le pollen sur les cils

      Трава, каждым своим листочком трепетала и гладила мою кожу, будто тысячи маленьких перышек. Она и листья на деревьях тихо шелестели. Ветер обдувал их, держа направление на север. Он был совсем не холодный. Спустя пару минут я решил разлепить глаза, чтобы удостовериться, что все реально. Что этот смышленный эльф лежит рядом, что он реален, что мы все ещё вдыхаем пряность лесного воздуха и чувствуем себя его частью: будь то детьми поля, его цветами и травами, а может и белками; ленивой гусенью, которая не строит никаких планов и не волнуется ни о чем на свете.       Рядом лежат Джерард. Я протянул к нему руку и коснулся пальцами его кистей. Невозможно было понять: они тёплые, или я должен их согреть. Когда Джерард посмотрел на меня в ответ, я захотел отдёрнуть руку, обнять себя и просить прощения за все свои грехи. Но не стал. Джерард растянул губы в умиротворенной улыбке и тихо хмыкнул. Наши пальцы соприкоснулись и сплели кисти в единый замок, прижимая ладони друг к другу.       Мы молчали. Никто не решался что-то сказать. Это была наша девятнадцатая встреча.       Лето в лагере проходило отвратительно быстро, от чего во рту обосновался неприятный привкус горечи и сожаления. У меня было ещё достаточно времени, чтобы вдоволь насладиться терпкими лучами палящего солнца, свежим воздухом, треском фруктового дерева в костре и бессмысленой болтовней с Брайаном. Он перестал так сильно ко мне липнуть, что даже радовало. В этом был все-таки какой-то плюс. Может скорее я — самый дерьмовый друг на свете? Больше тревогой в моем сердце отдавалось, что я могу больше не увидеть веснушчатое лицо и острые продолговатые кончики ушей. Я боялся, что больше никогда в жизни не увижу земную тварь, которая заставила меня уважать Природу.       — Фрэнки, мальчик мой, знаешь ли ты, что называется у нас, эльфов, «брачной ночью»?       Я не хотел ничего ему рассказывать, и Джерард будто счёл это с моих губ. Он сам решил наполнить мои уши не только звуками леса, а и рассказами, ни один из которых я не пропускал мимо ушей. Каждый раз когда он увлечённо рассказывал мне о какой-то культурной особенности эльфов, я замечал как трепетают его ресницы. На дневном свету я видел в них пылинки, которые иначе называл пыльцой. Джерард не походил на тварь, которую можно было бы усыпать пылью или грязью.       —… Эй, ты слушаешь меня вообще, чудище? — он провел большим пальцем по моей кисти, что сразу привлекло моё внимание. Наши руки все ещё были собраны в единый замок.       Эльф вводил меня в рассеянное состояние своей простотой и искренностью.       — Слушаю, конечно. — Освободив кисть из непринужденной хватки, я уселся ближе к Джерарду, указательным пальцем прочертив полосу от предполагаемой горбинки до носогубной складки на его лице.       — Так вот. У эльфов нет такого понятия как свадьбы и благословение родителей, о которых ты мне рассказывал. И в медовом месяце мы особо не нуждаемся.       Джерард осторожно надломил маленький зеленый колосок и поднёс ко рту, дабы разжевать кончик. Он выглядел так спокойно и мягко. Я не смог себя сдержать и заставил его принять позу подобно моей: эльф удивленно уставился на меня, глазами вопрошая чего же я хочу.       — Но что тогда? — подстрекнул я, дабы как можно быстрее добраться до «сердцевины» темы нашего разговора. Джерард вытащил изо рта колосок и сжал меж двух пальцев.       — Эльфы, влюбляясь, дают клятву быть счастливыми друг с другом до того момента, пока их чувства не остынут друг к другу. — Джерард увидел пролетающую стрекозу и поднёс к ней руку. Насекомое с болотной головкой, что отливала бронзой, уселась ему на палец, растопыривая прозрачные хрупкие крылышки. Он осторожно поднёс её ко мне, позволяя рассмотреть в розовом отливе уходящего солнца.       — На случай, если вдруг союз станет некрепок, и кто-то из них больше не чувствует того, по истине, божественного чувства, говорят: «Согласны ли Вы быть счастливы и богаты в единстве со мной? Согласны ли стать луною-проводницей моей либо пылью из тысячи мелких звёзд-огоньков? Будете ли Вы оберегать и ценить, как самую ценную реликвию, свое сердце и душу и помнить о создателях ваших?..»       — Красиво…       Джерард улыбнулся. Стрекоза с его пальца уже давным-давно улетела по своим делам. Хотя до меня не сильно то доходило, почему она была так активна под вечер. Эльф, дернув одним ухом, отвлёкся на небо. Смеркается. Звезды появляются на нем подобно брызгам белой краски на полотне величественного художника.       — Но в чем её смысл и величие? — поинтересовался я, хотя всё понимал. Мне доставляет неимоверное удовольствие поглощенность эльфа, когда он рассказывает мне о чем-то действительно важном для него.       — Смысл… — Он накрыл мою кисть ладошкой, а затем в мгновение ока я оказался уже на его коленях, предоставляя своему взору небо и чуткие глаза Джерарда, которые смотрели на меня с явной теплотой и заботой. — Он заключается в том, что вы не обрекаете своего партнёра на счастье.       — Как можно обрекать на счастье?..       Джерард не спеша завёл пальцы в мои волосы, из-за чего я повёл себя как домашний кот. Прикрыв глаза, я отдался еле ощутимому чувству наслаждения, тому, как мне, среднестатистическому ученику старшей школы, чешет голову прекрасное лесное создание. Звучит смешно и в голове не укладывается.       — Вы, люди, обрекаете друг друга на него, когда заключаете брак. Когда, как ты говорил, не разводитесь из-за страха, что ребёнок не будет в полной мере ощущать родительское тепло. Вы не разводитесь из-за того, что свадьба была всего два дня назад, а кто-то из вас понимает: «О Боже, ведь я не люблю его/её!». Вы боитесь расторгнуть контракт, потому что мама или папа будут очень расстроены. Это держит вас в узде, заставляя чувствовать себя несчастным, но приносить иное, светлое чувство партнёру. Понимаешь, о чем я?       Я кивнул. Эльф снова улыбнулся и провел по моим волосам, которые теперь совсем не хотелось состригать, подобно гребешку. На какое-то время он затих, что ни капли не смутило меня. Мне было комфортно с ним. Даже молчать.       — Но как насчёт той речи? Когда её следует говорить, и кто именно её произносит?       Джерард немного помедлил с ответом, но вскоре все-таки собрался с мыслями, расставляя в голове всё по нужным полочкам.       — Два молодых эльфа, влюбляясь друг в друга, какое-то время ухаживают друг за другом, чтобы показать свою любовь и дань Природе. Когда они осознают, что хотят сплестись в единую лозу, они уходят ночью на поляну, где сотни светлячков… — Джерард мечтательно засмотрелся куда-то вдаль, смочил губы и продолжил рассказ. — Совершенно обнажённые, они плетут друг другу венки, пытаясь вплести как можно больше цветов, выдерживая их красоту и гармоничность. Каждый цветок, это слово, каким ты обещаешь быть с партнёром. К примеру, ромашка — нежность и чуткость, василёк — лёгкость мысли, а маки никто не вплетает… — Эльф вздыхает, и чувствуется в этом вздохе некая печаль. — Мак означает краткосрочные, но яркие отношения.       — Когда основная часть венка готова, эльфы вплетают в него полевой колос, формируя подобие головного убора нашего правителя. Знаешь ведь, семья — это тоже маленькое государство. У нас нет разделения на «мужскую» и «женскую» роль, потому… Ах, стой, переформулирую. Когда венки готовы, пара усаживается в густую траву. Они надевают друг другу на головы те самые венки, и эльф, который признался в чувствах вторым, произносит клятву. Это символизирует начало и конец, которые соединяются в единое кольцо. Во время клятвы они держатся за руки. Другой эльф не имеет права ничего ответить после клятвы. Чтобы выразить свои чувства словами, им давался период чуть ранее…       Ветер немного усиливался и развевал на ветру отдельные локоны Джерарда. Я заметил красноту на его щеках и глупую улыбку, поэтому тут же решил выяснить их причину.       — Ну, а что потом? Если не словами, то как? — Я все-таки уже сделал предположение как эльфы выражают свои чувства.       — Они, ну…       — Ну?       — Они сношаются.       Вот теперь уже покраснел я. Нет, конечно же я не собирался представлять картину у себя в голове, где два совершенно нагих эльфа с венками на головах занимаются любовью друг с другом в траве. Да кому я вру!       — То есть, прямо… там? В траве? — решил убедиться я.       — Да?.. А тебя разве это как-то удивляет?       — Вообще-то да, совсем немного. Хотя бы потому что люди занимаются этим в постели.       — Постель нужна для того, чтобы в ней спать! — возмутился Джерард и щёлкнул меня небольно по носу.       —… друг с другом! — дополнил я и смеясь, сорвался с места, пытаясь удрать от Джерарда, что так спешно поднялся и побежал за мной следом.       Какое-то время мы дурачились, бегая по траве. Точнее, я убегал, а Джерард пытался догнать. Когда я начал понимать, что ноги становятся чугунными от усталости, успел заметить только две вещи: Джерард догонял и ничуть не устал. Повалив меня на траву, он победно засмеялся и усевшись рядом ткнул меня в живот.       — Маленький… глупый… человеческий… мальчишка… — выдохнул каждое слово эльф и снова издал довольно милый смешок. — Ты же знаешь, что я все равно тебя догоню.       — Знаю… — шумно выдохнул я и вновь вобрал полную грудь свежего воздуха. — Просто хочу позлить тебя. О, и я далеко не маленький!.. Не пытайся и здесь самоутвердиться, мы одного возраста.       — Да ладно. Я и не собирался. — Джерард улегся на живот рядом со мной, подпер подбородок ладошкой и сжал ноги в коленях, забавно колыхая ими в воздухе вперёд-назад.       — Так я тебе и поверил. Джерард и не выпендриваться — это что-то новое.       Эльф не был обижен на эти слова, но хлопнуть меня по бедру шанса не упустил. Конечно я ответил. Толкнул его в плечо. Мы засмеялись, и Джерард притянул меня ближе для объятий. Он ласково прошёлся пальцами по моей щеке, кожа на которой после прикосновений становилась гусиной. В такие моменты он заставлял меня вздрагивать и чувствовать неловко от одной только мысли, что я не знаю как продолжить или ответить. В этот раз я решился на более чем отважный шаг: сомкнув губы подобно утиным, я обнял Джерарда за шею и поцеловал его осторожно в нос. Мне показалось это со стороны немного странным: будто я облизал его нос, а не попытался проявить капельку тепла. Джерард отреагировал на это незамедлительно: покрылся явной рябью на щеках. А я все рассматривал его маленькую родину на кончике носа, которая была почти сравнима с точкой.       — Джи, — вновь позвал его я.       — Да?       — Можно ещё один вопрос?       — Задавай.       Я смело залез ему на бедра и положил подбородок на плечо, опуская руки чуть ниже, дабы обхватить торс. К слову, телосложение Джерарда было не сильно крепче моего, хотя я ожидал, что будет несколько иначе. Носом я прикоснулся к горячей шее Джерарда, а на выдохе отметил, что он вздрогнул. Забавно.       — Эльфы не… сношаются до этого самого момента?       — Нет, а что? — тут же ответил Джерард.       — А если по правде?       — С чего бы мне врать?       — Не отвечай на мой вопрос вопросом.       — Ладно, бывает такое.       — Как часто? — не мог угомониться я. Зная, что могу получить, я даже не пытался прикусить язык. Раз Джерард так любит рассказывать, пусть расскажет мне о том, что я хочу. Ведь не один он смущался от подобных вопросов. Настала моя очередь.       — Зачем тебе?       — Не важно.       — Нет, ты скажешь!.. — резко вскрикнул Джерард, и вновь повалив меня на траву, задрал мою футболку, чтобы защекотать. Его пальцы касались и гладили мою кожу так быстро, что я не успевал толком уворачиваться, напоминая ужа на раскаленной поверхности сковороды. Затмив всё своим хохотом, я уже не пытался схватить эльфа за цепкие руки. Когда он наконец-то отстал от меня, я показал ему средний палец и отряхнувшись, поднялся за долгое время на ноги. Он тоже встал.       — Мне просто интересно, — утирая нос, ответил я.       — Часто, мальчик мой. А теперь тебе нужно идти обратно. Скорее всего, тебя скоро начнут искать.       — Может и не будут, Джи, я… Почему я не могу побыть с тобой дольше, чем пару часов?       Он замялся смотря мне в глаза. На улице и правда было уже слишком темно. На тело липла приставучая мошка, а я все пытался делать вид, что не замечаю её.       — Потому что… — Джерард ответить так и не смог. Он приобнял меня легонько за плечо и повёл вперёд, к той самой тропе, что вела в лагерь.