Неожиданность.

Новый день встретил Лань Сичэня противными солнечными лучами, пробивающимися сквозь голубоватые шторы и светя мужчине прямо в лицо. Он поморщился и, пытаясь приоткрыть глаза, посмотрел на тумбочку, где стояли часы. На циферблате было шесть утра, как по расписанию, ведь просыпаться в это время его организм, за годы тренировок, был готов при любых обстоятельствах. Даже сейчас, когда голова неистово раскалывается от выпитого алкоголя. Лань Сичэнь поднес руку к переносице, недовольно потирая ее. Воспоминания о вчерашнем вечере начали медленно проясняться: разговор с лучшими друзьями и то, как они отправили его домой, и… то, что он вытворял после. Перед глазами встала картинка тех прекрасных форм омеги, а в ушах затрепетали его глухие стоны. Он прикрыл глаза, но на обратных сторонах его век словно отпечаталась упругость чужого тела и животное желание снова начало овладевать им, настолько оно было сильно, но вместо этого — мужчина лишь тяжело вздохнул, пытаясь обуздать голодного внутреннего альфу. Раньше с ним никогда такого не случалось, потому он решил списать это на алкоголь и начать, наконец, собираться на работу. Для Лань Сичэня была привычна такая рутина: подъем в шесть, ванные процедуры, скудный завтрак и спуск на лифте в подземную парковку жилого комплекса, где он спокойно садился в машину и направлялся на место работы. Он делал всё на автомате, не задерживаясь ни на минуту, потому уже в нужное время прошел через главные ворота Шанхайского университета. Работа преподавателем была бы не так сложна, если бы некоторые студенты ее не усложняли. Работал он, кстати, в качестве преподавателя музыки в отделении музыкально-театрального искусства. Кажется, что не особо престижная профессия, но это было не так. Еще с малых лет он решил — стану преподавателем, но в этой мечте было еще одно звено — музыка, которой он и посвятил всю свою сознательную жизнь. Когда-то давно, когда их мать еще была с ними — она показала ему, как это прекрасно: когда твои пальцы касаются струн, нажимают клавиши или… то, что стало отдушиной всей его жизни, прикосновение к изумительному инструменту — флейте. Их мать, по рассказам, что он помнит из детства, заканчивала музыкальную школу в довольно молодом возрасте, потому многому научить их не смогла, но Лань Сичэня настолько вдохновил этот род деятельности, что вот он — победитель множества конкурсов, владелец собственных композиций, песен и человек, что воспитал множество успешных исполнителей и победителей национальных соревнований. Он был скромен, но мог часами разглагольствовать о своих учениках. О тех, для кого так же, как для него, музыка была не просто от балды выбранным предметом в списке дисциплин, ведь именно таких учеников он, скребя сердце, не любил. Но показывать свою неприязнь, будучи преподавателем, он не мог, потому приходилось слушать несусветную какофонию звуков, заставляющую его уши с идеальным слухом сворачиваться в трубочку. Пройдя главные ворота и прогулявшись по прилегающему к главному корпусу скверу, он, наконец, вошел в здание и, привычными действиями, вошел в лифт. Он, как всегда, приехал раньше, пока толпы снующихся студентов еще нет и он сможет насладиться тишиной залов и аудиторий, что скоро наполнятся звуками множества шагов и нестихающих до звонка голосов. Лань Сичэнь грациозно открыл свой кабинет и прошел внутрь, сразу же отдергивая шторы на панорамных окнах. Помещение представляло из себя что-то вроде мини концертного зала: посередине была малюсенькая сцена на выступе, подле нее фортепиано, в углу аккуратно расставленные стойки для микрофонов и стулья, сложенные друг в друга. Так как занятия всегда посвящены разным музыкальным инструментам, то и