・・・
Всматриваясь в даль, на противоположную сторону улочки прибрежного города, Минхо щурится, пытается разглядеть в толпе прохожих лишь одного. Того, чьё имя он прошил невидимыми стежками, соединив со своим. Того, кто сейчас машет приветственно, улыбается искренне, и Ли от этого наполняется чувством абсолютного счастья, полной умиротворённости, такой, как бывает в книгах, которые он запоем читал в юности. Светофор переключается на зелёный, и Минхо спешит перейти дорогу, ведь его уже ждут. Ли размашистыми шагами пересекает проезжую часть, чувствует, как макушку припекает южное солнце, но муссонный ветер, дующий с моря, — охлаждает. Без ветра Минхо, наверное, совсем бы сошёл с ума, ведь на нём, несмотря на жаркую погоду, голубые джинсы; белая футболка и бежевый тёплый джемпер. Почему он так одет каждый раз — и сам не понимает. На том, что ждёт его на той стороне, а сейчас стоит с распростёртыми объятиями, тоже удивительно тёплые вещи. Совсем не по погоде. Джинсы и белоснежный пушистый пуловер, приятный на ощупь, будто мягкой альпаки касаешься. — Я скучал. — Минхо обнимает крепко, укладывая голову на плечо парня-альпаки. — Я так скучал по тебе, Джи. — Я тоже, — шепчет Джисон и мягко целует в висок. Он едва касается, а у Минхо мурашки по телу. — Я ждал тебя здесь пятнадцать с половиной часов. — Так долго… — Без тебя и минута кажется вечностью, но я готов преодолевать целые эпохи, зная, что ты появишься вновь. Минхо улыбается в ответ, берёт Джисона за руку, крепко переплетая пальцы, и шагает в сторону берега. — Почему здесь каждый раз день? — спрашивает Ли. — Здесь не бывает ночи? — Бывает, — отвечает Хан. — Но она наступает лишь, когда ты исчезаешь. Вдруг становится темно и страшно, а ещё безлюдно. Все, кто приходит из вашего мира, испаряются, будто их сносит дыханием муссонов. А мы, те, что живём в мире сновидений, остаёмся на своих местах, мы ждём наступления вашей ночи, ведь у нас в тот же миг выглядывает солнце. — Вы будто на противоположной стороне планеты. — Что-то в этом роде, — кивает Джисон. — Только мы совсем не знаем, где она находится. — И названия нет? — удивляется Минхо, ранее они об этом почему-то не говорили. — Нет, — отрицательно качает головой Джи. — Мы не понимаем, почему так происходит, и единственное, что остаётся — жить от встречи до встречи с вами. С теми, кто дорог. — Как бы я хотел, чтобы это не было сном… — Как бы я хотел, чтобы ты не исчезал с наступлением сумерек… Чайки, что кружат над водой, кричат, соглашаются, им тоже не нравится, когда настоящие люди покидают этот мир. Мир, в который попадают лишь особенные, избранные, лишь те, кому нужен кто-то близкий. Несколько месяцев назад, когда Минхо впервые увидел сон, что с тех пор приходит к нему каждую ночь, он повстречал Джисона. Тот сидел на берегу моря, бросал в воду камни, задумчиво рассматривая горизонт. — Присяду? — поинтересовался тогда Ли. — Конечно, — тут же ответил Хан. Их ночные встречи стали регулярным, а интерес друг к другу лишь возрастал. Изначально они больше походили на приятелей, потом крепко сдружились, но вскоре оба поняли, что влечение их взаимное, что оно набирает обороты, снося на своём пути всё живое, превращаясь в торнадо, переплетая между собой стихии, постепенно становясь мирным штилем. Минхо никогда ранее не видел сны, имеющие продолжение. Он будто попал в сериал, в какую-то иную параллельную жизнь, в которой есть Джисон, море без названия, музыка, что постоянно приглушённо играет на фоне, и тёплые приятные покалывания в груди — каждый раз, когда он касается Хана. — Чем займёмся сегодня? — интересуется Ли, когда они с Джисоном бредут вдоль берега моря. — Я совсем не знаю ваш мир. Может, есть идеи? — Я его тоже плохо знаю, — признаётся Хан, подхватывая камушек и бросая его в воду. — В то время, когда ты бодрствуешь, мой мир затихает. — Тогда поищем вместе какое-нибудь интересное место, — говорит Минхо и тут же хватается за голову. Такое случается. Постоянно. — Опять? — Джисон только успевает подхватить Ли, потому что у того сильно кружится голова и он едва не падает. — Минхо… Минхо! Ли шипит от головной боли, не отвечает, а Джисон аккуратно укладывает его на влажную гальку. — Минхо… — Прости, — шепчет Ли. — Сегодня встреча совсем короткая. Минхо отключается, а после и вовсе исчезает, будто его не было. Так неожиданно и быстро наступило утро, так неожиданно и быстро Хан снова остался один… Путешественник мира снов просыпается с головной болью. Она — его главный спутник крайние несколько месяцев, главный враг, с которым он борется, но никак не может победить. За окном только-только начинает светать, но Минхо знает, что больше не сможет заснуть. Он шагает на кухню, чтобы приготовить чай, рекомендованный другом. Тот тоже когда-то мучился от головной боли, потому подсказал рецепт Ли. Завороженно рассматривая травинки в прозрачном чайнике, Минхо по кругу прокручивает свой сегодняшний сон. Белый и пушистый пуловер, мягкий, как альпака. Приятная музыка на фоне. Глубокие карие глаза и обворожительная улыбка. Берег моря, солёный воздух, шум волн и крики чаек. Встревоженный взгляд парня из снов… Парня, чьё имя Джисон. Интересно, он существует в реальной жизни? Говорят, человеческий мозг не умеет генерировать лица во сне, и все, кого видят люди — уже встречались в их жизни. Кто они? Не суть. Может, случайный прохожий, на которого мы бросаем взгляд, пока едем в автобусе, направляясь на работу. Может, человек в очереди супермаркета. А может, кто-то, кого мы увидели по телевизору, или в интернете. Мозг не умеет генерировать лица во сне. Значит, Минхо уже встречал Джисона в реальной жизни. — Где же ты? — спрашивает Ли у прозрачной чашки с чаем. — Где я мог тебя видеть? Дни Минхо проходят однообразно. Его жизнь и раньше не пестрила яркими красками, а теперь, когда он повстречал в своих снах того парня, реальная жизнь кажется ему совсем серой. — Я хотел бы навсегда остаться в своих снах, — говорит Ли своему другу — Хёнджину, когда они на рабочем перерыве отправляются на обед. Тот знает о снах товарища, знает о парне по имени Джисон. — Там спокойно, понимаешь? — Понимаю, — кивает Хван. — Не уверен, что в полной мере, но понимаю. — Там тепло и уютно… — Минхо смотрит в панорамное окно кафе, в котором они сделали заказ. — Там моя душа чувствует себя на своём месте. Хёнджин задумчиво рассматривает Минхо, размешивая сахар в стаканчике с кофе. — А что с Сухо? — спрашивает вдруг Хёнджин, из-за чего Минхо дёргается. — С ним всё решено окончательно? — Он не тот, кто мне нужен. — Ли сдвигает брови, гипнотизируя стеклянным взглядом столешницу. — Он не такой, как… — Как Джисон, — продолжает за друга Хван. — Минхо, но ты ведь понимаешь, что… — Что это лишь сны? — поднимает свирепый взгляд Минхо. — Что это просто сны, а не реальность, что они в любой момент могут прекратиться, что я, возможно, никогда не встречу в своей жизни никого даже похожего на Джисона?! Хёнджин не отвечает. Он чувствует эту боль всей шкурой, она заполонила помещение, въелась в мебель, повисла в воздухе. Хёнджин не отвечает, но замечает одинокую слезу, блеснувшую на щеке Минхо. — Я, наверное, схожу с ума. — Ли растирает виски, после отпивает свой горький кофе. Горький не из-за того, что в нём нет сахара… Есть. Просто вся жизнь Минхо в этом мире горька, если попробовать её на вкус. — Может, обратиться к психологу? — осторожно предлагает Хёнджин. — К чёрту! — вспыхивает Минхо. — Даже если я схожу с ума, предпочту провести свои последние дни в компании Джисона. И Минхо не шутит. Он действительно всё чаще и чаще задумывается о том, что ему совсем не хочется просыпаться. Там — Джисон, ощущение жизни, счастье и солнечный свет. Чего, увы, нет в реальности. — Если бы можно было спать вечно… — Не говори так, — глухо отзывается Хёнджин. — Вечный сон только после смерти. — Зато там мне нравится больше, — дёргано отвечает Ли, после чего поднимается с места и направляется к выходу: — Аппетит пропал.・・・
Знакомый светофор вновь переключается на зелёный, и Минхо спешит навстречу тому, о ком мысли давно занимают всё свободное место в сознании. Пушистый пуловер, тёплые прикосновения. Джисон касается кончиками пальцев щеки, шепчет «я скучал», а Ли вторит, что тоже. Очень. — Надеюсь, сегодня у нас будет больше времени, — размышляет Минхо, — вчера всё очень быстро закончилось. — Я много думал за эти часы, — рассказывает Джисон. — Я очень хотел бы понять, кем я являюсь, что это за мир, почему он замирает, как только ты его покидаешь. А ещё… Джисон затихает, будто боясь сказать что-то. Ли смотрит на него внимательно, берёт в руки ладони, просит продолжать, потому что слушать его речи, его голос, нырять в него, словно в водоворот, — лучшее, что он только мог бы себе представить. — Что? Что ещё? — торопливо переспрашивает Ли. — А ещё… — Хан мнётся, смущается, но Минхо его притягивает к себе, обнимает за плечи крепко, укладывая голову себе на плечо. — А ещё я думал о том, как