За брата

Тени легли на его лицо словно саван, прикрывавший бледные черты безжизненного тела. У него было очень много времени, чтобы подумать о расплате, чтобы взвесить её, выносить и вылить в форму идеального гомункула зародившегося в непримиримой и раздирающей до безумия мести. Сколько новых шрамов оставил на его спине палач? Это ничто по сравнению с потерей самого близкого человека на свете, человека, чью жизнь он отчаянно защищал, укрывая от серости будней смердящих преисподней в клане убийц. Боль монстра лишенного навсегда единственной отрады в сердце, полосовала рассудок огненными рытвинами, оставляя место безумию и жажде чужого горя. Би-Хан физически ощущал, как ему будет приятно медленно кромсать тело своего противника, посмевшего украсть его святыню. Сбитые до крови руки, ногти обезображенные чернозёмом, расколотые и сорванные – он никогда в жизни не ощущал ничего более страшного, чем потеря родного человека. Он рыл могильный холм, размётывая свежую почву, будто верил, что брата ещё можно вернуть, что он там, живой, ему страшно, он тихо зовёт его своим обессиленным от отчаяния голосом. Би-Хан дёрнул скованные цепями руки, с силой и отчаянием зверя, рвавшегося изнутри, взвыл, глядя на потолок с грязной решеткой. Челюсти до хруста сжались в спазме – всё его тело скрючивалось и каменело от невротического паралича, взрываемого осознанием одиночества боли и потери. Его наказали заслуженно - карцер был не худшим местом для того, кто потерял всё из-за одного единственного врага, которого он ненавидел даже больше мразей внутри Лин Куэй. Именно здесь, в кишащей крысами и червями помойке, человек принимал решение - жить ли ему дальше наперекор судьбе, или умереть как жалкий пёс, что всё надеется на переменчивое настроение хозяина. Би-Хана точило чувство вины. Куйл Лиенг жил в его тени, дышал его интересами и пробовал не уступать брату в силе и ловкости. Это был единственный робкий и чуткий человек в его жизни, который кланяясь, и произнося традиционную фразу «с возвращением, дорогой брат!», мог заключить в свой голос частичку благоговения и искренней любви. Без подхалимства и жеманной услужливости, младший брат считал Би-Хана недостижимым божеством, и служил ему соответственно. И Би-Хан менялся в лице, обнимал его и прижимал к себе, как самое большое сокровище, как дракон, который отдал своё сердце робкому юноше. Куай напоминал ему времена, когда они жили с матерью и отцом в Эдении. У брата были ЕЁ глаза… Он хорошо помнил тот день, когда в жилище ворвался разгоряченный сражением отец, как он рванул на себя хрупкое женское тело матери, и та словно веточка под сильным напором ветра, согнулась перед ним. - Оставь хотя бы Лиенга! – взмолилась она. Отец был неумолим. Тогда он резким размашистым движением впихнул сверток с пищащим в нём Куаем Би-Хану в руки и буквально за шиворот вывел его из родного дома. Сверкающие лучи портала в другой мир захлопнулись, разрывая жизнь на до и после. А потом была муштра, издёвки отца и наставников. А вечерами крохотный карапуз, который приветливо улыбался, завидев знакомое лицо. Десять лет разделяли их в возрасте. При сокланавцах Би-Хан выступал строгим придирчивым наставником для младшего брата, а наедине был ему отцом, другом, защитой и теплом. С Куаем старший криомант был совсем другим, более человечным и мягким. Он не проронил ни слезинки, когда узнал о бесславной кончине отца. Он не был удивлён, что отец убил себя своими же способностями. Это прозвучало, как насмешка, и Би-Хан помнил, в какой мстительной кривой усмешке расползся его рот. Он ненавидел отца всем своим существом… Би-Хан оплакивал брата семь дней. Он скорбел безутешно, сильно: его лицо впало, а глаза стали черными от количества пролитых, в опьянении и попытке забыться, слёз. Нарушив устав бесчисленное количество раз, он, всё же, угодил в карцер, а после и на унизительное разжалование перед его отрядом. Соклановцы смотрели на командира через призму ужаса, но понимали, что не смогли бы ему ничем помочь. Грандмастер лично остриг голову Би-Хана, наградив того несколькими болезненными ударами в конце экзекуции. Он хотел унизить его, выбить из него признание в своих грехах, и заполучить послушного, а не обезумевшего от горя воина. Глава клана был в курсе, при каких обстоятельствах погиб младший брат Би-Хана, и он дальновидно рассудил, что ненавистью эденийца можно решить деликатные проблемы Лин Куэй на право владеть территориями безраздельно. - Это был Хасаши Ханзо, воин, которого Сёгун теперь уважает больше, чем нас. И, несмотря на то, что твой брат находился на нейтральной территории, он осмелился убить его. Хочешь знать, как он его убивал? - шептали змеиные губы Грандмастера, источая яд в каждом слове. – Он кромсал его своим танто до тех пор, пока Куай Лиенг не истек кровью. Би-Хан хорошо помнил тот день, когда его выпустили из карцера, как слепило его глаза