***
— Сергей, какого хера? — понятно, какого. Громовского, чтоб его! Мало Серёже было прошлых дурацких отношений, он решил затащить к ним в койку долбанного мента, который приходил расследовать дело Чумного Доктора. Да, они не имели никакого отношения ко всей этой истории (а жаль, идея крутая), но это всё ещё оставалось идеей из разряда «а давай обольёмся бензином и прыгнем на мотоцикле через горящий круг в пасть к акуле!». Самоубийственная, если честно, идея. — С чего ты взял, что этот мент вообще готов вступить в тройственные отношения? Он мент, Серёжа, менты трахаются только в одной позе, ночью и без света, поверь моему опыту! — Откуда такой опыт, Олег? — насмешливая улыбка становится причиной закатывания Олежиных глазок: невозможный! Когда он успел вырасти в такого циничного и насмешливого засранца? Где вообще Волков был в этот момент, если с девятнадцати от этого придурка ни на шаг не отходил вообще? — Откуда надо, это сейчас к делу не относится. Ты можешь ему предложить, но с вероятностью в тысячу процентов он пошлет тебя глубже, чем ты можешь забраться. — Ничего, ты мне поможешь. И уговорить его, и забраться. Ты же меня любишь, м?***
Как оказалось, не послал. И даже уговаривать, мать его, не пришлось. Олег не любил ошибаться, а уж в ситуации с Громом невзлюбил это в тройном размере. Но этот странный мент оказался тем ещё извращенцем и, судя по всему, ничуть не удивился такому предложению, как будто у него трисамный опыт наматывал десятки лет. С пелёнок выполз и сразу пошёл трахаться с двумя мужиками, не иначе. Однако сарказм сарказмом, но Сережа от этого сиял, как медный чайник, который начистили перед встречей дорогих гостей. Давно его так не цеплял кто-то: просто симпатии, из которых можно по струнам вытащить несколько месяцев отношений, ну максимум год, и то расходиться приходилось с помощью Волкова, потому что обижать своих блядей Разумовский не любил даже после того, как вконец разочаруется. Олегу же доходчиво объяснить было не проблемой, а если кто-то не понял с первого раза — ну сами виноваты, он давно мечтал начистить эти лица за то, что они смели прикасаться к Серёже. И вот тут объявился Гром. Совершенно без тормозов, насколько понял Волков — ведь как оказалось впоследствии, майора уже отстранили от дела, когда он приходил в Серёжин офис. Отстранили! Знал бы сразу — на порог бы даже не пустил, и проблем стало бы в два раза меньше. Серёжу бы никто не доставал, во-первых. Серёжа бы не решил, что обязательно вот это ему нужно в постель, во-вторых.***
— Да хватит тебе сидеть с таким лицом, будто я десяток котят утопил, а затем ещё и смеялся злобно. Олег только вопросительно поднимает бровь, фокусируя взгляд на Сергее. Что за странные сравнения, да и с нормальным он сидит лицом. Задумался только немного, а так ничего необычного. Это ещё Серёжа его по-настоящему злым и не видел, и слава богу, это не самое приятное зрелище, по авторитетному мнению самого Волкова. — Я не сижу, как ты выразился, с таким лицом, будто ты утопил десяток котят. Как минимум потому, что ты котят никогда топить не станешь. Добрый. «Добрый» отдаёт каким-то едва уловимым сарказмом, и Разумовский его и вправду не замечает, принимая слова Олега за чистую монету. Надо же, как ему желание потрахаться глаза застилает, удивительно просто. Олег потягивается в кресле, продолжая лениво разглядывать возлюбленного. — Не понимаю, чем тебе не нравится Игорь. Хорошая собака, а как к рукам приручим — будет вообще загляденье. Лапку подавать, голос там, — Сергей смеётся, делает глоток прямо из горла бутылки шампанского, на что из кресла ему только недовольно цокают, но прекратить не просят. Серёжа уже разошелся, он веселый и пьяный, в его крови гуляет возбуждение всех сортов, он всё поглядывает на часы и отпивает после этого каждый раз размашистый глоток. Он любил заниматься сексом под градусом и пренебрегал этим лишь тогда, когда они с Олегом