было бы хорошо выбраться отсюда в реальность. — В реальность? — удивляется Минхо. — Мои грёзы лишь о том, чтобы остаться здесь. Впасть в вечный сон, чтобы навсегда рядом с тобой. — Нельзя. — Джи мотает головой, глядит взволнованно. — Точно нельзя. Чувствую это. — Но ведь здесь так спокойно, так легко… — Минхо вновь всерьёз задумывается о перспективе жизни в этом мире без названия. — Здесь… — Всё исчезнет, — молвит Джисон, а Ли замечает в его глазах влагу. — Каждый, кто решает остаться здесь навечно — исчезает. Остаться в мире без названия навсегда — означает умереть. Минхо тяжело вздыхает, переводит взгляд с Джисона в сторону моря. Оно сегодня тише обычного, волны едва заметны, а солнце, что отражается в воде жёлтым блинчиком, совсем не движется. — У нас мало времени. — Минхо берёт Джисона за руку. — Поищем какое-нибудь укромное место. И они находят. Пройдя несколько миль вдоль берега, парни натыкаются взглядом на интересную постройку-беседку чуть поодаль. Она будто создана из песка, стены здесь светло-бежевые, все они украшены зелёными растениями, вьющимися и спадающими будто из ниоткуда. В центре — небольшой пруд с кувшинками, а рядом такой же песочный диван с мягкой бирюзовой обивкой и подушками. — Отдохнём здесь? — предлагает Джисон. — Я впервые вижу эту беседку. — Давай, — соглашается Минхо. Парни располагаются на уютном диванчике и изумлённо выдыхают, замечая, как кувшинки, медленно плывущие по воде, сияют и переливаются всеми цветами радуги. — Может, это рай? — делает предположение Ли. — Может, я погибаю каждую ночь, чтобы попасть сюда, в твой мир? — Не знаю. — Джисон пожимает плечами. — Но очень похоже. — А ты знал, что кувшинки ещё называют русалочьим цветком? — вспоминает вдруг Минхо. — Я читал в какой-то энциклопедии. — Не знал, — отвечает Джи. — Они не зря здесь, не зря нам попались, и в таком случае, ты — самый прекрасный русал, которого я встречал. — Ты! — спорит Минхо. — Ты — самый прекрасный! Джисон смеётся, отмахивается и не верит, на что Минхо тащит его к воде, заставляя посмотреть на своё отражение. — Вот! — Ли тычет пальцем в воду. — Посмотри, только посмотри! — Вижу лишь тебя, — улыбается Джи. — Ты — главное отражение в этом водоёме. — Дурак, — смеётся Минхо и тащит парня обратно на диван. Они случайно сталкиваются лбами, Ли шипит и, неловко улыбаясь, растирает ушибленное место. Даже во сне можно ощутить боль. — Ты как? — волнуется Джи и рукой касается лба Минхо, ведёт пальцами по вискам, по щеке, скуле, подбородку… — Теперь лучше. — Минхо перехватывает руку Джисона за запястье, подносит ребро ладони к губам и кратко целует, лишь касаясь невесомо. — Теперь ещё лучше… У Джисона сердце бьётся учащённо, он заглядывает в такие уже родные глаза, ищет в них что-то одному ему лишь известное, второй рукой касается щеки. Кожа нежная, словно самый мягкий в мире бархат, и Хан тает от этих тактильных ощущений. — Я не понимаю лишь одного, — говорит Минхо, опуская взгляд на губы Джи. — Что? — тихо спрашивает тот. — Как мы так долго продержались? Минхо больше не откладывает то, что хотел сделать давно, ещё несколько недель назад. Он укладывает обе ладони на шею Джисона, тем самым притягивая поближе к себе. Хан выглядит чуть взволнованным, его зрачки расширяются, но Ли не даёт ему шанса на побег. Целует. Целует нежно и тягуче, горячо и до волны дрожи, пробегающей по коже обоих. Губы оказываются сладкими на вкус, похожими на ириски, что Минхо сильно любил в детстве. Поцелуй становится мокрым, рваным, со сбитым дыханием, с мушками перед глазами, таким торопливым и… Долгожданным. — Джи… — шепчет Минхо прямо в губы, отрываясь. — Джи… — Помолчи, — прерывает его Хан, вновь увлекая в поцелуй. Руки исследуют шею, ключицы, плечи. Руки — предатели, они совсем не слушают голос разума, не хотят подчиняться, живя своей жизнью. Ощущения во сне почему-то обостряются, Минхо сейчас это остро понимает, а может… Может, он просто впервые в жизни встретил своего человека, а все эти яркие чувства — нормальное явление, когда становишься единым целым с тем, кто приходит к тебе по судьбе? — Минхо, — бормочет Хан, когда тот опускается с поцелуями к его шее. — Минхо, мы практически на улице… — В радиусе нескольких миль — никого. — Ли отрывается на секунду, лишь для того, чтобы ответить. — Ты сам это знаешь. Руки снова становятся предателями. Или… Помощниками? Они скользят под пушистый пуловер альпаки, оглаживают рёбра, талию, поднимаются к груди… Джисон помогает. Он