Кухня

***

      Марк не был трусом или дураком, но рядом с шеф-поваром он превращался и в одного и другого. Руки тряслись, колени подгибались, мысли начинали биться в голове маленькими шариками, отлетать от ее стенок, смешиваться, но путного ничего не формируя. Язык тяжелел, из горла на вопросы вылетало непонятное клокотание, а еда, если ей счастливилось не оказаться на белоснежном кафельном полу или на варочной панели, становилась чем-то несъедобным.       Вообще Марк готовил прекрасно, не так конечно как шеф, но хорошо. Оценки, что в кулинарном колледже, что в академии, что на дорогостоящих курсах повышения квалификации от гуру индустрии, всегда были самые высокие. Дело свое он тоже любил, с детства готовил для себя и всей своей семьи, и его пухлое тело было живым доказательством этого. Но рядом с суровым крупным альфой, что горой возвышался над ним, в очередной раз повторяя простейший вопрос, все навыки и заслуги куда-то исчезали. Он становился толстым, неуверенным в себе омегой, страстно желающим доказать свою полезность на кухне и ум. Вот только до ума в такие моменты было не достучаться. Все силы прикладывались к тому, чтобы не разреветься. Разреветься! Марку было двадцать восемь, и он всю жизнь считал себя спокойным и рассудительным парнем, не склонным к истерикам, и хоть уверенности в себе у него и в обычной жизни было маловато, но все же такая реакция с ним происходила впервые. — Младший помощник, я ещё раз спрашиваю, какая максимальная температура, допустимая при приготовлении соуса Демиглас?       Марк сглотнул и крепче сжал в своих руках рукоятку венчика, надо было ответить, только вот как собраться он не знал. Над головой раздался усталый вздох.       Мощные руки, забитые в татуировках, отодвинули с лёгкостью грузное тело Марка и, отобрав венчик, начали творить волшебство над кастрюлей: регулируя температуру, выпаривая вино, снимая пробу, добавляя недостающие вкусы.       Марк, ощутивший в эту минуту свою никчемность, ведь это был не первый косяк за сегодня, почувствовал, что слезы опять набежали на глаза. Да что такого! Он же нормальный парень, не истеричка! Любит выпить пиво с жареной курочкой и киш кишем вечером с друзьями, может починить машину, если та сломается, и в сантехнике тоже не плох, не обижается, если кто-то шутит на тему его лишнего веса, не строит глазки, если ему что-то надо, не флиртует, всегда прямолинеен и четок. Так почему сейчас подрагивают губы, а щеки вот-вот и станут влажными? Но ведь так обидно показывать себя идиотом перед тем, кто давно засел в твоём сердечке! Да, Айрон залез в его в душу с первой их встречи. Высокий альфа, с фигурой напоминающей героев скандинавских саг, с густой угольного цвета бородой, проколотыми ушами и черными, как полярная северная ночь, глазами, в которых пробегали непонятные всполыхи оранжевого пламени.       Он был суров, но справедлив, его раскатистый голос, словно у Мангиафуоко*, вызывал целый рой мурашек, что, пугливо пробегаясь по спине влюбленного омеги, рождали странные и неоднозначные чувства. — Алиса, возьми на себя соус. Младший помощник, за мной.

