Какая-то ботаника

      Взбираясь под покровом сумерек на ограждение одного заброшенного сада старого города, я про себя усмехнулся, мол, чему ты, балда, ребёнка учишь? Ну, а ребёнок в лице Базилио таращился на меня снизу вверх и мысленно прикидывал, лезть ли ей вслед за мной. Едва я взобрался, как сразу полетел вниз по ту сторону забора. Беспечно было позабыть то, что прежде в этой части города обитали магистры мятежных орденов.       Парадокс в том, что пресловутые магистры давно благополучно отбывают наказание в ссылке, а ведь среди них было достаточно любителей экзотики, и тогда моя беспечная халатность чуть не сыграла со мной злую шутку. Едва я очухался от падения в кусты, как вдруг нечто стало усиленно тянуть за ноги вглубь сада. Неведомая хреновина крепко обвилась вокруг моей голени тонкими зелёными усиками. Лишь только тогда до меня с опозданием дошло, что надо бы освободиться от этой пакости. Чем бы это не было, но свидание с безглазой никоим боком не вписывалось в мои планы. Кое-как освободившись от пут зловредного растения, я с досадой взглянул на истерзанное в схватке лоохи и крикнул Базилио, что бы та не лезла сюда. Сейчас, дескать, вернусь.       Рассказывая позже о приключении той ночи Джуффину, я узнал, что это была одна из разновидностей арварохских плотоядных растений. Спросил, мол, нахрена такое чудо в саду держать, даже предложил ради безопасности горожан его выполоть. Начальник лишь косо взглянул на меня. Скорчив лицо в ехидной гримасе, объяснил он мне следующее: — Цветочек там замест сторожевой собаки, а для чего тех там держат? Что бы всякие горе-ботаники не лезли на чужую собственность, — тут уже я неловко засмеялся.       Собственно, а в поисках чего нас понесло залезать в чужие сады, подобно ворам? Тут все очень просто.       Ранее Иш устроила для Базилио смотр своих давних работ, а внимание последней зацепил набросок цветка с мудреным красивым названием. Расспросив подругу что да как все называется, леди неожиданно для себя самой заинтересовалась местной ботаникой. Да и я, что греха таить, сам сперва удивился сей новости и не поддержать интерес целеустремленного чудища попросту не мог, ведь как-никак, а опекун ей.       Этим же вечером, выйдя из Света Саллари, по пути домой предложил ей устроить набег на заброшенные сады Старого города за материалом для гербария, где и нарвался на ту экзотику, будь она неладна.       Вернулись мы в Мохнатый дом уже затемно, с полными травами карманами лоохи и полностью довольные совершенной шалостью. Выложив аккуратно свою добычу на столик в гостиной, быстро смотался в подвал, и средь остатков университетской библиотеки наугад взял безымянный справочник, весьма годившийся для уготованной ему роли.       Под внимательные взгляды собак я закладывал меж страницами очередное соцветие и попутно объяснял рыжей леди, что делать дальше. Мы управились довольно быстро с этим незамысловатым делом. Правда вышло так, что вскоре мы уже благополучно забыли об этих травах. Да и сама Базилио давеча успела охладеть в своем стремлении, пока эта книжка не напомнила о себе, свалившись ей на голову. Она спустилась на первый этаж, прижимая к себе толстенный талмуд, и в тот вечер в гостиной застала там меня, распивающего камру в компании великого и ужасного сэра Шурфа Лонли-Локли. — Макс, помнишь, как-то мы вместе собирали цветы, ты ещё говорил, что будем делать альбом с гербариями, — затараторила тотчас Базилио. Тут я вспомнил, что совершенно запамятовал свое обещание. Неудобно, однако, вышло. Мне не слишком хотелось обидеть девчонку, того гляди, может разреветься в одночасье, а ведь она не виновата в том, что я, балда, успел об этом забыть. — Вспомнил, — спокойно отвечаю ей. — Сейчас все организуем.       Шурф в это время не то удивлённо, не то заинтересовано взирал на меня, что, дескать, собираетесь делать. Я засунул руку в Щель между Мирами и достал из неё альбом для рисования на спирали и с двумя кроликами на обложке. Внутри была парочка детских рисунков акварелью, и я невольно ухмыльнулся. Похоже, обворовал какого-то ребёнка, экая я гадина. Базилио, увидев творчество неизвестного малолетнего гения, настояла на том, чтобы оставить, мол, не надо ничего вырывать, и так красиво. Через минуту до меня доходит: а на что будем приклеивать гербарий? Но тут нас, горе-натуралистов, выручил Шурф, применив магию, ещё и девчонку научил. Во какой молодец.       Пока я от делать нечего крутил в руках цветок за его засушенный стебель, чудище уже входило во вкус, приклеивая очередное соцветие к листу. Заскучав от безделья, я раскопал в недрах памяти информацию, которая даже пришлась кстати. Вспомнил я тогда о флориографии. Грех не рассказать об этом, коль случай подходящий и благодарные слушатели имеются. — А вы знали, что в том мире, где я жил, какое-то время был распространён язык цветов? — Язык чего? — не поняло меня чудище. — Ай-я, не перебивай. Это не столько язык — это скорее метафора, коей можно было намекнуть собеседнику о тех чувствах, что не было принято выражаться вслух. — Почему же было нельзя? — спросила меня Базилио.       Пожав плечами, я и не знал, как ей ответить. Заскоки викторианской эпохи чудищу иного мира чужды.Пару секунд собиравшись с мыслями, перевёл взгляд с неё на Шурфа. Увидел в его глазах заинтересованность и поспешил продолжить свой рассказ. — Здесь, как я понял, главную роль играет окрас и закрепившееся за растением значение. Красная роза символизирует собой страсть и любовь, но при всем этом существует обратная ей восточная трактовка — гнев с местью. Белые цветы могли представлять собой чистоту и невинность, пурпурные — величие, а жёлтые показывали презрение. Ну, как-то так… — Подобный способ рассказать о чувствах к человеку распространён в Куманском Халифате, — заметил Шурф. — Наверняка ты мельком слышал об их обычае класть цветы в письма. Но не задумывался ли ты, что там тоже закладывается весьма схожий смысл? — Надо же… Оказывается, я по сей день чудовищно ошибался, думая, что их просто для красоты кладут. — Это очень похоже на тебя, — улыбнулся Шурф.       Уже через четверть часа альбом с гербариями был завершён. Довольная Базилио, перелистав напоследок страницы, была явно горда результатом и вскоре вприпрыжку удалилась наверх.       Посидев ещё немного в уютной тишине, Шурф нехотя поднялся с кресла: — Пожалуй, и мне давно пора, а то ещё немного и меня обратно силком не затащить за отчёты.       На том и попрощались. Оставшись наедине с собой, я в раздумьях закурил сигарету. Куманцы оказались теми ещё романтиками. Пожалуй, мне рано переставать удивляться чудесам сего мира.