сам стягивает с себя надоевший верх, руками подбирается к бежевому джемперу Минхо, оставляя его в одной футболке. — Почему мы не сняли это раньше? — недоумевает Минхо. — Почему мы в принципе носим эту одежду посреди лета? — подхватывает Джисон. — К чёрту, — отмахивается от лишних разговоров Ли. — Наше время может закончиться в любой момент. Но пока оно есть. Оно неумолимо уменьшается с каждой секундой, ведь в мире Минхо совсем скоро рассвет, совсем скоро первые лучи озарят планету, страну, город. Они, рассеивая все иллюзии, вновь вернут Ли в реальность. Серую и беспощадную, скучную и надоедливую, а пока… — Я чувствую жар, — признаётся Джисон, краснея. — Это так странно… — Я тоже, — честно и тихо. Руки Минхо уже подбираются к ремню на собственных джинсах, а Джисон, следуя его примеру, расстёгивает свой. Глаза в глаза, покрываясь ровным налётом алого на щеках, но не желая останавливаться. Минхо нависает сверху над Джи, укладывает его в горизонтальное положение, вновь проходит поцелуями по коже, начиная от скул и заканчивая солнечным сплетением. Хан запрокидывает голову назад, чувствует, как горят его уши, но сам же просит, шепчет, умоляет не останавливаться. — Ты только мой, — заявляет Минхо, осторожно касаясь члена Джи, отчего тот выдыхает тяжело, ощущая, как по вискам стекают капли пота и совсем не от палящего над головой солнца. — Пусть лишь во снах, но мой, только мой. — А ты — мой, — поддерживает Джисон. — Давай станем друг для друга реальностью. Слова Хана проходят по сердцу Минхо острыми иглами, царапают, заставляя кровоточить, ведь он всё бы отдал, буквально всё, чтобы остаться рядом с Джи, чтобы навсегда забыть про тот мир без снов, где всё фальшивое, не родное. Но как? Как сбежать от гнетущего, задержаться здесь, пропадая в океане глаз, что смотрят сейчас спокойно. Доверчиво. — Я буду осторожен, — обещает Минхо, когда пальцами подбирается к заветному месту. — Я не причиню тебе боль. — Физическая боль — ничто, — делится Хан. — Куда тяжелее боль душевная… В те моменты, когда тебя нет рядом. И вновь у Минхо ноет сердце, но он не хочет зацикливаться сейчас на неприятных ощущениях, он хочет полностью оказаться в моменте, запомнить каждый миг, каждый вздох, чтобы потом, вернувшись обратно, помнить об этом каждую секунду своей никчёмной реальности. Бережно разработав, Минхо снова горячо целует, вгрызаясь в блестящие губы. Попутно направляет свой член и входит, вызывая у Джи протяжный стон, полный наслаждения. Да, во сне действительно все ощущения обостряются… Или нет? — Двигайся, — просит Хан, притягивая к себе Минхо за шею, чтобы бесконечно его целовать. — Пожалуйста. Мне совсем не больно. Обоюдное желание становится настоящим ураганом, а движение душ танцует в вальсе со сбитыми сердцами, пока Минхо, ускоряя темп, практически доводит обоих до гибели. Джи, обхватив Ли ногами за талию, активно подмахивает, лишь распаляясь от звуков шлепков тела об тело, он хрипит что-то несвязное, просит не исчезать, навсегда оставаясь здесь, в беседке из песка, в окружении прекрасных кувшинок, затаившихся в пруду… — Минхо, я, кажется… Джисону не кажется. Он кончает, бурно изливаясь на собственный живот, на молочную кожу, а Минхо, сделав ещё несколько толчков, замирает тоже. Он роняет голову на плечо Джисону, тянет носом запах моря, которым пропах Хан, и пота. Цепляет зубами мочку уха, но тут же чмокает в щёку, продолжая лежать на Джисоне, который обхватывает его уже не только ногами, но и руками, откидывает назад голову и прикрывает глаза, просто наслаждаясь отведёнными им секундами. — Блять, — рычит Минхо. — Снова… Он быстро подрывается, запрыгивает в джинсы, натягивает на себя футболку и джемпер, чуть пошатывается, держась за голову… — Уже утро, — тихо проговаривает Ли. — Меня возвращают. — Присядь, пожалуйста, — заботливо просит Джисон, тоже успевший одеться. — Присядь, так будет легче. Джисон о Минхо всегда заботится. Особенно в такие моменты, когда у того идёт кругом голова, а ещё раскалывается от предстоящего возвращения. Он всегда прижимает его к себе, до самых последних секунд шепчет добрые слова, рассказывает о том, как сильно будет его ждать, как уже скучает… — Я тоже скучаю, — кивает Минхо, целуя Джисона в уголок губ. — Прости, что должен вновь тебя покинуть…・・・