***

— Я взял вас по совету учителя Моро, Ренард отзывался о вас как о самом способном студенте, потому я ожидаю от вас сейчас объяснений. Вам что-то мешает работать?       Марк сглотнул и уставился на свои руки. Ну не мог же он сказать, что влюбился без памяти в этого мужчину и теряется каждый раз как видит его, словно зеленый юнец перед встречей с поп-идолом своей мечты. Не мог. Он толстый и высокий, а потому не смазливый и не милый омега, такие должны показывать свою незаинтересованность в таких альфах, как шеф. Да и у Арона есть уже девушка, молодая, высокая и длинноногая Мадлен, что приезжает иногда на своей красной машине и, крепко обнявшись с шефом, уезжают вместе в закат. Как же везет таким, как Мадлен. Она красивая, а сотрудники говорят, что еще и умная и, вроде, успешный журналист. — Н-н-нет, — удалось, наконец, что-то выдавить из себя Марку. — Тогда вы просто не умеете готовить? Значит, я почти полгода потратил на вас в пустую, и мне стоит потребовать объяснений с Ренарда?       Марк поднял глаза и замер, как замирает увидевшая большую кобру мышь. Черные глазища Арона пламенели яростью. — Я… — невнятно промямлил младший помощник. — А также вы уволены. Не советую включать мой ресторан в список прошлых мест службы или давать контакты для рекомендаций. Они будут самыми худшими. — Н-н-нет, постойте.       Марку было стыдно, ужасно стыдно и совестно. Не смочь ответить на простой вопрос о температуре выпаривания соуса, засушить утиное конфи, забыть добавить чесночное масло в соус к эскарго и это все в один день. Моро Ренард — прекрасный дядечка, представивший Марка своему знакомому шеф-повару мишленовского ресторана и способствовавший получению места в нем, а в итоге он его подставил. Надо было сразу уходить. Как эгоистично. — Младший помощник, — Аарон встал, — я ждал почти пять месяцев, списывая это на неопытность и стресс, но вы — просто отвратительный повар, занявший чужое место. Моя кухня — это не площадка, где можно тренироваться и веселиться. На моей кухне люди работают ради... — Я хорошо готовлю — практически выкрикнул, перебивая шефа, Марк — Я правда хорошо готовлю, и месье Моро не ошибся. Ведь мои блюда получались хорошими, когда… когда вас не было. На этом моменте Марк умолк и почувствовал, как страх отступает. Его уволили, его все равно уволили, поэтому он просто скажет правду, и, может, тогда месье Моро не придется выслушивать в свой адрес несправедливые обвинения, а он сможет получить рекомендации хотя бы на среднем уровне? — Так проблема во мне? В том, что я нахожусь на собственной кухне? — Да, то есть нет, во мне. — Марк втянул воздух и почувствовал, что сейчас наконец сможет нормально, без всяких зажимов и слабости честно ответить: — Дело во мне. Я становлюсь не дееспособным, если вы находитесь на кухне. — Я не самый жуткий шеф, которого вы бы могли повстречать. Если вы не способны вынести меня, то, скорее всего, вам не подходит работа в ресторанах с высокой кухней. Устройтесь в небольшую пекарню. — Вы мне нравитесь. Это было сейчас признание? Он признался? Воздух перестал поступать в легкие.

