I've always liked to play with fire

Когда Юнги заходит в комнату, Хосок все еще сидит, прикованный к стене. Запястья болят от сковывающего железа, и Чон совершает еще одну, такую же тщетную, как и все остальные, попытку выбраться. В комнате слышится смех. Хосок ежится, знает, кому он принадлежит. От скорости приближения Юнги чувствует холодок по коже. Тот рывком срывает с глаз повязку, и его тут же одаривают уничтожающим взглядом. Мин держит одну руку в кармане костюмных брюк. Стоит босиком, на нем расстегнутая на три верхних пуговицы, заправленная в брюки рубашка и.. — Хосок сглатывает — серебряная цепочка на шее. Черт. Его руки в крови, и он с ехидной ухмылкой облизывает пальцы один за одним. — Люблю первую отрицательную, — смеется, — у нее особый вкус. По спине Хосока бегут мурашки. Он судорожно пытается вспомнить, сколько времени находится в гостиной особняка, лишенным движения. Кажется, уже прошли сутки. Яркий луч солнца гладит Юнги по груди, но не жжет, тот лишь улыбается, позволяя серебру сверкать на своей шее. — Я убью тебя, как только освобожусь, — шипит Хосок, смерив Юнги грозным взглядом, на что получает лишь разочарованный глубокий вздох и неугасающую улыбку. — Знаешь, в шестнадцатом веке охота на вампиров была более поэтичной, — усмехается, — вилы, инквизиции, эх, Европа, — мечтательно тянет Юнги. С его лица не сходит улыбка, и Хосок отчаянно гонит мысль, что она привлекает. Тело инстинктивно подается вперед, когда вампир присаживается перед ним на корточки и тащит из заднего кармана Хосока пистолет. Он будто невзначай касается пальчиками обнаженного участка кожи на спине, а потом, как ни в чем не бывало, убирает руку, усмехается при виде оружия, крутит его в руках, хмыкает и резким движением откидывает в сторону. — А сейчас что? Металл и безмерная гордыня охотников. Безвкусица, — фыркает Мин и через секунду оказывается на втором этаже особняка. Хосок наблюдает с ненавистью, что буквально пылает в янтарных глазах. Эта скорость, мощь, она.. завораживает. Нет, нельзя думать в этом ключе. Хосок прикусывает щеку с внутренней стороны. Он быстро мотает головой, пытаясь выгнать неправильные мысли. Вызывает отвращение, он хотел сказать вызывает отвращение. Юнги возвращается также быстро, как и исчез. Хосок успевает лишь поднять взгляд, а вампир уже стоит возле стола, откупоривая бутылку с каким-то алкоголем. Садится в широкое кожаное кресло и, торжественно подняв бокал, делает глоток. — Brother’s Bond, — Мин жестом указывает на стакан, — не желаешь? Весьма сносный бурбон, — он осушает одним глотком и вытирает уголки губ большим пальцем. — Я желаю вонзить кол в твое сердце, урод, — рычит Хосок. Он дергает рукой, отчего цепь за спиной издает характерный звук. Юнги наигранно бьет себя ладонью в грудь. Он поднимается с места и делает пару шагов навстречу Чону. Хосок замечает, как карие глаза искрятся азартом, и слегка мнется, когда Юнги ставит стакан на стол и движется в его сторону. — Как драматично, — притворно сладко лепечет Мин, — но «урод» обидно, конечно. Хосок откидывает прилипшую челку со лба и поднимает взгляд на вампира. У него леденит в груди, а глаза непроизвольно расширяются от увиденного — на лице Юнги вырисовываются синие вены, глаза из карих становятся угольно-черными, а появившиеся клыки по истине вселяют ужас. Хосок задерживает от внезапного страха дыхание — Юнги сокращает расстояние слишком быстро. Он резким движением вырывает цепи со стены — руки Хосока тут же безвольно падают вниз, звеня металлическими наручниками — и хватает того за шею. Он обжигает ухо ледяным дыханием, у Хосока — мурашки, и мысли плывут совсем не в нужную сторону. Он чувствует, как Юнги вдыхает его, слышит, как тот разгибает наручники на запястьях, позволяя наконец полностью освободить руки. Их с детства учили, что вампиров нужно