***

      Сделав шаг из гостиной Мохнатого дома, сэр Шурф очутился в своём в кабинете. Отдыху рано или поздно приходит конец — тормозить работу тоже не дело. Особенно красноречиво красовались кипы самопишущих табличек, громоздившиеся на рабочем столе. Великий магистр хотел было сесть в кресло, но оказалось, оно было уже оккупировано мирно сопящим лисом. Из уважения ко сну своего любимца Шурф не стал его тревожить. Он лишь передвинул стул с другого конца кабинета к столу. Мельком иногда поглядывая на спящего Чиффу, он до сих пор не мог поверить в то, что перед ним его питомец, абсолютно живехонький, словно не было всего того, что он наворошил, будучи младшим магистром ордена Дырявой Чаши…       С того самого момента, как узнал, что его отец пал смертью храбрых в потасовке с подвыпившими адептами Ордена Водяной Вороны, Шурф все не мог смириться с фактом собственной смертности. С тех пор в его сознании зародился даже не страх перед той самой неизвестностью, коей представлялась смерть, а скорее постыдное для могущественного колдуна трусливое осознание собственной смертности. И все же эти переживания он подавлял глубоко в душе и всеми силами старался не выдать свою слабость перед остальными орденскими. Засыпая, мозг плодил параноидальные мысли из на подобии тех, что однажды кто-нибудь посреди ночи проникнет в его комнату и прикончит его. В эти мгновения с ним рядышком усаживался Чиффа и стерег его сон, всем своим видом давая понять, что в любой момент готов встать на защиту своего хозяина.       Иронично то, что относительно недавно он на полном серьёзе мог самоубиться, лишь бы не дать собственной тени скоропостижно отдать концы первой. Не удивительно, что он так ошарашил Макса своими измышления на случай приближения неминуемого, что бедолага с перепугу пересёк мост времени ради того, чтобы вручить лисеныша ему лично… — За какие такие заслуги в моей жизни появился такой друг? — усмехнувшись, вопросил про себя он. Чиффа вдруг пробудился ото сна и высунул кончик своего любопытного носа, дескать, чего тут говоришь? В ответ он потрепал лиса по загривку и произнёс: — Извини, что разбудил тебя.       Не слушая его, питомец стал принюхиваться, и только тогда Шурф заметил, что к рукаву скабы случайно прилепился один из гербариев Базилио. Вертя в руках метелочку амаранта, он припомнил недавний рассказ Макса. Улыбнувшись, Шурф положил его рядом с самопишущей табличкой. Несомненно, этот шебутной взрослый мальчишка ещё давно запал ему в самое сердце. Своей своеобразной манерой речи и непонятными глупыми шуточками смог в свое время пробить на улыбку маску Мастера Пресекающего Ненужные Жизни. Тот харизматичный паренек словно оказался его родственной душой.       Неожиданно на ум пришла мысль преподнести Максу букет. Поймёт ли он? Но если его жест не будет понят? Макс ведь все ещё не до конца знаком с этим миром.       Потерев виски, Шурф принялся за работу. К этому вопросу он ещё вернётся. Несомненно, вернётся и обдумает его тщательно.

