Can't do it alone

Женя бесцельно мерила шагами коридоры Малого дворца. Мысли взвивались, скручивались в пучки и осыпались. Для Жени Сафиной, привыкшей к чинному порядку, это состояние было настоящим мучением. Онемение, поразившее её сердце месяц назад, теперь опоясало всё её естество костяными щупальцами. И причиной тому был утренний визит в лазарет. Казалось бы, она должна быть вне себя от радости. Должна сейчас же сорваться с места и, оббежав дворец, рассказать всем. Она должна быть на седьмом небе от счастья, но вместо этого Женя чувствовала себя так, словно её тело полоснули ножом и выпотрошили. Когда целитель сообщил новость, Женя сухо поблагодарила его, поднялась и ушла, не понимая, что дрожит всем телом, не чувствуя скапливающихся в углах глаз слёз. Она шла, понятия не имея, куда направляется. Женя знала одно – пускай ей невыносимо находиться здесь, возвращаться в свои покои нельзя. Она не провела ни одного вечера в своей комнате с тех пор, как он погиб. Там было слишком тихо. С момента окончания Гражданской войны, ни единой ночи Давид и Женя не провели порознь. Всё эти пять лет её спальня в Малом Дворце была их комнатой. С наступлением вечера одиночество обострялось. Окончания дней выкручивали кости, каждая ночь заставляла её переживать потерю мужа сызнова. Зоя стала позволять ей спать на плюшевом диванчике в гостиной своих покоев, и всякий раз, как королева покидала свои покои, оставляя гостью, компанию ей составляла Тамара. Днём Николай неизменно заставлял её смеяться, а Толя молча сидел рядом, пока они оба выполняли свою работу. Их непоколебимая дружба давала ей силы проживать день за днём. Ей не хотелось оставаться наедине со своими мыслями. Женя обнаружила себя в саду перед стеной. Белоснежная, она была отстроена из кирпичей, отлитых прахом поколений павших Гришей. Женя, безмолвно склонив голову, прошла вдоль монумента до самых пристроек. Пальцы коснулись поверхности и пришли в движение, словно перебирая корешки книг, выставленных в ряд на полке. Тот самый Гриш, павший во время последнего сражения с Фьердой. Затем — его место. Она нежно провела пальцем по его имени. Давид Костюк. Прочник. Член-основатель Триумвирата Гришей. Муж Жени Сафиной. Место рядом с ним пустовало. Однажды там окажется её собственный кирпич, сотканный из праха. Боль усиливалась всякий раз, как Женя смотрела на эту стену, но она продолжала приходить каждый день, как правило по вечерам, когда одиночество укутывало от ссутуленных плечей до самых лодыжек. Разговаривая с ним, поглаживая пальцами выточенное на камне имя, какая-то часть её чувствовала, словно он и не покидал её. Будто он нашёл её после долгого дня в мастерской, готовый без умолку болтать о новой идее, которая поможет модернизировать корабль, сделав тот полностью рабочим на одной воде. С момента второй свадебной церемонии минул месяц. С той ночи, когда мастерская обрушилась на него. Мастерская была его местом силы, очагом покоя, и там он погиб. Женя прижалась лбом к шероховатой поверхности камня. Здравствуй, Давид. Её голос звучал нежно и надтреснуто. Она и близко не походила на себя. Вот уже месяц как. Любовь моя, я безумно скучаю. Все мы скучаем. Николай вечно мучает Толю своими идеями, и, хоть Леони талантлива, она - не ты. Но она прекрасно справляется со своей работой, руководя Субстанциалами. Ни у одного из нас не остаётся сомнений в том, что она на своём месте. Уверена, ты бы гордился ею. Тихая речь прервалась, словно она вслушивалась в ответ. Будто надеялась его услышать. Зоя тоже скучает. Она бы ни за что этого не признала, но это так. Из неё вышла великолепная королева. Ты всегда знал, что у неё получится. Они с Николаем