***
В назначенный день, на закате, Тобирама стоял в первом ряду, всем своим видом источая кипящее недовольство и яд, не забывая при этом сообщать окружающим своё отношение к данному мероприятию. Вдоль улиц реяли яркие флажки, зажигались фонарики и повсюду висели упоминания о том, что в сей прекраснейший июльский день произойдёт бракосочетание двух возлюбленных из кланов Сенджу и Учиха. На главной площади Конохи специально к торжеству соорудили помост и по указанию Хаширамы украсили белоснежными лилиями, пышноцветущими лианами глицинии и разноцветными ирисами. Местный люд, разодетый в праздничные наряды, медленно стекался в назначенное место и рассредотачивался около столов с угощением и дармовой выпивкой. Коноховская молодежь порхала вокруг и собиралась в шумные стайки, не стесняясь звонко щебетать о том, кто из двух женихов — сам жених, а кому предстоит стать невестой. Тобирама скривился и ощутил резкую тошноту от этого праздника жизни и любви. Про себя он окрестил свадьбу «Главным позором Конохи» и предпочёл бы запереть братца и его ненаглядное страшилище в подвале, да поглубже, только бы глаза его не видели ужаса вокруг. Солнце неумолимо катилось за горизонт, окрашивая небо в лилово-персиковый цвет. Где-то за спиной певуче заиграли дудки-хитирики, сплелись с тонким звуком флейт-рютэки, гулом барабанов и струнами кото, куге и гэнкан. — Началось, — едва различимо прошипел Тобирама. Народ оживлённо зашумел, встречая процессию хлопками в ладоши, радостным улюлюканьем и восклицаниями. Шествие возглавляли священник со жрицей, жених и жених, а следом ступали приближенные им люди. Хаширама с Мадарой поднялись на помост: солнце почти село, и фонари разгоняли наступающую темноту мягким и тёплым светом. Тобирама не скрывал злости и раздражения: сама земля трещала и искрилась у него под ступнями, а местные обеспокоенно отступили на несколько шагов назад, дабы случайно не попасть под горячую руку младшего Сенджу. Рядом остались один лишь молчаливый Изуна, который почему-то удумал встать около него, и дед, по чьему виду и так было понятно — пожил и хватит. — Необычно, необычно, — проскрежетал дедок, скосив единственный глаз на Тобираму. — Век живу, а такого не видел. Как это сейчас говориться у вас, прогейсивная молодёжь. — Прогрессивная, дедуль, — незамедлительно поправил его Изуна. — Да-да, милочка. А какой жених красивый, вы только полюбуйтесь. Не скрыть, свадебное кимоно Хашираме шло. Чёрный цвет контрастно оттенял смуглую кожу, придавая старшему Сенджу одновременно строгий и необычайно торжественный вид. Наброшенная поверх куртка-хаори отблёскивала вышитым золотыми нитями гербом клана, а за пояс был заткнут старинный расписной веер. — А вы, молодой человек, когда порадуете сограждан своей женитьбой? — поинтересовался старик. — Дед, ты, видать, храброй воды по дороге напился? — Сына, я так стар, что из меня эту самую храбрую воду гнать можно. Тобирама обречённо вздохнул, предчувствуя весёлый вечер в компании древнего алкоголика и подозрительно улыбчивого Учихи, что откровенно его пугал. — Вы хоть и брат Хокаге, но я вам дам бесценный совет, — дед пристально оглядел фигуру Тобирамы, заставляя того поёжиться под цепким взглядом, а после подмигнул Изуне. — Обратите внимание на ту красотку в синем кимоно слева от вас, будь я молод — я бы с ней, ух! — Дед, ты когда молод был, деревня ещё даже не задумывалась. — Не хами, паразит! — Хи, — прыснул в ладошку вмиг покрасневший Изуна, — кхм, дедушка, ну что же вы городите такое, я — мужчина. — Да-а-а? — удивлённо протянул старик. — Подслеповатый я стал, прости уж меня. В темноте мне все на одно лицо. Тобираме захотелось закопать деда прямо под помостом. Священник тем временем окончил очистительный обряд и стал бубнить молитву. Перед молодыми выставили две чаши из тонкого фарфора, и жрица наполнила их священным саке. — А чего невеста не в белом? — старику опять зачесалось поболтать. Мадара был в красном. «Мой брат — чёртов фетишист», — мысленно закатил глаза Тобирама. Выбор наряда для старшего Учихи больше смахивал на вновь разразившуюся Мировую Войну Шиноби, чем на приятные свадебные хлопоты. Брат бегал с белоснежным кимоно в руках за черноволосым засранцем, умоляя того хотя бы примерять одеяние, за что неизменно получал в дыню и в расстроенных чувствах удалялся обратно внутрь дома. — Дарочка, ну почему?! — вопрошал он у бестии, чуть ли не падая на колени. — Ни в жизнь! Я тебе не девка, чтобы в женское платье