убивать. Хосок пошел в центр подготовки охотников едва ему исполнилось одиннадцать. В их мире либо ты, либо тебя — и для Хосока выбор всегда был очевиден. Он тренировался на износ, стал одним из лучших, отцовской гордостью, но сейчас Хосоку ужасно стыдно перед ним, ведь когда чужое дыхание обжигает кожу, он думает не о способе лишить вампира головы, а о том, как бы лишить его одежды. — Ты ранил мои чувства, малыш, — желчно шепчет Мин, — и я планирую наказать тебя за это. — Уб-б-ьешь меня? — мямлит Хосок. Юнги гладит бледными пальцами его шею и улыбается слишком коварно при виде содрогающегося тела пленника. — Фу, какая пошлость, — смеется где-то совсем близко к уху — Хосок чувствует, как тот проводит языком по мочке и вздрагивает, — я знаю развлечение поинтересней. Юнги рывком поднимает Хосока на ноги. Тот выглядит крупнее, но для Мина это будто не имеет значения, он с легкостью закидывает его на плечо и спустя пару секунд они уже стоят на втором этаже особняка. Юнги опускает пленника на землю и смеется с его потерянного взгляда, Хосока слегка штормит, когда он оказывается на своих двоих. — Предупреждаю, если заблюешь мне паркет, я буду очень, — Мин выделяет последнее слово, — очень зол. А меня, знаешь ли, лучше не злить, — он невинно пожимает плечами и скалится, глядя на держащегося за живот Хосока, что все еще пытается испепелить вампира взглядом. Милый, это пустая трата энергии, хочется сказать Юнги, но он лишь поднимает подбородок Хосока двумя пальчиками и облизывается, заглядывая в красивые янтарные глаза. В них гнев перемешался с любопытством, и наблюдение за этим внутренним противостоянием между тем, что должен, и тем, что хочется, доставляет Юнги невообразимое удовольствие. — Иди за мной, — велит Мин, неспешно шагая по коридору, — надеюсь, тебе не хватит тупости попытаться сбежать, — усмехается. Хосок мысленно корит себя за то, что подобной мысли у него даже не возникло. Он чувствует вину перед наставником за свое нездоровое — а именно таким считает его Чон — любопытство, за свою позорную тягу к этому.. существу. Когда он только увидел его фото, еще там, в центре подготовки, в груди отчетливо екнуло, а в мозгу пронеслось лишь одно слово — «вау». Поэтому Чон сразу же поставил в известность коллег, что Мин Юнги — его цель. Хосок покорно следует за Юнги. Тот заводит в залитую фиолетовым светом комнату. Чон с приоткрытым ртом смотрит на различные конструкции, предназначенные то ли для пыток, то ли для.. Он сглатывает, глядя на металлическое сооружение в углу: со стены свисает железный ошейник на цепочке, а внизу такие же железные фиксаторы для ног. Взгляд Юнги — хищный, он медленно ступает босиком по паркету и подходит к совершенно озадаченному Хосоку беззвучно и неожиданно, когда тот хаотично прыгает взглядом с одного объекта на другой. Мин улыбается снисходительно, он становится напротив Чона и неспешно расстегивает оставшиеся пуговицы на рубашке. Его лицо вновь приобрело абсолютно равнодушное выражение, клыков и след простыл — будто и не было никогда, так, померещилось, — а глаза снова глубокие и карие, точно императорские топазы. — Что ты делаешь? — судорожно шепчет Чон. — Развлекаюсь, — ухмыляется Юнги, когда рубашка падает с плеч. Он притягивает к себе Хосока за шею одной рукой и вдыхает аромат его кожи, — как же ты пахнешь, — Юнги прикрывает глаза от блаженства. Дыхание Хосока — сбитое, спазматическое. Он не понимает. Все в нем кричит, о том, что нужно убить, что есть приказ, есть регламент, которого он обязан придерживаться, но Хосок не двигается с места. Он несмело проводит рукой по обнаженной груди вампира, заглядывая в угольные глаза, и каждая еле заметная венка на его лице отчего-то кажется невыносимо прекрасной. Он сошел с ума, он точно сошел с ума. Чон лижет пересохшие губы, внутренне борясь с самим собой, но к