были в постели только вдвоём. Тогда ему хватало только светлого взгляда Волкова, уже пьянило лучше повышения градуса. — А Игорь твой знает, что ты его собакой зовешь ручной? — Ну ты же знаешь, Олеж, и до сих пор тут. Надо же, ответ находит сразу, за словом в карман не лезет, скалится весело удачному резкому словцу, Волков только головой качает, потягивается в своем гнезде из кресла и непробиваемой внешней апатии ко всему происходящему. Он сразу сказал умнику-миллиардеру, что присоединяться не будет, но посмотрит, поэтому и сидел сейчас затянутый в одежду под самое горло. Черная водолазка, закрывающая Серёжины же засосы на шее. Брюки, под которыми белеют следы ногтей на бёдрах. Даже носки и те черные, Разумовский уже пошутил про похороны гетеросексуальности, Олег резонно спросил, а есть ли что хоронить. Закопал уже давно с этим рыжим ураганом всю свою натуральность, даже веночек не поставил, не жалко же. — Все менты такие непунктуальные? — Сергей договорился с Игорем на восемь, а сейчас было уже пятнадцать минут девятого, но самого Разумовского это, судя по всему, ничуть не смущало. Пожал плечами, сделал небольшой глоток, облизнулся довольно, прислушиваясь к чему-то. Через пару мгновений это услышал и Олег — шаги. Уверенные, немного даже тяжёлые, но не грузные, какие бывают от лишнего веса. Какой там лишний вес, кожа да кости, небось и ребра все можно пальцами пересчитать, если захотеть. — Вот видишь, всего пятнадцать минут! — босыми ногами по теплому полу идет встречать, Волков даже не думает подниматься, ногу на ногу закидывает, покачивая носком. Пусть скачет вокруг сколько хочет, на нём тоже скачет сколько хочет, Олег сегодня дзен ловит. Учится выдержке и мастурбации на светлый рыжий образ. Голоса раздаются вне его поля зрения, и это ещё одно испытание — не держать Сережу под контролем двадцать пять часов в сутки, не оборачиваться с цепким взглядом, когда он контактирует с кем-то другим. С кем-то другим, Олег? Со своим любовником, если ты забыл, с человеком, который будет сейчас трахать Сергея — потому что вряд ли Гром позволит маленькой рыжей бестии побыть сверху. — Сергей, — Игорь, очевидно, здоровается, наверняка жмёт Разумовскому руку, Олег этого не видит, но ему уже очень сильно хочется закатить глаза и цокнуть языком, отвлекая внимание голубков на себя, создавая неловкую паузу. Заманчиво-то как, но Сережа ведь потом будет дуться и бить по рукам, что забираются ему под шелковую пижаму, ворча, что руки у Волкова холодные и вообще голова у него болит. — Здравствуйте, Игорь, — они что, все ещё не перешли на ты? Он вроде не замечал за другом дэдди-кинка или чего-то подобного, чтобы любовника в постели на «вы» звать. — Проходите, да, сюда. Шаги становятся всё ближе, и оба наконец-то появляются в спальне. Волкову кажется, что Гром родился в этой кожаной куртке и сексом заниматься будет, не снимая её, и потом от неё отпочкуется Громо-потомок в такой же куртке. Всё, он точно сходит с ума от ревности и бредовости ситуации, скоро начнет отдельные теории эволюции создавать, на основе бравой полиции. — Олег Волков, мы уже знакомы, — он так и не поднимается из кресла, просто протягивает руку, Игорь выглядит откровенно удивлённым. Ещё бы: вероятно, Серёжа либо совсем забыл упомянуть про наличие третьего сегодня в спальне, либо навешал лапши на уши, что Волков будет рад присоединиться, но он ничуть не рад. — Основной партнёр Сергея, сегодня — просто наблюдатель, свои фетиши. Советую затянуть прелюдию, в нём сейчас две трети бутылки шампанского. Встанет, но довести до разрядки сложно. Гром подвисает, но что радует — в глазах отражаются проблески интеллекта, а значит, мотает на ус и запоминает, пусть даже непрошенные советы. Доверяет ему как основному партнёру? Это забавно и удобно, всё-таки только он с Сергеем столь долго, он знает все его эрогенные точки, его кинки и табу. Знает, что при всей заманчивости двойного