пространства требуется достаточно, чтобы всех их уместить, а также для того, чтобы вокалисты могли прочувствовать атмосферу настоящего выступления. Лань Сичэнь поставил свою сумку на стол и, закатав рукава рубашки, посмотрел на часы. Оставалось пять минут до начала занятия. Он осмотрел себя: сегодня он надел привычные тёмно-синие брюки, дочиста отполированные черные туфли и идеально-белую рубашку. Так как в помещении было немного жарко, рукава он закатил на обеих руках, открывая вид на жилистые руки музыканта. Он стоял, оперевшись боком о стол и, сложив руки на груди, прикрыл глаза и начал отстукивать пальцами по руке ритм мелодии, что сегодня пришла ему в голову. Она была не навязчива, да и расслабляла, словно помогая отвлечься от действительности. Альфа подумал, что стоит даже записать её в блокноте, а потом перенести в инструментальный вариант. Пианино наверняка подойдёт лучше всего, но чего-то еще в этой прекрасной мелодии словно не хватает… Из мыслей его вырвал тихий хлопок двери от сквозняка. Он медленно приоткрыл глаза и встретился взглядом с такими же голубыми глазами, как ясное небо за окном, в которых какая-то меланхоличность тут же сменилась удивлением. Студент сразу же отвел взгляд и прошел в аудиторию, направляясь к своему привычному месту у окна. — Доброе утро, учитель Лань, — хриплым голосом произнёс юноша. — Доброе утро, Цзян Ваньинь, — он сразу же узнал в самом первом прибывшем студенте одного из тех учеников, которых он с гордостью может назвать «неогранённый алмаз». Не то, чтобы Цзян Ваньинь был его любимчиком, отнюдь нет. Он вообще не имел привычки выделять кого-то, сравнивать и, уж тем более, говорить об этом своим ученикам. Не только по собственный принципам, а и по обычному человеческому моральному уставу: в их обществе не принималось особенное внимание к омегам, коим и был Цзян Ваньинь. Омеги — неоспоримо прекрасны все до единого, но они имеют такие же права, как и альфы, невзирая на какой-то свой вторичный пол. Конечно, все еще существуют консервативные люди и даже государства, но, в основном, все сейчас стремятся к равенству и Лань Сичэнь это поддерживает. У него было много учеников, как альф, так и омег, чаще всего даже бет, но не сказать, что это было какой-то тенденцией, когда какой-то из вторичных полов — лучше. Нет, все — одинаковы, а для него, как для преподавателя, на первом месте всегда стоял лишь интерес к таланту и стремлению ученика и не важно, какого он пола. Цзян Ваньинь, бесспорно, был прекрасным омегой — как в душе, так и снаружи. Это можно было увидеть и невооруженным взглядом, но Лань Сичэнь никогда о подобном и помыслить не смел. Все студенты для него словно дети, которым он помогает достичь спокойствия души, с помощью музыкальных инструментов. Так было и с ним: Цзян Ваньинь в самый первый день ничем не выделялся — был очередным студентом с факультета, абсолютно не связанным с музыкой — на самом деле юноша был с факультета бизнеса -, которого просто обязали выбрать любой предмет из перечня дисциплин на выбор. Лань Сичэнь никогда многого не ожидает от таких групп — такие люди выбрали его предмет лишь только для галочки, понимая, что за пропуски нагоняй они не получат. Лань Сичэнь совсем не удивился, когда в начале учебного года из группы в тридцать человек, выбравших его предмет как дополнительный, пришло лишь одиннадцать. Одним из них и был Цзян Ваньинь. Первые лекции, что вел тогда Лань Сичэнь, тот проводил за наблюдением пейзажа из окна, лишь иногда записывая что-то в тетрадь, и даже когда дело перешло к практическим занятиям и было дано задание выбрать музыкальный инструмент, на котором каждый студент предпочел бы играть — Цзян Ваньинь так и не оторвал взгляда от окна.