несчастью (или очень даже наоборот) Юнги сомнения не гложут. Он ловко поднимает Хосока под ягодицы, заставляя того схватиться за свои плечи, и несет к стене. Он с лукавой улыбкой ставит его на пол и умело закрепляет ошейник на чоновой шее. Хосок не порывается высвободиться, лишь заинтересовано наблюдает, не роняя ни слова. Юнги вмиг заключает чужие руки и ноги в оковы и довольно осматривает результат своих действий уже спустя пару секунд. Хосок вновь лишен движения, но Мин не видит в его глазах страха. Там азарт, интерес, огонь. Юнги нравится. — И что теперь? — выдавливает Чон. Мин не отвечает, лишь смотрит хитро своими дьявольски искушающими глазами. Он магнитит безбожно, влечет бледностью кожи, смолью шелковистых волос, своими околдовывающими черничными губами. Хосоку невыносимо хочется этому вампиру.. отдаться? Он подается вперед, не обращая внимания на то, что конечности скованы железом, ему панически хочется коснуться. Юнги склоняет голову набок с задумчивым взглядом. Он всматривается в стройное тело напротив и ему кажется, что что-то не так. Хосокова грудь ровно вздымается — Юнги нравится, как размеренно он дышит, — в янтарных глазах немая просьба. Нет, Хосок никогда не осмелился бы ее озвучить, но Юнги не первый день живет на свете (да чего уж там, даже не первое тысячелетие), поэтому замечает без слов. — Точно, — заговорщически бубнит вампир. Одежда. Это красивое тело портят скрывающие его ткани. Пришло время от них избавиться. Юнги рвет черную обтягивающую рельефные мышцы футболку с особой легкостью. Хосок вздрагивает, когда его грудь оказывается оголенной. На губах Юнги — усмешка. Он медленно расстегивает ремень на широких солдатских брюках и лижет белые губы. Вот дьявол. — Ненавижу, — с придыханием плюется Хосок. Вампир лишь скалится. — Ненависть, — смакует слово на языке, — мое любимое чувство. Юнги впивается в чужие губы ледяным поцелуем. Они холодные, но невероятно жгучие. Чон, не давая себе в этом отчета, вторгается языком в чужой рот. Он с силой рвется из оков, кажется, каждая мышца в его теле напрягается. Юнги зарывается одной ладонью в каштановые волосы своего пленника, а другой скользит по обнаженному торсу прямо к бедрам. Рык. Хосок слышит рык, срывающийся с чужих губ, когда Мин рвет на нем брюки. Больно. Ткань плотная, но под руками вампира рвется, будто листок бумаги. Хосок вздрагивает. Юнги жжет чонову грудь поцелуями. Засасывает кожу вокруг соска, прикусывает, чем вызывает рваный стон, и наслаждается. Юнги дико наслаждается происходящим. Чоновы стоны, которые он так отчаянно пытается сдержать, его сбивающийся под ледяными касаниями пульс, его запах.. крышесносный кайф. Юнги усмехается, чертя пальцем вертикальную линию по чоновым губам. Тот приоткрывает, громко воздух глотает, хочет. Все еще борется, но это не надолго, ведь жажда всегда побеждает — Мин знает не понаслышке. Естество рано или поздно вырывается наружу, и, в случае с Хосоком, Юнги готов сделать ставку на «рано». Он смотрит так, как зверь смотрит на добычу. И Хосок может хоть тысячу раз убеждать себя, что пришел сюда, чтобы поймать вампира, на деле же, он пришел, чтобы быть пойманным. Мин, лаская бронзовое тело взглядом, отходит к стене напротив. Он с пару секунд осматривает ассортимент, поднимает уголок губ в улыбке, когда, наконец, определяется, и шагает назад к пленнику, сжимая кожаный флоггер в руке и хлопая им себя по ладони. — Ты же не собираешься.. Удар. У Хосока непроизвольно вырывается стон. Кожа в районе правого ребра печет и краснеет. На лице вампира — довольная улыбка. — Блять.. Удар. В этот раз — живот. Хосок инстинктивно пытается сжаться, но крепления не позволяют, потому сдавленный стон — все, что он может. Юнги гладит бархатными «хвостами», улыбается донельзя ласково, закусывает бледные губы — Чон замечает, как перекатываются