проникновения Разумовский в жизни не сделает так в сексе. Знает, что он любит оставлять на себе хотя бы немного одежды, тогда как его партнер должен быть полностью обнажён — это его показатель власти. Знает, что он не любит, когда в комнате душно, поэтому летом его либидо значительно снижается, а зимой он может отморозить задницу, но распахнет настежь все окна, только чтобы было чем дышать в эйфории оргазма. — Приму к сведению. Игорь, раз уж мы представляемся. — Вы сейчас ещё начните обсуждать, как у вас двоих срочная служба в армии прошла, честное слово. Мальчики, расцепитесь. Сергей влезает в разговор неожиданно, подходит к Игорю со спины и обнимает его широкие плечи, хитро поглядывая на Волкова, у которого легкая улыбка на губах сменилась привычным для сегодняшнего вечера усталым выражением лица. Серёжа красив, как демон, как инкуб соблазнитель, от него и вправду пахнет сексом, а ещё немного алкоголем. — Тебя возбуждают люди в форме, почему не должны разговоры об армии? Напрямую связаны. И Олег всё же подаётся чуть вперёд, проводит рукой по ноге Сергея, скользит и по Игоревой, раз уж его рыжая бестия стоит сразу за ним. Бравая полиция замирает, как кролик перед удавом, пересекается взглядами с Волковым и чуть отмирает, когда видит в них легкую усмешку и почти благословение. Ну разве он мог не благословить? Серёжа будет очень обижен, а обиженный мальчик — недотрога. — Тогда почему мне не сказали притащить форму, даже парадная есть. — Игорек значительно втягивается, улыбаться даже начинает, пока рука наемника останавливается на ляжке их маленького центра мира. Олег возбуждается, только от ситуации возбуждается — он мазохист, настоящий мазохист, который ловит кайф от унижения и ревности, по крайней мере градус соперничества в комнате чуть понижается, а градусы их заинтересованности повышаются. Что ж, может быть, это может стать неплохим зрелищем, Марго включила запись ещё двадцать минут назад, надо будет потом пересмотреть записи со всех камер и сделать склейку. Сергей советовал ему идти в операторы порно. — Потому что не всё сразу, Игорь, не всё сразу. Мы же хотим разделить удовольствие, а выдавать все козыри сразу очень, очень скучно. Я люблю, когда меня удивляют. Руки Сергея ведут по плечам до локтей, оттуда переходят на грудь, скользят по коже вверх и дергают нетерпеливо механичку, та истерично тянется вниз с громким звуком трения старого металла, обнажая какую-то помятую футболку. Удовлетворенно хмыкнув, Сергей отходит, снова берется за бутылку, его кадык влажно дёргается, пока Игорь стягивает куртку, вопросительно поглядывая на Волкова во время этого действа. Всему-то его учить. — Кидай на пол, не проблема, всё равно вся одежда там окажется, — это как разрешить ребенку залезть руками в еду, сколько радости от простого действия. Куртка падает на пол, а её хозяин оборачивается, потеряв чувственный интерес к наблюдателю. Он очевидно взбудоражен всем, он отбирает у Сергея бутылку и отставляет её на столик, мягким движением заправляя рыжую прядь за ухо. Сережа смотрит почти настороженно, по-птичьи, ждёт чего-то ещё. Игорек не разочаровал — притягивает к себе единым нажатием на рыжий затылок, втягивает в поцелуй контрастов — он нежен, но кажется, что хочет вылизать весь рот с юрким языком, толкается в небо и щеки, обводит кончиком кромку зубов и втягивает в рот тонкую, уже раскрасневшуюся губу. Ураган, и встал будто специально в профиль — так, чтобы всё это мог рассмотреть Олег, который медленно и со вкусом расстегивает ширинку своих брюк, вытягивает ремень, не отрывая взгляда от зрелища. Руки его мальчишки шарят по телу Грома, задирают футболку до самых сосков, пока не касаясь этих почти коричневых ореолов, крупноватых для такого сухого мужчины. Ткань скользит обратно к кромке джинсов, когда Сергей решает испортить Игорю остатки прически, заодно оттягивая его за волосы от поцелуя. Они оба почти синхронно