__________

Все остальные ученики с воодушевлением в глазах столпились около стола Лань Сичэня, записываясь и пытаясь побыстрее выбрать себе самый лучший инструмент. Он вежливо улыбался каждому студенту и терпеливо кивал и записывал пожелания юношей, но глаза альфы сразу же заметили, что кого-то в этой толпе не хватает. Не хватало именно Цзян Ваньиня, что так и не двинулся с места. Уже записавшиеся студенты отошли в другой конец маленького концертного зала, чтобы взять соответствующие инструменты в заранее открытой Лань Сичэнем каморке. — Цзян Чэн, поднимай свой красивый зад и догоняй, — подмигнув, произнес Вэй Усянь, как Лань Сичэнь позже понял, сводный брат Цзян Ваньиня. Тот лишь хмыкнул и, встав, начал собирать свои вещи в сумку. Альфа наблюдал за ним какое-то время и, улыбнувшись, обратился к юноше: — Цзян Ваньинь, не желаете посоветоваться со мной в выборе музыкального инструмента? — названный омега, так и не отреагировав, наконец собрал свои вещи и, повесив сумку на плечо, направился к учителю. Он остановился у стола и сложил руки на груди: — Я уже выбрал, — его взгляд был серьезным, но где-то в глубине этих голубых глаз была печаль. — И что же, можно поинтересоваться? — Лань Сичэнь взялся за ручку, чтобы записать себе в блокнот. — Скрипка. — Ох, — на секунду Лань Сичэнь задумался. Обычно ученики с дополнительных занятий выбирают научиться чему-то примитивному, например: вокалу, игре на пианино, да хоть танцу с бубном, но… скрипка очень редкий инструмент для начинающего. — Что ж, отличный выбор. Вам несомненно подходит. Он поднял взгляд и улыбнулся. Лань Сичэнь ни в коем случае не лукавил: такой инструмент сложен в обращении и требует деликатного подхода. Лишь только в руках искусного мастера скрипка готова открыть весь свой потенциал и заиграть новыми красками, завораживая струны души слушателя. Он поднялся и прошествовал в конец зала, где некоторые уже начали пробывать новоприобретённые инструменты, например как Вэй Усянь, что начал бездумно свистеть в свою флейту. Лань Сичэнь подходил к каждому ученику и, руководя чужими конечностями, ставил их в правильные положения и вкладывал инструменты. Один студент не понимал в какую сторону трубы ему дуть, другой же — взял барабанные палочки задом-наперед. Он терпеливо и, сдержанно улыбаясь, пытался научить некоторых хотя бы держать инструменты правильно, но лишь у немногих это получилось: омега Вэй Усянь, хоть и дурачился, но, казалось, душой проникся к выбранному инструменту — флейте, а другой омега, Не Хуайсан, хотя бы не уронил арфу. И… Цзян Ваньинь. Лань Сичэнь ожидал, что когда вручит Цзян Ваньиню скрипку, то начнет с основ, но обомлел, когда понял, что в руках омеги скрипка смотрелась донельзя правильно. Юноша профессиональными движениями положил скрипку на плечо, нежно, словно касанием лепестка, касаясь специального крепления подбородком. Его разворот локтевого сустава был на идеальных сорока пяти градусах, пока кисть поднята на четком уровне глаз, а рука повернута влево. Он, элегантно взяв смычок, лишь проведя по струнам и взяв только первую ноту — поразил Лань Сичэня до глубины души. Мелодия, выходящая из-под пальцев Цзян Ваньиня завораживала. Настолько профессиональной она была, что альфа на секунду забылся, что сейчас он находится на занятии «новичков». Он глядел на тонкую фигуру омеги и думал о том, как же профессиональна его поза, как ровна его осанка, словно этот юноша посвятил игре на скрипке большую часть своей жизни, доводя каждый нюанс до неоспоримого идеала. Омега же, прикрыв глаза, утончённо руководил своей кистью, выдавая первую пришедшую на ум мелодию, забывшись в аккордах. И когда услада для ушей слушателей начала затихать и Цзян Ваньинь приоткрыл глаза, смотря из-под ресниц, то обнаружил, что глаза всех присутствующих направлены именно на него. Он лишь горделиво ухмыльнулся, но когда пересекся взглядом с учителем, то отвел взгляд. Лань Сичэнь все еще с удивлением в глазах смотрел на него и отмер лишь тогда, когда около его уха воскликнул громкий голос Вэй Усяня: — Так держать, братишка! Учитель Лань, а вы знали, Цзян Чэн — бронзовый призер на юношеском конкурсе, где участвовали лучшие молодые скрипачи со всего Китая? — Буду знать, — удивленно выдохнул Лань Сичэнь, так и не заметив как вздрогнули чужие плечи при слове «бронзовый».