наряжаться! Просыпаясь неделю подряд от шума на второй половине дома, Тобирама молил всех богов неба и земли дать ему сил пережить это ненастье и не сойти с ума. Сошлись братец и Мадара на красном цвете. С белого осталась лишь ажурная вышивка на рукавах кимоно и лилия, сиротливо торчащая в волосах Учихи. Цветы и Мадара, по мнению Тобирамы, выглядели как грязь и светлая обувь — несовместимо. Толпа вокруг младшего Сенджу воодушевлённо зашеплаталась — женихи на помосте обменялись чашами, поочерёдно делая глотки крепкого напитка. Протянули кольца и подрагивающими от волнения руками одели эти тонкие полосочки металла на пальцы друг друга. Синхронно произнесли клятвы. Тобирама глубоко вздохнул. Раздражающе зазвенела арфа, и площадь наполнилась смесью музыки, радостных человеческих голосов, смеха, поздравлений и звона чаш с вином или саке. Изуна рядом что-то восхищённо воскликнул, подпрыгивая, а Тобирама дёрнулся от неожиданности, когда тонкие пальцы внезапно обвили его предплечье. Он бросил молниеносный взгляд на Учиху, от чего тот растерянно распахнул глаза и отдёрнул руку, прошелестев рядом рукавом шёлкового кимоно. — Извини, я случайно, — Изуна опустил глаза вниз, отвернувшись в другую сторону. «Странный какой-то… Этот Учиха. Не понимаю». К молодожёнам Тобирама подошёл в числе последних, чувствуя, как стучит под рёбрами сердце, щёки алеют от смущения и всё ещё не остывшей злости на брата. Минуту молчал, собираясь с силами и мыслями, а после быстро выпалил: — Поздравляю! — Спасибо, Тобирама, — подчёркнуто вежливый и спокойный ответ Мадары ошарашил младшего. — Вот, причесался — и на человека стал похож, — Тобирама не упустил шанса съязвить. — Что же, раз это прискорбная неприят… ваша прелестнейшая свадьба уже свершилась, то это вам, недорогие молодожены, от всей души. Тобирама протянул им свёрток, криво завёрнутый в цветную бумагу и трижды перевязанный красной лентой. Судя по виду, успевший упасть кому-то под ноги, скатиться с холма, сплавать по реке и вернуться тем же путем в руки своего владельца. — Я рад, что ты пришёл, — Хаширама искренне и широко ему улыбнулся. — Угу, — младший Сенджу лишь коротко буркнул и, обдав новоиспечённых мужей фирменным холодным взглядом, поспешил ретироваться. — Убери руки, — услышал за спиной Тобирама тихое шипение. — Ну дай потрогать, — едва не скуля, взмолился второй голос. — Я уже так соскучился. — Ты соскучился, а мне со стояком неудобно идти. «Да спасут нас небеса от этого позора».***
— По-о-том! — Нет, сейчас! Меня просто таки раздирает интерес, что туда засунул твой братец. — Знаешь, что я могу засунуть в тебя? — Сенджу пошло ухмыльнулся, подливая себе в чашу ещё саке. — Что это? — «Большая поваренная книга для начинающих домохозяек», три тома, новое издание. И фартук. — Я же его повешу на нём, — глаза Учихи засветились двумя алыми огоньками в полутьме комнаты. — За яйца. — Цвет тебе идёт, я уже представляю как поимею тебя в нём прямо на столе. Эй, Дара?! — вскинул бровь Хаширама, когда черноволосый нагло отобрал бутылку с саке и лукаво улыбнулся. — Хаши, — он прильнул к нему грудью, — а давай я сверху? — Как пожелаешь, садись, — Сенджу бесстыдно похлопал его по ягодицам, а после сжал бедро в своей ладони. — Нет, ты не понял. Я отымею тебя. — Чего? — Вставить тебе хочу, любовь моя. Должна же быть у меня хоть какая-то отдушина на фоне непрекращающихся издевательств твоего брата. У тебя три секунды на раздумья. Хаширама дёрнулся, пытаясь выпутаться из цепкой хватки Мадары, но сильные руки обвили его плечи, обездвиживая и притягивая к себе. — Я буду очень нежный, — обманчиво ласково и с некоторым волнением прошептал ему на ухо Мадара. — Демонам веры нет, а ты ещё похуже их будешь. — Хаширама! Так нечестно! Не успели мы жениться, а ты уже отказываешься выполнять супружеский долг. — Я побаиваюсь такие долги отдавать, — Сенджу внезапно для себя начал резко трезветь. Ответом ему были юркие пальцы, что молниеносно развязали пояс на брюках-хакама и нырнули под одежду, огладив твёрдый живот, сжав короткие волосы в паху и обвив налившийся кровью орган. Хаширама тихо застонал, когда шершавая ладонь Учихи пробежалась вдоль ствола, крепко сжимая его и ритмично двигаясь вверх-вниз. — Неужели великий Хаширама струсил и показывает мне свою слабость? — Что?! — Сенджу едва не задохнулся от столь вопиющей наглости. Трусом его ещё никто не называл. — Я?! А давай! Чёртов Мадара! Брат был прав, что тот из рода ёкаев и точно околдовал его