Колыбельная для Солнца

      Александр едва слышно вздыхает, запуская пальцы в кудри цвета спелой пшеницы, а затем зарывается в них лицом, вдыхая аромат гречишного мёда. Губы невесомыми поцелуями покрывают раскрасневшиеся щеки, касаются полуприкрытый век и кончика носа. Тихий шелестящий смех теплом отзывается в сердце. Тонкая белая ладонь скользнула по щеке гриша. — Тебе пора побриться, — заключила девушка, проведя кончиками пальцев по щетине. — Раньше тебе нравилось, — чуть усмехнулся Дарклинг, накрыв ее ладонь своей. — Столько времени прошло..., — вздыхает она, ее голос дрогнул,— И теперь ты вновь уедешь? Опять из-за каньона? Внутри все на секунду обрывается, внутри что-то больно кольнуло. Дарклинг крепче обнимает ее, уткнувшись лицом в кудрявую макушку. — Это ненадолго. Я вернусь. Я всегда возвращаюсь. — Знаю...       Он вновь целует ее щеки. Так осторожно, так невесомо. Она улыбается. Совсем как при первой встрече. Как давно это было? Кажется это было на очередном приеме у Царя. Тогда она предстала перед ним в струящемся шелковом платье цвета спелого персика, украшенного золотыми бабочками. В длинных русых косах переплетались жемчужные нити и живые цветы дикой розы. И этот пронзительный взгляд ореховых глаз, что при свете свечей казались каплями живого огня. Теперь они стали чёрными. Чёрными как самая глубокая безлунная ночь. Стали такими по его вине. Дарклинг стиснул челюсти и отвел взгляд. Очередная битва. Простое заклинание. Чудовищная ошибка. Она давно простила его, но сам себя он никогда не простит. Едкое, горькое чувство вины будет ежедневно прожигать его изнутри, прямо до самых костей. — Агния..., — выдыхает он. — М? — она словно очнулась ото сна. Послышались шаги. Но Дарклинг будто и не слышал их, сейчас его мир, его сердце сосредоточено в двух тонких белых ладонях. Он вновь повторяет ее имя. Теперь слышались ещё и голоса. — Тебе пора, — она поднимается на цыпочки и целует его в щеку. На несколько секунд у него перехватывает дыхание. «Нет! Не сейчас. Не хочу уходить. Не хочу снова бросать тебя!», — он горько улыбнулся, отпустив ее руки. С ветки вспорхнула ворона громко хлопая крыльями огромными чёрными крыльями, взметнув в воздух чёрные перья.       С неба падали хлопья пепла. Глотку жгло огнём и железом. Он крепко сжимал кровоточащую рану на груди. Он все ещё ощущал будто холодное лезвие кинжала все ещё торчит из груди. «Будь проклята Старкова, будь проклят Мал, будьте вы все прокляты вплоть до десятого колена! Пусть весь ваш род сгинет, сгниет, исчезнет...», — снова все тело сотрясает приступ кровавого кашля, диафрагму сводит судорогой, нет больше сил даже шевельнуться. Боль костяными лезвиями пронзила каждый миллиметр тела. Лучше бы он остался с Агнией, нельзя было уходить. Нельзя.       Мир начал разваливаться на части, постепенно проваливаясь куда-то в темноту. Ему не впервой умирать, но именно сейчас было страшно. Страшно от мысли, что он больше не увидит ее, не услышит ее смеха. Дарклинг попытался произнести очередное заклинание, но с уст сорвался чуть слышный хрип. Стало темно и тихо. Чернота, темнее самой ночи поглотила его.       Минута, две, год или месяц. Неизвестно сколько он находится во тьме, но казалось, что прошла целая вечность. Все закончится прямо так? Он останется здесь навсегда? Снова холодное чувство паники сжало его горло в стальное кольцо. Он в отчаянии искал свет, хоть крохотный проблеск, призрачный намёк. Тишина буквально раздирало его сознание. Так тихо, что даже его собственный крик буквально тонул в безмолвии. Он кричал, пока лёгкие не начали гореть изнутри. В ушах противно звенело.       Среди этого отвратного гула он, кажется, услышал что-то ещё. Голос. Да-да, ему не показалось, это голос. Настоящий человеческий голос! Женский. Такой ласковый и родной. Голос зовёт его: «Александр… Александр, проснись». Дарклинг рвался вперёд изо всех сил, тянулся к этому голосу, как утопающий за соломинку. Было тяжело, казалось, что чернота не хотела выпускать его из своих цепких объятий, но он продолжал идти на зов.        Впереди забрезжил свет. Он открыл глаза. — Агния, — выдыхает он. — Доброе утро, соня, — мурлыкает она, прижимаясь щекой к его плечу. На волосах цвета спелой пшеницы пляшут солнечные зайчики. Александр сморгнул. Может он сейчас спит? Или же все до этого было лишь диким кошмаром, а сам он никуда не уходил. В полудреме он нащупал тонкую белую ладонь любимой и осторожно сжал ее, их пальцы переплелись. Агния подняла взгляд и тепло улыбнулась, глаза ее снова орехового цвета, но вокруг век виднеется еле заметная паутинка шрамов.