***

      По долгу службы я стал невольным свидетелем одного курьёзного случая с участием арварохского цветочка.       На половине городской полиции один недотёпа сбежал каким–то чудом из камеры предварительного заключения и вместе с сокамерником задумал укрыться от правосудия в одном из заброшенных домов. Но по злой иронии судьбы они угодили точнехонько в тот дом, где в саду обитало уже знакомое мне растеньице. И на глазах беглеца цветочек проглотил его подельника, чем и напугал того до икоты. От невежества бедолага счел, что это плод колдовства неизвестного негодяя, и притащился сдаваться на нашу половину. Этим жутко и повеселил господ Тайных сыщиков, что, конечно, этого невежду от сдачи в руки полиции не спасло.       Когда уводили сего красавца, я вдруг испугался за дальнейшую судьбу обитателя сада, мол, после такого его обязаны выполоть. Оттого и напросился за компанию к Трикки Лаю. К счастью сокамерника этого болвана, цветочек не способен был переварить его, потому и выблевал. Пока беглец приходил в себя, я поглаживал растеньице, приговаривая, мол, правильно, Мурзик, нечего всякую бяку есть, но не помешало ему недавнее отравление попытаться сцапать мою руку. С рукой то я остался, но уже без рукава скабы. Странно, наверное, проникаться симпатией к растению, которое порывалось сожрать тебя. После такого стало ясно, что Мурзика не помешает нормально покормить. С голодухи, вон, на людей кидается, с начала эпохи кодекса небось мучается, бедолага.

