give up the ghosts

Парадокс жизни в Поясе состоит в том, что ты или постоянно окружен толпой, или совсем один. Драммер редко об этом задумывалась. Впервые покинув Цереру, она жила в одной каюте с шестью другими членами экипажа, у нее была узкая койка и крохотный шкафчик для личных вещей, который приходилось делить с девушкой с верхней полки. И при этом она считала себя весьма удачливой. На других суднах порой бывает настолько тесно, что экипаж вынужден спать по очереди. Движение вверх по пищевой цепочке обеспечило ей доступ к более комфортным условиям. На станции Медина у нее была личная каюта с собственной койкой, ванной комнатой и крохотной кухней, но она никогда не забывала о том, что ее окружают люди. И только когда челнок покинул пространство врат, она вдруг отчетливо осознала, что впервые за долгие годы оказалась совершенно одна. Топлива и еды на борту хватит только до ближайшей станции. На наружных камера куда ни глянь ничего, кроме бескрайней космической пустоты. Она снижает скорость, чтобы сэкономить топливо, и расстегивает ремни безопасности. Выскальзывает из амортизатора, потягивается и остается плавать в колыбели невесомости. Можно нырять и кувыркаться в воздухе от скуки, как это делают во время дальних перелетов дети. Или врубить на полную катушку хиты Цереры и подпевать во все горло. Все равно никто не узнает. Она тут же отгоняет эту мысль подальше. Не важно, одна она или нет, нельзя терять лицо. И все же она закрывает глаза и позволяет себе расслабиться и парить под тихий гул воздушных фильтров и датчиков. Уведомление о входящем вызове настолько неожиданное, что она едва не ударяется головой о панель, пытаясь зафиксировать магнитные подошвы ботинок на палубе. Лицо Наоми мелькает на экране, и сердце Драммер пропускает удар. У Наоми круги под глазами и уже начавший затягиваться порез на щеке, но в остальном с ней все в порядке. Она жива. Драммер бросает мимолетный взгляд в угол экрана. Пятнадцатисекундная задержка. Позвоночник отзывается болью на торопливые попытки пристегнуться. Она принимает вызов, надеясь, что Наоми на заметит ее стиснутые зубы. – Камина? – Наоми громко приветствует ее. – Мы на станции Медина. Мне сказали, что ты улетела. Где ты? – Взяла челнок до ближайшей станции, – Драммер ждет, отсчитывая секунды временного лага, пока Наоми на экране не вздыхает с облегчением. – Хочешь поговорить о случившемся? – предлагает Наоми. – Не о чем говорить, – натужные попытки Драммер изображать безразличие вызывают жалость. – Мне надоело быть пешкой в играх внутряков. – Но дело ведь не только в этом, да? – конечно, Наоми не обманешь. – Пока что это все, – Драммер по-астерски «пожимает плечами», ожидая, что Наоми поймет намек. Несколько секунд спустя та хмурится, но вслух ничего не говорит. – Лети к нам, на «Роси», – предлагает Наоми. – Если у тебя что-то сломается в пути, тебе крышка. Мы отвезем куда скажешь, – и чуть мягче добавляет. – У тебя будет собственная каюта. Если нужно побыть одной. Лети к нам на «Роси». Как будто это так просто. Оказаться на «Роси» – на корабле, принадлежащем Джеймсу мать его Холдену и его приятелям внутрякам, и быть так близко к Наоми и все равно не вместе. Молчание затягивается настолько, что на лице Наоми проступает обеспокоенность. Драммер вынуждена признать, что чисто с практической точки зрения Нагата права. – Хорошо, – вздыхает она. – Но только до ближайшей станции. Перешли мне ваши координаты. Экран затягивает рябь статики. Она надеется, что Наоми заметила ее улыбку. *** На тот момент это казалось правильным решением. Но все изменилось, когда открылся люк стыковочного шлюза, и ей на встречу вышел Холден собственной персоной. – Добро пожаловать на борт «Росинанта», – он широко улыбнулся и протянул руку для пожатия. Драммер смерила его взглядом. Он так и застыл с вытянутой рукой, пока тишина в шлюзе не стала неловкой. – Наоми сейчас спустится, – пробормотал он, потирая шею. И как будто этого было мало, из коридора показался марсианский пилот. Алекс или Адам, или как его там? – Привет! – восклицает