только не вздумай сбежать, — предупреждает Уэйд, будто прочитав его мысли. — Если ты сейчас уйдёшь, то обратно тебе путь закрыт. И Питер остаётся на месте. Наконец Уэйд возвращается. В красно-чёрной коже, только без маски. — Так безопаснее, — поясняет он. — Представь такой один большой красный гандон. — Даже представлять не надо, — фыркает Питер. — Вот он стоит передо мной и несёт всякий бред. А потом Питер оказывается прижат к дивану. Уэйд не даёт ему пошевелиться — сам контролирует процесс. Задирает его руки, стаскивает с него худи и майку. Расстёгивает штаны и стаскивает вниз. Ощущение перчаток на коже не самое приятное. Но Питеру всё равно, покуда Уэйд держит его, ласкает его и так изумительно двигается, заставляя давиться вздохами. *** У них появляются Правила. 1. Никому не рассказывать о бойцовском клубе. 1. Один из нас всегда одет. 2. Если перчатки портятся, их нужно немедленно заменить. 3. Если рвётся презерватив, его нужно немедленно заменить. Сколько бы там ни оставалось «до финала». 4. Не устанавливать связь в посткоитальном бреду. Уэйд пытается дописать что-то ещё, что-то типа «Не брать в постель енотов», но Питер убедительно доказывает ему, что это будет дискриминацией по отношению к енотам. Кожаные перчатки они меняют на медицинские латексные. Они тоньше, конечно, и могут повредиться по неосторожности, но с ними обоим комфортнее. Другое дело презервативы. Тут приходится брать самые толстые, да ещё и следить, чтобы не слетали. Питер поначалу вообще против этой идеи. Но несколько минут умопомрачительного минета от Уэйда заставляют его поменять своё мнение. Так всё и происходит. Романтики, конечно, мало. К каждому разу приходится готовиться сильно заранее, да ещё и продумывать, что и как они будут делать. Но пока что обоих это устраивает. А на будущее никто не загадывает. *** Из-за Правила №4 спят они всегда по отдельности. Тут уж ничего не придумаешь, никакие гандоны не спасут от обнимашек во сне. Питера к Уэйду тянет словно магнитом, стоит только закрыть глаза. У Уэйда таких проблем, правда, не наблюдается. Наверное, для каждого соула магия проявляется по-своему. Питер часто думает об этом. Ищет в поведении Уэйда доказательства того, что не одного его так штырит. Но это не так-то и просто. Уэйд, в целом, такой же, как и всегда. Он всё так же глупо шутит, пропадает невесть куда на несколько дней, ворчит на него и всегда появляется в самый нужный момент. Есть однако в нём что-то, чего Питер раньше не замечал. Какой-то надлом. Он виден в глазах, когда Уэйд смотрит на него. Ощущается в каждом движении, когда Уэйд прижимает его к себе. Замедляется, чтобы продлить удовольствие. И вдруг совсем останавливается и несколько секунд просто держит его, переводя дыхание. Питер видит этот надлом, когда Уэйд лежит перед ним голый. И что-то пытается различить под маской. Уэйд не закрывается, нет… Но что-то в нём не может так же просто расслабиться и отдаться моменту, как это всегда выходит у Питера. Но об этом они не говорят. Как не говорят и о многих других вещах. Как не говорят о том, что же будет с ними дальше. Только иногда, задумавшись, Питер вычерчивает на запястье две буквы W заборчиком. И сам за собой этого не замечает. *** А потом Уэйд пропадает насовсем. Его квартира пуста. Телефон не отвечает. Никто не знает, где он и когда вернётся. И вернётся ли? *** — Если бы Пеппер не была твоим соулом, она бы тебе всё равно нравилась? — спрашивает Питер. Тони вздыхает и подливает ему виски. — Ты путаешь причину и следствие. Пеппер — мой соул из-за того, что она мне нравится больше всех на свете. Не наоборот. Как по-твоему это работает? Какому-то человеку в случайном порядке достаётся быть твоим соулмэйтом и какие-то неведомые силы заставляют тебя в него влюбиться вопреки здравому смыслу? Питер пожимает плечами. Когда это говорит Тони — это звучит как бред. Но рядом с Уэйдом ему ненормально, неестественно хорошо и спокойно. И это они даже связь не установили! Чем ещё это можно объяснить? — Может, ты нам всё-таки расскажешь, кто это? — ненавязчиво предлагает Стив. — Ты вроде как повеселел в последнее время. А теперь на тебе снова лица нет. — Я просто хочу быть уверен. Питер упрямо встряхивает головой и смотрит в стол. — Ты просто королева драмы, — заключает Тони. — И да, это говорю я — королева драмы на пенсии. Ты забрал у меня этот титул, сынок. С этим не поспорить. Питер смеётся, но на душе у него отстойно. Очень отстойно. *** Уэйд возвращается спустя несколько месяцев. Питер несколько раз встречает его в городе и во время патрулей. Уэйд не пытается к нему подойти и с ним заговорить, и Питер тоже не пытается. Это были трудные несколько месяцев. И Питер слишком устал… В конце концов он набирается сил и решимости и сразу спрашивает в лоб: — Почему ты не хочешь устанавливать со мной связь? Они на крыше. На нейтральной территории, откуда можно сбежать в любой момент. Уэйд ухмыляется невесело, но маску не снимает. И держится на почтительном расстоянии. — А почему ты переводишь стрелки на меня? Это ты автор всех этих весёлых правил, если мне не изменяет память. — Да, но только это не я сбежал без объяснения, поджав хвост. Не я бросил тебя гадать, что же случилось и что ты сделал не так! Не я заставил тебя страдать! Питер гневно топает и сжимает кулаки. О, как ему хочется броситься на Уэйда и выместить всю ту тоску, что пожирала его, пока того не было рядом. Уэйд долго молчит, смотрит в пол. Подбирает слова. — Тебе это не нужно, Питер. Ты же сам со мной в этом согласился. — Да, когда я ещё не знал тебя! Когда… — Когда что? — перебивает Уэйд. — Когда не было «соулской магии»? Питер краснеет. То ли от стыда, то ли от злости. — Ну да. Издевайся надо мной за то, что я профан в этих делах. У меня один соулмэйт. И тот… — И тот что? — И тот меня не хочет. Ну вот он это и озвучил. Приговор вынесен и обжалованию не подлежит. — Кто. Тебе. Такое. Сказал, — цедит Уэйд сквозь зубы. — Ты сам. Вернее, твои поступки. Ты сразу же меня послал, сразу, как только встретил. Не потрудился даже меня узнать. Что я-то должен был сделать? Броситься к тебе на шею? Сказать «нет-нет, давай всё-таки попробуем, вдруг мне это нужно?» Питер горько смеётся. Качает головой. — И эта «соулская магия» — смейся, смейся, — как будто затронула только меня. Только меня к тебе тянуло. Только моё отношение к тебе менялось. Только я… — Нет, ты всё-таки умственно отсталый. Вроде столько умных книжек прочитал за стаканчиком латте в кофейне на углу, а всё… — Уэйд… — … а всё тупишь. Рыжая твоя посообразительнее будет. Она столько не читает, она больше на людей смотрит. Подмечает всё. Что она тебе про меня говорила? Что советовала? Питер чувствует, что земля уходит из-под ног. — Что тебе, родной, ещё подсказку дать? Назовёшь букву или угадаем слово целиком? — Уэйд, пожалуйста… — Если хочешь услышать нормальный ответ, задай нормальный вопрос. Без этого ничего не выйдет. Пора уже называть вещи своими именами. Он прав. Хватит уже тянуть кота за интересные места и бесконечно пережёвывать одно и то же. — Уэйд, ты