__________

Позже Лань Сичэнь разузнал, что после того конкурса, по прошествии трех лет, Цзян Ваньинь больше нигде и никогда не участвовал. Его заинтересовал этот юноша с точки зрения педагогики и он не понимал, почему же омега не решает даже предпринять попытки воплотить свой потенциал во что-то большее, почему больше не занимается скрипкой профессионально? Когда Цзян Ваньинь приходит на его занятия, то становится в стороне, поодаль ото всех, тихо наигрывая лишь себе одному знакомую мелодию, не собираясь выделяться или учится чему-то новому. «Неогранённый алмаз» — человек, что, несмотря на всю свою великолепность и уникальность, словно не хочет принимать этого, слышать о том, что он — прекрасен, стоит лишь только в это самому поверить. Но Цзян Ваньинь словно правда не верит. Профессиональному взгляду Лань Сичэня это очень хорошо видно, ведь часто приходилось работать с зажатыми людьми. Но он не понимал, откуда в этом человеке столько… грусти? Цзян Ваньинь хоть кажется злым или же хмурым молодым человеком, но глаза у него добрые. И именно в этих голубых глазах иногда плещется настолько всепоглощающая вселенская грусть, что альфе каждый раз хочется приободрить его. Он не выделяет его, нет, у него есть еще множество учеников с похожими проблемами и этот омега — один из сотни. Но… Лань Сичэнь понимает его: омега приходит сюда только лишь за тем, чтобы отвести душу, играя на любимо-ненавистном инструменте, чтобы забыться. По взгляду Цзян Ваньиня можно понять — он ненавидит скрипку. Скорее всего, с ней у него связан какой-то тяжелый момент жизни, но… в то же время, юноша смотрит на неё так, словно и не знает как жить без нее. Лань Сичэнь его прекрасно понимает, поэтому, в большинстве случаев, он его не трогает, сосредотачиваясь на остальных учениках, некоторые из которых все еще пытаются дуть в трубу с другой стороны… Этим утром Цзян Ваньинь пришел первый и, оставив сумку на своем месте у окна, направился к шкафу. Там он снял кожаную куртку, вешая её на вешалку и отошел в специальную каморку, чтобы взять скрипку. Под кожаной курткой у юноши был уютный, чуть великоватый, свитер лавандового цвета, а на ногах джинсы-скинни, что были заправлены в трапециевидные ботильоны на небольшом каблучке. Лань Сичэнь краем взгляда наблюдал за ним, пока тот регулировал струны и протирал инструмент. Альфа, вздохнув, посмотрел на часы: было уже 8:20, а это значило, что: либо остальные ученики опаздывают на двадцать минут, либо же совсем не придут. Сегодня был четверг и его занятие стоит у этой группы первой парой. Все еще никого нет лишь потому, что не каждый находит в себе силы в такое время дойти на столь не важный для них предмет. В основном в этот день приходит только Цзян Ваньинь, его брат Вэй Усянь и их общий друг Не Хуайсан. На самом деле, не так уж и плохо: нет той суеты, когда здесь толпа необучаемых студентов, что пытаются быть тише от его просьб или же сразу замолкают, когда на них вскрикивает Цзян Ваньинь. Тишина и лишь только нежный переплёт звуков скрипки, арфы и флейты наполняет помещение, освещаемое лишь только-только вставшим солнцем, что пробивается сквозь панорамные окна малого концертного зала. Он снова перевел взгляд на Цзян Ваньиня и тот, закончив протирать инструмент, уже собирался встать, как на его телефон громко пришло сообщение, сопровождаемое милым звуком. Омега отложил скрипку и достал из заднего кармана джинс телефон. За пару секунд эмоции на его лице заиграли новыми красками: с расслабленного, к удивлённому и так до разъяренного выражения, что словно готово было испепелить телефон в его руках. Юноша потер переносицу, успокаиваясь и поднял глаза на учителя, сталкиваясь с ним взглядом: — Вэй Усяня и Не Хуайсана не будет, они… в