мышцы на предплечьях вампира — и.. удар. Хосок вскрикивает. Он зло таращится на своего мучителя, так бешено желая ему смерти, и лишь где-то на подкорке сознания тихонький голосок шепчет «этого ли ты желаешь на самом деле?». Юнги опускает флоггер и за пару секунд успевает повесить его обратно на стену, отстегнуть Хосока и снять с того остатки одежды. От скорости его передвижений у Чона голова кругом, но ему до одури хочется познать это существо, как ментально, так и физически. Хосок проводит языком по губам. Ему кажется, он до сих пор ощущает ледяное послевкусие поцелуя с Юнги. Его белые шероховатые губы изранили беззащитное тело, отравили, пробудили внутри Хосока неутолимую, незнакомую прежде жажду. Она выглядит, как первородный соблазн. Грех. Юнги — грех, и Хосок, больше неспособный мыслить здраво, готов отдаться в его плен добровольно. Именно поэтому он догоняет идущего к выходу Мина и грубым движением поворачивает к себе. Он смотрит завороженно, словно опьяненный. Гнев все еще бурлит в нем, но, кажется, из-за холода прикосновений Юнги, закипеть ему не суждено. Хосок утягивает в поцелуй. Сминает чужие губы, мажет языком, оставляя влажный горячий след — пусть в тебе будет хоть что-то человеческое, думает, — и дышит. Громко, рвано, так, как нравится ему. — Мне нравятся твои татуировки, — с улыбкой сообщает Мин, проводя Хосока к длинному столу. Чон на это лишь фыркает язвительно. Он ложится спиной на стол, позволяет снова лишить себя возможности двигаться. На этот раз Юнги закрепляет фиксаторами руки и ноги, заставив широко их расставить. — Что ты собираешься делать? — спрашивает настороженно, когда видит, как блаженно Юнги прикрывает глаза, откинув голову, как вдыхает его аромат, как сглатывает и, словно в предвкушении, облизывается. — Оставлю на этом красивом теле свои татуировки, — Юнги проходит вдоль стола, ведя холодным пальчиком от плеча до стопы. У Хосока мороз по коже. Он боится признаться себе, что тоже находится в предвкушении. По бледному миновому лицу снова ползут синие вены. Клыки — белые и острые. Глаза — черные, дикие. Юнги ведет по внутренней стороне бедра носом, и Хосок вскрикивает от неожиданности, когда тот кусает. Чон ловит себя на мысли, что Юнги явно прокусил кожу, но ему совсем не больно, ее будто заморозили. Мин покрывает поцелуями низ живота, добирается до груди. Кусает. То же ощущение. Юнги кружит язычком вокруг чужого соска, целует, вожделенно сосет, и Хосок понимает, что слабый оттенок страха еще теплится внутри, но отчего-то сбежать не хочется совершенно. Багровые стигмы расцветают на беззащитном теле под холодными губами вампира, и почему-то это кажется именно тем, чего Хосок жаждал всю жизнь. Юнги добирается до шеи. Влажные дорожки, оставленные им по пути к самому желанному, леденят кожу, и от этого особенно хорошо. Мин выцеловывает ключицы и шепчет своим бархатным басом прямо в ухо: — Не бойся, больно не будет. Хосок не успевает спросить, что тот имеет ввиду, Юнги впивается в его шею клыками — Чон только взвизгнуть и успевает — и.. пьет. Он упивается им, услаждается, блаженствует. Хосок чувствует, как по жилам растекается что-то тягучее и морозное, будто лед растопили и пустили по венам. Юнги отстраняется лишь тогда, когда у Хосока начинает плыть перед глазами. Он вытирает рот двумя пальцами и с наслаждением облизывает их один за одним. — Первая.. — шепчет вдохновенно. — ..