он тоном, который можно охарактеризовать не иначе как «задорный». – Рад приветствовать на борту. У нас довольно гибкий план полета, так что доставим куда пожелаешь. Церера, станция Тихо, если захочешь повидаться со своим приятелем Фредом… – Драммер! – Наоми успевает как раз вовремя, чтобы спасти челюсть пилота от столкновения с кулаком Камины. – Идем, я покажу тебе твою каюту. Наоми умная женщина. Драммер закидывает рюкзак на спину и молча следует за ней. Предоставленная ей каюта оказывается немного просторнее, чем каюта экипажа на среднестатистическом прыгуне, но все же недостаточно просторная, чтобы вызвать чувство дискомфорта. Просторные помещения на борту «Медины» всегда заставляли ее чувствовать себя слишком уязвимой и вызывали чувство вины за то, что она занимала место других людей. Она убирает рюкзак в шкафчик и осторожно садится на двухъярусную кровать. Наоми прислоняется к противоположной стене. – Как твоя спина? – Терпимо, – ворчит Драммер. – Будет лучше в невесомости. – В медотсеке есть обезболивающие, если что. Не стесняйся, – Наоми мягко улыбается. – Я знаю, что сама ты о них не спросишь. Но они там есть. Драммер кивает и старается не выглядеть излишне благодарной. Матрас рядом с ней прогибается под весом Наоми, когда та садится. – Уже решила, куда полетишь дальше? Драммер хочет пожать плечами, но спина отзывается болью, и она сдаётся, наморщив лоб. – Пока на верфь на Титане, а там как карта ляжет. Я скопила немного деньжат, так что, посмотрим. – Хорошо, – Наоми большим пальцем поглаживает ее лопатку, и Драммер льнет к прикосновению. – До Титана долгий путь. У тебя есть время, чтобы во всем разобраться. Ну а пока… – Наоми встает, и Драммер чувствует, как наливается тяжестью сердце. Наоми протягивает ей руку. – Пойдем на камбуз. Алекс готовит приветственную лазанью. Драммер бросает на нее недоверчивый взгляд. – Я даже не знаю, что это. – О, гарантирую: ты не пожалеешь. – Уже жалею, – бормочет Драммер, скрестив руки. Наоми закатывает глаза, но когда она снова начинает говорить, в ее голосе слышится смех. – Я принесу тебе что-нибудь. Но даже думать не смей, что тебе всю дорогу удастся избегать ужина с нами. Легкость, с которой Наоми говорит о своей команде, раздражает, но урчания у Камины в животе достаточно, чтобы она сдалась. – Отлично. Лазанья оказалась вполне сносной, хотя и немного безвкусной. Наоми без слов предлагает ей порошок чили, и впервые за несколько недель Драммер вынуждена сдерживать смех. Наоми слишком хорошо ее знает. *** Драммер уже и не помнит, когда в последний раз не испытывала на себе тяжелый груз ответственности. Она лежала в койке-амортизаторе, уставившись в потолок, и пыталась привести мысли в порядок. Всю жизнь ей приходилось сражаться. Ее детство прошло в тесных трущобах Цереры. Она жила с матерью в крошечной норе над раменной в районе Медины. Запах старого кулинарного жира въелся в стены, смешиваясь с общим зловонием тысяч потных тел, запертых на плохо вентилируемой станции. В конце дня владелец лавки вываливал чан с непроданной лапшой на улицу, и в попытках выяснить, кому на этот раз повезет унести домой полный контейнер с едой, нередко доходило до драки. Подростком она боролась за выживание. На погрузочной платформе она намерено дразнила и провоцировала отморозков в двое крупнее себя, чтобы потом одним метким ударом в пах поставить их на колени. «Нора» досталась ей после смерти ее матери. Драммер жила одна, пока однажды Земная горнодобывающая корпорация не повысила арендную плату, и она больше не могла позволить себе платить за жилье. Некоторое время она оставалась у друзей, пытаясь заработать себе на жизнь. К АВП она примкнула в порыве гнева, подпитанного изрядной долей юношеского максимализма и такого простого и понятного желания увидеть жизнь вне доков. В те дни она даже не рассчитывала дожить до тридцати. Что подумала бы о ней та девчушка, если бы узнала, какой она стала теперь? Вероятно, назвала бы ее предательницей и зарядила в челюсть. И скорее всего оказалась бы права. Лампочки на этом гребаном