пробке. Лань Сичэнь удивлённо вскинул брови, но всё равно придал расслабленное выражение своему лицу и улыбнулся: — Что ж, Цзян Ваньинь, тогда сегодня мы с вами вдвоём. Омега лишь хмыкнул и подошел к скрипке. Он всё такими же привычными движениями взял инструмент и встал в позу, показывающую, что готов к игре. Еще секунду и он готов был начать играть, как Лань Сичэнь невинно произнёс: — Не хотели бы вы научится игре на другом инструменте? Цзян Ваньинь так и замер, но руки его так сильно сжали корпус инструмента, что побелели костяшки, а брови нахмурились. Он поднял голову, отрывая щеку он специальной подставки и посмотрел на альфу: — Другой инструмент? А что, на этом я уже не справляюсь? — в глазах омеги была злость и непонимание, Лань Сичэнь даже немного растерялся: — Нет, что вы, ваша игра на скрипке прекрасна, но… вы никогда не думали взяться за другой инструмент? Лишь попробовать себя, вдруг ваш талант многогранен, в чем я абсолютно уверен, — он встал из-за своего стола и приблизился к юноше. — Вы сегодня не будете скованы чужими взглядами, не будете бояться ошибиться, ведь я вам, если что, помогу. Омега был чуть ниже его ростом и, хоть надел сегодня каблуки, всё равно смотрел снизу, слегка нахмурившись и пытаясь найти в его глазах ответы на какие-то свои вопросы. Юноша опустил взгляд на инструмент в руках: — Боюсь, это плохая идея. Я не наделен талантом даже в этом, — он кивнул на скрипку, — да и кроме этих струн я не знаю ничего. Не думаю, что в других смогу разобраться, учитель Лань, — аккуратные руки сильнее сжали корпус инструмента. — Что ж, вы очень самокритичны. Если боитесь запутаться в других струнах, тогда, может, выберете инструмент, где их нет? — он с надеждой смотрел на омегу, что не смотрел на него в ответ, всё сверля взглядом дерево инструмента в руках. И после нескольких минут напряженного молчания, он всё же заговорил… — Может… флейта? — он неуверенно поднял взгляд на учителя, а сам альфа аж засиял от такого заявления. — Что ж, Цзян Ваньинь, отличный выбор! — он направился в сторону каморки с музыкальными инструментами, на ходу разговаривая, — как насчет той флейты, на которой играет Вэй Усянь? У него отлично получается… — Нет! Цзян Ваньинь произнёс это как-то резко и слишком отчаянно, Лань Сичэнь аж остановился, так и не дойдя до двери. Он повернулся и увидел, что в глазах студента плешется та самая вселенская грусть, смешанная со стыдом. Юноша отвернулся, откладывая скрипку. — Вы не хотите ту флейту, на которой играет Вэй Усянь? — аккуратно начал Лань Сичэнь, надеясь, что правильно понял. Цзян Ваньинь, все еще стоя к нему боком, уверенно кивнул. Альфа продолжил свой путь к каморке и, через пару минут произнёс, — что ж, Цзян Ваньинь, у меня есть для вас отличный вариант. Он вышел, держа в руках белую коробку, что доставал лишь по особым случаям. Подойдя к юноше, он протянул ему предмет, сразу же опираясь поясницей о стол и наблюдая за чужой реакцией. Тот аккуратно открыл коробку и его глаза расширились, когда он увидел, что было внутри: белая вертикальная флейта, называемая сяо. — Это же… — Цзян Ваньинь с восхищением смотрел на инструмент, слегка касаясь корпуса кончиками пальцев. — Это Лебин — флейта, с которой я прошел всю свою музыкальную карьеру. Теперь вы сможете играть на ней. Цзян Ваньинь посмотрел на него с шоком, но все равно хмурил брови. — Вы уверены, что я могу… ? Лань Сичэнь одобрительно кивнул, протягивая руку и беря флейту. — Давайте я помогу вам для начала. Он обошел юношу, став позади него и дыша в собранные в пучок волосы. Он обернул руки вокруг его тела, но стараясь не касаться, чтобы не нарушать чужого личного пространства. Он четкими движениями рассчитал рост Цзян Ваньиня и поставил сяо на идеальное