— Мне звонил Сухо, — сообщает Хёнджин, когда они с Минхо выходят из офиса после рабочего дня. На улице уже смеркается, воздух пропах бензином и выхлопными газами, и Ли сейчас вновь вспоминает о морском бризе, муссонах, ароматах свежих фруктов, растущих повсюду. — Минхо? — Да? — Ли возвращается в реальность. — Не слушаешь меня опять, — вздыхает Хван. — Я рассказывал о том, что мне звонил Сухо. Мы виделись. — Виделись? — удивляется Минхо. — И что он от тебя хочет? — Не от меня, а от тебя, — говорит Хёнджин, усаживаясь в свой автомобиль. — Просил устроить ему встречу. — Со мной? — Ли садится на переднее сидение, сегодня Хван подбросит его до дома. — Не со мной же, — хмыкает друг. — Я сказал, что поговорю с тобой на эту тему. — Я не хочу с ним встречаться, — грустно проговаривает Минхо. — Я хочу подальше убежать от реальной жизни, а ты говоришь о каких-то встречах… — Так нельзя, Минхо… — качает головой Хван. — Ты должен жить, а не блуждать по миру своих сновидений. — Никому я ничего не должен, — выдыхает Ли. — Мне нравится там. Я бы и на работу не ходил, спал целыми днями, да только деньги приходится зарабатывать. Хёнджин печально смотрит на друга. Он его, конечно, понимает: никому бы не захотелось покидать мир, в котором ты чувствуешь себя комфортно, но… Необходимо разграничивать реальность и иллюзии, а то ведь так действительно недалеко до сумасшествия. Минхо так не считает. Ему не нужна фальшивая любовь Сухо, он прекрасно знает, что тот никогда не был с Минхо искренним. Не нужна эта работа, на которой одни и те же лица день за днём, одно и то же начальство, даже зарплата одна и та же из года в год. Не нужен этот мир, пропахший злобой, агрессией и машинным маслом. Ему нужен лишь тот, кто каждый день ждёт его по несколько часов, тот, к кому он непременно отправится вновь…・・・
— Знаешь, мы ведь всегда начинаем свой путь от того самого светофора, — рассуждает Минхо, крепко держа Джисона за руку. — И идём к морю. В одном направлении. — Предлагаешь выбрать сегодня другой путь? — Да, почему бы и нет, — кивает Ли. — Мне кажется, в вашем мире много интересного и разнообразного. Мы всегда следуем на восток, но можем пойти, к примеру, на запад. — Я не против, — улыбается Джисон, меняя траекторию. — Вдруг найдём там что-то хорошее. — Ты и есть самое хорошее в этом мире, — честно озвучивает свои мысли Минхо. — Ты — тот, ради кого я здесь. Ради кого я живу, чтобы ночью раз за разом возвращаться к тебе. Дыхание муссонов сегодня тревожное. Где-то впереди мерцает маяк, манящий подойти поближе, хоть до него явно долго добираться. Чайки, что кружат над разбушевавшимся морем, сегодня особо крикливые, а небо, отражающееся в воде, — мрачное, отчего и волны отливают тёмной синевой. — Давай наперегонки до маяка? — предлагает Минхо. — Сегодня прохладнее, чем всегда. Согреемся. — Давай, — соглашается Джи. — Но если у тебя закружится голова — сразу остановись и скажи мне. Хорошо? — Хорошо, — бросает Ли. — Один! Два!.. — Три! Парни бросаются вперёд, со скоростью света перепрыгивая через мелкие прибрежные камушки. Они хохочут, по очереди обгоняют друг друга, выкрикивают что-то на ходу, но их голоса заглушает рёв ветра и шум моря. Маяк становится ближе и ближе, мерцает своим огоньком на самой вершине, зовёт в гости, желая помочь заблудшим путникам… — Я буду первым! — кричит Минхо, почти достигнув цели. — Нет, я! — Джисон не желает сдаваться, из последних сил догоняя парня. Минхо оказывается прав. Маяк вдруг ослепляет и Ли хватается за голову, ведь она раскалывается, сводит с ума. Он слышит обрывки фраз Джисона, чувствует его ледяные и почему-то мокрые руки на своём лице, у Минхо кружится голова и он, не исчезая как обычно, падает на землю у подножия маяка. На западе всё иначе.・・・
По больничному коридору бежит врач и ещё несколько медиков, их срочно вызвали, потому что случилось то, чего давно не ожидали. В палате интенсивной терапии верещат приборы, оповещая всех о происходящем. Пульс на небольшом мониторе зашкаливает, а десятки тонких проводков тянутся к тому, кто сейчас лежит на больничной койке. — С ума сойти! — выкрикивает врач, а после обращается к своим помощникам: — Проверьте все показатели и срочно сообщите мне! Люди в медицинской форме начинают суетиться, кто-то громко и чётко называет врачу показатели, пока тот осматривает пациента, а кто-то их записывает. — Чудо… — шепчет врач, присаживаясь на краешек кровати. — После такого долгого периода. — Чудеса реальны, — улыбается медсестра, что стоит рядом. — Мне сообщить родителям? — Да, — кивает доктор, а затем обращается к пациенту, замечая, что тот недоуменно за ним наблюдает: — Минхо, вы меня слышите? Минхо