***
- Хорошо придумала с этими галлюцинациями, Тога. - Я же тебе говорила, что у этого мальчишки слишком богатая фантазия. А ты меня не послушал, Шигараки, а так мы могли бы перевести его на свою сторону еще раньше. - Да… Наверно, надо было с самого начала заставить того ублюдка использовать свою причуду на Бакуго. Ну ничего, теперь он наш. Теперь он с нами, и у нас появилось гораздо больше шансов на победу. - Странно только, что этот… Бакуго, до сих пор не понял, что эта наша работа. - Это нам на руку. Пусть думает, что виноват тот чертов мальчишка, который вместе с ним учится. Пусть ненавидит Всемогущего. Пусть думает, что ему нет места среди нормальных людей, хоть он и сам такой. Пусть... Но от нас он уже никуда не денется...Лимонные слезы
3 мая 2021 г. в 16:12
Все это началось, когда я понял, что чертов Деку наделен причудой Всемогущего. Этот сопляк, который ничего не умел с самого своего рождения, вдруг обрел силу, огромную и могущественную силу. Он смог. Он сделал то, о чем так давно мечтал - поступил в UA и сумел более-менее овладеть этой силой. Да, смог. Этот червь, чье существование уже ошибка... Точно, именно тогда все и началось. Все, что я ощущаю сейчас и вижу вокруг. Все, о чем я даже не задумывался.
«Деку - лишь пыль у дороги». Как же я ошибался тогда, когда говорил и думал об этом. Видимо, сама Судьба решила меня наказать, ибо по-другому объяснить это я не могу. Сопляк, что и умел только пускать из своих глаз фонтаны слез, что не мог дать мне отпор, получил все и сразу, даже не прилагая усилий - если не считать изнурительных тренировок. Но сейчас я не говорю о них, ведь это обычная процедура, через которую проходят все, чтобы развить свои способности, чтобы получить полный контроль над ними. Нет, я вовсе не об этом. Он ведь получил причуду не с рождения, как все остальные, она была передана ему от другого. Да не от простого человека, а самого Всемогущего! Внезапно пыль с дороги была подхвачена ветром, она превратилась в огромный вихрь, неистовый, стремительный. Он угрожающе кружил около меня, а вскоре я оказался внутри, в тюрьме из этого водоворота, не сумев выбраться оттуда без травм.
Этот пыльный вихрь иссушил меня, обволок сердце и тело, заставляя кожу трескаться, превращаться... Я даже не знаю во что. Но во что-то страшное. В то время я еще надеялся, что смогу справиться со всем, стать номером один во всем, но отчего-то этот случай меня сильно подкосил - мне стало противно все, что меня окружало. Стало мерзко от собственных глаз. Янтарных.
Я не смог выбраться из вихря, не повредив свои глаза: чертова пыль попала в них, и, стоя перед зеркалом в своей комнате, я постоянно наблюдал, как уже по моим щекам текут слезы. Пытался с ними совладать, но ничего не выходило. Они продолжали настойчиво рваться наружу против моей воли. Они жгли кожу и глаза, заставляя их краснеть. Водные бусины не были влажными, они, словно пыль, сушили, уничтожали их, будто пустыня разверзлась под веками, опаляя жарким солнцем все и вся. Сам того не осознавая, я стоял и смотрел, как лимонные слезы капают на пол, со стуком разбиваясь о него на мелкие капельки. Я не сразу понял, что они не простые: кислотно-желтые и подобно цитрусовому соку горькие. Не соленные, а именно горькие, они закатывались в раскрытый в беззвучном крике рот и оседали на языке, впитываясь в него. Я чувствовал их, пытался вытереть, раня свои глаза еще сильнее. Но в тот вечер я не смог ничего сделать. Я лишь смотрел, как из покрасневших век плещет лимонный сок.
С тех пор я начал все чаще подмечать приторно желтый цвет: желтое солнце, желтые цветы, желтое все. Я не придавал этому значения, продолжая бороться со своими мыслями. Они роились словно пчелы, поддавшиеся влечению каши, поселившейся в моей голове - сладкому меду, который тоже был желтым. Я не понимал, почему постоянно терялся в своих размышлениях, упускал нить того, о чем так долго думал, а мысли продолжали летать, жужжать, но улей почему-то не образовывали. Наверное, им не понравился мед в моей голове. Слишком горький, а не сладкий, который так любят эти насекомые. Они чувствовали, что это их лакомство, что оно им нужно, но не приближались. Странные.
Лимоны уже не вызывали отвращение. И видя их, я постоянно трогал их кожуру, изучая и рассматривая. Так же, как рассматривал свои слезы каждый вечер. Когда я стал так часто плакать? Да я даже и не плакал. Я будто выжимал сок из своих глаз, не задумываясь о том, что этого сока когда-нибудь станет недостаточно.