расстояние от его лица. Одной рукой держа сяо, он направил другую руку, чтобы взять чужую, но… на миг остановился, учтиво спрашивая: — Могу я коснуться…? — задал он вопрос чужому затылку и только сейчас заметил, что омега, видимо, не дышал. Между ними повисла тишина и только сейчас альфа заметил, насколько близко находился к омежьей шее. Настолько, что он мог почувствовать лёгкий и трепетный запах чужого тела. Лань Сичэнь тут же отступил на шаг, ведь такое поведение было неприемлемым: нельзя подходить к омегам близко без их разрешения и, уж тем более, внюхиваться в их запах. Альфа осторожно отстранился, но продолжал держать сяо в идеальном положении: — Прошу прощения, Цзян Ваньинь. Я не хотел нарушать ваши личные границы. Я просто немного взволнован, уже много лет не преподавал кому-то игру на сяо… Цзян Ваньинь так и не шевелился, а Лань Сичэнь мог наблюдать только вид изящной спины в свободном лавандовом свитере, открывающем обратную сторону шеи и слегка свисающем с нежных плеч. Тут-то внимание альфы привлекла довольно интересная родинка, что была расположена как раз между аккуратными лопатками омеги, точно на третьем выпирающем позвонке. Завороженный этой родинкой, он не заметил, как юноша заговорил неожиданно пропитанным хрипотцой голосом: — Можете коснуться… Лань Сичэнь не сразу расслышал, потому неуверенно повторил: — Прошу прощения? — он заметил, как совсем незаметно для чужих глаз вздрогнули омежьи плечи и он подумал: не холодно ли Цзян Ваньиню? Может стоило закрыть дверь? Тут хорошо чувствуется сквозняк. — Покажите уже как держать сяо, учитель Лань, — на этих словах Цзян, наконец, повернулся к нему. Эти холодные голубые глаза и хмурое лицо, что смотрело на него из-за чуть оголённого плеча — было наполовину скрыто за завесой длинной не заплетенной в пучок чёлки, что так и осталась висеть свободными локонами. Лань Сичэнь неловко улыбнулся и произнёс: — Конечно, вам стоит взяться вот так… Остаток пары Лань Сичэнь провел объясняя как держать сяо, как всё работает и за какие ноты отвечает какое отверстие. К практике переходить еще было рано, но Цзян Ваньинь, привычно хмурясь от того, что сосредоточился, послушно впитывал информацию и даже записывал в тетрадь, присев за парту, пока Лань Сичэнь стоял перед ним и показывал всё на личном примере. Омега сдержано задавал вопросы, но профессиональному взгляду мужчины было понятно, что юноша очень заинтересован. К сожалению, полтора часа пары подошли к концу и Цзян Ваньинь начал собираться, пока альфа, положив сяо в коробку, понёс обратно в каморку, на ее законное место. Когда он вышел, то омега уже был одет и хмуро ковырялся в телефоне. Он подошел к юноше и заговорил: — Что ж, на сегодня всё. Буду рад с вами встретиться на следующем занятии, — он добродушно улыбнулся и проследил, что складка меж бровями Цзян Ваньиня чуть разгладилась. Омега вежливо поклонился и, разворачиваясь, попрощался: — До свидания, учитель Лань, — юноша открыл дверь и, уже собираясь покинуть зал, произнёс, — благодарю за такую возможность. Я с большой радостью хотел бы иметь еще шанс сыграть на Вашем сяо. Лань Сичэнь проследил взглядом за фигурой юноши, что быстро покинула кабинет. Он, убрав улыбку, устало выдохнул: а ведь у него еще четыре пары…