марсианском корабле настолько яркие, что жгут глаза. Она вылезает из койки и встает в планку на полу. Раз уж она собирается погрязнуть в жалости к себе, то пожалуй можно заодно и мышцы подкачать. Она уже перешла к отжиманиям, когда дверь отъехала в сторону. Поток воздуха снаружи приятно отозвался прохладой на разгоряченной коже. Наоми стояла в проеме с ящиком для инструментов. Драммер согнула колени и поднялась на ноги, стараясь при этом выглядеть максимально непринужденно. Наоми, судя по улыбке, затаившейся в уголках губ, этот спектакль не убедил. Одного намека на улыбку уже достаточно, чтобы у Драммер на душе потеплело. Черт. – Удалось поспать? – спрашивает Наоми. – Немного. Не представляю, как можно спать, когда воздушные фильтры работают настолько тихо, что их почти не слышно. – Ко всему привыкнуть можно, – Наоми опускает на пол ящик с инструментами и прислоняется к переборке. Она на расстоянии вытянутой руки, и можно... – Коммуникационное реле барахлит, – Наоми сообщает о неисправности бойким, почти исключительно деловым тоном, как будто они снова в кабинете Драммер, обсуждают переоборудование на борту «Бегемота». Как же давно это было. – Поможешь разобраться, в чем дело? Ни в какой вселенной Наоми не может нуждаться в помощи с задачей столь тривиальной, как починка коммуникационного реле. Ее руки творят чудеса с любой техникой. А значит, эта просьба – ничто иное, как акт милосердия, и благодарность еще никогда не давалась Драммер так тяжело. Но необходимость занять чем-то руки все же побеждает первоначальный инстинкт отвергнуть предложение. – Конечно, – поспешно соглашается она, и уже через минуту, миновав узкий коридор, следует за Нагатой по лестнице на нижнюю палубу. Бесшумная работа фильтров – далеко не единственное отличие «Роси» от кораблей астеров. Здесь даже воздух пахнет иначе, царапая ноздри непривычной почти стерильной чистотой искусственной атмосферы. Холодный голубоватый свет ламп напоминает о шахтах техобслуживания на «Бегемоте», и когда Наоми протягивает ей плоскогубцы, и они приступают к работе, Драммер кажется, что они снова там, готовят корабль к запуску, который так и не случился. Спустя полчаса возни с коммуникатором ноющая боль в спине снова дает о себе знать. Она прислоняется к переборке, чем тут же обращает на себя обеспокоенный взгляд Наоми, который она впрочем демонстративно игнорирует, молча разминая шею. Отсюда открывается вид на грузовой отсек и небольшой лоскут мерцающих крошечными бриллиантам звезд за ним. На «Бегемоте» раньше была смотровая площадка, оставшаяся с тех времен, когда он еще звался «Наву» и готовился к долгому путешествию к чужому солнцу, которое ему не суждено было увидеть. Драммер, конечно же, распорядилась о том, чтобы смотровое окно запечатали: на военном корабле недопустимо иметь столь очевидную уязвимость. И все же порой она ловила себя на мысли, что неплохо было бы пригласить Наоми выпить с ней на той палубе. Наоми прекрасна в свете звезд. Наоми передает ей плоскогубцы, и их руки случайно сталкиваются. Они встречаются взглядами. Интересно, вспоминает ли Нагата о тех деньках? Думает ли она иногда о Драммер за рутинной проверкой корабельных схем или когда пьет паршивую водку с Цереры, лежа в своей койке? Наоми возвращается к работе, и Драммер решает, что ей не особо-то и нужно знать ответ. Они погружаются в почти комфортную тишину, сосредоточившись на общей цели. Работа – отличная точка соприкосновения. Наоми возвращает реле на место и складывает инструменты обратно в коробку, выпрямляясь и вставая с грацией танцора. – Хочешь выпить кофе? Мы с Джимом иногда играем в карты после вахты. Нам пригодится третий игрок. Драммер делает вид, что с интересом рассматривает ближайшую стеновую панель. Боль в плечах уже просто невыносимая. – Карты – это не мое, – бормочет она сквозь зубы. Ложь настолько очевидная, что щеки у нее горят от смущения. Наоми качает головой, поджав губы. – Как знаешь. *** Дни тянутся бесконечно долго. Она наполняет их тренировками, ремонтными работами, которые время от времени подкидывает