облизываются, Олег только усмехается, когда Серёжа ему подмигивает, замечая расстегнутую ширинку. Вот же на оба фронта успевает, как ещё не разорвало. Стоило на пару секунд отвлечься на уведомление от системы Марго, как Разумовский уже стащил со своего любовника футболку и острым ногтем поддевает ключицу, оставляя на коже след-полумесяц. Из кресла не заметен этот небольшой след, но ему таких оставляли по всему телу тысячу, если не больше, Олег знает это ощущение давления, а после тонкую пульсацию кожи, когда после остается только вмятина. Серёже нравится дразнить, нравится проводить пальцами от плеча до паха, останавливаться, не прикасаясь к члену, пока Игорь проводит ладонями по ткани рубашки, а после — домашних брюк до бёдер, а оттуда — на поджарую задницу, которая так удобно ложится в руку Олегу, а теперь ещё и Грому. Мнёт и сжимает, разводит в разные стороны сквозь мягкую ткань, а то и просто оглаживает. Олегу это напоминает брачные танцы каких-нибудь заморских птиц, когда просто сношаться ещё стыдно, но облапать друг друга без лишнего стеснения уже нормально. Впрочем, его мысли материальны. Сергей наконец-то прекращает эти танцы с распушённым хвостом, перехватывает одну из рук за запястье и тянет Грома к кровати, пока тот послушным телком осторожными шагами идет за Разумовским, не отрывая от него взгляда. К кровати! Да там настоящий траходром, делался на заказ, вполне может выдержать секс даже четырех человек, что уж говорить про двоих или троих, и просто валяться там очень даже хорошо. Однако, последнее, что интересует сейчас Серёжу — это просто полежать звездочкой, если только в это время ему не начнут отсасывать, да и то обязательно надо цепляться на плечи или волосы, оставляя некрасивые, почти рваные следы на коже. Он продолжает тянуть Грома к себе, не боится упасть спиной на жесткий матрас, укладывая Игоря на себя. Тому хватает скорости реакции, чтобы выставить руки по обе стороны от рыжей головы, но мышцы явно напряжены — нормально упасть никто не смог, и задницей Сережа уже свисает на пол, приходится корячиться над ним, пока мальчишка, сущий мальчишка смеется глазами, притягивая Игоря для поцелуя. Олег удовлетворённо отмечает, как легко Гром отзывается на любые «хотелки» Разумовского, не теряя инициативы. Серёжа любит, когда ему потакают в сексе, так же сильно, как полное отсутствие внимания к его желаниям, надо только вовремя уловить, чего же хочет привередливая королева бала. Игорь всё же подтягивает Сергея выше, тот сам переползает на середину кровати, манит к себе пальцем, и вправду как хорошую собачку, которая поддается дрессировке. Гром подвоха не чувствует, он сминает простынь, тянется к любовнику, очередным мягким жестом перехватывает подбородок, но игнорирует порыв поцелуя, обращает всё своё внимание на шею. Подтверждает звание собаки, лижет размашисто тонкий кадык, оставляет рваные следы засосов-укусов, и Олег морщится, предвидя бурю. Влажные следы так и остаются на шее, блестят в электрическом полумраке, как и отметины принадлежности, которые на собственной шее Разумовский не переносил даже от Олега. Это уже не то ласковое оттягивание за волосы после поцелуя, Серёжа больно впивается ногтями в кожу головы, дёргая от себя, до Волкова доносятся приглушённые маты и шипение. Взгляд у Игоря шалый и даже немного злой, сталкивается с насмешливым от Серёжи. — Игорь, ты плохая собака, разве я разрешал? Кажется, бравую полицию ведёт, ведёт от контраста — он приходил к напуганному рыжему вороненку, который рассказывает про гештальты и мнется со своими бумажками, а сейчас чуть не лишился значительного клока волос, да ещё и собакой оказался, причем смысл Сергей вкладывал иной, нежели Дима. Волков усмехается, сжимает член сквозь ткань непроницаемо-черного белья. Его возбуждает такой Сережа, а кого нет? Властный, с горящими глазами, со взглядом «ты провинился», надо, что ли, ему указку потом купить. — Ты не