до сих пор вместе, и я поверить не могу, что спорила с тобой о таких глупостях! Ты верил в них... Ещё тогда. Голос Жени дрогнул, и из горла вырвался хриплый смешок. Давид, я беременна. Слёзы текли по когда-то прекрасному лицу ручьём. Лекарь сообщил этим утром. Я напугана. Понимаю, что должна пойти и рассказать остальным, но ты должен был узнать первым. Святые, хотела бы я видеть твоё озадаченное лицо, пока ты пытался бы разобраться в таких бессмысленных расчётах. Я бы попросила тебя помолчать и просто радоваться. Хотела бы увидеть твою улыбку. Хотела бы, чтобы ты был рядом, чтобы держал волосы, пока меня тошнило утром. И если бы ты только поцеловал меня, когда мы узнали об этом... Вместе. Я бы хотела, чтобы ты был здесь, помог со всем разобраться. Я не знаю, что делать, Давид. Честное слово, не знаю. Я одна, я не справлюсь без тебя. Женя безвольно всхлипывала, припав лбом к любимому имени, выточенному серебряными буквами. Слёзы, грозившие рвануть по щекам с самого утра, вышли на волю. Она прижималась к кирпичу, из чистого упрямства надеясь, что сможет ощутить касания его рук, тепло его кожи. Они с Давидом не пытались завести ребёнка, но и не препятствовали этому. Женя даже не предполагала, что это может произойти после его ухода. Его больше не было, и Женя осталась наедине с его прахом, упокоенным в стене. Последним, что от него осталось. Женя плакала, припав щекой к шершавой кладке стены, будто то была его ладонь, огрубевшая от регулярной работы в мастерской. Она оплакивала своего мужа, за которого наконец-то вышла замуж по-настоящему, спустя два года после их спонтанной церемонии. Она оплакивала будущее, которого у неё никогда не будет. Она оплакивала мальчика, которого любила всю свою жизнь. С тех самых пор, как они вместе учились в школе, ещё задолго до того, как Женя была сослана в Большой замок в качестве прислуги королевы, она уже любила его. Она оплакивала самую счастливую ночь в своей жизни, которая по своему завершению обернулась страшнейшим кошмаром. Она оплакивала их ребёнка, который никогда не узнает отца. Она оплакивала все ночи, которые провела, свернувшись калачиком на кушетке в его мастерской, поставленной близ рабочего стола специально для неё, и то, как сильно ей хотелось бы оказаться там снова. Она оплакивала то, как неистово будет скучать по теплу его перемазанной чернилами руки, которой он сжимал её тонкую ладонь, пока продолжал записывать данные второй. Она оплакивала и то, что больше никогда не поймает его взгляд на себе, когда, стоя в дверях его мастерской поздней ночью, станет умолять пойти спать. Она будет скучать по улыбке, которая была особенной для неё. Давид не был из тех мужчин, что кривят лица попусту. Всякий раз, как его губы растягивались в улыбке, нежное движение уголков рта было посвящено ей. Она оплакивала мужчину, которого любила, и который погиб слишком рано. Она не знала, как долго плакала, но в один момент ощутила на своих плечах чужие руки. Зоя крепко обняла её, а Женя всхлипнула, уткнувшись ей в плечо. Зоя потерлась о её спину мягким кругом и прошептала: Я знаю, знаю. Они сидели так перед его прахом минуты или целые часы, пока Зоя не обратилась к ней самым нежным из своих голосов, какой использовала до того редко, что от неожиданности Женя замерла и вслушалась: — Пойдём, приведём тебя в порядок. Женя позволила Зое помочь ей подняться, но остановилась чтобы поцеловать имя мужа, выведенное на поверхности кирпича. Я люблю тебя. Одними губами прошептала она. Зоя обняла её за талию, и они молча двинулись к Большому Дворцу. Им не нужно было разговаривать. Молодая королева успокаивала подругу одним своим присутствием. Женя не могла