скользит взглядом по помещению, по всем проводкам, окружающим его, по койке, к которой он прикован, по лицу врача и морщинкам вокруг его глаз. Он ничего не понимает. Ничего. — Да, — хрипит Ли. — Я слышу. — Отлично, — радуется доктор. — Я поздравляю вас, Минхо! Вы только что вышли из пятилетней комы. — Ч... Что? — только и может выдавить из себя Минхо. — Сколько? — Вы пробыли в коме целых пять лет, — рассказывает врач. — После таких сроков редко кто-то приходит в себя, а то, что случилось с вами — настоящее чудо! Вы ведь даже слышите меня, и понимаете мою речь, вы… — Джисон… — По щеке Минхо течёт слеза, которую замечает доктор и тут же начинает рассказывать, что ему нельзя сейчас напрягать мозг, нельзя нервничать, что реабилитация должна проходить спокойно. — Джисон… — повторяет Ли. — Где он? — Я не… — Врач впадает в ступор. — Я не знаю… Вы о каком-то своём родственнике? Друге? Насколько мне известно, среди ваших родственников нет никого с таким именем. — Спросите у Хёнджина. — По второй щеке Минхо течёт ещё одна слеза. — Где он? Хёнджин! — пытается перейти на крик, но выходит с трудом. — Хёнджин? — удивляется доктор и даже встаёт с больничной койки. — О ком вы? — Хёнджин — мой лучший друг, — всхлипывает Минхо. — Мы работаем вместе. Доктор вздыхает. Сбитые воспоминания, перепутанные факты, фантазия и галлюцинации, в конце концов… У пациента может быть всё, что угодно, но… Ему не даёт покоя лишь одно. Имя Хёнджин. — Где Хёнджин? — сипит Минхо. — Он знает, я всё ему рассказывал! Мы ещё вчера ехали в машине… И Сухо… Дверь в палату открывается. Доктор, работники и Минхо замирают. Парень, влетевший только что, подбегает к койке, на его глазах слёзы, смоляные волосы его растрёпанны, но на лице счастливая улыбка. На парне чёрная водолазка, поверх которой белоснежный халат, а на груди бейджик с именем «Хван Хёнджин». — Минхо, — лепечет Хван, беря в руки прохладные ладони парня. — Я ведь говорил тебе, я говорил… Знал! — Хёнджин… У Хвана округляются глаза. Он смотрит застывшим взглядом на пациента, руки не выпускает из своих, а по щекам слёзы текут уже в два ручья. Он часто моргает, чувствует дрожь внутри… — Ты знаешь моё имя? Я Хёнджин, верно, я Хван Хёнджин — медбрат этой клиники. — Медбрат? — хмурится Минхо. — Но мы… Мы друзья, мы вместе работаем в офисе… Хёнджин переглядывается с доктором. То, что Минхо может путать факты — известно, но он помнит Хвана. Это огромный плюс, хоть пока и непонятно, что вообще он о нём думает. Хван Хёнджин действительно является медбратом клиники. Он с первого дня ухаживал за Минхо, как только тот в тяжёлом состоянии поступил в их учреждение. Он не отходил от него ни на шаг, заботился, каждый день проводил рядом по несколько часов, привязался к нему, как к родному брату. Он жил мечтой о том, что Минхо когда-нибудь обязательно очнётся. Он бесконечно болтал, включал ему музыку фоном, читал стихи, рассказывал ему разные истории, делился личным, но… Они никогда не были друзьями в реальной жизни, и они точно никогда не работали вместе в офисе, ведь Хван всю свою жизнь посвятил медицине. Хёнджин искренне верил, что настанет тот день, когда Минхо откроет глаза, когда вспомнит все его рассказы, когда снова заживёт реальностью, а не этим долгим пятилетним сном. Хёнджин дождался. — Я всё расскажу тебе, Минхо, — шепчет Хван, утирая слёзы счастья. — Обязательно всё расскажу. — Сколько мне лет? — вдруг встревоженно спрашивает Ли. — Мне… — Тебе было двадцать четыре, когда всё случилось, — отвечает доктор. — Сейчас тебе уже двадцать девять. — Не может быть… Но как же… — Минхо прикусывает губу, раздумывая обо всём. Он смутно помнит свою прошлую жизнь, но уже понимает, что она не имеет ничего общего с той, что он видел во снах, пребывая в коме. — А Джисон? Хан Джисон??? — Джисон? — вновь поражается Хван. — Не может быть… Хёнджин отлучается, чтобы переговорить с врачом. Они о чём-то шепчутся в уголке палаты, а Минхо бесится. Он хочет встать и навалять всем, думая, что от него что-то умалчивают, но не может. Он ещё слишком слаб. — Минхо… — Хёнджин возвращается к койке, когда врач выходит из палаты. — Я не знаю, это совершенно необъяснимо… — Что? — нервно спрашивает Ли. — Расскажи мне всё! Я и так ни черта не понимаю! — Мы тоже, — подхватывает Хван, — тоже ничего не понимаем. Джисон… Хан Джисон… — Ну??? — Он лежит в соседней палате. Слова Хёнджина вонзаются в самую глубину души. Обвивают ядовитыми змеями, сводят с ума, вызывают адскую боль: головную и сердечную. Минхо мотает головой, не понимая… Джисон? В соседней палате? — Он?.. — Он в коме. У Минхо мир рушится. Трещит по швам, а потом обваливается огромными глыбами, рвущими нутро. Слёзы становятся обжигающими, а конечности, кажется, немеют. — Тебе нельзя волноваться, Минхо… Минхо! — Это последнее, что слышит Ли, теряя сознание.・・・