отрицательная, — заканчивает за него Хосок. Юнги льнет к посиневшим от холода губам, заставляя Хосока почувствовать привкус собственной крови. Вблизи угольные глаза вампира похожи на галактики, такие же далекие и неизведанные. Чон не может понять, о чем думает Юнги в этот момент, а Мин, в свою очередь, в планы посвящать не торопится. Он гладит Хосока, скользит носом по щеке, будто этот человек — самое дорогое, самое ценное, что у него есть. — Теперь в моей крови твой яд? — сипло спрашивает Хосок. Его передергивает от осознания. Юнги победно улыбается. Это и служит ответом. — Я стану таким, как ты? — в этом вопросе и страх, и скрытое желание, жажда узнать, каково это, быть настолько быстрым, сильным, вечным.. — Только если собираешься умереть в ближайшие сутки, — усмехается вампир. Он в один миг снимает с Хосока фиксаторы, но когда тот пытается встать, Юнги припечатывает головой о стальную поверхность стола и кусает еще раз. Он рычит в хосочью шею, и тот брыкается, точно рыбка в сети. Но вот незадача, рыбка может освободиться только если рыболов позволит. Юнги отстраняется и грубо заставляет Хосока подняться. Чон буквально сгребает себя со стола, борясь с тяжестью в теле, встает и плетется туда, куда довольно облизывающийся Юнги указывает жестом. Эта конструкция больше всего похожа на стул, только с одной маленькой — вообще-то не очень — особенностью: в него встроен фаллоимитатор. Хосок оглядывает скептически. — Вампир-доминант, какая удачная охота, — с сарказмом лыбится Чон. — По тебе видно, что ты доволен уловом, — прыскает Мин, опуская взгляд на колом стоячий член. Он-то давно осознал, что улов вовсе не Хосока, а его собственный. Очень удачный, признаться, улов. Юнги достает из шкафа лубрикант, на что Хосок лишь смешок испускает, и подходит к пленнику вплотную. А вот сейчас не до смеха вовсе. Юнги в своей грубоватой манере мажет чужой член смазкой и, чуть наклонив голову, — этот жест вызывает в Хосоке ощущение опасности — шепчет: когда я вернусь, хочу, чтобы ты сидел на нем и ждал меня, опустив голову вниз. На лице Чона желваки играют. Он со всей стойкостью вглядывается в лицо вампира, по подбородку которого все еще медленно стекает его собственная кровь, но возразить не решается. — Не боишься, что сбегу, пока тебя не будет? — усмехается Хосок. Получается нервно, но Чон этому значения не придает, лучше так, чем молча опустить голову, думает. — Умоляю, — равнодушно машет рукой Юнги, — твой запах за версту слышно. Он поворачивается и шагает назад, заставляя Хосока залипнуть на рельефную спину. — Хотя, — поворачивается неожиданно, — попытайся, — скалится. Хосок вздрагивает при виде обнажившихся клыков, — я люблю догонять. Юнги возвращается спустя минут десять. Хосок послушно сидит на стуле, сбито дыша. На лице вампира рисуется победная улыбка. Он кидает короткий взгляд на конструкцию под Чоном. — Впечатляющее зрелище, — хмыкает, — да, все-таки есть что-то в этом вашем двадцать первом веке. Мин подходит к своему пленнику, запуская пальцы в его волосы. Чон держит взгляд опущенным, но даже так замечает, что брюк на Юнги уже нет. — Подними голову, — командует. Этот его властный тон мурашками по коже. При виде его полностью обнаженного тела — крыша летит со скоростью сто миль в час. — Соси. Хосок на секунду теряется. Но Юнги не готов ждать даже столько, он утробно рычит, напоминая, «лучше не зли, малыш», поэтому Хосок сосет. Юнги запрокидывает голову, когда тот вцепляется пальчиками в его бедра, с силой впиваясь ногтями в кожу. Юнги нравится, когда Хосок с силой, ему нравится вид снизу и нравится ощущения горячих губ, скользящих по члену. — Быстрее, — приказывает. Хосок повинуется беспрекословно. Он сжимает холодную кожу пальцами, кружа языком вокруг головки. Юнги нравится. Он дрожит, Хосок чувствует это и улыбается, поднимая глаза на вампира. Тот строго смотрит сверху вниз, и Чон плавится под этим властным взглядом, будто мороженое на солнце. Сдался, не оказывая сопротивления. Какой позор. Но как же плевать. Хосок ускоряется, упоенно скользя губами по чужому члену, и вскрикивает, когда Мин с силой сжимает его волосы в кулаке, когда громко рычит, кончая, когда синие вены выделяются теперь не только на лице, но и на руках, груди, ногах. — Ты как растаявший лед