Высокие чувства

Луна заливала ночной сад мягким серебристым сиянием, и белые венчики лотосов в пруду словно светились изнутри. Ветер шелестел кронами старых слив, распустившихся кипенно-белым цветом, и тонкие, почти прозрачные лепестки сыпались на землю нежным снегом. Императору Пиони хотелось трахаться. Сам император был парень простой — сказывалось детство в далеком, почти варварском Кетерсбурге, но как говорили придворные советники, должность обязывала. И даже нашли известного поэта, чтобы обучить императора правильному складу мышления. Увидеть красоту в исчезающем мгновении, найти верное слово, чтобы пронзить людские сердца, сложить прекрасный стих. Император честно старался. Ветер шелестел кронами старых слив, и легкий, едва уловимый аромат наполнял ночной воздух, отзывался в душе признаком наступившей весны. Под его порывами темная гладь пруда шла легкой рябью, и красноспинные карпы порой разбивали ее, нарушая ночную тишину ровными всплесками. Трахаться хотелось невыносимо. Единение любящих сердец, так назвал бы это поэт. И обязательно чтобы с нежными касаниями, ласковыми лобзаниями и яркими огнями, горящими в ясных очах любимого человека. И чтобы сердце вырывалось из объятой страстью груди. Полковник Джейд Кертисс тоже был парень простой, хоть и умный, поэтому единение сердец каждый раз превращалось в жаркий трах. А что уж там вырывалось и откуда, об этом император Пиони старался сейчас не думать. Вздохнув, он развернулся и пошел обратно в свои покои. Там его ждали питомцы — мягкие, нежные, пушистые зверьки, доверчивые и ласковые, всегда готовые пойти на руки. Даже у придворного поэта они вызывали приступ бездумного умиления и заставляли позабыть слова. Любимую зверушку императора звали Джейдом. Он часто пристраивался сбоку и толкался в ладони, прося ласки. Настоящий Джейд был совсем не таким, но Пиони и не ждал от него нежности. Трахаться! Совсем отчаявшись настроиться на высокие материи, император влетел к себе и замер. Прямо посреди комнаты деловито сношались два свинокролика, хлопая ушами и довольно похрюкивая. — Что ж вы делаете, сволочи, — тяжко вздохнул Пиони и пошел в спальню дрочить. До возвращения полковника Кертисса оставалась еще неделя.