***

      Аарон заприметил пухлую булочку, так он призвал Марка — студента, которого притащил с собой Ренард, сразу. Пухлые губы, пухлые щёчки, милые ямочки, черные брови, ярко выделяющиеся на белом, словно только что замешанное тесто, лице и здоровый розовый румянец.       Да, булочку захотелось сразу потискать, помять эти полные бока, выместить такое уютное и, должно быть, мягонькое тело.       Но булочка оказалась тупа. Аарон честно обещал себе уволить этого неповоротливого омежку после очередного его косяка, но так никогда и не подымалась рука. Булочка так мило смущалась, что просто беда, и Аарон, взрослый мужик, суровый шеф-повар, парень, которого ни одна, даже самая хитровыебанная омега не смогла вокруг пальца обвести, терялся как юнец и прощал. Он даже перестал называть его по имени, видя, как тот спешно вздрагивает от его голоса, и старался не давать слишком сложных блюд. Но сегодня была последняя капля, все же ошибиться в таком элементарном соусе мог только полный идиот. Симпатии симпатиями, но гробить репутацию собственного ресторан Аарон не позволит.       И вот сейчас он стоял, сверлил взглядом эту милую булочку, что в какой-то момент решилась собраться с силами и впервые ответить на всех голосовых связках, а не только на тех, что предварительно прищемил, и гадал, чего он сразу-то домой его не отправил, а мучил парнишку ещё полгода. — Вы мне нравитесь. Небольшая пауза, Марк сделал глубокий вдох и продолжил, по-прежнему старясь говорить четко и ясно: — И я нормально справляюсь со стрессом. Я сказал это лишь потому, что мистер Моро не причем. Я просто влюблен.       Арон застыл, а после в несколько больших шагов преодолел пространство, разделяющее его с этим странными младшим помощником, и со всей силы сжал аппетитные мягкие ягодицы своей полугодовой головной проблемы и причины невероятного количества испорченных продуктов с его стороны и использованных бумажных салфеток с собственной.       Марк дернулся и, оттолкнув не особо напирающего шефа в грудь, вырвался. — Я… вы. Девушка… у вас девушка. И то… то что я сказал… права не дает. Использовать… Да вы! Вы!       В глазах булочки читалась такая вселенская обида и осуждение, что Аарон даже растерялся. Нет, ну серьезно, чего, если так подумать, он сделал. Марк же сам первый признался. И им не по пятнадцать лет, чтобы откладывать. Но мозг прокрутил эти спутанные и непонятные слова, что совсем недавно вырывались из этого аппетитного пухлого ротика, и вычленил нужную информацию. — Если вы о Мадлен, то мы просто друзья. Друзья с небольшим бонусом, но не более. Булочка вроде немного подуспокоилась, но лишь для того, чтобы снова напрячься. — Зачем вы схватили меня? — Давно хотел, — честно признался Аарон и снова подошёл вплотную, — и поцеловать тебя тоже. И отрахать тебя хотел, да так, что еле сдерживался, чтобы за очередной твой косяк не перегнуть через разделочный стол и не отшлёпать по твои мясистым ягодицам. Марк гневно вобрал в себя воздух. — Но и на свидание, конечно, позвать, хорошее такое, классическое, с поездкой в Провен или Овер-сюр-Уаз, прогулкой по его стареньким улочкам, обедом в хорошем небольшом ресторанчике и потом, опять-таки, с горячим сексом на скрипучей старой кровати в отеле.— Стоило признать, что он, Аарон, все же мог думать сейчас только об открывшейся возможности потрогать и попробовать то, что так часто снилось. Да и в свиданиях, стоило сказать честно, он не особо был силен, последнее, кажется, было еще в школе и закончилось тем, что ему пришлось всю ночь оттирать велюровую обивку отцовской машины.       Марк стоял молча. Он был одновременно и бледный и красный, и, решив не мучить в пустую такого привлекательного для себя человека, давая возможность определиться с ответом позже, Арон просто схватился за эти пухлые, приятные бока да притянул к себе. Наклонившись, он припал к хорошеньким влажным губам Марка и протолкнул язык.       Поцелуй был сладкий, медово-персиковый, и в чужом во рту было так хорошо, так стремительно нежно и одновременно вожделенно, что руки сами собой пробрались чуть ниже и, сжав уже в знакомом движении чужие ягодицы, потянули на верх, усаживая на стол. Марк отвечал, гладил спину, плечи руки, поддавался навстречу. Поцелуй сместился к шее, в то время как руки уже во всю расстегивали мелкие пуговички на форменной куртке, открывая доступ к мягким плечикам и животику, что был сейчас под белой майкой. Майку он стянул сразу же и приник губами к возникшему в поле зрения аккуратному розовому соску. Тело под ним дернулось, и Арон с удовольствием отметил, стягивая с Марка белые брюки, его красноречивую заинтересованность происходящим. — Я… — Майк тяжело дышал. — Я, подождите. Черт, да подождите, черт бы вас подрал! Стойте! Аарон вздрогнул и с удивлением уставился на какую-то очень изменившуюся булочку. Мягкая булочка стала походить на такой уверенный в себе и хорошо пропеченный калач. — Вы, мы, на работе… Марк был весь красный и гневно, шумно дышал, а ещё тянул к себе вещи, пытаясь прикрыться. Словно на зло закрывая такие желанные и приятные виды. — На работе только я, а ты уволен. Марк задохнулся от возмущения. — Я же сказал. Аарон недовольно цыкнул, поправил на себе одежду и, отвернувшись на минуту от соблазнительного вида, попытался привести себя в чувства. Возбуждение хоть и не охотно, но отступало. Ещё раз глубоко вобрав воздух, он сложил руки у груди и, повернувшись, спросил: — Что именно тебя не устраивало сейчас? Калач снова стал булочкой, замер и как-то очень странно посмотрел на него. А после, стремительно вскочив со стола, стал быстро натягивать на себя одежду, при этом как-то странно поворачиваясь, словно пытаясь скрыть как можно больше оголенного тела. — Я неправильно понял тебя? Я в каком-то другом роде тебе нравлюсь? — Тогда вышло паршиво: отсчитал, уволил, еще и набросился, скабрезностей наговорил. Булочка вскинулся. — Вы, ты, — вымолвил Марк, сведя в негодовании брови и силясь кинуть ему в лицо наверняка что-то обличающее, но так и не додумавшись или ещё чего, он просто пролетел мимо Аарона и хлопнул дверью.       Аарон в который раз за день тяжело вздохнул и, подняв глаза к потолку, признал, что все же нашлась и на его голову омежная истеричка и что, похоже, ему досталась самая что ни на есть конченная истеричка. Но губы растянулись в улыбке: его милая булочка, а теперь она была уже точно его, все же очень хорошая и пусть попсихует, ему в целом-то не жалко. Он крепкий и сильный альфа, ему надо любить и беречь ее, и если для ее счастья надо немного попсиховать, то пожалуйста.       А Марк тем временем в суматохе выгребал из металлического ящика свои небогатые пожитки и распихивал по отделениям серого городского рюкзака. Нет, ну, он ему — в чувствах, а он! Было обидно. Да, Марк не красавец, и даже не милый, но все же и у него есть душа. А этот. Он же просто решил воспользоваться! Словно Марк глупая омежка. А Марку двадцать восемь, и он вовсе не такой! Он серьезный и на всякие сладкие речи не падок и на секс вот так, на столе, в середине рабочего дня не согласен.       Выходя уже из черного входа ресторана, он точно уверился, что ему всё равно на рекомендации и на то, что подумает Аарон. Пусть все горит пламенем, главное — Марк, наконец, перестанет чувствовать эту странную заторможенность и заморозку, сможет нормально работать и не испытывать постоянный стыд. Все, к дьяволу все!