меня любишь? — Да. — Ты полюбил меня уже давно, ещё до того, как мы встретились? — Ага. Мы же живём буквально в соседних домах. Каждый день я видел, как ты бежишь к метро. Каждую ночь — как летишь спасать город. Смотри-ка, картинка начала выстраиваться… Уэйд радостно хлопает в ладоши. Но, если спросить Питера, радоваться пока нечему. — А я… Я тоже начал в тебя влюбляться. И это никак не связано с метками. — Ух, ты прямо начинаешь радовать старину Уэйда! — Прекрати паясничать, — устало огрызается Питер. — Одного не понимаю. Почему всё-таки ты меня отталкивал? И продолжаешь отталкивать. — Потому что я всегда хотел тебя. Мне жизни не было от мысли, что нам суждено быть вместе… И что этого никогда не произойдёт. Потому что я никогда не получал того, что хотел. А ты… Ты был слишком хорош, чтобы даже просто обратить на меня внимание… Разве посмел бы я привязать тебя к себе меткой? Разве посмею?.. — Какой же ты кретин, — выдыхает Питер в сердцах. — Знаю. Я правда хотел не попадаться тебе на глаза. Но меня всё равно к тебе тянуло. Я не хотел возвращаться. Но вот… — он бессильно разводит руками. — Я снова здесь. — Нет, ты не поэтому кретин, — объясняет Питер. Он сокращает расстояние между ними в несколько шагов. Уэйд замирает в ожидании. И изумлённо хватается за лицо, когда по нему прилетает кулаком. — Это за то, что трахал мне мозги, — сообщает Питер. А потом, едва Уэйд выпрямляется и прекращает держаться за свой драгоценный нос (не так уж сильно он и ударил), Питер крепко прижимается к нему, обвивая руками за шею. — А это за то, что вернулся ко мне. Питер приподнимается и целует его в щёку. До каких пор они стоят вот так — им и самим не известно. Они говорят о чём-то шёпотом, едва различимо, но ветер уносит их слова прочь. Наконец Питер отстраняется. Стаскивает маску и перчатку с руки. — Мир? Оттопыривает мизинец. Уэйд награждает его тяжёлым взглядом, а потом тоже снимает маску. Высвобождает руку. Сцепляет палец с пальцем Питера. Запястье жжёт и на нём проступает заборчик, прочерченный уже миллион раз. WW. Уэйд закатывает рукав и тоже смотрит на своё запястье. — Если маркером подрисовать, то получатся сиськи, — сообщает он, демонстрируя Питеру его же инициалы. Питер смеётся и лупит его по плечу. — Ты замечаешь что-нибудь новое? Ну, кроме… Питер вертит запястьем у Уэйда перед носом. — Неа. Я, если честно, немного разочарован. Я ожидал, что будет… Не знаю. Он пожимает плечами и оборачивается. — Ну, как в кино. Салюты там всякие, музычка из ниоткуда. Душа воспарит в небеса и все дела. Ну, или хотя бы встанет. — И не говори. Я видел эту пару в метро — так их как будто дубиной по голове огрели! Я думал, башню совсем снесёт. — Вот что с людьми делает массовая культура! Раздувают, понимаете ли, из мухи слона… — Ты же понимаешь, — заводит Питер, улыбаясь, — что всё это время мы боялись букв на запястье? Уэйд смеётся и качает головой. — Мы идиоты. — Ещё какие. ЭмДжей сказала, что у нас одна клетка мозга на двоих. — А я говорил, что она сообразительная — твоя рыжая. Питер, всё ещё посмеиваясь, возвращает маску на место. — Ладно, это всё, конечно, хорошо… Но я предлагаю переместиться куда-то, где потеплее. Уэйд молча берёт его за руку, и Питер переносит их на крышу своего дома. Они спускаются по пожарной лестнице до квартиры Питера и, как только оказываются внутри, сразу избавляются от надоевших костюмов. Губы Уэйда приятнее, чем Питер когда-либо себе представлял. А руки — теплее и нежнее. И всё наконец-то оказывается на своих местах.