__________

Остаток дня прошел довольно сумбурно: основные его факультеты репетировали оркестр, потому к тому моменту, как прозвучал последний аккорд струны и раздался звук закрывшейся двери за последним студентом, покинувшем малую залу — он был выжат сильнее, чем любой лимон на земле. На ватных ногах он собрал свои вещи в сумку и спустился на первый этаж. Выйдя из главного корпуса университета он изящно, но устало, поплелся к своей машине. Разблокировав двери, он со вздохом уселся на водительское сиденье, сразу пристегивая ремень. Он сидел пару минут, оперевшись лбом о руль и прикрыв глаза, чтобы хоть немного отдохнуть. На улице уже стемнело, поэтому он не переживал, что его, всегда улыбающегося и подбадривающего других учителя Ланя, увидят в таком прискорбном состоянии. Ему срочно надо расслабиться. И не важно как. То самое заветное слово прозвучало в его голове голосом его лучшего друга — Не Минцзюэ, а где тот — там и выпивка. Именно она ему сейчас и нужна как никогда. Лань Сичэнь не планировал становиться алкоголиком, правда. Просто… он очень устал. По пути домой альфа заехал в круглосуточный магазинчик, где купил себе бутылочку хорошенького виски и парочку закусок. По приезде домой, привычно оставив машину, он поднялся на лифте на свой одиннадцатый этаж, сразу же доставая из кармана тёмно-синих брюк ключи от квартиры. Он открыл дверь обыденными движениями и поставил звенящий пакет на тумбочку в прихожей. Квартира встретила его, как всегда, темнотой, тишиной и одиночеством. Альфа, вздохнув, разулся, элегантно поставив туфли в специальную ячейку и, включив свет, направился вглубь квартиры. Коридор из прихожей перетекал в такую же идеально-чистую гостинную с панорамными окнами. В комнате всё было в бело-черных тонах: стены и различные предметы декора были белоснежными, а вот изысканные кожаные диваны были черными и повернутыми специально так, чтобы любоваться панорамой вечернего Шанхая. Лань Сичэнь равнодушно прошел мимо пейзажа и плюхнулся на кожаный диван, что был посередине. Он откинулся на спинку и положил ладонь на глаза. Пару минут посидев так, он уверенными движениями достал виски из пакета, разложил закуски на кофейном столике и отправился на кухню за стаканом, заодно захватив ноутбук. Он решил, что какой-нибудь сериал для фона ему точно не помешает. Хотя, напившись, ему мало что могло помешать, разве что он сам. Лань Сичэнь вернулся в гостиную и поставил закрытый ноутбук на столик. Он решил начать с выпивки: все равно сейчас он не знает, что хотел бы посмотреть, авось, когда захмелеет, то сможет выбрать что по вкусу. Альфа с легкостью открыл крышечку виски и, сопровождая действо приятным для ушей бульканьем, налил напиток в стакан. Жидкость была благоприятным для глаз янтарного цвета и начала покачиваться в стакане, когда Лань Сичэнь взял его в руки. Альфа, не раздумывая, сразу же опрокинул в себя стакан, слегка нахмурившись от терпкости. Он потянулся к закуске и откусил небольшой кусок, дополняя вкус изысканного напитка. Жар от выпитого потихоньку растекался по телу Лань Сичэня и уже когда в его организме было три выпитых залпом стакана, он вспомнил — сериал же хотел поставить на фон. Лань Сичэнь еще пока уверенными движениями взял ноутбук и придвинул к себе поближе. Открывая крышку, он подумывал: что же посмотреть? Может какой-то детектив? Пересмотреть в десятый раз Шерлока? Или же посмотреть какую-то комедию, коих и знает-то он не много. За всеми этими раздумьями альфа не заметил, что уже открыл ноутбук и разблокировал главную страницу. И то, что предстало перед его глазами, было до крайней степени бесстыдно. Он ведь не использовал сегодня ноутбук, а ночью, видимо, так и не вышел с сайта с непотребствами. Лань Сичэнь на секунду прикрыл глаза ладонью, но как только он это сделал — на другой стороне век всплыли воспоминания о чужих ягодицах и дырочке, что жадно смаковала измазанные в собственной смазке пальцы. Лань Сичэнь поперхнулся воздухом и схватился одной рукой за край столика, а другой судорожно нащупывал переносную мышку, чтобы закрыть сайт, но… именно в том чёртовом углу, где была кнопка «закрыть», рядышком мигала завораживающая надпись, гласящая:

Аккаунт «NyanCheng» начал прямую трансляцию.