перестать прокручивать в памяти улыбку на лице Давида, украсившую губы во время их танца, когда он коротким поцелуем закрепил на её губах признание, прежде чем направиться в мастерскую. Она никогда не видела его улыбающимся так часто в течение одного дня. Она жалела, что не попросила его остаться. Жалела, что не пошла за ним. Ей хотелось, чтобы всё было иначе. Зоя сухо отчеканила просьбу принести чай, и, усадив гостью, накинула ей на плечи одеяло. Они молчали, пока Зоя, поигрывая пальцами, тешила огонёк, мерцающий в камине. К Жене наконец вернулся голос. — Зоя, я беременна. — Святые, Женя! — Зоя крепче прижала девушку к себе. — Мне так жаль... — Я не справлюсь без него. Не смогу одна, — прошептала портниха в её плечо. Зоя фыркнула, и пламя, тлеющее в камине, взмыло и зашипело. Даже чересчур резко отстранившись, она огрызнулась: — Почему ты думаешь, что должна будешь справляться со всем в одиночку? — Потому что... — Женя, мы бы ни за что не позволили тебе пройти через это в одиночестве. Я, Николай, Тамара, Надя, Толя, Леони. Святые, да хоть Адрик! Все мы были и будем рядом. Ты никогда не останешься одна. По крайней мере, пока я рядом, — Зоя утёрла слезу, норовившую соскользнуть с Жениной щеки. Девушка теснее прильнула к её плечу. — Давид хотел этого. По нему не скажешь, но он всегда хотел детей... — Женя усмехнулась, прикрыв глаза, и на какой-то несчастный миг тянущая боль выпустила её плечи из своих когтистых лап. Она мечтательно выдохнула. — Он бы сейчас бегал по коридорам Малого Дворца, рассказывая всем. Если бы только был здесь. — После того, как изобрёл секрет безболезненных родов, — улыбнулась Зоя. — Конечно, конечно, — Женя ощутила, как слёзы снова подкатились к глазам. — Кто теперь найдёт секрет безболезненных родов? — она смеялась, а слёзы продолжали течь по щекам. — Я так скучаю по нему. — Я тоже, Жень, тоже. Николай показался из-за двери, напевая под нос что-то, и первым, что Женя увидела, стала широченная улыбка на его лице. — Зоя, моя драгоценная роза, я украл для тебя печенье с кухни. Съешь скорее, пока повар не... — его улыбка исчезла, стоило взгляду натолкнуться на ссутуленную фигуру Жени, заключённую в объятия его красавицы-жены, но тут же он улыбнулся вновь, пускай и чуть более сдержанно. — Женя, я бы принёс и тебе, если бы знал, что ты здесь. — Всё хорошо, — девушка поднялась и кивнула. — В любом случае, мне уже гораздо лучше. Зоя бросила взгляд на Николая. — Оставайся здесь сегодня. Тебе не обязательно быть одной. И тебе стоит отправить письмо Алине, она будет рада. — Обязательно. Спасибо тебе за всё. Женя вслед за уколом тепла ощутила промелькнувшую на собственном лице благодарную улыбку. Она бы никогда не подумала, что Зоя Назяленская будет той, кто станет утешать её. Мысль мелькнула в разуме портнихи, едва успев сформироваться: Она бы не справилась без неё. Сапфировый взгляд метался от по-прежнему ссутуленной фигуры Жени к Николаю, сжимающему в ладони печенье. Женя слабо кивнула. Она знала, что Зоя, в конце концов, всё равно поделится новостью с мужем, но кивком девушка обозначила своё позволение. Острый подбородок дёрнулся в ответном движении, и Зоя выхватила печенье из руки Николая. — Не составишь мне компанию в коридоре на минутку? — С удовольствием, — Николай кивнул и проследовал за ней в холл, оставив дверь открытой, чтобы Женя не чувствовала себя покинутой. Она прихватила бумагу и ручку, и начала набрасывать письмо для Алины. Женя только успела закончить первое предложение, когда Николай ворвался в комнату, оставив перед ней недоеденное печенье, и в порыве крепко её обнял. — Женя, мне так жаль. Мы поддержим тебя, что бы ты ни решила. Женя верила ему.