***

      Во время короткого визита в Орден Семилистника под предлогом истребления забракованных пирожков я умудрился ободрать клумбу у Иафаха. Неслыханная наглость. Леди Сотофа, посмотрев на меня с цветком, напоминающим хризантему, в руках, не стала гоняться за мной по всему ордену с метлой, а лишь заливисто рассмеялась. — Что с тобой, мальчик? — Действительно, чего это я, — стыдливо буркнул себе под нос, пряча в карман цветок.       Хотелось бы оправдать сиюсекундную глупость тем, что по привычке сорвал, ведь после того вечера я стал иногда срывать по дороге новые цветы в гербарий для чудища. Думал, что они моглт бы заинтересовать Базилио. Хотя и признаю, что это чистой воды ребячество и больше роли играло моё любопытство.       Я завалился в кабинет Великого магистра с бутылкой укумбийского бомбарокки. Но Шурфа в кабинете не оказалось. Безмолвной речью дозваться его не смог. Может быть, он учеников выгуливал на Тёмной стороне или важное какое-то совещание проводил, вот и отгородился от неё. От нечего делать я плюхнулся в кресло и стал рассматривать этикетку принесенного гостинца. Поставив на стол бутыль, в какой–то момент показалось, что я задел что–то красное, накрытое чем–то вроде упаковочной бумаги. Вновь взглянув, начал понимать.       Расплывшись в улыбке, я довольно усмехнулся, мол, надо же, Шурф цветы собрался кому–то дарить. В тайне даже позавидовал получателю. Букет явно подобран прямо со всеми поэтическими замашками Шурфа. И где он только умудрился раздобыть красные герберы с белой магнолией? Я невольно взял один цветок и вздохнул приятный нежный аромат. Но отчего–то резко отдернулся и тут же поспешил вернуть все на место. Уж больно нашкодившим я себя тогда почувствовал.       Домой сразу уходить не хотелось, и, помнится, дружище рассказывал про то, как нечаянно уснул в библиотеке и проспал, бедолага. И на том решил попытать счастье и поискать Шурфа в орденской библиотеке. Чем черт не шутит. Может быть, он там сидит вдумчиво читает, оттого и загородился от безмолвной речи. И предчувствие меня не обмануло. В уютном полумраке библиотеки мирно сопел за столом Великий магистр собственной персоной с раскрытым фолиантом под щекой. Представшая предо мной картина выглядела в какой–то степени даже умилительной. Выбившаяся из–под тюрбана прядка чёрных волос спадала ему на нос, который то и дело морщился во сне. Убрав с лица прядь, я невольно залюбовался. Будить его было бы кощунством. Но и засыпать здесь, наверное, было ой как не вовремя. По хорошему, его бы закинуть в Шамхум отсыпаться. Там он сможет проспать сколько душе угодно, вернуться как ни в чем не бывало и продолжить работу. Тем более, Франк с Тришей будут только рады ему. Уместив Шурфа в пригоршне, я шагнул в Хумгат.       В Шамхуме выдался прохладный денёк. Едва я подошёл к калитке, меня увидела Тришка и радостно побежала ко мне. — Ой, Макс, как же я рада тебя видеть! Ты у нас надолго останешься погостить?       Потрепав её по рыжим кудряшкам, я ответил: — Насчёт надолго ещё не знаю. Кстати, я тут не один к вам заглянул, — и показал руку, в которой был припрятан Шурф. — Моему другу не мешало бы отоспаться спокойно у вас. — Сейчас подготовлю комнаты для гостей. А ты проходи давай, что как чужой застыл, — засуетившись, отчитала меня Триша.       Как только комната была готова, я аккуратно вытряхнул из пригоршни спящего Шурфа на кровать, укрыл одеялом и вышел за дверь. Уже будучи внизу я поздоровался с Франком. Протрындев с ним обо всем и ни о чем, я несказанно был рад тому, что выдалась свободная минутка посетить их уютный трактир, и мысленно поблагодарил недосып Шурфа за сию выпавшую возможность.

***

      Пробудившись ото сна, Шурф поначалу оторопел от неожиданной перемены обстановки. Он не припоминал то, как оказался в одной из гостевых комнат Кофейной гущи, ведь до этого находился в библиотеке. Не оставалось сомнений, что его спящего технично так выкрал один неугомонный вершитель. Тем временем за окном только начинало светать. Шурф неспешно вышел из дома в сад, и, стоило ему вольготно умоститься на качелях, как с дерева свесился вверх тормашками Макс. — Ещё не ложился, значит. — Ага, — тут же соскочил с ветви к Шурфу и на ходу затрещал: — Я поначалу заявился к тебе с гостинцем, а потом нашел тебя спящим в библиотеке. Не снести мне головы за похищение Великого Магистра посреди рабочего дня. Устроившись рядом с ним, Макс задумчиво вглядывался в утреннее зарево. Ненадолго притихнув, какое-то время спустя сказал: — Я в твоём кабинете заметил цветы. Если не ошибаюсь, то ты никак иначе букет решил дарить. — Ты все равно рано или поздно увидел бы их. Цветы пришлось наколдовать. В Ехо я бы не смог достать такие. Думаю, что они придутся по вкусу одному дорогому мне человеку, — улыбнулся Шурф. — Надо же, — зевая, ответил Макс.       Подперев ладонью щеку, он сидел, прикрыв глаза. Так полуночник благополучно задремал. Шурф хотел было подхватить и отнести того на руках в спальню, но сквозь сон Макс пробурчал невнятные матюки и в довесок натянул лоохи Шурфа как одеяло. Смирившись с тем, что кое–кто предпочёл отсыпаться на свежем воздухе, Шурф уложил голову Макса к себе на колени.