разум. Невероятно соблазнительных ёкаев, однако. Учиха лишь довольно улыбнулся, приподнимаясь и неспешно, словно забавляясь, стянул с себя кимоно. Склонился над Сенджу, поманил своим дерзким взглядом в темную бездну глаз и приник мягкими губами к его приоткрытому рту, увлекая за собой в тягучий и жаркий поцелуй. «Нужно меньше пить», — мелькнула последняя здравая мысль за вечер, полностью растворяясь в лихорадочном потоке образов и заполнившего тела желания. Мадара играл с ним сейчас как кошка с мышкой, а Хаширама на удивление легко поддался, нырнул следом за вызывающей насмешкой и возникшим то ли от дурманящего сознание алкоголя, то ли от манящих прикосновений, интереса. Широкие ладони прикоснулись к выпирающим мышцам груди, задели чувствительные рёбра и двинулись далее вниз, оглаживая рельефный живот и скользя по горячей коже, прощупывая каждую выпирающую косточку, каждую впадинку или жилку с жадностью, столь свойственной их владельцу. — Повернись на живот, — Мадара горячо выдохнул прямо в губы, нетерпеливо опрокидывая медлительного Сенджу и стаскивая оставшуюся одежду со столь вожделенного тела. Его губы, не дожидаясь отклика, прильнули к телу Хаширамы, рвано заметались, выцеловывая шею, поднимаясь вверх по подбородку и скуле и снова падая вниз на мускулистые плечи. — Ты одичал, что ли? — сипло простонал Сенджу, комкая меж пальцев простыню и чувствуя, как нечто твёрдое упёрлось ему меж ягодиц. Как бесстыдно и рыча по-звериному потёрся об них Мадара, вызывая непроизвольную дрожь, смешанную с волнительный негой в промежности. Ощутил, как быстрые и чуть дрожащие пальцы нащупывают вход, протискиваются костяшка за костяшкой, но уже не торопясь и бережно — сдержал обещание, демон. Так же не спеша вошёл, давая привыкнуть, и задвигался: плавно, с чувственной гибкостью, словно хищник крадётся за жертвой. С лёгкой хрипотцой дыша в затылок, переплетая свои пальцы с пальцами Хаширамы. Сенджу уж подумал, что его подменили. Ан нет, подлец притормозил, а после мощным рывком вогнал твёрдый орган до основания, заставив Хашираму выгнуться и вскрикнуть одновременно от боли и выжигающей изнутри волны удовольствия. Повторил всё заново, упиваясь тем, как отзывается на каждый мощный рывок его любимый, крепко стискивая внутри себя гладкими и горячими стеночками. — Пощади… — хрипло простонал Сенджу, утыкаясь лицом в подушку. Мадара прикусил губу, сверкая безумными и пьяными от возбуждения глазами. — У меня нет пощады для врагов, — глубокий толчок по чувствительному месту. — Нет жалости для друзей. Ну а ты мой муж — тут вообще туши свечи. Туши свечи — не то слово. Хашираме показалось, что новоиспечённый муж ему душу вытрахал за раз и по самое не хочу. Насытившись, как ни в чём не бывало свернулся трогательным лохматым комком, уткнувшись носом в грудь и доверчиво глядя большими тёмными глазами. А спустя пару минут неожиданно встрепенулся, подрываясь на кровати: — Это что? — Ты о чём? — Вот сейчас. — Мадара? — Звук, — произнёс Учиха, и в подтверждение его словам на второй половине дома раздался грохот, а следом донельзя знакомый голос вместе с коротким оборванным вскриком. — Там мой брат! — воскликнул он. — И мой, как ни странно. — Что он с ним делает?! Проклятье, он ему навредит! — Мадара в панике скатился с кровати, впопыхах набрасывая на себя свадебное кимоно. — Да стой ты! Хаширама не успел и оком моргнуть, как он выскочил на улицу босиком, пробежался по влажной от ночной росы траве, перескакивая невысокую оградку, отделяющую сторону брата. Пронёсся полуголым алым вихрем, вышибая со всей дури дверь и влетая в комнату. — Тобирама, ах ты сукин сын! Ты что творишь с моим братом?! И застыл неподвижной статуей. Хаширама, следующий за ним, согнулся в три погибели от хохота, внезапной боли меж ягодиц и двух раздетых пьяных тел, если и сражающихся между собой, то явно не на стальных мечах. Сполз вниз, придерживаясь за дверной косяк, с нескрываемой радостью поднял с пола одну из недопитых бутылок саке и, оценив количество содержимого, глотнул прямо с горла. — И-изуна? — пролепетал Мадара, растерянно блуждая немигающим взглядом по стенам комнаты и пытаясь избежать зрелища на кровати. — Что ты тут делаешь? — Проверяю его девственность, — глупо хихикнул младшенький. Тобирама с таким же испуганным и немигающим взглядом натянул на них покрывало. — Думаю, мы невовремя, — старший Сенджу долакал остатки алкоголя и облизнулся, словно довольный сытый кот. — Пойдём, им ещё дату свадьбы выбирать.