Наоми, и беспокойным сном. На второй день она присоединяется к команде за обедом, но все время сидит молча и хмурится, устремив взгляд в свою тарелку. Марсианская еда отдает пластиком. «Пыльникам», похоже, недостает не только чувства юмора, но и вкуса. Тем временем слух об отбытии Драммер со станции Медина ширится среди лидеров фракций АВП. Ей поступают сообщения с различными предложениями, а некоторые больше походят на настойчивые требования. Ее называют продажной, предательницей, вэлвала. Иногда она даже готова с ними согласиться. От Доуса приходит пятиминутное голосовое сообщение, которое она тут же удаляет. Лидер Матар Кубилеи предлагает Драммер должность лейтенанта в их флоте, и она почти готова согласиться, но все же удаляет и это сообщение. Она больше не хочет подчиняться. Между тем, список беспартийных союзников стремительно сокращается. Позиции обозначены, стороны выбраны. Прежде нелояльные АВП капитаны теперь делятся на два лагеря: одни высказывают ей свою поддержку, другие – резко осуждают. Ее бывшая девушка на Церере готова из штанов выпрыгнуть, чтобы в лицо высказать Драммер все, что она о ней думает и, честно говоря, Драммер внутренне соглашается с гневной тирадой в свой адрес. Она удаляет очередное сообщение от бывшего друга и откладывает терминал в сторону. Даже ее старые друзья из доков предпочитают быть на стороне АВП. Следующее сообщение приходит, когда она лежит в койке, пытаясь найти удобное положение, которое не вызывает такой сильной боли в спине, что хочется на стену лезть. Она сначала игнорирует уведомление, но сигнал повторяется. Выругавшись себе под нос, Драммер хватается за ручной терминал, собираясь пометить сообщение прочитанным, не открывая его. Высвечивающееся на экране имя заставляет ее остановиться, зависнув на кнопкой удаления. Северина Гаэта. Ближайшая подруга ее матери. Лицо всплывает в памяти Драммер. У Северины было трое детей, и крошечная «нора», в которой было слишком тесно для еще одного ребенка, но тем не менее, после смерти матери она нередко позволяла маленькой Камине оставаться у нее на ночь и приглашала разделить скромную трапезу с ее семьей. Драммер не почти вспомнила о ней с тех пор, как впервые покинула Цереру на корабле Доуза, преследуя цель, в которую она больше не верит. Сообщение оказалось кратким: Камина, Мне было так непривычно видеть твое лицо в выпусках новостей в последние несколько месяцев. Я не уверена, как воспринимать всю эту информацию, но я хочу, чтоб ты знала: ты так похожа на свою мать. Думаю, она бы очень гордилась тобой. Драммер дважды перечитывает сообщение, после чего удаляет его. Ее ногти до боли впиваются в ладони. *** – Я собираюсь купить корабль, – возясь с панелями на мостике на пару с Наоми однажды заявляет Драммер. Нагата отрывается от работы и широко улыбается. – Отлично, будешь сама себе капитан, – она по-дружески хлопает Драммер по плечу. – Вот это в твоем стиле. Какие планы? Драммер пожимает плечами. – Пока точно не знаю. Но это лучше, чем в одиночку напиваться в каюте на корабле моей подруги. Губы Наоми подрагивают в полуулыбке. – Ты знаешь, что тебе здесь всегда рады. «Твой бойфренд с этим не согласен» – хочет сказать Драммер, но одергивает себя и покрепче стискивает зубы. – Я всю жизнь отдала службе АВП, – говорит она. – Пора выяснить, кто я без них. Наоми кладет руку на плечо Драммер; прикосновение выходит нежным и очень мягким. – Ты могла бы предложить людям другой выбор, альтернативу старому АВП. Многие пойдут за тобой. Драммер на секунду опускает веки. Складывает руки за спиной и вытягивается по струнке. Выравнивает дыхание, затем снова поворачивается лицом к мостику и медленно проговаривает: – Я этого никогда не хотела. – Именно поэтому ты нужна Поясу. Драммер хватается за пальцы Наоми, как за спасательный круг, опираясь на единственное, что кажется знакомым на этом чертовом корабле: мозолистые руки, длинные ресницы, добрая заботливая улыбка. И пусть впереди маячит неизвестность, но с Наоми рядом, по крайней мере, она может сполна насладиться настоящим.