запрещал. Это веселит Сережу, Олег же снова начинает сомневаться в умственных способностях Грома, хочется закатить глаза, но это значит оторваться от такого возбуждающего зрелища. Разумовский ещё сильнее заставляет Грома прогнуться, нависает над ним, удерживая голову — Игорь мог бы вырваться, но не делает этого, смотрит и принимает очередной поцелуй, Серёжа специально делает столь же влажным, как и собственная кожа, прикусывает чужую губу до первых капель крови и слизывает их, демонстрируя покрасневший кончик языка, от нежно-розового до алых разводов. У Игоря от этого жеста ощутимо меньше становится воздуха, и только тогда Сергей отпускает его, толкая с силой в грудь, заставляет лечь головой к Олегу на спину. Сам седлает бедра, глядя в глаза своему любимому. Олег благосклонно кивает — их маленькая игра. Сам не снимает белья, так и продолжает оглаживать себя сквозь трусы, на которых уже потемнело вязкое пятнышко смазки. Сергей прогибается большим котом, прижимается животом к животу, нависая над Громом. Волков лишён возможности рассматривать выражение лица Игоря, но вполне удовлетворен его тихими вздохами. Разумовский дразнится и двигает бедрами, притирается к паху привставшим членом, сполна наслаждается блаженством на лице любовника. И это блаженство — слишком скучно. Маленькая рыжая бестия впивается ногтями в загрубевшую кожу груди, ведёт с нажимом до самой кромки брюк, наслаждается красными следами, пока Игорь силится сделать вдох — кажется, его лёгкие забиты чем-то жарким и липким от ощущений и зрелища. Серёжа вполне умело расправляется с ремнем и ширинкой, награждает Игоря размашистым ударом по бедру, и тот без лишних слов приподнимает бедра. — Хорошая собака, слушаешься. Это не по нраву Игорю, Олег чувствует, но глотает же, терпит. Не мазохист, но явно заинтересован в его Сергее больше, чем многие. Ему по нраву все эти резкие движения в угоду собственному удовольствию, и всё равно где-то внутри он чувствует, что про него не забудут, не оставят использованной вещью. Умнее, чем кажется. Разум сползает чуть ниже, остается на уровне Громовских коленей, с интересом исследователя рассматривает член Игоря, лежащий на животе, блестящий мутными каплями смазки. Ему почти красиво, но по мнению Сергея слишком мало блеска. Именно поэтому он наклоняется, и Олег садится прямо, чтобы не пропустить ничего, но картину всё равно закрывают рыжие волосы, вот же блядство. Во всех смыслах! До него доносится влажный звук, Игорь сжимает руками простыню, а Сережа поднимается, облизывается ровно так, как за секунду до этого облизывал член Игоря. Собственный привстал, но алкоголь делает свое дело — возбудиться сложнее, нежели на трезвую голову, нужно укладываться всем весом на недрогнувшего Грома, нужно притираться членом о член, сквозь ткань, натягивая кожу на темную головку. Игорь пропорционально окрашен в темный — ореолы сосков, головка, волосы на лобке и ногах, весь на контрасте с рыжим мальчишкой на груди. Но и это быстро надоедает, Сережа спонтанен, он поднимается, манит к себе. Кто Игорь такой, чтобы отказать? Тянется на него, встает на колени, и под внимательным взглядом таки снимает с Сергея рубашку, отбрасывает пару сотен тысяч на пол. Хочет уже снять с него и штаны, но получает толчок в грудь и ложится обратно. Его, кажется, тоже заинтересовала эта игра. Интересно научиться понимать, что можно, а что нельзя. Интересно найти границы, фетиши. И один он уже явно нашел. — Олег, всё ещё не хочешь присоединиться? Волков лишь качает головой, его не интересует быть третьим, никогда не интересовало. Да, он позволяет этим третьим появляться, он смотрит на них снисходительно, против кого-то даже ничего не имеет, но слишком редко втягивается в секс, слишком редко его возбуждает, что называется, «разложить на двоих». Да, в последние года он всё чаще трахается и с другими, но это все ещё механика, это все для того, чтобы его мальчику нравилось. Он