на вкус, — Хосок поднимается со «стула», вытирая рот тыльной стороной ладони. Юнги не говорит ни слова. Он будто взбесился. В его глазах — темно и опасно, Хосок сглатывает нервно, заглядывая в них, и страх вдруг вновь ледяной волной разливается по телу. Неужели он сделал что-то не так? — Знаешь, в чем минус вечной жизни? — Мин грубо хватает его за шею и ведет к другому «аттракциону». Это небольшой стол, выглядит не особо устрашающе, думает Чон. Юнги резко нажимает тому на спину, заставляя лечь животом на гладкую поверхность, и фиксирует положение торса ремнями, — никогда не бывает достаточно, — шепчет Юнги, больно засасывая мочку чонова уха. Хосок вскрикивает от неожиданности. Юнги мажет член лубрикантом и входит жестко, не беспокоясь о чужих чувствах. Он протяжно стонет, запрокидывая голову, и снова хватает Хосока за волосы. — Сука, — рычит Чон. — ..ни алкоголя, ни крови, ни секса, ничего не бывает достаточно, — выговаривает Юнги. Он трахает чувственно, беспощадно. Толкается в горячее нутро в бешеном желании согреться хотя бы на пару минут, перед тем, как оргазм снова накроет его и снова захочется еще. Хосок упирается руками в стол. Он чувствует необъяснимый жар и стыд, щеки огнем горят, а мозг взрывается от осознания, и лишь тело так бесстыже плавится под грубыми касаниями, будто оно всю жизнь ждало именно его, такого холодного и не знающего пощады. Хосоку так не хочется, чтобы Юнги отстранялся, чтобы это безумие заканчивалось, но Мин кончает, пачкая спермой чужое бедро, и Чон взорваться готов от мучительного желания, что, кажется, заполнило его всего и пульсирует в каждой клетке, вопит и жаждет. И, блять, как же сложно ему противиться. Хосок хаотично дергается, пытаясь высвободиться, ему так жжется посмотреть на Юнги, еще раз лицезреть синие венки, расползающиеся, словно ветви по бледной коже. Сводит дыхание. Мин в секунду отстегивает крепеж и поворачивает пленника к себе. Хосок смотрит, выжидает. Поцелуй получается спазматическим, будто Юнги в один момент стал воздухом, а Хосок вдруг понял, что болен астмой. И только сейчас, сминая холодные губы, Чон понимает, каково это, когда недостаточно. Надышаться Юнги невозможно, Хосок вцепляется пальцами в блондинистые волосы, тянет на себя в бешеной необходимости сократить расстояние, но нет, даже так недостаточно, его хочется целовать и целовать, в него хочется нырнуть, точно в океан. И затеряться там. Навсегда. — Я хочу убить тебя, — шепчет Хосок в чужие губы. "Чтобы ты не достался никому другому" — остается неозвученным. — Лжец, — выплевывает Мин. Он молниеносно спускается на первый этаж и, не успевает Чон отдышаться, Юнги предстает перед ним с пистолетом в руке. Протягивает. — Бери, — подстрекает, — ты знаешь, что делать. Чон зрительного контакта не обрывает, он сжимает пистолет в руке, снимает с предохранителя, он готов. Это то, к чему шел всю жизнь, чему учили с детства. То, для чего он пришел сюда. Хосок проговаривает себе все это голосом отца, голосом наставника, и ему хочется.. смеяться. Нет, он не пришел сюда, чтобы убить этого вампира, он пришел, чтобы узнать его, познать его. Сейчас Хосок понимает это отчетливо. Чон откидывает пистолет на пол и в пару уверенных шагов оказывается перед вампиром. Он подхватывает под ягодицы, находя чужие губы своими, залипает на выемки над ключицами, что в фиолетовом свечении люминесцентных ламп кажутся совершенно гипнотическими, и сажает на стол. Он проводит рукой по своему бедру и мажет остатками спермы член. Теперь облизывается Хосок. Вампир в предвкушении. Карие глаза кажутся в таком свете абсолютно космическими, Хосок не может оторвать от Юнги взгляд. Он резко придвигает к себе, насаживая, и стон срывается с алых губ. Как безбожно горячо и прекрасно чувствовать себя в нем, познавать его до последней вены, пульсирующей под кожей. Это