Спустя месяц
— Эй! — Хёнджин размахивает возле лица Минхо пышным букетом нежно-голубых гипсофил. — Ты чего повесил нос? Сегодня день выписки, радоваться надо! — Я и радуюсь, — отвечает Минхо, забирая у Хёнджина, ставшего и в реальности другом, букет. — Но внутри. — Не включай буку, — хмыкает Хван. — Я знаю, что ты добрый и милый, а сейчас снова забираешься в свою ракушку. — Я в ней живу, — ворчит Ли. — Я тебя оставлю. Схожу к Джи. Минхо кладёт букет на больничную койку, бывшую ему домом крайние пять с небольшим лет, и отправляется в палату по соседству, ведь там лежит Джисон. Тот самый Хан Джисон, так прочно обосновавшийся в его снах, мечтах и сердце. Минхо присаживается на стул, стоящий у койки, берёт Джисона за руку. Его кожа бледная и прохладная, а на лице — никаких признаков жизни. Только на датчиках. За прошедший месяц Минхо удалось более-менее навести порядок в своей голове, хоть и не до конца. Они много разговаривали с Хёнджином, по крупицам, по маленьким элементам пытаясь сложить пазл, и им это удалось. Пять лет назад Минхо, писатель по профессии и мечтатель по натуре, отправился в круиз на корабле. Он давно мечтал об этом путешествии, копил деньги, и ему это удалось. Распрощавшись на берегу со своими родителями, он взошёл на корабль, где… Познакомился с Джисоном. Мозг не умеет генерировать лица во сне. И да, Джисон действительно встречался в его жизни. Только ненадолго. После недельного круиза, чуть не добравшись до места назначения, их корабль потерпел крушение. Погибло очень много человек, в сознании остались единицы, а ещё несколько нахлебались воды. Их вовремя вытащили спасатели, прибывшие с ближайшей суши, но четверо из них впали в кому. Двое не протянули и месяца, а ещё двое — Минхо и Джисон, стали заключёнными внутри своего тела на долгие годы. Они действительно знали друг друга в прошлой жизни, но… Совсем мало. — Я только теперь понимаю, почему в моих снах было море. — По щеке Минхо стекают слёзы, пока он держит Джисона за руку. — Море, волны, крики чаек… Это всё, что мы видели перед тем, как утонуть. Та песочная беседка была островом, о котором мы мечтали, чтобы спастись. А ещё кувшинки, Джи. Ты помнишь кувшинки, что были немыми свидетелями нашей любви? — Ли всхлипывает, кулаком вытирает слёзы. — Русалочьи цветы. Они, русалки, хотели забрать нас на дно… Но мы выжили, справились, и ты… — Минхо переходит практически на крик: — И ты приходи в себя, слышишь??? Джисон молчит. Показатели на его мониторе не меняются. — Мы приходили друг к другу шелестом снов, Джи. — Минхо трёт переносицу, у него снова болит голова, но это ничего, он больше не проснётся от этой боли. Хотя… Он и не просыпался. Его видения, иллюзии — делились на два мира. Тот, где Джисон и море, а ещё тот, где Хёнджин. Медбрат приходил к нему каждый день, Минхо слышал его, но в сознании всё искажалось. Хван рассказывал пациенту о Хан Джисоне, что лежит в соседней палате, говорил, что они должны бороться. Оба. — Мы приходили друг к другу… — повторяет Ли. — А одежда. Знаешь, у меня есть и этому объяснение… Мы утонули в ней, Джи. Утонули. Я нашёл в своих социальных сетях фотографии, в тот день было прохладно, потому я, перед выходом из каюты, надел джинсы, белую футболку и бежевый джемпер, а ты — тоже джинсы и… Белоснежный пушистый пуловер, приятный на ощупь, будто мягкой альпаки касаешься. Мы сделали общее фото, Джи. Мы на нём такие счастливые... Минхо затихает, чтобы перевести дыхание. В его горле ком, а к глазам вновь подступают слёзы. Душа его не на месте… Не на месте с того самого дня, как он пришёл в себя. — Поэтому мы всегда были в одной одежде в моих снах, — продолжает Ли, стараясь держаться и не разреветься окончательно. — Поэтому мы не могли переодеться… А потом… Потом приходил Хёнджин, он заступал на смену, начинал разговаривать со мной, и мне приходилось исчезнуть из твоего мира. Скажи, Джи, ты всё ещё там? Там? Минхо поднимается, чувствуя, что сейчас точно разрыдается. Он подходит к окну, открывает рамы, чтобы впустить свежий воздух. Кружит по палате, чтобы успокоиться, но выходит из рук вон плохо, и Минхо присаживается