так и остается мальчиком, которому мало одного члена, одной любви. Он хочет много восхищения, компенсирует этим одиночество первых лет в приюте. А к психологу мы не идем, мы здоровые, ну-ну. — А жаль, Игорь хороший, хороший мальчик, тебе бы такое понравилось. — Не отрицаю, но не горю желанием. Наслаждайся. — А я тут навроде немой зверушки? Серёжа фыркает, головой качает и смотрит укоризненно на Игоря. — Ну почему сразу зверушки. Собачки. — А собачка не зверушка? Зоологический спор прерывается очередным вздохом Разумовского и банально рукой, которую он кладет на рот Игоря, прерывая поток разборок, кто зверушка и зверушка ли собака. Олег потом подарит ему энциклопедию «Все о животных». Игорю вообще это всё надоедает, и он дергает Сергея за руку, опрокидывает на себя, чтобы следом перевернуться, подминая худощавое тело. Серёжа не противится, с неким даже интересом смотрит на Грома, ищет точки, за которые может зайти любовник. А Игорь учится быстро — больше не оставляет меток, но не забывает про свою любовь приласкать поцелуями, влажными прикосновениями — теперь уже он ласкает соски, втягивает в рот и обводит языком, едва ощутимо прикусывает, но не оставляет никаких следов, если только слюну. Проводит влажную дорожку между ключицами, в той впадинке, где кроется человеческая душа. Поцелуями спускается от солнечного сплетения по впалому животу, ореолом прикосновений окружает пупок и наконец-то поддевает пальцами брюки, стягивая их с особым удовольствием. Белья у Сергея не наблюдается, но это никого не расстраивает. Олегу вот просто нравится наблюдать за обнаженными мужчинами, он и сам наконец-то достает член из белья, медленно водит по нему кольцом пальцев, не срываясь с темпа. Вдох и выдох — вверх, вдох и выдох — вниз. Игорь, кажется, подзалипает на длинный, но удивительно тонкий член, а ещё полное отсутствие волос у Сережи везде, кроме головы. Вот от чего, оказывается, шок у Грома — не от предложения переспать втроём, а от бритого Разумовского. — Игорь, ты первый раз бритого мужика видишь? Только этот комментарий Сергея за шкирку тянет Грома из транса, он промаргивается и оглаживает мягким движением на кончиках пальцев, рассматривает голубые тончайшие вены, как паутинки. Олег мысленно представляет в голове Игоря алтарь этому члену, хмыкает едва слышимо, стараясь не отвлекать полюбовников. — А теперь просто засади мне уже, смазка вон под той подушкой. — Палец Разумовского указывает на нужную подушку, и Игорь ненадолго отвлекается, чтобы выудить полупустой тюбик персиковой смазки — Серёжа лично выбирал в магазине, три часа нюхал так, будто ему её есть (да, и пару съедобных купил тоже, извращенец рыжий). И смазки Игорь не жалеет — щедро выливает на бедра, на пах, откуда и стекает к неплотным мышцам — они с Олегом занимались сексом и вчера вечером, и сегодня днём. На собственное возбуждение и пальцы Гром тоже выливает ароматного геля, на пробу берёт сразу двумя пальцами, и они на таком количестве смазки входят без проблем, Серёжа только облизывается довольно и чуть ёрзает бедрами, принимая положение поудобней. Растяжка на двух длится недолго — бравая полиция не жалеет и трех пальцев, разводит ножницами, любуется натяжением и покраснением мышц, чисто из хулиганства пускает нить слюны, ловит пальцами у самых бёдер и втирает в кожу. Сергея от этого, кажется, совсем ведёт, он закатывает глаза и нетерпеливо снова возится. — Что было непонятно в словах «засади мне»? И тогда-то Игорь и допускает ошибку, от которой Олег морщится недовольно. Потакает, хотя вот тут этого делать не следовало. Пальцы убирает и заменяет их членом, насаживая Серёжу до упора единым движением на себя, от чего тот не сдерживает стона. Волков знает — Серёже хотелось бы ещё несколько минут растяжки, а то и того, чтобы трахнули языком, мало ли чего он там приказывает. Вот поэтому он и не любит всех этих залётных в эту постель, не понимают, что можно