Все мои надежды и планы... Их унес чертов вихрь, своей пылью уничтожая и разрывая на части. Он поглотил их все без остатка, оставив меня наедине с роем мыслей и лимонными слезами. В какой-то степени я осознавал, что это не конец, что с моей-то причудой меня ждет отличное будущее, но мне уже никогда не стать тем, кем я хотел быть. Это почему-то грызло, уничтожало изнутри. Это было даже страшней, чем пыльный вихрь с дороги. Гораздо страшней, отчего становилось только хуже.
Мой зеркальный двойник стремительно менялся с каждым днем. Его глаза, в отличие от моих, всегда заполненных горячей кровью, приобрели янтарный блеск. По щекам постоянно катились лимонные, кислотно-желтые слезы, обжигая и без того поврежденную кожу, заставляя ее краснеть от сока. Даже если я не плакал, они все равно сочились из глаз другого Бакуго, зазеркального. На его груди кожа ссохлась и медленно начала опадать, клочьями летя на пол, оставляя лишь голые ребра - тонкие и белые кости, внутри которых еще стучало сердце. Я видел его в тюрьме среди остатков сухой кожи и прутьев, которые состояли из моих ребер. Оно отчаянно билось, но я знал, что пыль вскоре доберется и до него. Когда-нибудь и оно падет, не оставив после себя ничего, кроме жалкого воспоминания.
Я пытался хоть что-нибудь сделать: не смотреть в зеркало и не думать о том, что меня так тревожит. Это же так просто: отвлечься и забыть. Иногда получалось. Когда Дерьмоволосому с уроками помогал, или когда Двумордый доставал своим присутствием. Но стоило им уйти, как все возвращалось на круги своя. Я вновь пытался собраться с мыслями, но... Ничего не выходило, меня будто манило это чертово зеркало. Я будто хотел убедиться, что мне тогда просто показалось, но нет.
В чем была причина всего этого? Почему мой зеркальный двойник был совсем не похож на меня? Я окончательно запутался тогда… И я позвал Деку, чтобы поговорить. Да, поговорить, хоть и переросло все в драку. Я просто хотел понять, что происходит. Хотел расставить все по полочкам, все свои спутанные мысли, но почему-то полез с кулаками, а потом высказал ему все. Все, что думал о нем, о его причуде и своих страхах. Не сказал лишь о своем двойнике: ему об этом знать не положено. Я еще не разобрался, я ли еду с катушек или это просто какие-то галлюцинации. Мы стояли среди заброшенных зданий, одни. Друг напротив друга. Я кричал ему в лицо, что это я во всем виноват. Что это из-за меня пал Всемогущий! Я ожидал чего угодно, абсолютно, и одно из моих подозрений воплотилось в реальность - Деку не сказал ни слова. Он просто стоял и оторопело глядел на меня, открыв рот, будто собираясь как-то возразить, но мог. Или не хотел. Я думал, что именно второе. Потом вроде пришел Айзава со Всемогущим, но я уже ничего не слышал. Мне было уже плевать.
Я был прав: это я виноват в том, что карьера Всемогущего окончилась.
Я выиграл его в драке. Да, выиграл, я победил причуду Всемогущего, как и хотел когда-то. Я радовался и не видел пару дней своего двойника. Точнее зазеркальный Кацуки стал таким, каким был раньше - таким же, как и я. Да, таким же... Ровно до того момента, пока я не понял, что Деку использовал не всю свою силу. Он же еще не сделал ее полностью своей, этот сопляк же... Он же еще слаб. Не вся причуда раскрылась. А как только это случится, я уже не смогу его победить. Я и в этот-то раз еле выиграл, а что будет тогда... Я не хотел думать. Но, как ни странно, постоянно думал. Только отрывисто, спутанно. Я уже не знал, как снова собрать свои мысли обратно.
Нет, в моей голове не было каких-то странных голосов. Были просто мысли, которых было очень много, и я постоянно перебегал с одной на другую, так и не додумав до конца первую. Я размышлял о Деку и о его новой причуде, которую я не смогу победить, даже если буду тренироваться усердней. Я думал о Всемогущем, что постоянно возился с этим сопляком, что теперь не скрывал своего настоящего облика, что так или иначе перестал быть символом мира - номером один. Постоянно в голову лез облик моего двойника, который вновь начал извергать из своих глаз лимонные слезы.