завораживает, не поддается ни объяснениям, ни логике. Юнги стонет от сильных толчков, и Хосок готов отречься от всего, что знал и во что верил (а верил ли вообще?), лишь бы, как сейчас, прошибало током от осознания, что Юнги — в его власти, чувствовать это всем существом, знать это, быть уверенным, что он весь принадлежит ему, каждой клеткой, каждой веной, от белых стоп до черных глаз, от черной души до белоснежных прядей волос. Хосок хочет видеть это в его космических глазах, когда они полыхают от страсти, как сейчас. Юнги рисует узоры на смуглой спине своего пленника, улыбаясь мысли, что в плену сейчас он. И в этом тягучем омуте ему наконец-то хорошо. Будто весь мир сошелся на нем, на этом бронзовом юноше со светло-каштановыми волосами и палящим солнцем в карих глазах. Хосок сжимает его талию до боли — насколько Юнги в принципе способен чувствовать боль, — когда кончает, и это чувствуется, как что-то невероятно правильное, вроде теорий Ньютона или клубники в жаркий летний день. И хоть на клубнику Мину глубоко и давно плевать, он ловит себя на мысли, что хочет, чтобы Хосок остался. И не важно, что он не знает даже имени своего пленника, не важно, что он охотник, пришедший на миссию и мечущийся между долгом и плотской жаждой, не важно, ведь Хосок — это нечто правильное в жизни Юнги, это тот, кто заставил почувствовать за долгое время. Чон кончает со сдавленным рыком, чувствует себя животным, когда позволяет себе излиться в вампира, который сейчас жжет его довольным взглядом и едкой ухмылкой — как же хочется стереть ее с бледного лица.. но обязательно поцелуем. Юнги проводит носом по линии хосоковой челюсти. Он вдыхает его, будто в последний раз, пытаясь сохранить в памяти максимум его запаха. Он легко целует в шею, проводя языком и наслаждаясь вкусом. Безумие. В воздухе буквально витает безумие. Но отчего-то, смешавшись с растаявшими стонами и неозвучеными, тем не менее, такими явными, желаниями, все это кажется до одури нужным, донельзя правильным и почему-то таким важным.. — Мне нужно идти, — говорит Хосок, прижав Юнги к своей груди рукой за затылок и прикрыв глаза, — если меня хватятся, за тобой придут другие. — Так убей меня первым, — со смешком в голосе предлагает вампир. В комнате повисает тишина. Хосок решается нарушить лишь спустя минуту. — Я не могу, — он заглядывает прямо в глаза, будто кается, — теперь не могу. Чон не дарит прощального поцелуя, он быстрыми шагами выходит из комнаты и спускается на первый этаж. На кресле лежат заботливо разложенные штаны и футболка. Он одевается в одиночестве, все еще пытаясь успокоить трепыхающееся в груди сердце. Юнги появляется в дверном проходе именно тогда, когда Хосок уже собирается нажать на дверную ручку и покинуть обитель зла. — Возьми, — смотрит в глаза. На лице легкая улыбка, — ты знаешь, что с этим делать. Чон смотрит на протянутое оружие и в мыслях всплывает недавний их диалог: «— Я стану таким, как ты? — Только если собираешься умереть в ближайшие сутки.». Он берет у Юнги пистолет, улыбаясь. Мин отчетливо видит задумчивость во взгляде. — Я приду к тебе, — произносит Хосок. Юнги слышит в этой фразе обещание, уверенность. Он понимает, что тот решился. — Я буду ждать тебя, — улыбается Мин. Как хорошо, что у него в запасе вечность. Юнги притягивает Хосока за крепкую талию и касается чужих губ, прикусывает до крови, рычит — Хосок чувствует привкус металла во рту — и напоследок дарит тягучий чувственный поцелуй, которым вторит «я буду ждать сколько понадобится. Я буду, верь мне». Хосок верит. Юнги отстраняется от алых губ с трудом, облизывается, стирая остатки крови со своих, смотрит в упор. Хосок выходит во двор, еще раз окидывает взглядом особняк и улыбается сам себе. Он не заставит себя долго ждать. Чон направляет пистолет себе меж ребер. Теперь мы навечно вместе. Выстрел.