делать, а что — нельзя. Игорь берёт рваный темп, быстрый, без лишней остановки, с отборным движением округлых бедер, и от этого у Олега сводит скулы, хочется дать подзатыльник, но он не вмешивается, пока Разумовский цепляется за плечи Грома, стонет на каких-то невозможных нотах, кусает свои тонкие губы. Волков видит их плечи и головы, и он точно знает, что творится сейчас в голове Сергея. Он любит жестокость лишь от него, от своего наемника, предпочитая в сексе с остальными часы прелюдий с тремя оргазмами, предпочитая медленный темп с оттяжкой каждого движения, и в конце концов под пошлые шлепки и натяжение нитей смазки Олег не выдерживает. Встает под скрип своих же зубов, оставляет брюки у кресла, остаётся в белье и водолазке, так и проходит к кровати, куда встает на колени, железной хваткой вцепившись в плечо Грома, от чего тот даже свой отбойный темп останавливает, вопросительно глядя на мужчину. Серёжа же лыбится: в нем член и его пришли спасать, чем не красота? — Прекрати изображать из себя состав на рельсах. Не знаю, кому это нравилось до нас, но сейчас это не к случаю, — кажется, Игорь вскипает, но Олегу наплевать — если не хочет слушать, пусть валит отсюда на все двадцать четыре стороны. — Если хочешь чего-то этакого, немного придуши, но без следов, Сереже нравится. Но не взбивай смазку в масло, боже упаси. Медленные движения с оттяжкой, если не кончаешь от такого, тебе помогут после оргазма Сережи, не оставят уж. А теперь бедрами движения, и пусть будет с оттяжкой, как удар хлыстом с желанием причинить возможный максимум боли. Да, вот так. А теперь на меня посмотри. Олег всё же не может отказать себе кое в чём, и, когда Игорь всё же соизволит нормально повернуть голову, целует его, ещё чувствуя на языке Грома поцелуи Серёжи, есть в этом что-то этакое. Никто из них не желает отдавать инициативу, и это больше походит на вытрахивание души. — Про меня можно не забывать? Недовольный голос Сережи, смешок Олега прямо в губы Игоря — тот возобновляет движения, но уже так, как рассказывал Волков: его движения приобретают ритм и плавность, и от этого Сергей окончательно плавится, срываясь на скулёж. На его члене оказывается рука Олега, который, не отрываясь от колючего поцелуя, медленно надрачивает любимому, другой рукой оглаживая голое плечо Игоря. Оно горячее и влажное, как и все они, Грома же хватает только на то, чтобы пробраться ладонью под плотную водолазку, к тёплому литому животу, вот уж видно военного, не теряющего сноровку. Скулёж Серёжи приятно ласкает слух, их движения, всех троих, похожи на какой-то сумасшедший танец без музыки, хотя можно и попросить Марго включить что-то, но ему нравятся звуки секса. Всхлипы от Разума, лопающиеся пузыри смазки на бедрах любовников, их влажный поцелуй с изучением друг друга. И Игорь, что ожидаемо, кончает первым, даже от такого медленного темпа. Олег помнит Серёжино «давай, в меня», помнит стон оргазма у Грома — он слышит его первый раз, запоминает навсегда, как и всё, что с ним связано. Сам просит Игоря пока что отдохнуть и наклоняется над членом Сергея. Вбирать его в рот с этим персиковым привкусом — какое-то особое извращение. На смазке губы скользят ещё легче, Волков до сих пор не может взять на всю длину — не хватает глотки, но мальчишке под ним хватает и этого. Он доволен, он ласково зовёт его Олежей, он вцепился ему в волосы, но не натягивает на себя, только держится, перебирает жесткие пряди. И хватает ему всего минуты или около того, чтобы излиться в тугую жаркую глотку с этим ароматом персика, чтобы окончательно размякнуть на простынях, втягивая с шумом воздух. Ну а Олег доходит до своего удовольствия сам — ему нравится делать это, глядя на затраханного, разморенного, почти засыпающего Сережу. Только вот затрахал его не он. — Олег, ты бы мог когда-нибудь полюбить кого-то кроме меня? — Нет, Серёж, даже любовь к себе я распял, чтобы больше досталось тебе.