обратно на стул, вновь берёт руку Хана в свои. Целует ребро ладони, пачкает её своими слезами… — Почему всё так? — шмыгает носом Минхо. — Мы вместе бежали к спасительному маяку, Джи. Вместе! Почему я выбрался, а ты всё ещё спишь… Разве ты не скучаешь по мне? Разве тебе там спокойно и хорошо? Без меня… Джисон молчит. Он упорно молчит, не желая разговаривать, а Минхо от этого ломает, у него все внутренности выкручиваются, разлетаются на миллионы режущих осколков… Ему так плохо без его Джи, без его пушистого альпаки, без доброго взгляда и задорной улыбки… — Минхо. — В палату входит Хёнджин. — Минхо, ты опять… Ли нельзя расстраиваться. Несмотря на то, что прошёл месяц после его прихода в себя, он всё ещё слаб. Несмотря на то, что его сегодня выписывают под ответственность родителей, он всё ещё должен наблюдаться у целого ряда специалистов. — Пойдём, Минхо. — Хёнджин осторожно берёт Ли за локоть, но тот не желает ни на сантиметр с места двигаться. — Послушай… — Хёнджин присаживается на корточки рядом с ним. — Если ты хочешь ему помочь — не показывай ему свои страдания. Не показывай слёзы… Ты сам знаешь, что все ощущения в том мире обостряются. Ему будет очень плохо… — Знаю, — шёпотом произносит Ли. — Мы с Джисоном думали, что тот мир, он… Без названия. Хёнджин внимательно слушает Минхо, наблюдает за подрагивающими ресницами, и ему безумно его жаль, он действительно привязался к этому парню, как к родному брату. Он бы рад помочь, но как… Единственное, что в его силах он сделал. Отныне Хёнджин прикреплён к Джисону, теперь он приходит к нему каждый день, чтобы рассказать о новостях, почитать книги, включить музыку… Чтобы создать для него подобие жизни. — У него есть название, — продолжает Минхо. — У того мира. — Он опускает глаза в пол: — Имя ему — кома.・・・
Забрав букет подаренных Хёнджином гипсофил, собрав остатки вещей и дождавшись встречающих родителей, Минхо покидает клинику. Он выходит на улицу, вдыхает полными лёгкими пропитанный бензином воздух Сеула, без солнечных очков глядит на солнце, щурится, но отчётливо вспоминает каждую из встреч. Зелёный светофор, пушистые объятия… Всё это ему привиделось. Всё это было иллюзией… Интересно, а Джисон тоже видит какие-то сны? Интересно, а Минхо? Он есть в тех видениях? Родители помогают загрузить вещи в багажник, помогают пристегнуться ремнём безопасности в машине, на что Ли отмахивается: не маленький. Переживают. Хёнджин сказал, что Сухо хотел приехать. Он действительно существует в этом мире, о нём Хван рассказывал Минхо, пока тот был в коме. Сухо — очень настойчивый бывший Ли, который всё никак не может успокоиться, но Минхо это не нужно было пять лет назад, не нужно и сейчас. Машина выезжает за ворота клиники, и Ли провожает светло-голубое здание взглядом. Где-то в окне ему машет рукой Хёнджин, его вымышленный-реальный друг-коллега-медбрат. Мама включает радио, по которому звучат незнакомые песни, а папа рассказывает что-то о новой модели телефона, которую необходимо купить Минхо. За эти пять лет так много изменилось… За эти пять лет ему стало двадцать девять, Джисону — двадцать восемь, ведь он младше его на год. А Хёнджину — двадцать пять. Он пришёл работать в эту клинику совсем молодым, совмещая работу с учёбой. Вид за окном, к слову, тоже изменился. Город вымахал, теперь повсюду высотки, яркие билборды, привлекающие внимание, озаряющие светом, как маяк когда-то. — Дорогой, это Хёнджин! — Мама передаёт трубку телефона сыну, ведь у него ещё нет. — Просит тебя к телефону. — Да, — безэмоционально отвечает Ли, — я слушаю. — Джисон, — кричит на том конце трубки Хёнджин, не в силах собрать буквы в слова. — Минхо! Джисон! — Что??? — пугается Ли, а сердце его тут же проваливается в пятки. — Хёнджин, не молчи! Твою мать! Хёнджин??? — Он пришёл, — тараторит, задыхаясь, Хван, — он пришёл в себя! Минхо готов выпрыгнуть из несущейся по городу машины, готов побежать обратно, чтобы в ту же секунду оказаться рядом, готов отрастить крылья, чтобы взлететь и в два взмаха очутиться в клинике, в палате интенсивной терапии, где Джисон, его Джисон был прикованным к койке пять долгих лет... — Что??? — Новые слёзы стекают, превращая футболку в одно мокрое пятно. — Он… Он уже что-нибудь сказал??? — Да! Да! — истерично кричит Хёнджин, но истерика эта лишь от радости. — Сказал! Он сказал, Минхо!.. — Что??? — вопит в трубку Ли. — Он сказал лишь одно, Ли Минхо! Сказал, что… — Хван переводит дыхание. — Что наконец добежал до маяка…