Почему именно меня хотели забрать злодеи? Почему именно я стал причиной того, что Всемогущий перестал быть номером один, а его время пребывания в геройской форме сократилось? Я не знал, а ответы на эти вопросы меня так и не посещали. После драки с Деку символ мира сказал мне, что я ни в чем не виноват, но я не поверил ему. Я просто не мог признать, что я тут ничем и не смог бы помочь. Что от меня здесь ничего не зависело. Это была моя вина, и я это чувствовал.
Все заметили мое странное поведение: мою рассеянность и нежелание чего-либо добиваться. Они спрашивали меня об этом, но я посылал их куда подальше. Может если бы я рассказал, стало бы лучше или... Или...
Н-нет...
Ничего бы не стало лучше: уже достигнута точка невозврата. Пройдена часть, когда я начал меняться.
Тогда я еще не понимал, что ждет меня впереди. Я остро ощущал, что хочу оказаться подальше от Академии. Все люди стали мне противны, а занятия быстро осточертели. Я на них даже не старался - мне было не до этого. Отчего-то вина за то, что из-за меня карьера Всемогущего окончилась, резко сменилась тихой ненавистью. Я не испытывал ничего, кроме всепоглощающей ненависти к нему и Деку. Нет, эта была не та глупая ярость, которой я «болел» раньше. Эта была самая настоящая черная ненависть. Хотя я бы сказал, что она оказалась скорее кислотно-желтой. Такой же лимонной, кислой и горькой одновременно, как и слезы моего двойника. Как будто по щелчку пальцев меня подменили. Откуда эта ненависть? Ведь раньше я любил и восхищался Всемогущим. Так отчего сейчас произошло это? Наверно, из-за того, что я чувствовал вину за все, что случилось тогда. А может из-за чего-то другого...
Наверное, именно с того момента началось то, от чего я стал таким, каким являюсь сейчас. Однажды, все так же стоя перед зеркалом в своей комнате, всматриваясь в отражение - в своего двойника, который не переставая лил кислотные слезы, что теперь, стекая по щекам, капали на голые ребра, я заметил, что они смешиваются с пылью, оставшейся на тонкой натянутой коже груди, и затекают внутрь, обволакивая сердце. Я закричал, пытаясь хоть что-нибудь сделать, остановить их, прекратить, но боль растекалась по всей грудной клетке, протыкая сердце миллионами маленьких иголок. Я видел, как двойник раскрыл рот в немом крике и тоже пялился на свои ребра. Нет, это ведь не я! Так отчего я это чувствую? Почему мне тоже больно?!
Внезапно сердце последний раз глухо стукнуло и обмякло, отчего я рухнул на колени, но взгляда от зеркала оторвать не смог. Мне было страшно и до ужаса больно. Как, как такое возможно? Двойник смотрел на меня своими распахнутыми янтарными глазами и широко улыбался. Я не хотел верить, что все это правда. Но лишь одними губами зазеркальный двойник прошептал, смотря на меня из-под покрасневших от лимонных слез век:
- Смотри внимательней...
И я смотрел. Смотрел, как мое сердце медленно плавится от моих же слез. Я перевел взгляд на свою грудь, и ответом тут же в моей голове громким эхом взорвалось, заставляя черепную коробку практически расколоться:
- Смотри в зеркало и не отворачивайся!
Со мной было все в порядке. Моя грудная клетка цела, но у моего двойника все гораздо хуже: доселе с отчаянием бьющееся сердце начало плавиться, превращаясь в растаявшее мороженое. Вязкий сгусток терял свои очертания, и уже само его основание начало медленно опускаться. Зазеркальный Кацуки не дал ему упасть куда-то вниз: он протянул руку к груди, просунув ее через прорези ребер, и приложил ладонь к сердцу. Сквозь тонкие пальцы молочно-кровавая жидкость вырывалась наружу, стекала по фалангам, и стоило только двойнику отнять руку, как она последовала за ней, подобно прилипшей жвачке. Она тянулась, но капли все равно стекали куда-то на пол, оставляя размашистые следы. Кровавые. Отражение протянуло руку, вновь пропустив ее меж ребер, и теперь обхватило сердце целиком, одним рывком вытащив наружу. Я обомлел, тело не желало двигаться и подчиняться моему разуму, будто из моей груди и правда вытащили природный моторчик, но нет. Я ведь жив, я здоров! Это не я! Это неправда!..
- Нет, это правда. Я - это ты, - говорило что-то в сознании, а рот двойника раскрывался, лишь одними губами проговаривая эти слова.
Он не стал больше ничего говорить, а лишь кинул сердце прямо в зеркало - прямо ко мне. Вопреки всему разумному, этот сгусток пролетел через «портал» между нами и с хлюпающим звуком приземлился прямо у моих ног. И я вновь закричал, истошно, надрывая глотку, словно девчонка. Я потерял контроль на собою и, смотря на мерзкий сгусток, что до этого был нормальным бьющимся сердцем, визжал, пытаясь отползти. Не получалось - ноги скользили по полу, а я оставался сидеть рядом с этой массой из крови и мышц.