непривычное солнце, как легко стало управлять своими способностями в тот миг, даже будучи обессиленным после заточения. Он ощутил, что умер внутри, и ему незачем больше жить так, как прежде. Собрав своих самых преданных воинов из отряда, он объяснил им куда идёт и зачем. И что в его походе не будет ни славы, ни почёта, ни денег, которые мог бы щедро заплатить Грандмастер. Воины ничего не ответили, а только коротко кивнули, понимая, что вернись они с победой, а награда найдётся. С Би-Ханом во главе нападать на псов из Ширай рю куда безопаснее – криомант обладал нечеловеческой силой и выносливостью, а его замораживающие способности восходили к легендарным. Би-Хан ворвался в жилище врага с мечом в руках, в голове пульс отбивал бешеную чечётку, того и гляди лопнет жила на виске. Но он замер, медленно отбросил меч, по кровостоку которого лилась к его руке чужая кровь. Небрежно вытерев руку о широкий кожаный пояс, он принял позу, в которой чаще всего привык вести дознание – типичная китайская манера прятать руки за спиной, лишний раз разыгрывая безобидность своих намерений. - Его здесь нет, - нотки фальшивого сожаления. Пауза, как занесённый над невинной шеей меч. Он наслаждался тем, что его не понимали, а шипящий змеиный язык считывали как угрозу. - Где Ханзо? – уже на призираемом японском. В ответ только жалкая попытка сохранить мужу жизнь – как предсказуемо и пошло. «Какая примитивная драма. Давай же, умоляй меня оставить вас в живых, чёртово отродье», - подумал криомант. Би-Хан знал японский не очень твёрдо, да и ни к чему ему было это – слишком уж отвратительно было разговаривать на языке врага, посмевшего оборвать жизнь дорогого брата. "Брат…милый младший брат". - Это тебя отец научил? – Би-Хан смотрел на мальца с поддельным уважением, но перед глазами стояло другое лицо, более худое и бледное, изувеченное остриём ножа, с рассеченными скулами и широко распахнутыми глазами полными ужаса. Крохотная женщина сжалась от страха, пряча за своей спиной десятилетнего сына. Би-Хан сфокусировал своё внимание на ребенке, присел на корточки, протягивая к нему окровавленную руку – скорее по воле воспоминаний, ведь именно так он подносил Лиенгу свою ладонь, когда возвращался с миссии, и братик крепко вцеплялся в неё, прижимая к бледной щеке, радуясь появлению своего божества. Сердце больно кольнуло, изморозь прошлась по позвонкам от низа спины до краёв напряженных лопаток. Куай был таким пять лет назад: смелый, отчаянный, понимающий, любящий младший братик. К горлу, сквозь выдавленную улыбку, подступали слезы, и глаза словно увлажнись, а потом в их черноте снова вспыхнуло отчаянное безумие, вихрь жажды расплаты за пережитую боль. Ледяные шипы сами потянулись в сторону сына Хасаши, рвались к нему, желая пробить мягкую человеческую плоть. Но Би-Хан сдержал их, смыкая кулак, счищая их движением больше походившим на брезгливость. Нет, месть нужно испить до капли, до дна. Пусть ОН узнает, что такое потерять самое дорогое, что было в его судьбе. Пусть раздирает себе лицо на кровавые лоскуты, когда увидит эту великолепную статую скорби, сотканную из дыхания смерти в оковах дивного природного явления. Женщина пронзительно вскрикнула, дернулась как птичка, которую жестокая рука посадила в клетку. Лицо воина Лин Куэй исказилось гримасой мстительного демона наслаждавшегося расплатой: самодовольно искривленный рот, смеющиеся ироничной отравой зрачки. Глаза Би-Хана в этот момент были пусты, будто тонули в глубоком омуте воспоминаний. Он представлял себе лицо младшего брата, которое больше никогда не увидит, его тонкие пальцы, которые больше никогда не попросят подержать его меч-кори в руках. - За тебя, Куай… - шептали пересохшие от ненависти губы. Криомант отошёл в сторону к большому дереву, сел на камень, подтянув под себя ноги – отсюда лучше всего было наблюдать отчаянные метания Ханзо Хасаши. Он наслаждался боем, отчаянием и тем фактом, что его отряд кромсал ненавистное тело синоби из Ширай рю мечами да-дао. А потом он закрыл глаза, слушая шаги, удары лезвий, предсмертные крики своих товарищей и отчаянное сбитое дыхание человека, который потерял всё. - Би-ХАААААААААААААААААН! – разорвалось криком отчаяния над долиной его собственной имя. Криомант улыбнулся безумной улыбкой, конечно же, он знает его имя, имя того, кому он причинил ужасную боль, вынашивая план убийства его несчастного пятнадцатилетнего брата. Би-Хан обратил внимание на оружие, которое сжимал в руках враг и на его раны, пока незначительные, но неприятные. Как жаль, что его люди были столь не аккуратны, хотя они и расплатились за это своими жизнями. - Великий воин Хасаши Ханзо. Твой род давно должен был исчезнуть, - Би-Хан медленно поднялся с камня, выжидая, когда же японский ниндзя, ничего не понимающий в том, что ему говорят, наконец-то соизволит сразиться с ним. – Также, как и твой великий клан Ширай рю. Я уничтожил его.