Все сложно

Гулдман давно знал, что с генералом Стрелкой трудно иметь дело. Прямой, несгибаемый, совершенно чуждый интригам, он не понимал намеков — ни тонких, ни почти прозрачных. И не умел блюсти границы — где мог, пер напролом, иногда это стоило много нервов и императору, и церкви. А потом доставалось Гулдману, как всегда. Гулдман почти привык к этому. Научился не обращать внимания на прямолинейность своего соперника и учитывать в расчетах его непредсказуемость: генерал Стрелка порой внезапно оказывался там, где просто не мог быть. Гулдман смирился и даже перестал задаваться вопросом, за что же его величество так ценит этого неотесанного мужлана, — вот примерно после всей этой истории с Пастырем. Ведь именно Стрелка встал горой за этого странного паренька и поверил его словам. И это помогло очистить столицу, а теперь — еще и организовать поход для спасения мира. Да, стоило отдать должное генералу: в тот раз чутье его не подвело. В общем, Гулдман считал, что изучил своего соперника от и до, но поход на Север показал, насколько же он ошибался. День за днем, неделя за неделей они ехали бок о бок. Вместе решали проблемы каравана и слушали истории Пастыря. Вместе следили за дисциплиной среди солдат и помогали учить добровольцев. Вместе тренировались, ели, пили и даже спали теперь в одной палатке. Никогда раньше Гулдман не проводил со своим соперником столько времени. И кажется, он его совсем не знал. Не знал, как генерал… да к демонам, они давно уже перешли на имена, — как Сергей отлично руководит даже чужими людьми. Как он хорошо вписывается в любую компанию. С каким достоинством обращается с той же принцессой Хайланда. Как умеет негромко смеяться. И как улыбается порой, когда думает, что его никто не видит. Гулдман ловил себя на этих мыслях и понимал: все пошло куда-то не туда. Наверное, это от долгого воздержания, убеждал он себя, надо будет обязательно сходить куда-нибудь, когда вернемся. У нас все сложно, вспоминал иногда Гулдман свои же слова. Он тогда жаловался Пастырю на то, что их с Сергеем командиры по разные стороны баррикад, и что с ним трудно договориться. Наивный идиот, думал Гулдман, понимая, что снова пялится — по-другому не назовешь — на болтающего с солдатами Сергея. Ветер трепал его плащ и короткие темные волосы, бросал в лицо снег, заставляя щуриться, делая мягче серьезный собранный взгляд. Больше всего Гулдману сейчас хотелось подойти, вмешаться в беседу и увести Сергея куда-нибудь в сторону, чтобы остаться наедине. Вот теперь все стало действительно сложно.