На мой крик кто-то прибежал, но я сначала не услышал голос. Он раздавался где-то поблизости, а может издалека - я не смог различить.
- Бакуго! Бакуго! Очнись, мы здесь, с тобой!
Я все равно провалился в сон, сам того и не заметив. Оказалось, что это были Киришима с Шоджи. Наверно, я слишком громко кричал тогда. Я не смог вспомнить что-то в подробностях, когда меня расспрашивали о той... Ситуации. Да, меня расспрашивали, ведь по их словам, я на уши поднял все свое крыло общежития. Кто меня допрашивал - да я уже и не вспомню, да и не к чему. Они что-то говорили о том, что это все из-за сильного стресса, из-за той попытки злодеев украсть меня и вроде бы что-то еще, про какую-то причуду, но я их слушал вполуха. Пусть несут всякий бред, меня это касаться не должно. Я-то знаю, что во всем виновата пыль с дороги, что сделала мое отражение таким. Да... Это она во всем виновата.
Эти люди хотели поддержать меня там еще немного, в этой проклятой тюрьме или больнице - один черт - но тем же вечером я сбежал. Банально, через окно, ночью. Но, кроме спящих около меня одноклассников, никого не было, так что никто и не спохватился сразу. Стоя на подоконнике, смотря на белоснежные и потрескавшиеся стены палаты, глядя на мирно сопящих ребят, что спали на стульях около моего спального места, я едва заметно ухмыльнулся. Они выглядели так, будто ничего не произошло. Будто... Но все же что-то произошло, и я уже не мог просто так лежать рядом с ними. Нет, мне уже нет места здесь, среди радостных и веселящихся одноклассников. Я чувствовал, что ничто не будет прежним.
И я убежал. Наверно, меня искали, но мне было плевать. Я знал, куда мне теперь дорога.
Я потерял все. И пути назад мне уже нет. Я готов стать тем, кем быть мне уже было предопределено.
И я сделал это. Я разбегаюсь, прыгаю и, поворачиваясь спиной к земле, лечу вниз с огромного многоэтажного здания, что своей крышей достает до неба и скребется о него. Не зря же его назвали небоскребом. Раскинув руки, подобно птице без крыльев, падаю вниз, улыбаясь широко беспечно, будто я не пикирую сейчас к земле, будто сейчас я не разобьюсь о нее, расколовшись на тысячи осколков. Мои янтарные глаза широко распахнуты - линзы помогают скрыть их настоящий кровавый оттенок - они устремлены вверх, к небу, к луне, сверкающей над городом. Нет, лишь одно мое крыло надломлено, и я, издав протяжный клич, переворачиваюсь в воздухе на живот и выставляю руки, выдавая земле порцию мощных взрывов и взмываю вверх, вновь туда, где луна, где звезды. Я не стану героем, уже нет. Слишком много людей я убил за свою жалкую жизнь. Я стал тем, с кем хотел сражаться. Тем, кого презирал. Ведь сдался пыли с дороги.
Это гложет, уничтожает изнутри, а пыль, от которой я до сих пор не смог избавиться до конца, раздирает и мое сердце, и мои глаза.
На этом моя история не заканчивается, ведь меня еще многое ждет впереди. Даже если ветка моей геройской жизни внезапно обломилась, то мне остается лишь одно - перейти на другую. Если бы я встретился с моими одноклассниками вновь, они бы наверняка подумали, что я слаб. Да, я слаб раз сдался, но мне уже плевать.
Раз я не смог быть героем, то стал злодеем. Мне назад пути уже нет, ведь последние лимонные слезы уже пролиты на землю, а сердце вытекло из груди сквозь ребра, оставляя после себя лишь гремящую, всепоглощающую пустоту. Теперь настало время ему...
Желтому.
Ведь последние слова моего двойника, лежащего на том холодном зазеркальном полу, тяжело дышащего, но глумливо улыбающегося, были:
- Твоего сердца уже тоже нет... Да и не было никогда, признай это. Ты ведь уже понимаешь, что тебе не стать номером один, понимаешь же, да? Тебя уже превзошли, Бакуго. Превзошли! Будешь постоянно это скрывать или убегать от этого, станешь таким же, как и я. Ведь... Когда-нибудь настанет момент, когда ты поймешь, что я был прав. Поймешь, что тебе нет места среди людей, которые искренне хотят помогать другим.
А может он твердил это постоянно с того момента, как появился... Да я уже и не помню.